Растленная

РАСТЛЕННАЯ




1


Можно ли увидеть человека впервые и сразу почувствовать связь с тем, что называется исковерканной судьбой?
Спустя некоторое время, когда жизнь превратилась в безысходные блуждания по горящему дому, она задавалась этим вопросом. И пришла к выводу, что ничего не почувствовала. Негативного. Если эмоции были, то лишь положительные. Может, вся эта женская интуиция – заблуждение?
И в этом она не была уверена. Будь она взрослой женщиной, опытной, встречавшей в своей жизни множество разных людей, можно было с собой поспорить. Но ей всего шестнадцать. В ноябре исполнится семнадцать, но до этого почти восемь месяцев.
Он был парнем ее старшей сестры. Ростом выше среднего, с приятным лицом, хорошим сложением, он не рассматривался, как объект противоположного пола по простой причине: он занят.
Настроение было приподнятым. День Рождения сестры, пусть даже их отношения были напряженными с самого детства, являлся основной причиной. Присутствие на чьем угодно Дне Рождения само по себе, за редким исключением, поднимает настроение. Плюс начались весенние каникулы. Потеплело, исчез холод, сопровождавший почти весь март. Скоро Пасха. Долгожданное лето все ближе и ближе. Последнее лето без забот. Радость от собственного подарка. Она выбрала бирюзовую блузку вместе с матерью, но та приготовила старшей дочери отдельную вещь. Блузка, так выгодно обтягивавшая грудь именинницы, стала подарком исключительно ее сестры. И блузка понравилась. Не какие-то духи или туалетная вода, чего девушке надарят и без нее, практичная вещь, при этом единственная в своем роде.
После этого подношения она поняла: теперь сестра не противится ее присутствию. Например, в прошлом году, на ее восемнадцатилетие, они, как обычно, находились в таких отношениях, что младшая сестра и не думала насладиться именинами. Она просто ушла, когда собрались гости. И, самое обидное, о ней никто не вспомнил. Не считая отца, спросившего, почему она пропустила такой вечер. Младшая дочь сослалась на некое срочное дело, не сказав ничего внятного.
И все-таки этот двадцатидвухлетний парень стал дополнением к ее личному празднику. Они с сестрой встречались более двух месяцев, но он ни разу не приходил к ним домой. Она иногда слышала его голос по телефону, если находилась дома одна и брала трубку. При сестре она не подходила к телефону первой. Кроме того, что сестра выражала недовольство, звонили в основном ей. Младшей сестре звонили в редких случаях.
Голос у парня был приятным. Такой глубокий баритон. Хотя один голос на нее не подействовал. Полгода назад ей позвонил парень из параллельного класса и предложил встретиться. Она не поняла, кто ей звонит. Пока произошла встреча, она нарисовала картину далекую от реальности. И все из-за голоса. Робкого, мягкого. Можно сказать, сексапильного. Парень оказался пухлым и рыжим. Бесконечно потел, лепетал какие-то несуразности. Внешность для нее не имела особого значения, но этот парень ее физически отталкивал, не было абсолютно никакого желания узнать, что он за человек. И было обидно, что первый, кто обратил на нее внимание, ей не понравился.
С парнем ее сестры такого не случилось. Голос молодого человека соответствовал внешнему виду. Еще бы, сестра не стала бы встречаться с обладателем посредственной внешности. Она всегда хотела только самое лучшее. В ее глазах собственный статус не позволял опускаться ниже определенного уровня. Она была яркой девушкой что касалось внешних данных, но в человеческом плане, по мнению младшей сестры, которое никому не высказывалось, в ней было гораздо больше стервозности и самомнения, нежели каких-то плюсов.
Он задержал на ней взгляд, и ей показалось, он решил, что ошибся дверью. Забыл, что у его подружки есть младшая сестра? Ее это не удивило бы. Для сестры она существовала, если только в квартире шла уборка. Или если сегодня тебе должны дарить подарки. Она первой поздоровалась, предложила пройти. С необъяснимой неловкостью он протиснулся мимо, снял туфли. Ей казалось, парень старшей сестры должен выглядеть понаглее. Когда он повернулся к ней спиной, встречая именинницу, застенчиво приложившись к подставленной щеке, она непроизвольно отметила, что узкие джинсы обтягивают красивые ягодицы. Она даже покраснела при этой мысли, хорошо хоть на нее уже никто не обращал внимания.
Нет, в тот день не было ни намека на предчувствие мрачного будущего. Впрочем, основа этого мрака исходила не от парня, которого она увидела впервые.
Все дело было в сестре. Родной сестре. Как сказала бы мать, самой близкой родственнице.



С чего все началось? Пожалуй, со Дня Рождения.
В воспоминаниях этот день отпечатался, прежде всего, угощением и осторожными, незаметными взглядами. Первое запомнилось, наверное, потому, что большую часть времени Оля смотрела в тарелки, оккупировавшие стол. Разные салаты и во главе вездесущий «Оливье». Печенка, котлеты, поджарка, курятина, рубленое мясо. Заливная рыба, пирожки с рыбой, селедка. Жареные пельмени и множество аккуратных, небольших бутербродов. Громадное блюдо с вареной картошкой и такой же громадный торт, украшенный девятнадцатью свечами.
Она не была гурманкой, она вообще не могла скушать за раз много, но в разговорах практически не участвовала, и ей оставалось лишь созерцать стол. Кроме нее и сестры находились шесть девушек и трое парней. Все – подруги сестры и их парни. Если бы не присутствие родителей и дяди с тетей, родного брата матери с женой, Оля чувствовала бы себя лишней с самого начала. Взрослые разбавляли компанию, и Оля не особо бросалась в глаза.
Быть может, ее редкие взгляды заметила сестра? Влада, несмотря, что она говорила больше других, была наблюдательной. Особенно, если находилась у себя дома. Здесь она чувствовала себя полноправной хозяйкой. Хищницей, следящей за своей территорией.
Родители и родственники ушли, предоставив молодежи больше свободы. Мать заранее говорила, что они с отцом сходят в ресторан. После этого шум разговоров возрос, некоторые принялись за танцульки прямо возле стола, и Оля почувствовала себя менее дискомфортно, хотя после ухода отца с матерью стала здесь лишней.
Куда еще ей было смотреть? Да, людей хватало, но естественный интерес к парню своей высокомерной сестры породил несколько взглядов. Стас сидел напротив, продолжал кушать с небольшими перерывами и не участвовал в танцах. И, как показалось Оле, изредка тоже посматривал на нее. Конечно, эти взгляды не являлись причиной интереса к ней, как к девушке, обычное любопытство, когда видишь перед собой нового человека, неважно, нравится он тебе или нет.
Влада перемещалась от одной парочки к другой, к подруге, к Стасу. Слюнявила ему щеки, подхватывала очередной бокал с вином или кусочек бутерброда, упархивала вновь и возвращалась.
Возможно, в один из таких моментов она и заметила взгляд своей младшей сестры. Взгляд, обращенный на Стаса. По мнению Оли, в этом взгляде не могло ничего быть, но ее мнение чаще всего расходилось с точкой зрения старшей сестры. Влада могла увидеть то, чего не было для других, но что видела она.
Ничего не произошло. Внешне Влада никак не отреагировала на замеченное. Но Оля знала свою сестру, и чуть позже ощутила изменение. Влада стала психовать. В своей обычной манере. Музыка показалась ей слишком громкой, затем слишком тихой. Девушка придралась сначала к жуткому вкусу жареных пельменей, после чего к своему парню, по ее словам, рассевшемуся, как объевшийся медведь, вместо того, чтобы развлекать именинницу. Ей никто не возражал бы, даже не будь она именинницей, в День Рождения, тем более, никто не сказал ни слова. Стас, слегка опьяневший, стал к ней подлизываться, но это не могло ничего изменить.
Оля поняла: надо уходить. К сожалению, день, начавшийся так хорошо, испорчен. Про себя Оля посетовала, уже в который раз, что зря так старалась, выбирая сестричке подарок. Все равно никакой благодарности. Это тянется из глубины детства, и вряд ли этому будет конец. На улице давно стемнело, сыро, подкрадывается холод близкой ночи, но ничего не поделаешь. Останешься – не избежать скандала. Кроме того, что это просто неприятно, будет еще и стыдно: столько человек, некоторые абсолютно незнакомые.
Она незаметно ушла. Не зная того, что на сегодня закончилось далеко не все.



