Моё Пятигорье

Из дневника Печурина
            
             «Что началось необыкновенным образом, то должно так же и кончиться»

 
   «Вчера я приехал в Пятигорск нанял квартиру на краю города, на самом высоком месте, у подошвы Машука: во время грозы облака будут спускаться до моей кровли. Нынче в пять часов утра я открыл окно…»
      (примечание автора: «и далее во всем тексте курсивом введены цитаты из романа «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова»).

  Так начинается у Лермонтова одна из глав романа «Герой нашего времени» о событиях, произошедших с Печориным в Пятигорске.  Я, собираясь на воды в этот город - курорт, захватил с собой томик Михаила Лермонтова, моего любимого поэта и писателя, решив перечитать  этот школьный программный роман еще в самолете.
Заселился я в санаторий « им. М.Ю. Лермонтова» у подножья Машука поздним осенним вечером. Попросил номер с видом на горы.  Девушка администратор улыбнулась:
- У нас тут со всех сторон горы,  но вы будете любоваться и городом, и горами.

  Действительно, когда я вышел на балкон в своем номере, я увидел раскинувшийся внизу звездной картой золотых огней ночной Пятигорск с пунктирной линией горящих фонарей вдоль трассы, уходящей за горизонт бархатной черноты.   Утром я надеялся увидеть Эльбрус, до которого по прямой всего-то девяносто километров. Перед тем, как заснуть, открыл роман и прочитал:
  «Вид с трех сторон у меня чудесный. На запад пятиглавый Бешту синееет, «как последняя туча рассеянной бури»; на север поднимается Машук, как мохнатая персидская шапка, и закрывает всю часть небосклона; на восток смотреть веселее: внизу передо мною пестреет чистенький новенький городок,  шумят целебные ключи, шумит разноязычная толпа, - а там дальше, амфитеатром громоздятся горы все синее и туманнее, а на краю горизонта тянется серебряная цепь снеговых вершин, начинаясь Казбеком и оканчиваясь двуглавым Эльбрусом…»

  С мыслями о том, что мне предстоит увидеть завтра,  я провалился в сон. Во сне мне приснился Печорин. Он сидел  в кресле напротив моей кровати и наливал в  стеклянный стакан  Прасковейский коньяк, который я успел прикупить в аэропорту в магазине «Дьюти фри».
 - Вы, я вижу, тёзка, предпочитаете крепкие напитки, тогда лечение на водах вам противопоказано. «Мы ведем жизнь довольно прозаическую, … пьющие утром воду – вялы, как все больные, а пьющие вино повечеру – несносны, как все здоровые…» - говорил Печорин в моём сне. - Кстати, могу порекомендовать хорошего доктора. Вернер его фамилия. Правда за глаза его здесь зовут Мефистофелем, - и он засмеялся, побалтывая коньяк в стакане и рассматривая его на свет,  падающий из окна то ли от луны, то ли от неонового света вывески на крыше санатория.   

 Он был похож на Лермонтова, которого я видел на известных портретах. Но, если тезка, то передо мной, несомненно,  молодой Григорий Александрович Печорин.
Я проснулся и включил бра над кроватью. Кресло было пустым, но коньяк в стакане на столике еще колыхался. Я протер глаза, посмотрел на часы, было полчаса после полуночи. Значит,   заснул тридцать минут назад. Бутылку я открыл сам перед сном и, плеснув себе в стакан, выпил коньяк, чтобы быстрее заснуть. В последнее время меня мучила хроническая бессонница, и я надеялся, немного алкоголя поможет мне быстрее заснуть.
- Сон странный, как явь…  Но коньяк?  Может я недопил? – подумал я, встал и, взяв стакан, выпил остатки.

  Я, Григорий Александрович Печурин, и меня еще в школе после изучения «Героя нашего времени» с легкой руки нашего учителя литературы дразнили «Печориным». Тогда байронизм этого героя мне даже нравился, и я с юношеским снобизмом гордился своим прозвищем и даже пытался быть на Печорина похожим в основном в своих романтических отношениях с  девушками. Тогда-то еще в школе я увлекся стихами Лермонтова и перечитал все четыре тома его избранных произведений. Печорину,  в главах романа «Мери» и «Бэла», когда тот был в Пятигорске, было лет двадцать пять. Мне сейчас сорок один, и я, перечитывая сегодня роман, по-новому отнесся к герою, чьим статусом в соцсетях могла бы стать цитата из романа:
  «Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его…». Раздвоенность личности –  такой диагноз у психологов был бы точно.
 Лишний человек, не нашедший себе применения и озлобленный на весь мир, манипулирующий людьми, с целью достижения каких-то своих эгоистичных целей. Никогда никого не любивший, но искавший любви.
«В нем переплетаются ум, знание людей, предельная честность к себе, неумение найти цель в жизни и низкая нравственность».

  А я, чем я отличаюсь от него. Мне сорок один…   Печорину было на десять лет меньше, когда он умирает где-то в Персии. Так поступил писатель со своим героем в романе. «У него нет будущего, - говорил нам учитель в школе, Павел Семенович. Мы его прозвали «Павка Корчагин» за неиссякаемый энтузиазм заставить нас читать и привить нам любовь к чтению. Я благодарен ему сейчас, что с некоторыми из нас это получилось. Я пошел на филфак, правда, бросил после первого курса, завалив сессию из-за любви и загулов, и ушел в армию.  « … потому что самые счастливые люди – невежды, а слава – удача, и чтоб добиться её надо только быть ловким…».

  «Скоро перевели меня на Кавказ: это самое счастливое время моей жизни…- напишет Печорин в своем дневнике. – Я надеялся, что скука не живет под чеченскими пулями – напрасно…» У меня был свой Кавказ, служил, как сейчас говорят, в «горячих точках». Когда вернулся, увидел, что мать поседела от переживаний. Да и у меня виски засеребрило. Всё!  Хватит, а то не засну до утра. Глубокий вдох… Раз, два, три, четыре….