Она вставила ключ в замочную скважину. Ей что-то послышалось, она поколебалась, но дверь открыла. Конечно, дома кто-то есть, та же Влада, например. Вряд ли они со Стасом пошли в эту сырую темень.
Когда она ступила в квартиру и прикрыла дверь, что-то заставило ее замереть. Наступившая тишина показалась какой-то искусственной, и девушка с запозданием осознала: только что ее слух уловил неопределенные звуки. В этом не было ничего удивительного: те, кто остались, общаются в одной из комнат. Но интуиция с предельной откровенностью шепнула об источнике шума, иссякшего, как только Оля закрыла дверь.
В звуках присутствовало нечто специфическое и недвусмысленное. Подобные звуки она слышала, если по телевизору показывали какой-нибудь фильм, где были эротические сцены. Удивительно, но осознание этого для шестнадцатилетней девушки стало вполне естественным и одновременно повергло в легкий шок.
Двойственное состояние, странное само по себе.
Оля понимала: сестра, скорее всего, уже давно не просто гуляет со Стасом за ручку. Два месяца – приличный срок. Даже для самой Оли, хотя у нее еще никого не было, это казалось вполне приемлемым. Впрочем, дело даже не в отношениях со Стасом. Оля знала, у сестры были мужчины до Стаса. Иногда она слышала обрывки телефонных разговоров Влады с подругами. Просто не придавала им значения. Она как бы отгораживалась от жизни сестры, чтобы со стороны той было меньше претензий. Словом, Владу можно давно назвать взрослой женщиной.
И все-таки реальный факт подобных предположений застал ее врасплох.
Влада была ее сестрой, пусть даже и старшей, и то, что она может заниматься чем-то таким с парнем, воспринять оказалось сложно. Точно так же Оля не могла представить в постели собственную мать. Отца еще куда ни шло, но не маму.
Она застыла, полная растерянности и… стыда. Как будто это ее застали за чем-то личным. Мелькнула мысль, поскорее уйти, пока ее приход не обнаружился. Она не сделала этого. Оцепенение сожрало время, и стало поздно. И тишина, прокравшаяся в квартиру воришкой, указывала, что сестра со Стасом услышали звук закрывшейся двери.
Девушка стояла, задержав дыхание, лицо горело, будто она вышла на солнцепек. Она растерялась. Неизвестно, сколько это длилось, пока за дверью дальней спальни не послышался смутный шепот. Оля заставила себя сделать один шаг, намереваясь скрыться в кухне, прежде чем ее увидят стоящей возле входной двери, но не успела. Дверь спальни приоткрылась. Маленькая щелка не позволила увидеть открывшего дверь (в спальне было темно), но она загипнотизировала Олю. Девушка снова застыла.
Дверь распахнулась, из комнаты вышла Влада, резко прикрыла за собой дверь. Свет в прихожей позволял видеть ее лицо. Легкий след испуга указывал на то, что до последнего момента Влада не знала, кто пришел, родители или сестра. Этот отпечаток сменяла злость, как вода, заливавшая след на песке. Злость на сестру, на ее внезапное, несвоевременное появление. Быть может, у них со Стасом все было в самом разгаре?
Оля даже испугалась. Стояла и смотрела на сестру, не в силах отвести взгляд.
Влада Кольцова была в коротеньком голубом халатике, узеньком, наполовину не застегнутом. Большинство мужчин задержали бы на ней свой взгляд, нет сомнений. Для девушки высокого роста, вытянутая, при относительной худобе и тонкой талии аппетитная ширина бедер. Смазливое личико и «мокрая химия» длинных светлых волос. Оля уступала ей по внешности не только из-за своего возраста. Даже когда ей исполнится столько же, сколько сестре, она не станет настолько заметной. Даже если убрать те несколько прыщиков, что никак не хотят оставить в покое ее лоб. У Оли неяркое, незапоминающееся лицо. Слишком узкие, почти мальчишечьи, бедра. И никудышная кожа. Влада пошла в отца: он, конечно, не смуглый, но хорошо загорает. У него, как и у старшей дочери, сухая, ровная кожа. У Оли кожа матери. Слишком светлая, жирная, родинок выше нормы. И, хотя ростом они почти одинаковые, общий вид у старшей сестры гораздо эффективнее.
– Что тебе надо? – Владу передернуло.
Наверное, последствия испуга при мысли о родителях.
Оля прошептала:
– Я просто пришла домой. Уже ведь поздно.
И все равно почувствовала, что осталась виноватой. Несмотря на то, что и без этого долго бродила по темноте своего района, поглядывая на горящие окна девятиэтажных домов и чувствуя себя одинокой. После сутолоки в квартире одиночество стало особенно острым. К подругам не пойдешь – поздно.
– Конечно, – пробормотала Влада.
Оля решила, что сейчас последует вопрос, какого черта она тогда стоит в прихожей, но старшая сестра ничего не сказала. Она «кусала» Олю взглядом и, похоже, не знала, какие еще можно предъявить претензии.
Оля посчитала за лучшее уйти в свою спальню. Комнату, расположенную напротив входной двери, самую уединенную из всех четырех. Комната некогда принадлежала бабушке, когда та была еще жива. Комната позволила отделиться от сестры в пределах квартиры. Оля даже не зашла в ванную, почистить зубы, всполоснуть лицо. Даже в туалет не зашла, хотя перед сном не помешало бы. Она чувствовала, вино оказало на сестру воздействие, и та была особенно агрессивна. И именины как бы становились ее оправданием.
Оля разделась, легла в постель. И неожиданно для самой себя заплакала.
Казалось, собственное подсознание оплакивает ее будущую участь.




2


Она возвращалась из школы медленно, жмурилась от яркого солнца.
От земли исходило тепло. Вовсю заливались птицы. В легком ветерке появилась нежность. Похоже, погода восстановилась надолго. Для зимы исчезли последние иллюзии.
Ходу ей было не больше пяти минут. Они жили на окраине города в спальном районе, в основном застроенном однотипными девятиэтажными домами. Официально он назывался «Новоречицкий». В разговорном же варианте, используемом чаще, Ритм. По названию радиотехнического завода, некогда мощного, давшего начало новому району в северо-западной части города, потом захиревшего. Район наоборот разросся и стал самым населенным местом городка, численность которого и в лучшие времена не превышала семидесяти тысяч.
Долгое время на Ритме была одна школа. Современная, в четыре этажа, но население росло, и дело дошло до трех ученических смен. Под новую школу приспособили здание бывшего радиотехнического техникума. Олю, закончившую на тот момент шесть классов, перевели туда с большей частью одноклассников. Тогда она этого не хотела, но, чтобы остаться на старом месте, пришлось бы подключать родителей. Сейчас ей здесь нравилось: меньше людей, меньше суеты. Единственное, лучшая подруга осталась на прежнем месте.
Оля глубоко вдыхала, улавливая запах набухавших на деревьях почек. Хотелось закрыть глаза и так идти, но в этом случае она обязательно споткнется. Она прошла мимо крупного продовольственного магазина, первого на Ритме. В промежутке меж двух девятиэтажек показались детсад и за ним ее дом, самый длинный в городе, из двенадцати подъездов. Китайская стена, как его называли. Так же называли еще один дом, в центре города, но в нем было всего десять подъездов. Оля жила в последнем, двенадцатом. Окна выходили за дом, на Светлогорское шоссе. И два балкона располагались с торца. Между шоссе и самим домом было несколько дорожек и множество скамеек. Что-то вроде зарождавшегося сквера на окраине района. Деревьев тоже хватало, но они все были невысокими, недавно посажены. За шоссе тянулось поле до самого горизонта. Там находилась расширявшаяся год от года цепочка новых частных домов. Люди получали участки под застройку, и дома постепенно «съедали» пространство, «приближаясь» к Ритму.
Оле нравился и район, и ее дом, хотя она всегда мечтала жить в собственном двухэтажном доме. Но и то, что было, ее устраивало. Правда, смущало, что большинство соседей, особенно из первых подъездов, она не знала даже в лицо. Это казалось противоестественным: столько незнакомых людей, живущих с тобой под одной крышей, хотя девушка понимала, в доме четыреста тридцать квартир.
Когда она подходила к своему подъезду, ее внимание привлекла группа подростков у соседнего подъезда. Девушка окинула парней беглым взглядом. Двух из пяти она знала в лицо, они жили в этом же доме, трое были незнакомы. Один из них чем-то напомнил ей Стаса. Такой же комплекции, темные волосы зачесаны назад, похожая короткая куртка.
Она вспомнила бойфренда своей сестры, и настроение медленно, почти незаметно стало гаснуть подобно огоньку свечки, израсходовавшему воск. Несколько минут назад свет апрельского полудня наполнял ее душу радостно-спокойной негой, и вот эти ощущение улетучились. Вернее, безропотно отступили перед теми, что вызвала память. Оля вспомнила вчерашнее возвращение из школы.
Чаще всего после учебы она приходила домой в одно время с сестрой. Влада училась в местном педагогическом колледже, и, за редким исключением, лекции там заканчивались, как и учеба старшеклассников в обычных школах. Вчера она пришла раньше сестры, и, прежде чем та появилась, к ней наведался Стас. Подобное уже случалось после Дня Рождения Влады, когда она наконец-то явила кавалера родителям. Стас приходил к ней днем, и, если Оля сидела за уроками, они уходили. Или оставались, если куда-нибудь собиралась Оля. Она понимала, чем они собирались заниматься в ее отсутствие.
Вчера она открыла дверь, даже не посмотрев в глазок. Перед дверью стоял Стас. Наверное, по виду Оли сразу понял, что Влада еще не вернулась. Он уже разворачивался, пробормотав, что подождет у подъезда, когда Оля предложила ему пройти и обождать Владу у них дома. Естественное предложение для парня собственной родной сестры. Парня, которого уже не раз видела. В самом деле, зачем ему топтаться у подъезда, если Влада вот-вот придет?
Секунду он колебался, смутившись, но прошел в квартиру.
Оля занималась своими делами, возилась на кухне: утром они с сестрой проспали, торопились и не убрали со стола. Она включила Стасу музыку в комнате Влады, и парень поблагодарил ее, уткнувшись в какой-то кроссворд. Хотя они не видели друг друга, Оля ощущала неловкость, не в силах сосредоточиться, как будто Стас сидел в кухне и смотрел на нее. Причина была не в том, что в доме находился гость. Причина была в самом Стасе. Оля не могла понять его взгляд, не предполагала даже, что он о ней думает. Когда они виделись, обменивались считанными словами, в основном приветствием. Продолжения не следовало. Конечно же, из-за сестры. После ее реакции на Дне Рождения, Оля не решалась начать какой-либо разговор со Стасом. Сам Стас поглядывал на нее так, будто хотел что-то спросить.
Они оставались вдвоем в квартире около получаса, прежде чем появилась Влада. Ее приход должен был избавить Олю от неловкости, но этого не произошло. Она расслышала, несмотря на музыку, какой-то спор в спальне сестры, затем Влада пришла на кухню. Покрутилась, перемещаясь от окна к мойке, где стояла ее младшая сестра, и пробормотала, неумело скрывая раздражение:
– Ну, и чем вы тут занимались?
Оля оглянулась на сестру через плечо. Поджатые губы, блуждающий взгляд. Недовольство не только во взгляде, но и в позе.
– Мы? Не знаю, я Стасу музыку включила, чтобы не скучал. Сама посуду мыла.
Влада молчала, но, как ни странно, молчание оказалось более едким и красноречивым, нежели любые слова.
Оля вытирала перемытые тарелки сухим полотенцем и не смотрела на сестру. Влада напоминала ей осатаневшую от продолжительной ревности женщину-вамп, обнаружившую, что ее мужчина удостоил взглядом постороннюю даму. Казалось, чего ей не хватает? Неужели она не видит разницу во внешности со своей младшей сестрой? О чем ей беспокоиться? Почему снова получается, что Оля сделала что-то не так? Неужели было лучше, если бы она захлопнула дверь у Стаса перед носом?
Чтобы перевести разговор на другую тему, Оля сказала:
– Если вам надо, я сейчас уйду. Мне надо сходить в библиотеку.
Она думала, Влада станет отнекиваться, изобразит недоумение, почему это младшая сестренка столь щепетильная.
Этого не произошло. Влада нехорошо ухмыльнулась:
– Да, нам надо. – пауза. – Хотя ты можешь не уходить.



Двери лифта открылись, и Оля вышла на площадку своей квартиры. Остановилась, непроизвольно прислушалась, прежде чем открыть дверь.
Вчера она ушла надолго, и, когда вернулась, Стаса с Владой не было. Конечно, ведь с работы вот-вот придет мать. Сейчас до прихода родителей еще далеко, и Оля чувствовала: сестра со своим кавалером, наверное, опередила ее, вернувшись раньше.
Девушка долго возилась ключом в замочной скважине, давая сестре время, чтобы они со Стасом не были застигнуты врасплох. Шумно прикрыла за собой дверь. Скинула пиджак, огляделась. И в первое мгновение ей показалось, если сестра и дома, то без Стаса. Она ошиблась. Из-за полумрака в прихожей она не сразу заметила коричневые полуботинки с острыми носами, какие входили сейчас в моду. Начищенные, как обычно: Стас был щепетильно-аккуратным в отношении одежды и обуви.
Парочка в сборе.
Оля в очередной раз за последние дни испытала чувство антиуюта, какое бывает в незнакомом месте, на вокзале большого города, во время непогоды, если надо куда-то идти. И впервые разозлилась на Стаса. По-настоящему, как вообще редко на кого злилась.
Неужели у него нет места для этих самых дел? Она не знала, чем он занимается, почему каждый раз в середине дня он свободен. Может, у него действительно не было возможности уединиться с девушкой в своей квартире, он ведь жил с родителями, как и Влада, но был вариант, что так ему просто удобнее. Так сказать, на ее территории. Если так, он заслуживал недовольство Оли. Это и ее квартира. Она приходила к себе со школы и не могла расслабиться, заняться своими делами без оглядки. И все потому, что ее старшая сестра со своим бойфрендом облюбовали это время для занятий сексом.
Оля разулась, прошла в ванную, затем в свою спальню. Думала, не выходить, пока Стас у них, но хотелось кушать, и девушка направилась на кухню.
Спустя минуту до слуха донеслись звуки музыки. Влада включила стереосистему. Заглушают то, что скоро последует. Оля поморщилась. Конечно, она с удовольствием ушла бы, предоставив парочке полную свободу, но так не может быть каждый день. Сегодня она устала, хочет подремать. Уроков на завтра слишком много, чтобы уйти сейчас на несколько часов. Не могла она где-то бродить, зная, что на ночь придется сидеть за письменным столом.
Она заварила чай, отрезала кусочек сыра. Смотрела в окно, стараясь отвлечься от мысли, что в квартире вместе с ней Влада со Стасом, и они не только рассказывают друг дружке незамысловатые нежности.
Положив в рот остаток сыра, она поперхнулась. Реакция на стон, долетевший до нее с другого конца четырехкомнатной квартиры. Стон издала ее сестра. С опозданием Оля поняла, что не слышит музыки. Почему они ее не включили? Закончилась кассета?
Оля поднялась, вытерла со стола расплескавшийся чай, хотя кружка была наполовину пуста. Замерла, не зная, что делать. Неужели ощущение настолько сильное, что заставляет тебя кричать? Оля и верила этому, и не верила. Она слышала, женщины иногда нарочно ведут себя так, симулируют, что им хорошо, но бывает им на самом деле так хорошо. Об этом ей говорила Анжела, женщина лет тридцати двух, с которой они были соседями в санатории. Анжела отдыхала там одна, быть может, поэтому некоторое время она провела с девушкой-подростком по имени Оля. Пожалуй, единственный опыт общения с взрослой женщиной на фривольные темы. И единственный подобный подарок со стороны родителей, отправивших младшую дочь на зимние каникулы в санаторий. После того, как перед Новым годом Оля переболела ангиной.
Анжела рассказала много чего. То ли благосклонное молчание временной подруги, годившейся едва ли не в дочери, стало тому причиной, то ли удовольствие, которое она получала, просвещая девушку-подростка. Оля услышала от нее разное, мелочи, которые знают только опытные женщины, но большинство информации проходило мимо сознания. Не было зацепки, некоего сравнения, позволявшего воспринять услышанное адекватно. Впрочем, слова Анжелы откладывались, как припасы, положенные в погреб, и позже всплывали, если только жизненная ситуация являла малейший раздражитель.
Вот как сейчас.
Действительно ли Владе настолько хорошо, что она не сдерживается и кричит, хотя знает, что в квартире кроме них со Стасом есть другие люди? Оля не знала, что и думать. Старшая сестра частенько выглядела темпераментной девушкой, одевалась, особенно летом, вызывающе, откровенно. В теперешнем возрасте своей младшей сестры Влада уже постоянно встречалась с парнями. Если же быть точным, Оля помнила, что сестра начала встречаться с представителями противоположного пола уже в тринадцать лет. Странно, что родители, достаточно строгие, воспринимали поведение и одежду старшей дочери спокойно. Или родители просто не замечали то, что видела их младшая дочь? То, что они строгие и с ними не все так просто, убеждала реакция Влады на собственный День Рождения, когда она не поняла, кто вернулся домой. Она испугалась при мысли, что отец с матерью поймут, чем она занимается со Стасом.
Да, скорее всего, они просто многое не замечали.
Шлепки босых ног в прихожей. В дверном проеме показалась Влада. Она направлялась в ванную, но, увидев сестру, остановилась, задержала руку на дверной ручке. На ней были лишь беленькие трусики, больше ничего. Даже халат не накинула. Груди, относительно большие для ее сложения, колыхнулись и замерли в такт хозяйке, направив свои соски в сторону младшей сестры. Они напоминали чьи-то широко расставленные глаза, созерцавшие с тупым любопытством.
Оля, стоявшая посреди кухни и смотревшая в прихожую, почувствовала себя глупо. Казалось, она стояла здесь и прислушивалась к происходящему в одной из спален квартиры. Кажется, она покраснела.
Влада широко улыбнулась. Веселье было даже в глазах.
– А, сестренка, – промурлыкала она, не двигаясь, стоя с одной вытянутой рукой, будто демонстрировала себя.
Ее улыбка кое-что объяснила Оле. Музыка не закончилась, нет. Влада нарочно выключила магнитофон, прежде чем последовало продолжение кувырканий со Стасом. Влада ничуть не смущалась, что сестра услышит ее стоны. Более того, она хотела, чтобы это произошло.
Не так давно Влада разозлилась, что Оля явилась в самый неподходящий момент. И вот она уже выключает музыку, чтобы отпали последние сомнения относительно их времяпрепровождения со Стасом.
Оля опустилась на табурет, отвернулась к окну. Влада хмыкнула, прошла в ванную.
Журчание воды, плеск. Оля поняла, что желание вздремнуть улетучилось. Похоже, лучше уйти. Не хочется, но ничего не поделаешь. Влада вышла из ванной. Оля непроизвольно бросила в ее сторону взгляд, хотя не хотела этого делать. Влада странно улыбнулась, исчезла, протопав к спальне. Послышались голоса. Кажется, Влада на чем-то настаивала. 
Оля вздохнула, поднялась. Поколебалась и все-таки направилась к входной двери.



Стас натянул трусы и стоял на балконе, курил.
Влада заглянула в зеркало, поправила волосы, хотя на голове не было беспорядка.
– Оставишь мне на пару затяжек.
Стас оглянулся.
– Тут уже ничего нет, – он показал окурок.
Влада шагнула на балкон.
– Дай хоть это.
Парень протянул ей жалкий остаток сигареты.
– И дверь закрывай, чтобы дымом не тянуло. Сколько раз уже говорила.
– Хорошо, хорошо.
Влада затянулась, чуть не обожгла пальцы, с тихим ругательством щелчком отправила окурок вниз. Стас усмехнулся, приобнял подругу за талию.
Чуть правее торца дома Влады, перпендикулярно к нему, друг за другом располагались три двухподъездные девятиэтажки. Ближняя еще не заселилась, хотя закончились даже отделочные работы внутри дома. За этими домами через дорогу виднелись пятиэтажки. Некогда военный городок, теперь этот район, избавившись от каменной ограды, стал частью Ритма. По другую сторону шоссе от военного городка высилась громада самого радиотехнического завода. Позади завода начинался сосновый лес.
Они вернулись в спальню.
– Ты не пойдешь в ванную? – Влада заглянула ему в глаза.
– Там же Оля.    
– Ну, и что?
– Надо одеваться.
– Зачем? Иди так.
Он хмыкнул.
– Ты что серьезно? Так и топать в трусах?
– Можешь и без трусов, что здесь такого?
Он недоверчиво посмотрел на подругу. Она не улыбалась. Она говорила серьезно.
Парень смутился. Он давно понял, что его девушка более чем раскрепощенная. Именно это привязало его к ней. Привязало намертво. Если его иногда и утомляли ее капризы и пока еще смутно проявлявшаяся стервозность, секс с ней компенсировал все. У него уже были две партнерши за тридцать, но в его глазах они не шли ни в какое сравнение с Владой. И все-таки выходить с голой задницей из спальни, зная, что его может увидеть шестнадцатилетняя сестра подруги, было уже слишком.
– Она что, у себя в комнате? – он не знал, хочет ли избежать возможной сцены и умолить себя в глазах подруги.
Та без лишних эмоций ответила:
– Нет, она на кухне.
– На кухне? – он даже вздрогнул.
Влада не посчитала нужным повторяться.
На кухне означало, что пройти в ванную незамеченным невозможно. Если только Оля не прикрыла кухонную дверь. Почему-то Стас был уверен, что не прикрыла. Она же не думала, что парень ее сестры продефилирует обнаженным, чтобы принять душ. Кроме того, дверь в кухню в этой квартире всегда оставалась открытой.
– На кухне, – непонятно было, спрашивает он снова или просто констатирует факт для самого себя. – Она меня увидит.
Брови Влады слегка приподнялись.
– Тебя это так смущает?
Стас неловко хихикнул.
– Влада, она еще ребенок. У нее и не было никого, я имею в виду мужчину. Еще испугается, бедняжка.
Лицо подруги изменилось. Совершенно неожиданно. Только что небо было практически чистым, и вот его уже скрыли низкие тучи, черные, дышащие гноем.
– Ты уверен, что не было? – она шипела, не говорила. – Что ни одного мужчины?
Он пожал плечами. Конечно, он ни в чем не был уверен.
– Хватит ныть. Сходи в ванную, что здесь такого? Я хочу, чтобы ты подмылся.   
Голос насыщала злоба, Стас даже удивился. Чего она так нервничает из-за какой-то ерунды?
– Хорошо, – ему сейчас меньше всего хотелось скандалить. – Но я хоть штаны натяну.
Она не стала убеждать его идти в трусах. Эта настойчивость выглядела бы глупо. Стас вышел из спальни, спустя несколько минут вернулся.
– Слушай, она, наверное, ушла, – он виновато ухмыльнулся. – Ты знала, что она ушла, да? Чего ж ты мне сразу не сказала?
Влада откинулась на подушку.
– Вот, сука…