  Утром меня разбудило солнце, лучи, которого падали мне прямо на лицо. Я вышел на балкон «Воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка; солнце ярко – небо сине…» Передо мной в рассветных лучах золотиться гора Джуцу, справа в утренней дымке белоснежный Эльбрус. Где-то там межу Лысой и Железной  - Железноводск, а Машук - вот он рядом, даже телевизионная вышка видна с цепляющимися за неё клочками белых облаков утреннего тумана. У подножья  этой горы раскинулся Пятигорск. «Кругом амфитеатром возвышаются синие громады Бешту, Змеиной, Железной и Лысой горы …»   

  Семь утра. Удивительно, но я крепко спал. До завтрака успею на пробежку, а позже начнутся медицинские осмотры и процедуры. Мне не терпелось посмотреть город. Кажется, мне здесь понравится. Пейзажи Пятигорска, воспетые в стихах Лермонтова и увековеченные в литературных образах Кавказа, описаны и другими классиками русской литературы.  Но Пятигорск навеки связан с именем этого великого русского поэта. Здесь он побывал в разные годы своей жизни: еще ребенком, приезжая с бабушкой «на воды», как раньше называли такое путешествие для оздоровления состоятельное дворянство.  Здесь он был проездом  к месту службы, отбывал царскую  ссылку, будучи опальным поэтом. Здесь у подножья Машука и был убит на дуэли. Где-то там, на горе, поставлен ему памятник.  В разное время в Пятигорске побывали Александр Пушкин и Лев Толстой.
 Карта туриста лежит у меня в номере с обозначением всех  достопримечательностей этого города – курорта. В моих планах ознакомиться со всеми этими культурно-историческими объектами:  «Провал» - озеро вулканического происхождения, Грот Дианы,  Китайская беседка,  «Эолова арфа», известная скульптура «Орла», признанная символом всех городов Кавказских Минеральных Вод.

 Я вышел из санатория, оказывается, прямо на противоположной стороне улицы расположился дом-музей Михаила Юрьевича, о чем свидетельствовал указатель на перекрестке. Но сейчас у меня в планах терренкур на Машук.  «Машук – податель струй целебных». Благодаря его водам, бьющим из вулканических недр, выросли здравницы старинного курорта. Проходя карстовые породы, горячие воды, подогреваемыми вулканическими газами, напитывались солями  и различными минералами. 
 
 Интересна легенда о горе. Машук - так звали красавицу-горянку, что полюбила сына  Эльбруса – молодого красавца Бешту. Но старый развратник, Эльбрус сам имел виды на эту девушку и отправил сына на войну с соседним народом, а сам силой взял себе в жены Машук. Бешту, вернувшись с победой, узнал о коварстве отца и, нарушив все обычаи горных народов, почитать родителя и покориться решению отца, кинулся на него и рассек его седую голову надвое.
 Но собравшись с силою, Эльбрус разрубил непокорного сына на пять частей. И прогневав,  наконец, Бога, превратились все участники этой трагедии в горы. Пятигорьем стал Бешту, ныне Бештау, двуглавым - Эльбрус и вечно оплакивающая свою любовь и горькую участь Машук, пытающаяся излечить своими слезами–водами Бештау и всех, кто приезжает в эти края.

  Эту историю я узнал от таксиста, везшего меня из аэропорта Минеральные воды до санатория. Всю дорогу этот общительный местный житель был у меня гидом, хотя в темноте ночи разглядеть что-нибудь  было сложно. Поэтому мой водитель был особенно настойчив в продолжение нашего знакомства, наверняка не из  самых бескорыстных побуждений.

  Но пора знакомиться с современным «водяным обществом». Я как раз добежал до питьевого бювета источника №4. «-Я велел им пить по два стакана кислосерной воды и купаться два раза в неделю в разводной ванне..», - так, кажется, советовал доктор Вернер своим пациентам. Выпью и я. Но, оказывается, нужно приобрести разовый стаканчик за два рубля или приходить со своим. Я это не предусмотрел и стоял, запыхавшийся от пробежки, крутя головой по сторонам.
 Мою жажду заметила молодая особа - яркая блондинка в модном спортивном костюме. Она покупала стаканы и  с неожиданной  заботливой щедростью протянула один из них  мне.
- Сразу видно, что вы в первый раз. Я тоже приехала три дня назад и столкнулась с этим ненавязчивым бизнесом на водах. Давайте выйдем из бювета, чтобы не мешать людям. А пить воду лучше сразу здесь. Как говорят врачи, через два часа меняется её минеральный состав, и нет уже значительной пользы от её применения.
- Спасибо, у вас доброе сердце, - сказал я и то ли, пытаясь блеснуть остроумием, то ли от неловкости неожиданного предложения произнес фразу из дневника Печорина: «Странная вещь сердце человеческое вообще, и женское в особенности!»
 
 Блондинка посмотрела на меня с любопытством и представилась:
- Мария, можно Мари.
- Почти как Мери - усмехнулся я. - Случайно, не Лиговская - снова сделал я уже непрозрачный намёк на некую литературную эрудицию.
- Почему Лиговская?  Семёнова. Мария Семёнова. – Я из санатория «Тарханы», а вы, где отдыхаете?
- Григорий Печурин из лермонтовского. – ответил я.
- А… вы меня хотите разыграть!? Здесь все помешаны на лермонтовских местах. Я знаю Печурин – это герой лермонтовского романа.
 - Герой – Печорин, а моя фамилия Печурин. И роман, кстати, называется «Герой нашего времени». В школе проходили, – я был разочарован. Эта Мери не в моем вкусе. Но она, кажется, обиделась, хотя не подает вида. Я решил попрощаться, посмотрел на часы и, сделав вид, что опаздываю, еще раз поблагодарил и побежал в санаторий.
- До встречи. Я здесь каждое утро в это время! - крикнула она мне в спину.

 «Знакомясь с женщиной, я всегда безошибочно отгадывал, будет ли она меня любить или нет…», ну эта «Мери - Мари» слишком настойчива. А в этом мы с Печориным похожи.  Я не был женат в свои соро лет, «…надо мной слово «жениться» имеет какую-то волшебную силу». У Печорина «сердце превращалось в камень» и «прости любовь». У меня только второе. Я трусил, долго тянул с разрывом, давая женщине первой избавиться от меня, чтобы она не слишком страдала, а я не чувствовал себя последним подлецом.

 За завтраком я разглядывал отдыхающих и с ужасом обнаружил, что вокруг лишь старшее поколение, годящееся мне даже не в отцы, а «в бабушки и дедушки». Да, рано я пренебрег знакомством с Мари.  Можно  будет с девушкой провести время с пользой для себя и для её духовного просвещения.

 Получив медицинские назначения от лечащего врача, я отправился на массаж, первый сеанс которого мне был назначен уже сегодня. Подойдя к кабинету, я остолбенело уставился на табличку на двери кабинета, не веря еще своим глазам. На табличке  было написано «Массаж», а ниже "доктор В.Я. Вернер". Я не помнил, как звали по имени друга Печорина, но фамилия у него была точно Вернер. Но больше меня озадачило воспоминание о моем сне, где Печорин мне этого доктора рекомендовал.
- Мистика какая-то. Печорин - во сне, Мери - в бювете, а теперь тут еще и Вернер. Главное, чтобы дуэли с каким-нибудь Грушницким не было.

 Я постучал. За дверью раздался голос:
- Входите.
Передо мной сидел доктор Вернер, совсем не похожий на литературного персонажа Лермонтова. Это был могучий усатый чернявый мужчина с волосатыми огромными руками, торчащими из закатанных рукавов белого халата.
- Проходите, раздевайтесь по пояс. Где ваше направление?
Я все еще не преодолел свою оторопь, протягивая ему листок с назначением.
- Григорий Александрович? Ба, да почти Печорин! – и он расхохотался, - Да, мы с вами давно знакомы, как лермонтовские персонажи. Вас в школе не дразнили? А я, знаете, в старших классах натерпелся с этой  фамилией. Только я не русский, а немецкий еврей. Вениамин Яковлевич Вернер.
- Ну, ложитесь, господин Печурин. Я вам по блату нашей  литературной дружбы хороший массаж проведу. Что это вы, молодой человек, так себя запустили, что в сорок лет не на пляжах Турции валяетесь, а к нам в санаторий лечиться едете?
Тут он заметил мои отметины на спине. – Извини, брат. Вижу, повоевать пришлось в наше - то мирное время. Где служил?
- В погранвойсках, - ответил я, не желая больше распространяться на эту тему. – Сейчас журналист, работаю в издательстве в Москве.
- Пишешь, значит. Это хорошо,  вполне мирная профессия, хотя и журналисты сейчас гибнут, как «бойцы невидимого фронта». Но опять ведь с литературой жизнь тебя связала.
 Меня он начал раздражать, я напрягся, он почувствовал это.
-Попробуйте расслабиться, иначе мышцы болеть будут. – Больше он не проронил ни слова, закончил массаж и сухо сказал - До завтра.

 До обеда оставалось еще много времени, и я пошел гулять по городу. Погода благоприятствовала прогулке. День выдался солнечный и теплый, несмотря на начало октября.  Золото  кленовых листьев, охристость листвы грецкого ореха с россыпью осыпавшихся каштанов на тротуарах, шуршанье воды в еще не выключенных на зиму фонтанах и уже измятые дождями, но неувядающие бутоны розовых кустов создавали особую минорную атмосферу последних осенних теплых дней. И воздух… .  Действительно, после Москвы горный воздух был чист и свеж.

 Я спустился к парку «Цветник», полюбовался стеклянной лазурностью Лермонтовской галереи. Обратил внимание на особую приверженность городской архитектуры к ажурной чугунной живописи балконов, перил лестниц и оконных решеток. Решил зайти в старейшую в городе «Кофейню Гукасова». Зданию более ста лет,  реставрировано, но сохранило свою идентичность. Возле кафе поставлена современная скульптура «Кисы Воробьянинова», выпрашивающего у прохожих милостыню. Туристы трут ему нос и бросают в шляпу монетки, рассчитывая на предсказанное гидами неожиданное обогащение.

 Уютный интерьер  кафе с голубыми бархатными диванами и добротными столиками под красное дерево передавал атмосферу дореволюционной старины. Только барная стойка с кофе-автоматом и стеклянной витриной выпадала из общего интерьера, разрушая претензию создателей на историческое прошлое. Кофе был превосходный, и, хотя я не любитель сладостей, но заказал кусок торта «Времена года».

 Ввалившаяся толпа туристов заставила меня покинуть это уютное местечко и отправиться мимо санатория «Горячий ключ» к Гроту Дианы. Если верить табличке, прикрученной к стене внутри грота, здесь  20 июля 1841 года, т.е. за неделю до смерти Михаил Лермонтов устраивал с друзьями для местных дам бал, лично принимая участие в украшении грота цветами и лентами.


 Я попытался представить поэта за этим занятием, но все же с его угрюмой жизненной разочарованностью ему свойственна была бы больше созерцательность. Я даже прислонился к одной из колонн, чтобы почувствовать себя на месте поэта в позе с перекрещенным на груди руками и взглядом исподлобья.  Вдруг  заметил, что за мной наблюдают две девчушки и с трудом удерживаются от смеха. Тогда я продекламировал:
   «Знавали ль Вы, что здесь бывал поэт, Не ведая судьбы жестокой?
   Как плавно танцевал он менуэт с Екатериной ясноокой. Знавали ль Вы?
   Страдали ль Вы, узнав, что этот бал был здесь последним для поэта?
   Как резко юной жизни карнавал дуэлью прерван был, при этом страдали ль Вы?»
 Они прыснули, уже не стесняясь и, шутя, зааплодировали.
- Это вы сами сочинили?
- Нет, Лермонтов из могилы, - страшным голосом произнес я, и они убежали, все еще смеясь и оглядываясь на меня.

***
 Идешь по горбатым старым улочкам Пятигорска - что ни дом, то история. Здесь в этом доме Раевского останавливался Александр Пушкин в 1820 году. А здесь Лев Толстой проживал у своей сестры. А вот и домик Лермонтова, откуда он ушел в последний день своей короткой жизни и не вернулся. Был убит на дуэли. Сейчас здесь дом-музей М. Ю. Лермонтова. Так и хочется  прикоснуться ладонью к стене дома из старой кирпичной кладки, заглянуть внутрь и представить, как более сотни лет назад там жил и смотрел из этого окна Александр Пушкин, останавливаясь погостить в доме генерала Раевского. Молодой граф Лев Толстой обедал в  здании ресторации, где сейчас находится институт Курортологии. Михаил Лермонтов ходил по этим улицам, принимал ванны в Елизаветинских источниках,  любовался видами Пятигорска из беседки Эоловой Арфы.

 «На крутой скале, где построен павильон, называемый Эоловой Арфой, торчали
любители видов и наводили телескоп на Эльбрус». И по сей день, сюда автобусами подвозят туристов для фотосессии. И только ранним утром или поздно вечером здесь можно найти уединение.