Она села на кровати, прислонилась спиной к стене, глядя на Стаса, прошедшего покурить на балкон после очередного сеанса их физической любви. Внутри у нее полыхало от злости, и становилось ясно, это пламя потухнет не скоро.
Главная причина, конечно, в ее сестре.
Влада замечала: с каждым днем Оля раздражала ее все больше и больше. Несколько месяцев назад картина была как будто та же. Если младшая сестра находилась рядом, Влада ее, по меньшей мере, не замечала. Неосознанно Влада обрадовалась, когда после смерти бабушки младшая получила отдельную комнату. Это избавило Владу от созерцания перед сном подростковых прыщей сестры, ее нескладной, абсолютно неженственной фигуры, ее тупого, по-дурацки испуганного взгляда, которым она изучала тампоны или прокладки на каждый день. Уже тогда Влада удивилась бы, скажи ей кто-нибудь, что неприязнь усилится.
Но произошло именно так. Влада не хотела признаваться сама себе, что причиной был Стас. Сначала ей не понравились взгляды младшей сестры, которыми она награждала Стаса, робко-заинтересованные, такими она ни на кого не смотрела. После, правда, Влада высмеяла саму себя: как можно опасаться такой замарашки, как ее Оля? Затем младшая сестра стала им просто мешать.
Оля впервые увидела Стаса на День Рождения Влады и, быть может, думала, что их первое интимное общение состоялось именно в этот день, но это было далеко от правды. Влада улеглась со Стасом в постель уже на четвертую встречу, ровно за два месяца до ее девятнадцатилетия. Для нее это не было слишком быстрым случаем, бывало и пораньше. Поначалу у них со Стасом не было проблем с местом встреч. У родителей бойфренда имелась однокомнатная квартира по улице Снежкова, можно сказать противоположный конец города от Ритма, но ничего страшного, времени у них было достаточно. И надо же такому случится, когда парочка уже привыкла к удобствам, родители Стаса перетащили в город престарелую бабушку из деревни. Естественно, бабушку поселили в однокомнатной квартире. Протесты Стаса, если бы они и были, в расчет не принимались. Родители считали, что возьмут бабушку к себе, если только Стас женится и пойдет жить на эту квартиру.
Так они лишились своего интимного гнездышка. Мать Стаса не работала, постоянно находилась дома, оставалась квартира Влады, благо, что ее родители работали в будние дни до вечера. Была, конечно, младшая сестра, но выбора у них не было. И после того, как она застала их на День Рождения, им, как говорится, нечего стало терять.
И все-таки она мешала.
Именно невозможность что-то изменить, некое подобие зависимости от младшей сестры, символической зависимости, но все же, стало давить на Владу, и это давление усиливалось. Подспудно Влада понимала: ее неприязнь, как и их натянутые отношения с Олей, тянется из самого детства. Маленькая Оля была спокойным ребенком, спала ночью без пробуждений, чаще молчала. В общем, ее младенчество не было для их матери тяжелой работой. Чего не скажешь о старшей сестре. С Владой справиться было не легче, чем с чертенком. Она больше напоминала мальчишку: вечно куда-то лезла, что-то переворачивала, царапала, в яслях кусала и била детей. В детстве, если и был у их родителей любимый ребенок, то это Оля. Владе доставалось. Конечно, больше от матери. Кроме того, что отец не мог созерцать большинство ее проделок по причине физического отсутствия, при отце Влада вела себя смирнее. Отца она боялась. Даже маленькой девочкой. Возможно потому, что он ее сильно отшлепал, когда в возрасте двух с половиной лет она перевернула старую газовую плиту и при этом не получила даже царапины, плита же вышла из строя.
С возрастом Влада интуитивно стала «справляться» с отцом. Нужно было лишь вовремя встретить его с работы, обнять пухлыми ручонками, чмокнуть разок-другой в щеку, нашептывая при этом свою версию случившегося днем или утром. Эта версия, конечно, была далека от версии матери, но преподнесенная первой она значительно ослабляла вторую.
Постепенно (особенно это стало заметным к подростковому возрасту) положение стало выравниваться в пользу Влады. Немаловажную роль сыграло то, что Влада хорошо училась, схватывала услышанное с легкостью. Оле наоборот учеба давалась нелегко, особенно точные предметы, самые важные. Это раздражало родителей, и со временем эффект любимицы угас. Пожалуй, кистью, заляпавшей икону, стала разница во внешности не в пользу младшей. Влада расцветала, она сама по себе была стильной девушкой, умевшей вести себя на людях. У всех знакомых, родственников, кто бывал у Кольцовых в доме, их старшая дочь вызывала восхищение. Младшую никто не замечал. К тому же она была неловкой. Что-то уронит, разобьет тарелку, споткнется или ударится об угол стола, потом добрый месяц ходит с громадным синяком на бедре. Младшая становилась гадким утенком в семье.
Внешность человека – важная составляющая его жизни. Это Влада усвоила рано. Никто – ни родители, ни даже сестра – не знал, что первый мужчина у нее был в четырнадцать лет. После, правда, был перерыв в целый год, но в дальнейшем парни появлялись у нее постоянно. Если бы ее пуританские родители узнали об этом, для Влады все сильно бы изменилось. Проигрывая сестре, если можно выразиться, первый тайм, Влада ушла вперед с большим отрывом под занавес матча, однако серьезная ошибка, одна-единственная, могла перечеркнуть это преимущество, и девушка проиграла бы матч целиком еще до его окончания.
Для стороннего наблюдателя это не имело бы значения. В самом деле, какая разница? В реальности разница оставалась существенной. Влада не смогла бы рассчитывать на деньги, которые, не скупясь, давал ей отец. Оля не просила, но даже сделай она это, в большинстве случаев получила бы отказ. Достаточно было посмотреть, в чем она ходит. Влада же, как только замечала приглянувшуюся вещь, была уверена, что получит ее. Это не считая того, что в дальнейшем сестры разойдутся отдельными жизненными дорогами, что повлечет за собой изначальную материальную помощь со стороны родителей. Которая в первую очередь зависит от отношений с ними. Но даже без заглядывания в неопределенное будущее были причины не ошибаться. Влада все чаще подумывала бросить колледж, отдохнуть от не нравившегося ей учебного заведения и позже поступить еще куда-нибудь. Что продлит ее студенческую жизнь. Жизнь иждивенца.
Возможно, поэтому Влада «остановилась» на одном парне. Да, он ей нравился, и ей завидовали подруги, но это было не все. Продолжение прежнего образа жизни несло в себе риск. Город относительно небольшой. Кроме того, постоянный секс несколько утолил ее страсть. Она признала: временные связи в этом отношении имели скромный потенциал.
С этой позиции Оля, зная об отношениях Влады со Стасом, в некотором смысле несла в себе угрозу благополучия старшей сестры. И то, что Владе исполнилось девятнадцать, для людей того типа, к какому относились ее родители, не было оправданием. В идеале они хотели, чтобы их дочь впервые легла с мужчиной в постель в свою первую брачную ночь. Если же от младшей сестры они узнают, что Влада занимается «этим» в их квартире, это принесет бедствия подобные урагану.
Влада не думала об этом постоянно, но потенциальная угроза скапливалась где-то внутри. Наверное, Влада потому и поступила так, что вчера предлагала Оле остаться, а сегодня выключила музыку, прежде чем лечь под Стаса. И предстала перед сестрой в одних трусиках. Плюс толкала на то же самого Стаса. Неосознанно она стремилась показать сестре: ей все равно. Она ничего не боится, даже того, что родители узнают о глубине ее отношений с бойфрендом. Она уже совершеннолетняя. Что если родители уже знают обо всем? От самой Влады? Реальный разговор, состоявшийся с матерью после Дня Рождения, естественно, не был известен Оле. Она не знала, что мать, не глядя на старшую дочь, находившуюся в тот вечер вместе с ней в кухне, сосредоточенно нарезая капусту, как бы между прочим спросила, целовалась ли Влада со Стасом на День рождения. На этот вопрос Влада, поколебавшись, покачала головой:
– Нет, мама, что ты…
Влада едва сдержала улыбку. Ей хотелось смеяться, громко, надменно. Наивность матери могла только развеселить. Целовалась ли она со Стасом? Да они уже перепробовали все, что можно, исключая присутствие других партнеров и анального секса. Последнее они не испробовали из-за возможных болезненных ощущений у Влады. Но только это.
Неужели все родители настолько далеки от истинной жизни своих детей? Влада не могла утверждать это с уверенностью, но знала: как только ребенок начинает самостоятельно выходить на прогулки по улице, он обретает собственную дорогу, скорее всего, отличную от жизненного пути его родителей. И чем дальше, он, плоть от чьей-то плоти, становится все более чужд этой самой плоти, породившей его, превращается в человека, о котором его родители знают немногим больше, нежели о ком-нибудь постороннем. 
Прежде чем уйти во избежание дальнейших вопросов (даже в щечку не поцеловала его за подарок?), Влада незаметно заглянула матери в лицо. И поняла, что родительница осталась довольна сложившимися отношениями между дочерью и ее достаточно взрослым парнем. Чем Влада воспользовалась, попросив на следующий день денег, хотя просила у матери в среднем раз в неделю.
И все-таки кроме невидимой зависимости от сестры Оля ее просто раздражала. Раздражала своим присутствием. Основа этого раздражения была в том, что Оля являлась противоположным полюсом своей старшей сестры. Не только по возможности общаться, хорошо выглядеть, но и в отношениях с противоположным полом. Особенно в этом. Будто зеркало, выставленное перед тобой, чтобы ты узрел свои недостатки, Оля пробуждала в сестре нечто, что та пыталась затолкнуть поглубже.
Если бы только ни эта ее невинность в смысле мужчин. Владе было бы значительно легче. И меньше головной боли при мысли о родителях.