 Пешие прогулки по Пятигорску с непривычки после оседлой работы в офисе редакции в конец утомили меня, и вечером я рухнул в постель сразу после ужина, как только стемнело. А осенью в горах темнеет рано.  Не включая света, смотрел телевизор и как-то незаметно для себя заснул. Проснулся я неожиданно, телевизор мигал голубым экраном, программа закончилась.  Я повернулся к тумбочке, чтобы взять пульт и выключить телевизор и вдруг  снова увидел Печорина.

 Он сидел там же в кресле  и смотрел на меня «из полуопущенных ресниц  глаза сияли каким-то фосфорическим блеском. То был блеск стали, ослепительный, но холодный; взгляд его - непродолжительный, но проницательный и тяжелый, оставлял неприятное впечатление нескромного вопроса и мог бы казаться дерзким, если б не был столь равнодушно спокоен…»

- Как  прошел день, тезка? Каково ваше впечатление от  Пятигорска и новых знакомств? Вы зря пренебрегли вниманием Мери, но осторожно, помните «женщины любят только тех, кого не знают». Моё отношение к женщинам вы знаете «я презираю женщин, чтобы не любить их, потому что иначе жизнь была бы слишком нелепой мелодрамой». Но вы тщеславны, мой дорогой, когда приписываете себе сходство с моим характером. «Я иногда  себя презираю… не от того ли я презираю других?». Вам же это чувство неведомо. Так что не заблуждайтесь насчет себя. «Честолюбие есть не что иное, как жажда власти».  А все ваши стремления сделать карьеру  и получить  должность главного редактора - не эта ли жажда власти?   
«…в чьей голове родилось больше идей, тот больше других действует, от этого гений, прикованный к чиновническому столу, должен умереть или сойти с ума,  точно так же как человек с могучим телосложением, при сидячей жизни и скромном поведении, умирает от апоплексического удара».
- Но я вижу, вы не расположены к философскому разговору,- продолжал он. - Спокойной ночи. Завтра, а вернее уже сегодня  у вас будет важный день. Будьте внимательны к событиям и помните «без дураков было бы на свете очень скучно…». Он подошел к балкону и исчез за шторой.

 Я проснулся весь в поту. В комнате было холодно,  балконная дверь распахнулась от ветра, ветер полоскал шторы. За окном шел сильный дождь.  Экран телевизора мигал голубым светом.  Я встал, страшно хотелось пить. Наверное, у меня жар, поэтому этот бредовый сон. Закрыл балкон и, налив в стакан воды из графина, залпом выпил. Сел на кровать. На тумбочке лежал открытый роман «Герой нашего времени», я посмотрел на страницу «Журнал Печорина» часть вторая.

 Утром мне пришлось обратиться к врачу за таблеткой от  головной боли.  Температуры не было, но давление подскочило. Мне посоветовали отказаться от физических нагрузок и процедур. На пробежку я не вышел, тем более дождь, начавшийся ночью, не прекращался, только перешел в нудную морось, да ветер стих.

 За завтраком я просидел в одиночестве, раздумывая над ночными кошмарами.  Да, я хотел сделать карьеру и не видел в этом ничего предосудительного. Но я же не шел по головам, не подсиживал коллег…  Я работал, как проклятый. Не отказывался ни от одной командировки, куда бы ни посылали. Может из-за этого и не складывалась личная жизнь. Вера ушла от меня и вышла замуж за немца.  Уехала с ним жить в Германию. С тех пор я ничего о ней не знаю и не хочу знать. А мог бы позвонить её матери. Да, я и своей - то не звоню. Живет недалеко от Москвы в Смоленске. А езжу раз в году. На праздники смс отделываюсь. Она обижается. Поначалу упрекала, а теперь и сама не звонит. Стало на душе так скверно, как на улице, и так же холодно. Решил, что нужно обратиться к психологу, направление лечащий врач мне давала,  а я его где-то бросил в номере, не собираясь идти на эти групповые сеансы общего психоза.

 Психотерапевтом был смешной старичок в очках, похожих на пенсне. Они держались на переносице его красного носа, и, казалось, что они у него не для глаз, а держат нос, чтобы не упал. Он был небольшого роста. За огромным столом, заваленным бумагами, виднелись лишь его плечи и маленькие ручки поверх журнала регистрации пациентов. Он пригласил меня сесть в кресло, стоящее далеко от стола, и попросил рассказать о моих проблемах.
 
 Я пожаловался на бессонницу и повторяющиеся сновидения. Мне хотелось разобраться, что бы это значило с точки зрения психиатрии. Доктор, потирая ручки, успокоил меня.
- Вы переутомились. У вас пограничное состояние. Мы быстро приведем вашу нервную систему в порядок. Приходите на наши групповые сеансы психотерапии. А на ночь я вам советую ставить бутылку воды в изголовье. Утром её выливаете, и вся негативная энергия уходит из вас. Я сам так делаю. У меня вот даже в кабинете вода стоит. И он вытащил откуда-то из-под стола трехлитровую банку с водой.
- Вот самый эффективный способ. А если вы верующий, сходите в Лазаревский храм рядом с Некрополем, знаете это где?
- Нет, - неуверенно сказал я, не совсем понимая, серьезно это говорит доктор, или он меня разыгрывает.
- Это рядом с Питьевым источником №19 на улице Пастухова. Если сами не найдете, спросите. Храм очень намоленный. Батюшка прекрасный. Исповедуйтесь, душу облегчите. Вот ночные кошмары и уйдут. А я вам еще таблеточки пропишу.
«Будет и того, что болезнь указана, а как её излечить – это уж бог знает!»
Выходя из кабинета,  я вспомнил ночную фразу Печорина: «без дураков наша жизнь была бы скучной». Одно из его предсказаний на сегодня сбылось.  Только кого он имел в виду?  Уж не меня ли? Что такое важное меня сегодня ждет? Или это просто бред какой-то…

 На обед в столовую я пришел поздно, когда основная масса отдыхающих дожёвывала свой пресный обед и, прихватив яблоки, выплывала из столовой, настраиваясь на тихий час. За своим столом я увидел женщину, она сидела ко мне спиной. Каштановые длинные волосы были убраны в хвост. По прическе невозможно было угадать, сколько ей лет, но стройная фигура оставляла надежду, что дама не пенсионного возраста.  Я все еще стоял, разглядывая её спину, когда она, словно почувствовав на себе мой взгляд, обернулась и поднялась из-за стола. Я поторопился поздороваться и объяснить, что я её сосед по столу, и мы вынуждены будем разделять еще пару недель санаторную трапезу, если она  не возражает.

 Она посмотрела на меня  безразличным взглядом и, слегка кивнув головой, без тени улыбки на лице бросила:
- Не возражаю.
Тембр голоса у неё был с какой-то особенной хрипотцой, внешность самая обычная: высокий лоб подчеркивали гладко зачесанные волосы, карие глаза, тонкий прямой нос, рот был несколько великоват, очерченный четкой формой губ. На лице ни грамма косметики. На вид ей можно было дать и двадцать пять, и тридцать лет. Черный свитер и джинсы подчеркивали её хорошую фигуру. Но главное для меня – она была молода, а не из пенсионного контингента отдыхающих. Я всё еще стоял, глядя ей в след.
 Вот она интрига! У меня сработал инстинкт охотничьей собаки. Предстоит работа. Такие женщины легко не сдаются, их нужно завоевывать.
«Женщины! Женщины! Кто их поймет? Их улыбки противоречат их взорам, их слова обещают и манят, а звук их голоса отталкивает… То они в минуту постигают и угадывают самую потаенную нашу мысль, то не понимают самых ясных намеков…»

 Я решил пройтись после обеда, дождь вроде бы обещал перестать. Разрывы в облаках давали надежду. Уже стал проявляться силуэт Машука. Я думал  о незнакомке за моим столом. Она чем-то неуловимым напоминала мне Веру, и я пытался понять чем? Вспомнились стихи Лермонтова:
   Я не люблю тебя; страстей
   И мук умчался прежний сон;
   Но образ твой в душе моей
   Все жив, хотя бессилен он;
   Другим предавшися мечтам,
   Я все забыть его не мог;
   Так храм оставленный – все храм,
   Кумир поверженный – все бог!

 Я шел и все твердил эти строки, как речитатив, и вдруг увидел Мари. Она заметила меня раньше, чем я успел скрыться от её глаз, и обрадованно призывно замахала мне рукой.
- Григорий! Это судьба. Мы снова встретились. Не могли бы вы меня сфотографировать. Я хочу, чтобы фонтан и надпись «Пятигорск» были на фотографии.
Она подала мне свой телефон и встала в эффектную, с её точки зрения, позу.
- А вы не уточнили, вас должно быть видно на этой фотографии?
- Всё шутите. Ну, Печорин…
-Печурин,- поправил я.
- А можно я буду называть вас Печорин. Это так романтично. Вполне соответствует местному колориту. Ну, пожалуйста, помогите девушки с фотосессией.
- Я готов. Внимание! Снимаю! - сделав несколько снимков, вернул ей телефон.
- Подождите, я должна посмотреть, как я получилась.
- Прекрасно! – ответил я.
- Вы так считаете? Да, вы даже не посмотрели.
- Мне достаточно, что я видел через объектив камеры.
- Давайте зайдем куда-нибудь выпить кофе. Сегодня промозглая погода. Я замерзла. Или вы боитесь пропустить  санаторский ужин? – усмехнулась она. - Неужели там вас так вкусно кормят. Я вот вообще вечером не хожу на ужин.

 Мне ничего не оставалось, как пригласить её в ближайшее кафе. И это оказалось кафе «Печорин».
 Мы выпили кофе, затем она заказала пару коктейлей, а я коньяк. На ужин я не попал, пришлось провожать подвыпившую Мари в её «Тарханы». Слава богу, с введенной пропускной системой в чужой санаторий не пускают, хотя Мари и кричала, что я её гость. Воспользовавшись перебранкой, я поспешил трусливо ретироваться.

 Чтобы не возвращаться рано в свой номер решил погулять по парку до Академической галереи.  Это бывшие Елизаветинские ванны, где впервые были и обнаружены горячие целебные сероводородные источники. Именно там собиралось «водяное общество». Сейчас здесь кафе «Мцыри», Музей современного искусства с экспонатом из травертина, тибурского камня, предсказывающего погоду своим раскачиванием. Об этом свидетельствовала надпись автора этого художественного объекта. Рядом с галереей находился Грот «Лермонтова», куда я поднялся и полюбовался открывшимися с высоты видами.

 Пока я бродил по галерее, стало совсем темно и в парке зажглись фонари. Я шел по аллее вниз, надеясь выйти к санаторию. Вдруг впереди  из темноты стала вырисовываться  фигура бронзовой статуи немного выше человеческого роста. Она поблескивала в сети фонарей.  Приблизившись я увидел, что это скульптура Печорина. Я вздрогнул и поспешил удалиться. Этот Печорин  преследует меня уже третью ночь, то являясь во сне, то вставая на пути в темной аллее.

 Незаметно для себя я ускорил шаг и скоро перешел на бег трусцой.  Впереди показалась группа молодых людей, которые громко разговаривали, переходя на мат. Непонятно было, то ли они ссорились, то ли общались в привычной для себя манере. Но встреча с ними в темной аллее не сулила для меня ничего хорошего. Назад путь был отрезан, а впереди меня ждало испытание. Предчувствие меня не обмануло. Когда я поравнялся с этой компанией, один из них обратился ко мне с весьма ожидаемой фразой.
- Чувак, дай закурить!
- Не курю,  - бросил я, стараясь сохранять спокойствие, но внутренне собираясь отразить нападение.
Двое преградили мне путь, а двое зашли за спину. Силы были безнадежно не равны.
- Да, он не курит, здоровье бережет. Лечиться приехал. Давай плати за лечение, а то мы бесплатно тебя полечим. Почки проверим, чтобы воду не напрасно здесь дул…
- Парни, не нарывайтесь на неприятности. За мной  полицейский патруль шел, вон они уже  идут! Сюда! – крикнул я. Они оглянулись, а я, что есть силы, толкнул стоящих передо мной в разные стороны и помчался по аллее.   Я позволил себе оглянуться только тогда, когда выбежал на центральную аллею, по которой прогуливались отдыхающие. Еле переводя дух, мысленно поздравил себя. Иногда и трусость помогает. В эту ночь Печорин меня не беспокоил.