Стас выглянул с балкона.
– Будешь курить?
Она не ответила, смотрела в стену.
Парень выбросил окурок, вернулся в спальню, присел рядом с девушкой на кровать. Обнял ее, приложился губами к щеке. Та не отреагировала, по-прежнему глядя перед собой.
– Чего мой зайчик такой недовольный? – Стас приложился к щеке подруги основательней.
Она отстранилась, отворачивая лицо.
– Ну, что с тобой, Влада?
Что она могла ответить? Они встречались больше двух месяцев, рекорд для нее, да и для него тоже, но она уже поняла, близкими людьми они не стали. И не потому, как сказало бы большинство других людей, что два месяца – это мало. Пожалуй, будь срок посущественней, картина осталась бы прежней. Как и в начале знакомства, она не могла рассказать ему все. Интуитивно она давно осознала: откровенность, даже с самыми близкими, не приводит ни к чему хорошему. Лучшие намерения рано или поздно вылезают боком. Лучше лишний раз промолчать, нежели излить кому-нибудь душу.
Тем более парню, с которым неизвестно что еще будет в дальнейшем.
Стас, как она заметила, не был болтливым, но он обладал тягой к тому, что называется «поделиться с самым близким другом». То есть, будь этот самый друг немым, еще ладно. Но друг, естественно, являлся простым смертным, отсюда можно делать выводы.
Кроме этого кое-что сложно рассказать даже человеку, за которого ты уже решила выйти замуж. Как она скажет ему, что в последнее время ей все сложнее испытать с ним оргазм, хотя он по-прежнему делал все, как надо, и она по-прежнему жаждала заниматься «этим» с ним? Происходило что-то странное, но прежнее удовлетворение сменилось необъяснимой ненасытностью. Она жаждала и жаждала, мучила себя и его, но неудовлетворенность разрасталась подобно опухоли, сметающей на своем пути здоровые клетки.
Влада слышала слово «нимфомания». Смутно, но понимала его смысл. Но отпихивала его, как предмет, не представлявший интереса, к тому же утомивший взгляд своим постоянным присутствием. Она чувствовала, в какие-то моменты Стасу тяжело, и она может оттолкнуть его этим, но будто для равновесия в последнюю неделю у нее появились болезненные ощущения. Особенно при первом разе. После было значительно лучше, но при этом вновь появлялась та же ненасытность. И она не могла ему рассказать об этом. Это лишь оттолкнет его, а она сейчас не готова идти куда-то вечером в надежде на очередное знакомство. Тем более, она знала: ее вечно что-то не устраивает во внешности парней, и как только «это» случится, она попрощается с кавалером. Найти замену Стасу будет сложно, она это признавала. Если даже представить, что он, как поступил бы зрелый сформировавшийся мужчина, захочет поддержать ее, прийти на помощь, что он сможет сделать? К сексопатологу Влада не пойдет, исключено. Кроме того, что она никогда не признает себя в чем-то ущербной, нуждающейся во врачебной помощи, подобный поход рано или поздно дойдет до родителей. И они узнают, что их дочь, по ее словам, даже не целовавшаяся со своим парнем, посещает сексопатолога, как женщина, у которой за плечами ни один год семейной жизни.
Нет, с ней все в порядке. К докторам ходят люди, посчитавшие себя больными. Она достаточно умна, чтобы понять: она здорова, просто у них со Стасом возникли проблемы, как и у всех пар при длительных отношениях. Может, им необходимо что-то новенькое? И ее организм подает сигнал своеобразной ненасытностью? Хотя, скорее всего, причина в воздействии со стороны.
Причина в сестре.
Именно присутствие Оли в квартире внесло свой разрушительный вклад. Очень даже просто. Прежде у них со Стасом не было никаких проблем. Неудивительно, раньше им никто не мешал. И неизвестно поможет ли то, что Влада, в некотором роде, приняла вызов и сама идет в лобовую атаку с сестрой. Всегда ли от страха избавляются тем, что погружаются в него?
– Что с тобой?
– Сучка, – прошипела Влада.
– Что? Ты о ком?
– О моей сестренке!
Она никак не могла успокоиться, и мысли о собственной неудовлетворенности лишь разожгли злобу по отношению к младшей сестре. Если бы не она, быть может, ничего бы такого не случилось.
– Да ладно… Далась она тебе.
Влада вскочила с кровати.
– Она специально убежала. Я ей предлагала остаться, видела, что она никуда не хочет идти. Но она упорхнула тайком. Делает вид, что ей неприятно, что ее сестра с кем-то трахается. Мол, я такая стерва, а она пай-девочка. Строит из себя невинность, сама же та еще тварь.
Стас почувствовал легкий, быстрый укол беспокойства. Источник этого беспокойства остался неясен. Влада стояла, чуть нагнувшись к нему, волосы разметались, глаза выпучены, руки разведены в стороны. Для полной картины, кажется, не хватало ножа для колки льда. Ярость исказила ее лицо, и теперь его девушку нельзя было назвать красивой, но Стаса это почему-то возбудило. Тем не менее, он поостерегся подкатывать к Владе с ласками, посчитав, что для начала надо утихомирить ее.
– Твоя Оля – малолетка. Что с нею возьмешь? Забей на нее.
– Малолетка?! 
Влада чуть не поперхнулась от злости. Он словно дал ей понять, что жизнь ее сестры – чистый лист, она же замарана. Так, во всяком случае, Владе показалось, так она это восприняла. Теперь не только ее собственные мысли, но и чужие непроизвольно пытались поднять младшую сестру в ее глазах. Это было уже слишком. Казалось, не сбросить Олю с пьедестала в глазах хотя бы этого человека, сидящего перед ней в одних трусах, означала испытать боль, жгущую и длительную.
– Ты говоришь, малолетка? Да? А ты знаешь, что эта малолетка трахается с четырнадцати лет? Знаешь об этом?
Стас смотрел на нее. Рот чуть приоткрыт, в глазах – ошеломление. Непроизвольно он покачал головой.
– Она просто строит из себя недотрогу неумелую, сама же, будь здоров, с кем уже только не перетрахалась.
– Ты шутишь?
Влада неожиданно осознала, что с легкостью может убедить его, нужно лишь остудить собственную злость. Человек, находящийся в гневе, много чего наговорит, но можно ли верить его словам? Всего лишь поменьше эмоций. Ей это удалось, во всяком случае, собственный голос стал спокойнее. И она испытала острое удовлетворение при мысли, что ей вот-вот удастся заляпать грязью младшую сестренку, этого фальшивого несостоявшегося ангела.
– Ты мне не веришь? – она подалась к нему ближе. – Два года назад я уже застала ее с каким-то малолеткой, я его видела в первый раз. Она выскочила из спальни вся потная, покрасневшая. Потом такое бывало еще несколько раз. Я же приходила из школы позже, когда в выпускном училась. Бабушка тогда часто уходила. Потом я свою Оленьку видела и с мужиками за тридцать. Как ты думаешь, что она с ними делала? Неужели им было интересно с ней разговоры разговаривать? Конечно, нет! Она им нужна была, сам знаешь, для чего.
– О, черт, – Стас как будто справился с первой волной ошеломления, но оно оставалось.
Она не сдержала ухмылку, но тут же подавила ее.
– Просто она умеет из себя паиньку сделать. Особенно на людях, вот при тебе, например. И родители ничего не знают о ее похождениях.
Стас шумно выдохнул:
– Ничего себе… Аж не верится.
Влада удержала себя от нового витка доказательств. Иногда многозначительное молчание действует надежнее.
Стас по-прежнему находился в легком шоке.
– Неужели и сейчас она… ну, это…
– Я за ней не слежу, Стас.
– И никто не знает? Странно, никогда бы не поверил.
– Стас, ты даже не на Ритме живешь. Ты что, знаешь всех, кто трахается налево и направо?
– А что, про нее на Ритме знают?
Она задумалась, но не рискнула идти слишком далеко.
– Вряд ли. Она слишком скрытная. Подойди – нос воротит. Сама же только и думает под кого лечь.
– Черт… Надо же.
Он опустил голову, глядя то ли на свои руки, то ли сквозь в них, в никуда, и Влада позволила себе улыбнуться. Ее маленькое личное отмщение получилось. Можно сказать, крохотное отмщение, но это в любом случае лучше, чем ничего.
Она поняла: Стас, по меньшей мере, поражен. Ничего удивительного. Ее младшая сестра не строила из себя невинность, она таковой и являлась. Получалась, в глазах Стаса она проявила незаурядные актерские способности. В глазах Стаса она превратилась в лживую девчонку, которая не дала его лучшему другу, хотя до этого давала всем парням района. Конечно, к ошеломлению не могло не прибавиться праведное негодование.
Влада уже знала, как Стас относится к непорочности. Как-то он проболтался ей, что не против жены-девственницы. Как и большинство истинных мужчин-самцов, готовых бежать за любой юбкой, сам он хотел видеть в своей половине противоположное. Глупец, подумала тогда Влада, хотеть подобное – пережиток. Что если вы с женой не подойдете друг другу в постели? Естественно, о себе она ему ничего не рассказывала. Для Стаса у нее было до него всего лишь двое партнеров. И то первый, можно сказать, использовал силу, принудил ее, и она согласилась «из-за большой любви», иначе бы еще долго «не была ни с кем». И ее опыт, и темперамент не пробудили у Стаса подозрений.
Зная все это, Влада видела то, что творится у Стаса в голове после ее слов. И это дарило ей некое подобие душевного спокойствия. Сестричка получила по заслугам. Сестричка, которая своим появлением на этот свет, затруднила жизнь Владе, сделала ее детство менее счастливым и беззаботным. Как иначе, если младшая не доставляет стольких хлопот, как старшая? Люди мыслят сравнениями, и не будь Оли, Влада выглядела бы идеальным ребенком. К счастью, ситуация выровнялась. Благодаря самой Владе и, быть может, уродливости и неловкости младшей сестры. Сестры, которая, тем не менее, по-прежнему затрудняет Владе жизнь.
– Никогда бы не подумал.
Влада села к нему на колени лицом к лицу, пыталась сделать вид, что ее улыбка относится только к ним, вовсе не к сестре, но все-таки не удержалась:
– Да, она та еще сучка.