 На следующий день я с нетерпением ждал свою соседку. Официантка уже принесла нам завтрак, когда девушка вошла в зал. Я её сразу заметил. Она была в белом спортивном костюме.  Волосы свободно распущены по плечам. Шла стремительной походкой среди потока вяло втекающих в зал отдыхающих.  Я встал, отодвинул ей стул и помог сесть под любопытные взгляды столующихся рядом.
- Григорий, - представился я.
- Вера, - просто сказала она и улыбнулась. – Извините. Может, вчера я была не слишком любезна. Но я не спала почти сутки, даже на ужин вчера не пошла. – Она удивленно посмотрела на меня, потому что я продолжал стоять, как истукан.
- Вы так и собираетесь стоять?  Думаю, что  этикет приличия уже соблюден. Садитесь же, а то на нас уже весь зал смотрит. Не стоит возбуждать у людей излишнее любопытство. Что вас так поразило?


 Я решил отшутиться, когда-то эти стихи я читал своей Вере.
   «Не чудно ль, что зовут вас Вера?
   Ужели можно верить вам?
   Нет, я не дам своим друзьям
   Такого страшного примера!..
   Поверить стоит раз… но что ж?
   Ведь сам раскаиваться будешь,
   Законы веры не забудешь –
   И старовером прослывешь!

 Она засмеялась: «Только не говорите, что это вы сочинили!»
- Ну, что вы, Вера! Какой я поэт, я журналист и никогда в своей жизни стихов не писал.
- Дайте, я попробую угадать. Это – Лермонтов!?-  сказала и вопросительно посмотрела на меня.
- Угадали. Вы любите этого поэта? – с надеждой спросил я.
Но Вера просто ответила:
- Нет, я просто угадала. У меня хорошая интуиция. А здесь вся атмосфера пропитана Лермонтовым. Мы же в санатории имени Михаила Юрьевича. Я не могу назвать его любимым поэтом.  Извините. Вы, я чувствую, любите его творчество. Ну, давайте уже завтракать, а то на процедуры опоздаем.

 Мне неудобно было спрашивать, чем она будет заниматься до обеда. В санатории это обычный режим  прохождения медицинских назначений, особенно в первый день. Увидимся в обед.

 Я поспешил на свидание к доктору Вернеру получать свою порцию массажа. Он поинтересовался, почему я пропустил вчера массаж. Я решил  рассказать ему об инциденте и признаться, что меня беспокоят повторяющиеся сны с Печориным. Он на удивление отнесся к моим рассказам с пониманием и посоветовал забросить роман и переключиться на что-нибудь более прозаическое.
- Вы слишком впечатлительны.  Вам помогут либо усиленные физические нагрузки, либо литературное творчество, пишите, вы же журналист. А возможно и курортный роман. Но лучше пишите…, - засмеялся он. – Выбор женского пола сейчас в санатории невелик, старушки, пожилые матроны. Но это дело вкуса. Только с местными девушками осторожнее. Можно нарваться. А в современном мире дуэльный кодекс не предусмотрен. Побьют ногами.
- Вот-вот. Вчера я почти попал в такую ситуацию. Прогуливался в парке перед сном и нарвался на хулиганов. Удалось позорно бежать,  один против четверых обкуренных… Сегодня я бы в вашем массаже уже не нуждался.
- Вы не в Ермолинском парке прогуливались? Вам повезло. Могли и с горы столкнуть. Будьте осторожны, нужно было позвонить в полицию. Их бы поймали. Надеюсь, вы были без дамы?
-  Хорошо, что без дамы. А то ситуация была бы другая. Название парка не знаю -  со скульптурой Печорина.
- Точно – «Ермолинский». Недавно его начали обустраивать, скульптуры персонажей  из романа поставили: Печорин, Мери, Бэла, Максим Максимович сидит там где-то на краю обрыва. А дорожки освещены не везде. В темноте туда  ходить не советую. Гуляйте в «Цветнике».
- Зато Печорин во сне в эту ночь не явился,- засмеялся я.
- Ну и хорошо. Вот  мы с вами на сегодня закончили.
 Попрощались и разошлись почти друзьями. « Мы друг друга скоро поняли и сделались приятелями, потому что я к дружбе неспособен: из двух друзей всегда один раб другого, хотя часто ни один из них в этом себе не признается…»

 Я с нетерпением ждал обеда, решив предложить моей новой знакомой проехать по канатной дороге на вершину Машука, полюбоваться видами Пятигорска. Но к обеду вновь заморосил дождь, и Машук затянуло туманной моросью дождливых облаков. Пригласить в кафе сразу было неловко. Семейный статус соседки еще не определился, и я боялся получить отказ в первый день нашего знакомства. Но Вера неожиданно сама предложила организовать ей экскурсию по лермонтовским местам, определив меня, как знатока «лермонтоведа».

 Мы отправились в музей «Домик Лермонтова», где он жил в последние дни своей жизни. Здесь он квартировался вместе со своим двоюродным братом Алексеем Столыпиным. Две комнаты окнами в сад занимал поэт, а две – его брат. Из вещей, которыми пользовался Лермонтов, только несколько столовых приборов, кровать и акварели на стенах, написанные самим поэтом. На столе книги, которые он читал. Кухня была в подвале, и слуга подавал еду в столовую через окно. Во дворе конюшня.
Домик сохранился, хотя во время Великой Отечественной войны в Пятигорске хозяйничали фашисты. Но видно не особо интересовались поэзией.

 В центре города рядом с храмом в 1889 году на месте первоначального захоронения поэта поставлен первый памятник Лермонтову скульптора А.М. Опекушина. После гибели поэта власти города под давлением настоятеля храма не разрешили хоронить его на местном кладбище. Дуэли были запрещены, и погибшие приравнивались к самоубийцам.

 Впоследствии Арсеньева Елизавета Алексеевна, урожденная Столыпина, бабушка поэта, пользуясь своими связями, выхлопотала разрешение перевести тело внука для перезахоронения в родовом имении Тарханы.
 
 Дождь перестал, и мы решили подняться к месту дуэли. Пока шли по асфальтированной дороге, тянувшейся по склону Машука, я рассказывал Вере, что знал  о жизни и гибели поэта.
 - Место дуэли точно определить было нельзя.  Все участники дуэли, секунданты Столыпин, Трубецкой, Глебов и Васильчиков, как и убийца поэта, Мартынов, были задержаны. Только спустя сорок лет в 1881 году специально созданная комиссия пыталась определить это место, опрашивая каких-то свидетелей. В 1915 году к столетию гибели поэта на месте дуэли поставили  символический памятник. Бетонный обелиск с оградкой в форме гильз от пули и четырьмя грифами по углам. Грифы расположены спиной к обелиску. Словно бояться смотреть туда, где смерть забрала поэта. Говорят, что если приглядеться, то птичьи головы похожи на силуэты голов секундантов в офицерских фуражках, обреченных скульптором на вечный стыд и скорбь за то, что не предотвратили эту дуэль.

- Вот ведь как бывает, - заметила Вера. – Колкая, казалось невинная шутка над Мартыновым, горячность молодости и такая нелепая преждевременная смерть.
- Вы, что же, Вера, оправдываете убийцу Мартынова?
- Нет, я просто никого не сужу. Говорят, Михаил Юрьевич, имел тяжелый характер и имел скверную привычку к злословию. Да, и с женщинами поступал неблагородно, не так ли? И Мартынов вспылил не только из-за шутки, там, кажется, была замешана сестра Мартынова, задетая Лермонтовым то ли вниманием, то ли наоборот. А его эпиграммы?! Он обижал людей…
- Николай Мартынов навечно записан в убийцы поэта. От него все отвернулись. Не это ли самое страшное наказание для человека. Не иметь прощения, даже когда ты искренне покаешься.  За дуэль он был посажен на три месяца на гауптвахту, после чего уволен в отставку и ему три года было приписано регулярно каяться священнику в убийстве. А ведь Мартынова в дворянских офицерских кругах считали храбрым офицером, он воевал на Кавказе. Ему было двадцать пять, а он был уже майором. Младше Лермонтова на два года, но старше по званию.  Николай Мартынов писал  стихи и считал себя поэтом. «О самолюбие! Ты рычаг, которым Архимед хотел приподнять земной шар!..»
 Я решил быть предельно объективным:
- Думаю, что Лермонтов, здесь был ему не соперник. Но Лермонтов с Мартыновым дружили еще с кадетской школы фехтования. Лермонтов был частым гостем в семье Мартыновых.  Действительно, волочился за одной из сестер - Натальей. Не знаю насколько это правда или миф. Когда Лермонтов возвращался из первой  ссылки из Пятигорска, сестра Мартынова, Наталья, с которой у поэта и был предполагаемый роман, передала с ним пакет брату в Москву. В нем был дневник Натальи и триста рублей денег.
 Лермонтов, боясь, что в записи в дневнике девушки могут его скомпрометировать, по дороге разорвал пакет, прочитал и уничтожил дневник. А Мартынову, отдавая деньги, сказал, что по дороге его ограбили и он отдает свои деньги. Ничего лучшего он придумать не смог. Мартынов, разумеется, не взял деньги. А Лермонтов с тех пор очень боялся, что о его проступке станет известно, если Наталья, встретившись с братом, случайно заговорит об этом.

 И встретившись в 1841 году в Пятигорске вновь, он всячески хотел разорвать дружбу с Мартыновым, сильно нервничал, что правда вскроется.  Мартынов, думаю, узнал, встретившись с сестрой, о дневнике, его содержании и что Лермонтов обманул его  насчет денег.

 Очевидно, эти события послужили главной причиной размолвки, а колкая шутка о пристрастии Мартынова к нарядам горца, стала окончательной каплей, переполнившей чашу терпения молодого человека.
- Вот, видите. Я была в чем-то права.  Мартынов получил каиновую печать за убийство своего бывшего друга. Но в дуэли он не был виноват, тут я его оправдываю,  – сказала Вера. – А как сложилась его судьба, вы знаете?
- Он удалился в свое подмосковное имение, пытался спокойно жить помещиком. Так и не женился. Семьи и детей у него не было. Умер в шестьдесят лет. А склеп и церковь  была разграблена беспризорниками. Там в имении была колония для беспризорников открыта. Тело Мартынова подверглось в 1920 акту церковного вандализма и утоплено в пруду. Так что убийца Лермонтова не нашел себе покоя ни при жизни, ни после смерти,- продолжил я свой рассказ.
- Ужасно то, что вы мне рассказали. Я этого не слышала. Очень грустно. Пожалуй, нам пора возвращаться в санаторий.
- Давайте, зайдем в кафе, - предложил я. – Вы мне о себе, еще ничего не рассказали. Познакомимся поближе.

 Вера посмотрела на меня, как-то неопределенно загадочно, и сказала:
- Думаю, на сегодня с меня информации достаточно. А для вас, мужчин, женщина должна оставаться загадкой, чтобы стимулировать к себе интерес, не так ли? Но я благодарно вам за нашу экскурсию. Мне было интересно. Увидимся завтра. Так вы возвращаетесь в санаторий? Я хочу вызвать такси, устала, а отсюда еще час будем спускаться.
 В такси мы молчали, только подъезжая к санаторию, слегка поспорили между собой о том, кто  заплатит таксисту. Вера пыталась говорить мне о равенстве полов, но тут я был тверд и попросил её,  меня не позорить перед «горцем» за рулем.

 На следующий день Вера не пришла на завтрак, я специально растягивал с утренней трапезой, ковырял ложкой холодную кашу под гневным взглядом  официантки, которая убирала  посуду с уже опустевших столов. Не было Веры и на обеде. Я начал волноваться. «С чего бы это?» -  задал я себе вопрос.
 Она меня заинтересовала, потому что я ей безразличен? Это всегда приводила меня в какой-то азарт. Появлялась желание добиться у такой женщины внимание к себе, заинтересовать. Так было и с моей Верой, хотя она давно уже и не моя. Она ушла от меня, потому что поняла, что я заскучал и никакой надежды на продолжение отношений у нас уже нет. Тем более я и не скрывал, что не собираюсь жениться ни на ней, ни на ком-либо еще. Карьера волновала меня больше, чем любовь. 

 Вернувшись в номер, я решил воспользоваться советом Вернера и начать писать заметку в свой журнал о Пятигорье,  хотя давал себе слово, что в отпуске не сяду «за перо» и специально не взял свой ноутбук.  В столе я нашел несколько чистых листов бумаги. Только сел за стол, раздался звонок из редакции. Новость была неожиданно приятная. Мою кандидатуру утвердили на должность главного редактора,  но просили закончить отпуск и вернуться в Москву на следующей неделе. Значит, у меня есть еще три дня. Ну, что ж, здесь меня ничего не держит.

 Я вылил оставшийся коньяк в стакан. Нужно выпить, «обмыть  назначение», как говорится.    Затем подошел к окну открыл форточку, было еще пять часов вечера, но из-за непогоды за окном быстро темнело. Снова дождь, а говорили, что погода в это время осени на Кавказе ясная и теплая.  Я сделал еще пару звонков сослуживцам, обсудив с близкими коллегами обстоятельства и ситуацию в редакции, проблемы выпуска нового журнала. От выпитого коньяка меня потянуло в сон, и я решил вздремнуть до ужина.