3


Завтра Пасха. До Всенощной осталось всего ничего.
Оля вышла из автобуса, медленно побрела к дому. Вместе с ней вышло немного народу. Большинство молодежи наоборот ехали в другую сторону, в Центр города или к церкви. Праздник только начинался. В домах полно горящих окон. Кое-где слышались музыка и пение.
Она могла гулять хоть всю ночь: родители на даче, сестра вряд ли придет раньше утра – такое уже случалось на Пасху два года подряд. Гулять, не опасаясь, что к ней предъявят претензии. И она не беспокоилась, что родители внезапно заявятся домой. Как только весна вступала в полные права, родители все свободное время проводили на даче, тем более, выходные. Пасха для них была всего лишь одним из уик-эндов, хотя в этот раз они пригласили на дачу родственников. Они предлагали Владе присоединиться к ним, но та отказалась, и они не посчитали нужным поинтересоваться тем же самым у младшей дочери. Оля не настаивала и уж тем более не расстроилась. В последнее время отношения с родителями, особенно с отцом, стали натянутыми, и девушка была не прочь отдохнуть от них лишний день. Все-таки неделя от выходных до выходных тянется медленно, особенно в учебное время.
Она не использовала этот шанс по нескольким причинам. Основная: ее подруга Таня, с которой они провели вечер, не получила разрешения гулять до утра, хотя и осталась на ночь у своей тети в Центре. Оля же не думала бродить одна. Они выпили почти бутылку десертного вина «Старомонастырское», и Оля, опьянев, захотела спать. Прежде она пробовала спиртное только один раз – шампанское на Новый год, всего один бокал. К этому времени она и прежде всегда находилась в кровати, но в этот раз она чувствовала, что сонливость вызвана исключительно алкоголем. В противном случае, возбужденная праздником, который очень любила, Оля не спала бы сколь угодно долго.
Это ее не опечалило. Девушка уже начала понимать, что очень многого не получит в этой жизни, даже из того, что доступно большинству, и на этом фоне не погулять на Всенощную казалось пустяком. И как гулять, если тянет на сон?
Она приблизилась к дому. Захотелось побыть на улице еще немного. Может, дождаться двенадцати часов, когда начнется крестный ход, и в какой-нибудь квартире, где громко включен телевизор, услышать церемонию празднования Пасхи в одной из столичных церквей. У себя в квартире, одна, она не станет включать телевизор. Если ей доводилось быть дома ночью в одиночестве, она предпочитала сидеть тихо. При включенном телевизоре или магнитофоне ей было неуютней: все время казалось, что кто-то перемещается по комнатам, воспользовавшись тем, что его шаги не слышны.
Повременить с возвращением домой захотелось еще по одной причине. Ей понравилось состояние легкого алкогольного опьянения. Хотелось это продлить. Если она придет домой, сразу завалится спать. Это ее и смутило, и удивило. Попробовать вино она согласилась за компанию, у подруги уже была бутылка, и Оле не пришлось даже тратиться. Таня сказала, что им уже пора иногда «баловаться» на праздники. Оле поначалу эта идея не понравилась, но, когда они сидели на набережной, потягивали вино из пластмассовых стаканчиков, любовались рекой и болтали ни о чем, она изменила свое мнение. Но чуть позже, когда они расходились, Оля заволновалась, не сделала ли она глупость. Она помнила, что ей говорила мать: в состоянии алкогольного опьянения люди совершают поступки, которые никогда не совершают трезвыми.
К счастью, ни одно из опасений не подтвердилось. Кажется, Оля себя контролировала, и ни на какие безумства ее не тянуло. Она даже избавилась от чувства вины из-за употребления спиртного, так ей было хорошо. И удивили ее, прежде всего, приятные ощущения, какие-то светлые, ничего общего с тем, о чем все время предупреждают учителя и родители. Следующий праздник, День Победы, также можно отметить с вином. Единственный минус – тянуло на сон так, будто она приняла снотворное. Неужели всегда будет так?
Ждать до полуночи показалось бессмысленным, она столько не выдержит. Девушка повернулась, вошла в подъезд. Влады со Стасом не будет, Оля не сомневалась в этом. У них было время днем для своих игр, и они вряд ли пропустят возможность потусоваться под церковью. В этом году кроме старой церкви церемония пройдет еще в одной, открывшейся в Центре, возле Детского парка и Дома Техники. Раньше там был музей, но городские власти отдали его, и началась реставрация здания. Сестра с бойфрендом не пропустят такое, и Оля была только этому рада.
В последнее время Влада не стремилась заняться сексом со Стасом, когда младшая сестра находилась дома, они дожидались, пока она уйдет, или уходили сами. У Оли исчезло ощущение, что она кому-то мешает в собственной квартире, но, как ни странно, это не принесло успокоения. Наоборот было ощущение затишья перед бурей. Ей не нравилось, как на нее несколько раз смотрел Стас, если Оле приходилось открыть дверь. Странный взгляд, будто он теперь избегал ее и одновременно испытывал интерес. Двоякое ощущение, несовместимое и от того непонятное. Единственное, что не вызывало сомнений, отношение Стаса к младшей сестре своей подружки изменилось. Влада стала выказывать к ней меньше претензий, но от этого шорох тихой злобы, клокотавшей у нее внутри, не исчез. К счастью, теплело с каждым днем, это позволяло Оле чаще бывать днем на улице, и в то же время выталкивало на улицу Владу со Стасом.
Девушка открыла дверь, включила в прихожей свет. Еще не закрыв дверь, она увидела кроссовки Стаса – они красовались, как белый буй на серой воде, предупреждающий о фарватере. Оля застыла. Ее окатило волной страха, будто она обнаружила в квартире грабителей, а не присутствие парня своей сестры. Возможно, от неожиданности. Она ожидала, что будет одна, спокойно ляжет спать, но эта парочка предпочитает квартиру, нежели возможность встретить Пасху под церковью. Неужели им не надоело здесь торчать?
Уйти отсюда и гулять где-нибудь всю ночь? Пожалуй, она бы это сделала, если бы не жуткая сонливость, накатившая с новой силой, стоило лишь попасть в тепло квартиры. Вино сделало свое дело.
Оля поколебалась и закрыла дверь, оставшись дома.



Стас шумно ухмыльнулся.
– О-о… Явилась твоя сестричка.
Он лежал на спине, приобняв подругу, и смотрел в потолок. Влада лежала на боку спиной к нему. Они только что разлепили свои тела, буквально за минуту до прихода Ольги.
Оба были прилично выпившими.
Они, конечно, планировали идти под церковь. Само собой разумеется. Разве что не могли прийти к единому мнению: к какой церкви идти? Влада хотела на центральную улицу, Стас стремился в старую церковь. Она и ближе к Ритму, говорил он, можно возвратиться домой пешком, да и настоящая, новую церковь старые люди игнорируют. По его словам, там, где когда-то торговали колбасой или устраивали выставки, церкви быть не должно. Он имел в виду, что временно церковники справляли службу в небольшом павильоне рядом с музеем, пока здание реставрировали. Владе было плевать на мнение старых людей, как и на то, какая церковь настоящая. Она хотела в новую церковь потому, что там, естественно, будет больше людей. Вряд ли многие захотят переться на окраину, если не менее достойное гуляние будет в центре города. Владе нравилось, как проходящие мимо девчонки поглядывают на Стаса, ей это льстило. И под новой церковью, где вечером будет самое большое скопление народа, она вкусит этих ощущений сполна.
Она это планировала, но обстоятельства распорядились по-своему.
Прежде, чем улечься в постель и после куда-то идти, они отметили приближение Всенощной бутылкой шампанского. Этого оказалось мало, Стас сбегал в магазин за бутылкой «Кадарки». Вино выпилось с прежней легкостью, будто до этого ничего не было. Это был их день, как сказал Стас. Опять бежать за вином ему не хотелось, и Влада достала бутылку из родительского бара. «Черный монах», десертное, крепленое. Она наказала Стасу принести завтра такую же бутылку. Стас промычал согласие, с довольной ухмылкой наполняя бокалы.
С опозданием, но количество выпитого начало сказываться. Плюс дело довершало небольшое смешение, шампанское на вино. Им стало лениво куда-то идти, ощущение усилила пришедшая темнота. Первая близость, в отличие от предыдущих дней, когда Влада сначала испытывала боль, удалась. И вообще она испытывала сегодня особенную энергию.
Они слегка задремали, разморенные любовью и вином, но щекочущие ощущения где-то в глубине матки, похожие на то, когда у нее долго не было мужчины, заставили Владу очнуться и растормошить Стаса.
Затем вернулась младшая сестра, о существовании которой Влада напрочь забыла в последние часы.
Вновь появилась прежняя злоба, какую вызывает давнишняя помеха. Они слышали, как младшая прошла в ванную.
– Небось, натрахалась, как положено, – язык Стаса слегка заплетался.
Влада даже подняла голову. Стас был пьянее, чем она думала. Можно сказать, при ней он еще никогда так не напивался. В принципе и праздников с момента их знакомства подходящих не было. И все-таки он в первый раз сказал что-то подобное про Олю. Прежде он лишь слушал заявления своей подруги, никак на них не реагируя, и у Влады чаще складывалось впечатление, что он ее словам верит не до конца. Теперь она поняла, что Стас давно, еще с первого разговора о младшей сестре, видит в ней ту, о которой Влада и говорила. Он просто молчал, возможно, опасался сделать неприятное Владе. Достаточно людей, поливающих при ком-то своих родственников грязью, но стоит им услышать подтверждение своих слов из уст постороннего, как они готовы вцепиться в него когтями.
Услышать эти слова от Стаса было Владе приятно. Ощущения можно было сравнить с поеданием воздушного молочного шоколада. Ей захотелось поддержать этот порыв неприязни у Стаса.
– Иди в ванную, Стас.
Стас охватил ладонью ее левую грудь.
– Там же сейчас твоя сестричка.
– И что? Пусть выметается. Ты что, стесняешься ее?
– Я? Нет, чего мне стеснятся?
– Тогда иди.
Она уже предвкушала выражение лица младшей сестры, когда та выходит из ванной и сталкивается с обнаженным Стасом. То-то будет хохма. Эта стерва, наверное, вообще ни разу не видела голого мужика, и тут ей подарят крупный план, самый, что ни на есть крупный.
Ее планам не суждено было сбыться. Стас лежал, и ей пришлось снова потребовать от него сходить в ванную. Он поднялся.
– Может, сначала покурить?
– Давай, иди сейчас.
Он шагнул к двери, и Влада заметила, что он натянул трусы.
– Зачем ты их напялил? Ты еще костюм натяни, чтоб сходить подмыться.
Пока он, пошатываясь, снимал трусы, Оля прошла в свою спальню. Влада чертыхнулась про себя.
Когда Стас вернулся и прошел на балкон, она уже не могла успокоиться, что ее младшая сестра ускользнула от маленькой неприятности, что ей уготовили. Они со Стасом просто лежали, когда Оля пришла домой, и Влада поняла, что ее сестра стояла на пороге, прежде чем закрыть дверь за собой, колебалась, не уйти ли ей снова. Осознание этого разозлило ее больше всего.
Неприятно, что твоя старшая сестра дома? Не хочешь находиться с ней под одной крышей, пока нет папы и мамы?
Влада встала с кровати, присоединилась к Стасу. Обняла его сзади и тихо, нейтрально спросила:
– Как тебе моя сестричка, Стас?
Он попытался оглянуться, но она прижалась лицом к его спине, и увидеть ее глаза он не мог. Он пожал плечами.
– А что?
– Я хочу знать, как тебе Оля, как женщина?
– Не знаю. Бедра узковаты. Но так ничего, – он отстранился, заглянул ей в лицо, освещенное бликами уличных фонарей. – Но ты же понимаешь, с тобой ей не сравниться?
Она смотрела ему прямо в глаза.
– Я не об этом, – голос ее дрогнул.
Он пристальней всмотрелся в лицо своей подруги.
– О чем же?
– Ты хотел бы ее отыметь?
Она чувствовала приятное головокружение – последствие вина – и одновременно испытывала злобу по отношению к своей младшей сестре. Злобу, требовавшую утоления, как некий дохристианский Бог, ожидающий жертвоприношения. Эти два ощущения, переплетаясь, норовили разделиться, поглотить друг друга, выяснить, кто из них приоритетнее. Помочь распутать этот клубок мог лишь Стас.
Позже, когда все уже было позади, Влада признала, что не будь она пьяной, вряд ли бы употребила такие слова и не высказала бы собственное потаенное стремление. Но позже она уже благодарила себя за дерзость, наконец-то подарившую ее душе некоторое успокоение. Так или иначе, вино помогло ей расслабиться, быть тем, кем она и являлась. И она сказала то, что, наверное, давно хотела сказать, пусть даже не осознавала этого.
К ее удивлению Стас не отшатнулся, не поразился, как бывает, если тебе говорят что-то немыслимое. По-видимому, потому, что тоже расслабился вином.
– Отыметь? – он будто пробовал слово на вкус.
Она заметила, как он слегка поморщился, но не поняла, к чему это относится: к внешности младшей сестры или к самой идее. Она обняла его, зашептала в ухо:
– Меня бесит, что она перед тобой показывает себя «девочкой». Как будто ты не знаешь, что она собой представляет. Оттрахай ее, Стас. Разве тебе не хочется поиметь другую девушку?
– А тебе как?
– Мне что? Настоящему мужчине это можно, женщине нельзя.
Она охватила рукой его член, сжала. Мужская плоть мгновенно отреагировала, увеличиваясь.
– Заодно проучим ее, чтобы вела себя подобающим образом. И разве тебе не хочется, Стас? Она, конечно, не красавица, но не жениться же ты на ней собрался.
Рука стала двигаться более жадно. Дыхание у парня стало тяжелее.
– Ты потом не скажешь, что я тебе сам изменил? – прошептал он.
– Это не измена. Это всего лишь моя сестра. Вредная сучка, которая будет только довольна, если ты ей засунешь как можно глубже.
– Вдруг она не захочет?
– Захочет. Ее уже полгорода перетрахало, а ты говоришь, не захочет. Конечно, она для вида будет долго ломаться, но ты ее не слушай. Знаешь, есть такие, которые любят, чтобы их брали силой.
Влада развернула его к спальне. Она понимала, сейчас он думает не мозгами, совсем другим местом. Но стоит возбуждению исчезнуть, как ситуация, вероятнее всего, изменится. Лучше не медлить и настаивать.
Она подтолкнула его к выходу из спальни, последний раз сжала торчащий орган, провела рукой по ягодицам.
– Надеюсь, ты найдешь в темноте ее спальню.
– Да, – хрипло прошептал он.
Влада не думала о том, получится что-то или нет. По большому счету, ей было все равно. Главное – немного взбудоражить сестренку перед сном, избавить ее от сладких сновидений, навеянных праздником, заменить их чем-то менее красочным.
И этого будет достаточно.



Она почти заснула, когда ей показалось, что в ее спальню кто-то вошел.
Оля засыпала, раздеваясь. Последние силы ушли на чистку зубов. Сняв в своей комнате нижнее белье, она даже не надела ночную сорочку. Поискала неверным взглядом, не обнаружила под рукой и повалилась на кровать голая. Спустя минуту кое-как залезла под одеяло. Если бы не головокружение и подступившая головная боль, она бы не сделала и этого. Провалилась бы в сон, как в яму, попавшуюся на сумеречной тропе, прежде чем ее голова коснулась подушки. Но последствия выпитого вина, как ни странно, притормозили мягкую лавину сна, подмявшую ее под себя, растворившую, казалось, без остатка. По-настоящему она выпила в первый раз, и, хотелось ей этого или нет, ей становилось плохо. Заснуть в таком состоянии сразу не удалось.
Так она и лежала на границе беспокойного сна и мутнеющей реальности. И, когда дверь спальни приоткрылась, девушка подумала, что ей это снится. Отстраненно подумала. Сестра редко заходила в ее комнату, казалось, здесь была территория прокаженных. Тем более не могла зайти сейчас – она же со Стасом.
Даже когда тихий голос позвал ее по имени, она и не подумала откликнуться. Какой смысл разговаривать во сне?
Стас постоял над ее кроватью, опять позвал ее и, не дождавшись ответа, присел рядом. Он почуял запах вина, и его оглушило понимание, что Влада, скорее всего, права. Ее младшая сестра приняла неслабую дозу, хотя на День Рождения Влады не прикасалась к спиртному. Даже за здоровье сестры не выпила. Конечно, там были родители, и она могла показать себя лишь обычной скромницей.
Может, когда она выпивает, ее и тянет на «подвиги»?
Осознание того, что Оля пьяна и, наверное, вообще не поймет, что с ней происходит, не только не сбило его порыв, лишь усилило возбуждение. Такой эрекции Стас у себя не припоминал. Мысль о том, что в одной из соседних комнат находится его подруга, но он пришел заняться сексом с ее младшей сестрой, оказалась настоящим откровением в сфере ощущений. Казалось, его плоть останется твердой долгие часы, если даже он будет просто сидеть на кровати рядом с шестнадцатилетней девушкой, ничего не предпринимая.
Его била крупная дрожь, сладостная дрожь преддверия, он уже не мог внятно говорить. Теперь это не нужно. Он сделает то, ради чего пришел, без предварительных сообщений.
Он потянул одеяло на себя. Девушка никак не отреагировала. Света уличных фонарей оказалось вполне достаточно, чтобы увидеть отсутствие одежды, даже нижнего белья. Она спит даже без трусов! Насколько он слышал, так поступают лишь дамочки без комплексов. Сестра подруги в темноте показалась не такой худой. Или он ее по-настоящему ни разу не рассмотрел?
Он придвинулся к ней, положил руку на бедро. Девушка что-то пробормотала, немного отодвинулась. Он подумал, что она спит, хотя был вариант, что она все понимает, но претворяется. Но первый вариант также его устраивает. Один из старших приятелей как-то сказал, что балдеет, если ему удается брать жену спящей. Стас никогда подобного не пробовал. Обычно любая девушка просыпалась, стоило начать что-то делать.
Сдерживая себя, чтобы не повалиться на нее слишком откровенно, он завис над ней, стал медленно опускаться на руках. Когда его бедра коснулись ее бедер, он поспешно раздвинул ей ноги.
Оля что-то забормотала, дернулась, уперлась в чужое тело руками, но он уже придавил ее. Когда она полностью очнулась и поняла, что происходящее имеет отношение только к реальности, стало поздно.
Одним грубым толчком он вошел в нее.




4


Влада рассчитывала прилечь на кровать и подождать Стаса, лежа на спине, в своей излюбленной расслабленной позе, но это оказалось не просто. Нечто потянуло ее следом, казалось, с парнем ее связали неосязаемыми нитями, и они с ним не могли удаляться друг от друга.
Главная причина была в том, что она хотела все слышать. Все! Видеть – нет, для этого надо было войти в спальню сестры вместе со Стасом, но в ее планы это не входило. Слышать будет достаточно.
В тишине квартиры каждое слово отчетливо достигнет ее слуха. Любая интонация позволит понять состояние сестрички без единого взгляда на ее лицо. Влада «увидит» весь процесс. Для этого достаточно постоять под дверью. Только бы Стас не подкачал в самый ответственный момент.
Влада вышла из комнаты, как только поняла, что Стас уже в спальне сестры. Она прокралась по прихожей к нужной комнате, замерла, прислушиваясь, пригнулась, упершись руками в стену и дверной косяк.
Прошла, наверное, минута, но она ничего не слышала. Ни звука. Мелькнула шальная мысль, что Стас, присевший рядом с Олей и не решающийся приступить к делу, нечаянно заснул. Мысль принесла смесь отчаянного гнева и смеха одновременно. Когда Влада собиралась войти в спальню и убедиться, что ее фантазии нереальны, и Стас не может заснуть, когда рядом с ним находится раздетая девчонка, что-то послышалось.
Бормотание, шепот. Влада приложила к двери ухо.
Смутная возня вызвала у нее ощущение, что младшая сестра, быть может, вовсе не собиралась сопротивляться Стасу. Идея, что Оля не такая уж целомудренная, казалось, уже несла в себе шок, и абсолютно не пришлась Владе по вкусу. Ощущение исчезло, как только Влада услышала вскрик сестры.
– Что ты делаешь?!
В голосе слышалось неверие, испуг, какая-то нечеткость произношения, как бывает спросонья или в пьяном состоянии.
И голос Стаса:
– Лежи тихо. Тебе понравится.
– Влада!
Влада, стоявшая под дверью, испытала острый приступ возбуждения. Никогда она еще не подслушивала, как кто-то занимается сексом. Сестра взвизгнула, негромко, казалось, она не проснулась по-настоящему. Стас глухо застонал. С опозданием Влада поняла, что это значит. Прежде она уже десятки раз слышала, как он стонет при оргазме, но сейчас она слышала этот звук со стороны. У нее ослабли ноги.
И снова испуганный крик:
– Влада!
Голос Стаса:
– Не царапайся, сука!
Влада услышала, что он слез с кровати сестры, и как ей ни трудно было сейчас двигаться, она посчитала за лучшее вернуться в свою комнату. Она повалилась на свою кровать в тот момент, когда Стас вышел в прихожую. Она слышала, как он остановился, будто не зная, что делать, направился в ванную.
Всхлипы сестры прервались. Наступила тишина.
И Влада почувствовала страх. Настоящий животный страх, какой никогда раньше не испытывала. Точно так же, как недавнее животное возбуждение. В эту минуту больше всего на свете она бы хотела, избавиться от источника этого страха, растоптать его, измельчить, как некое физическое тело.
Она свернулась калачиком, сжав зубы, чувствуя, как все тело облепила мелкая противная дрожь.



Когда Стас слез с нее, Оля еще не до конца осознавала, что произошло. Казалось, она раздвоилась, и одна половина по-прежнему плавала в жиже из сна, опьянения и головной боли.
Те несколько восклицаний, что вырвались у нее, как будто произнес посторонний человек. Даже резкая боль в животе, которая и вырвала ее из пьяной дремы, показалась болью постороннего человека. Ко всему прочему вязкая, ранее не испытанная слабость превратила ее тело в нечто неподатливое, неуправляемое, чужое.
Она отбивалась будто во сне. Единственное, что она отчетливо поняла: надо позвать сестру. Влада находилась рядом, кроме нее никого не было, она была ее старшей сестрой. И она должна защитить ее от происходящего, будь-то кошмар или реальность.
Прояснение накрыло ее зловещей, ледяной волной, когда ее оставили одну, и наступила тишина. Тишину нарушили звуки воды в ванной, и Оля вскочила с кровати. Боль в животе вырвала из нее стон. Девушка замерла. Иглами в нее вонзились страх, запоздалое понимание, тошнота, вызванная мужским запахом, и… стыд. Стыд являлся самой мощной составляющей этого жуткого коктейля. Девушке захотелось провалиться в темную-темную яму, исчезнуть, хотя бы заснуть на неопределенный срок, лишь бы только сознание, как некий беспристрастный надсмотрщик, перестало посылать ей чудовищный смысл этой самой минуты.
Причиной того, что стыд оказался самым сильным ощущением, были появившиеся ниоткуда провалы в памяти. Оля потеряла нить, приведшую ее от прихода в спальню в настоящее. Она не помнила, как Стас появился в ее спальне. Почему он вообще оказался рядом и когда придавил ее собой. Она понимала, что не могла позвать его к себе, дать какой-то повод к тому, что произошло, но у нее так же не укладывалось в сознание, что Стас пришел сам, вот так взял и пришел.
В чем причина? Что она не знает?
Боль в животе вернула ее к сути случившегося. Только что Стас совершил с ней то, что последние несколько недель делал с Владой! Она, не знавшая прежде мужчин, прервала эту часть своей жизни.
Оля выскочила из спальни. Вернее, неловко выбралась, нормально двигаться ей мешали боль и ощущение чего-то чужого в животе. Кое-как он добралась до комнаты сестры. Влада лежала лицом к стене и, кажется, спала. Она даже не знала, что ее парень сделал с ее сестрой.
– Влада! 
Оля затормошила сестру, но силы ее покинули, и она разрыдалась. Девушка опустилась на колени рядом с кроватью, где лежала ее сестра, претворявшаяся спящей.
Влада, которую минуту назад страх лишил способности думать, немного пришла в себя. Она знала, что Стас сделал то, на что она его толкала, и не ожидала от младшей сестры такой реакции. То, что Оля прибежала к ней, ее подавленность в голосе, говорили, что она скорее раздавлена, испугана, нежели зла и готова к чему-то, что можно назвать местью.
Влада ухмыльнулась, по-прежнему претворяясь спящей. Она испытала к сестре новый прилив омерзения и удовлетворенного злорадства.
– Влада, я… Меня твой Стас… Он… меня… Пришел ко мне и… Влада…
Бессвязное бормотание прервал шорох открывшейся двери. На пороге возникла тень Стаса. Оля подскочила с пола.
– Влада!
Стас посторонился, будто приглашая девушку покинуть комнату.
Оля неожиданно для себя поняла, что сестра должна была проснуться, она всегда чутко спала. Этого не произошло, хотя Оля ее тормошила. Она нарочно сделала вид, что спит?
Всхлипывая, Оля выскочила из спальни сестры.



Он протрезвел окончательно. Нечто похожее случилось, когда Оля стала отбиваться, и лишь физическая потребность завершить начатое поборола страх, коснувшийся его спины, как запоздалый порыв ночного ветра. Последнюю точку поставила струя холодной воды, под которую он подставил лицо.
В некотором смысле он находился в таком же шоке, что и его жертва. Он сделал то, что хотел, но он всего лишь хотел, просто хотел, а желание и действие – разные вещи.
Но ни это явилось основной причиной шока. Его неприятно поразила реакция Оли. Почему-то она сопротивлялась вяло, наверное, действительно выпила больше нормы, но Стас почувствовал по ее движениям, что для нее это не было чем-то естественным. Довершил уверенность в этих ощущениях ее плач. Не сразу, но Стас понял: Оля в комнате Влады. Плачет, что-то требует. Ситуация напомнила картину банального изнасилования. Он никогда бы не подумал, что окажется в подобном положении.
Он всегда считал себя человеком приличным, хотя в глубине души понимал, что не лишен определенной дозы цинизма. Но цинизм не означал, что его обладатель рано или поздно совершит парочку кошмарных поступков. Как-то один приятель задал ему вопрос, неразумный, циничный, но в тоже время возбуждающий плоть вопрос. Изнасиловал бы Стас приятную на вид девчонку, если бы уверенность, что это не принесет неприятных последствий, сойдет с рук? Стас что-то пробурчал, мол, не городи ерунды, но про себя признал, что очень даже может быть. Почему нет? Вслух он такое, конечно, не высказал. Только как можно иметь в чем-то уверенность? Получалось, вопрос отпадал сам собой.
Стас никогда бы не пошел на это просто потому, что это был бы неоправданный риск. Одно другого не стоит. Но происходящее в квартире подруги все больше убеждало, что Стас совершил нечто подобное, хотя и неосознанно.
Кое-как одолев страх, он вышел из ванной в прихожую. Не до утра же ему там сидеть? Прошел к спальне Влады, с каждым шагом убеждаясь, что Оля находится там. Позже он понял, почему его толкало в самое пекло, каким являлась в тот момент комната Влады. Он опасался, что подруга, обнаружив сестру плачущей, примет сторону Оли. Кто ж разберет этих баб? От Влады можно было ждать, что угодно. Настроение ее частенько менялось на противоположное в течение вечера. И слезы действовали на людей порой лучше всяких слов.
Стас вошел в спальню. Заметил тень, отпрянувшую от кровати. Увидев его, Оля замерла. Влада спокойно лежала, отвернувшись от сестры. Это немного успокоило Стаса. Катастрофы не случилось. Влада попросту игнорирует сестру, ее слезы. Может, Оля, привыкшая строить из себя дома паиньку, всего лишь достоверно играет жертву?
Он хотел что-нибудь сказать, уверенное, потребовать успокоиться, не будить Владу, заявить, что нет причин поднимать среди ночи шум, но слова ему так и не дались. Они куда-то улетучились, и он посторонился, чувствуя, что Оля его боится и хочет покинуть комнату. И он не хотел, чтобы его выдал голос. Если она услышит в нем испуг, это лишь ухудшит ситуацию. Главное – не показывать, что он опасается последствий.
Когда Оля выскочила из комнаты, Влада продолжала лежать лицом к стене.
– Влада, ты спишь?
Подруга медленно оглянулась, села на кровати. Они молча смотрели друг на друга. Выражения лиц, конечно, не видели, но знали, куда направлен взгляд партнера.
Владе не нужен был свет, чтобы понять: ее бойфренд напуган. Серьезно напуган: страх очистил его от алкоголя. Из-за реакции Оли. Он не ожидал этого, думал, она поломается для вида, после чего еще сама ему подмахнет. Но не все так просто. У сестрички парней не было, какую же реакцию от нее ждать?
Страх Стаса разозлил Владу. Ей хотелось закричать на него. У нее самой страх не прошел до конца, но она – женщина, почему же боится он? Девушка едва сдержалась. Заорать на него, значило не только оттолкнуть, хотя он был ей сейчас нужен, но и дать повод сестренке. Влада почувствовала, что им со Стасом ничего не грозит. Она жила вместе с сестрой много лет и волей-неволей изучила ее. Оля раздавлена, возможно, по-настоящему не осознает, что произошло. Неизвестно, что будет утром, как она поступит, но сейчас, почти в полночь, она точно не станет куда-то звонить, тем более, звать соседей.
Ее поведение пока лишь подтверждало мысли Влады. Она убежала в свою комнату, наверное, поняла, что от сестры ничего не добьешься.
– Влада, – в голосе Стаса слышалась полнейшая растерянность.
Его подруга почувствовала, что он оказался на некой черте. От ее поведения зависело, уплотнится ли его страх или он наоборот почувствует себя почти в норме.
– Ты ее трахнул? – она спросила это интуитивно, голос вышел грубым и сексапильным.
– Да. Но Влада… Я…
– Успокойся, я же говорила, она обязательно сделает вид, что такого у нее раньше не было. Или ты хочешь сказать, что она была девочкой?
Они смотрели друг на друга, не различая глаз, но зная, куда обращены их взгляды. Это была дуэль, хотя об этом они как раз не предполагали.
Стас не единожды слышал разговоры парней о том, какое препятствие приходилось им преодолевать, если у девушки это было в первый раз. Когда же это случилось у него, он не почувствовал чего-то особенного. Не было даже крови. И в случае с Олей он также не смог бы сказать что-то определенное, к тому же был слишком возбужден. Но Влада шла напролом. Она не знала этих тонкостей мужских ощущений, но чувствовала: стоит указать направление, и Стас повернет голову именно туда.
Так и случилось.
– Нет… Кажется, нет.
Не показывать же себя таким профаном.
– Видишь? Она специально закатила истерику. Она очень капризная. Ей, наверное, понравилось, но она ни за что не признает. Я даже уверена, что ей понравилось.
Стас почувствовал, как плоть снова твердеет. Это заметила и Влада. Она улыбнулась, благо Стас не видел ее глаза. Страх оставил ее окончательно, она даже удивилась, что такое было. Душу заполняло ликование. Все получилось даже лучше, чем она предполагала. Только при мысли о том, каково сейчас ее мерзкой сестренке, Владе хотелось улюлюкать.
– Влада, – несмотря на возбуждение, Стас по-прежнему не был уверен, что последствий не будет. – Она точно не расскажет твоим предкам? Что, если взболтнет?
Влада поморщилась.
– Еще чего… Они ей не поверят. Если что, мы всегда скажем, что она предложила тебе заняться этим в открытую. Ты немного выпил и не сдержался. Ты же все-таки мужчина.
– Угу…
Влада широко улыбнулась. 
– Она не расскажет, брось нести ерунду. Она помрет, но ни за что не решится сказать предкам, что уже не девочка. Может, она наоборот попросит тебя, поиметь ее еще разок.
У Стаса вырвался хриплый смешок. Влада подалась к нему, обхватила ладонью член. Возбуждение парня было максимальным.
– Ты можешь не ждать, Стас, – прошептала она. – Когда она снова придет к тебе. Лучше сходи сам.
Пауза.
– Я тебе разрешаю. Еще разок трахнуть мою сестричку.
Он молчал, снова ощущая прежнюю неподконтрольную лавину животного возбуждения.
– Иди к ней еще раз.
Парень отступил на шаг. Несмотря на желание, на этот раз голова не желала так просто сдаться телу. Не совершат ли они ошибку?
– Может, не сейчас? Я спать хочу. Может, лучше утром?
Он надеялся, что утром Влада не станет ни на чем настаивать, и все забудется. Забудется для всех.
– Хорошо, – интуиция подсказала ей, что на сегодня достаточно. – Утром. Завтра утром ты отымеешь ее еще разок, чтобы она больше не смела, бежать ко мне и жаловаться.


Конец ознакомительного фрагмента


Полный текст, продажи:
 
http://andronum.com/avtory/kolosov-igor/
https://www.litres.ru/igor-kolosov-10384461/