 Печорин стоял у стола ко мне спиной и перебирал листы. Вот он склонил голову, словно читает и произнес: «История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она – следствие наблюдений ума зрелого над самим собой и когда она написана без тщеславного желания возбудить участие или удивление»- не так ли, тёзка. Тут он обернулся и я увидел «его глаза не смеялись, когда он смеялся».  Печорин продолжал:
- Вы сегодня имели смелость обсуждать поступки великого поэта. Кто вам дал право  судить о его нравственности!? Вы, ничтожный писака, предел мечтаний которого – «начальственный табурет».  Да-да, не кресло, а табуретка, на которой вы будете крутиться, пока не свалитесь и тогда вам уже не подняться.  Вы не ведаете любви, а ищите развлечений. Не цените людей и не уважаете их. Это не я «нравственный калека», а вы! – отчетливо произнес он и швырнул в меня листы со стола.

 Я закричал: «Пошел прочь! Тебя нет! Ты выдумка, литературный персонаж, созданный Лермонтовым. «Лишний» человек, «не способный к великим жертвам ни для блага человечества, ни для собственного счастья»  – так судили о тебе твои же современники!»
 
 От собственного крика я проснулся. Листы бумаги были разбросаны по полу. Один лежал у меня на кровати. Я поднял его, на нем моим почерком было написано: «Дневник Печурина»
- Дьявольщина! Я тут с ума схожу от безделья. Срочно нужно заказывать билет. Завтра день на оформление документов в санатории и в субботу можно улететь.

 На ужин я опоздал и решил пойти в «Шашлычную №1» на проспекте Кирова. Центр города, многолюдно, а мне сейчас необходимо развеяться. Был будний день, и в кафе  было немного посетителей. Я сделал заказ и стал осматривать зал. В конце зала у окна сидели две девушки. Одна из них, сидевшая ко мне спиной, своим блондинистым затылком напомнила мне Мари. Но они сидели в своих телефонах, а когда женщины поглощены своими телефонами, они не доступны больше ничему и никому.

 Еще немолодая пара ждала заказа, а несколько солидно одетых мужчин колоритной кавказской внешности, вальяжно развалясь на диванах, пировали за обильно накрытым столом. По тому, как их обслуживали официанты, можно было сделать вывод, что один из них имеет непосредственное отношение к владению этим заведением.

 Я сел спиной к девушкам. Если это моя знакомая «Мери - Мари», мне нисколько не хотелось обнаружить себя.   Мне еще не  принесли заказ, когда в зал вошла компания молодых людей.  Среди них я узнал одного из тех, кто приставал ко мне в парке. Они сразу направились к девушкам, по обмену приветствиями и громким разговорам я понял, что они знакомы. Только этого мне не хватало, но не бросать же свой ужин и позорно бежать. Это было  для меня просто унизительно. Я решил остаться, тем более,  что до меня им нет никакого дела.

 Но я продолжал прислушиваться к разговору, а скоро обнаружил, что в зеркальном отражении стены мне видна вся компания. Официант принес им несколько бутылок вина и какую-то закуску.  Мне тоже подали шашлык и бутылку вина.

 Я принялся за еду, но продолжал наблюдать.  Скоро одна из девушек вдруг встала и попыталась уйти. Эта действительно была  Мари. Парень дернул её за руку, а она хлестко влепила ему пощечину. Она пошла к выходу. Возле моего столика он её догнал и резко потащил  к выходу. Я вынужден был вмешаться.
- Отпусти девушку!- я схватил джигита за рукав.  Он отреагировал и переключился на меня. Завязалась драка.
 Мари узнала меня и, воспользовавшись свободой, кинулась к бармену с просьбой вызвать полицию. Как я и ожидал, к нашим разборкам сразу присоединились остальные, при этом мой прошлый знакомый-незнакомец узнал меня и радостно, что-то сообщил на своем языке товарищам.   Они попытались вытащить меня из кафе, но тут вмешался мужчина, которого я принял за хозяина заведения. Он крикнул что-то официанту и моим противникам.  Те сразу отпустили меня и, бросая угрозы в мой адрес, вышли из кафе.
 Мари подошла ко мне, все это время она, оказывается, снимала драку на видео. Подруга её куда-то испарилась.
- Григорий, вы  меня спасли от этих хамов, - сказала она, усаживаясь за мой стол.
- Мне показалось, что вы были с ними знакомы. Мари, что произошло?
- А вы вступились за девушку, даже не разобравшись, что произошло. Да, ладно. Вы просто герой нашего времени, Печорин.
- Печурин, - раздраженно сказал я. – Вы не ответили. Я что зря рисковал своим лицом и ребрами.
 
 Пару раз мне не удалось уйти от удара. Я чувствовал, что губа саднит. Мари достала салфетку и протянула её мне. К нашему столику подошел официант, он принес бутылку коньяка и сказал, что  это от хозяина заведения за причиненные неудобства, мол, они всегда рады гостям, и здесь мы в безопасности. А уходя, предупредил:
- В полицию не обращайтесь, не советуют. Да, и видео удалите. Очень просили.

 Мари помахала рукой соседнему столику с серьезными мужиками, так как кроме нас и их в кафе никого уже не было. Парочку пенсионеров, как ветром сдуло, как только начались разборки.
- Щас, так я им и удалю видео, -  прошептала мне. Она, улыбаясь, постучала маникюрным ногтем по телефону и помахала им над головой, демонстрируя выполнение просьбы.
- Удали, могут проверить,- заметил я хмуро.
 - А я отослала его уже в облако. Не думаю, что они здесь айтишники. Но  как нам отсюда уходить…  Нужно будет такси вызывать. Кто из нас пьяным прикинется? Выпить придется угощение, что добру пропадать. Наливай.

 Этот вечер закончился для нас благополучно. Доставляла меня до санатория теперь Мари. Она помогла добраться мне до моего номера, не знаю, как ей удалось договориться с охранником, но на мою честь она не посягнула. Бросив мое тело на кровать, сняла с меня ботинки и ушла. «Нет ничего парадоксального женского ума; женщин трудно убедить в чем-нибудь, надо их довести до того, чтобы они убедили себя сами…»

 Пробуждение было тяжелым. Я принял контрастный душ, выпил таблетку от головной боли. Это немного облегчило состояние. В дверях меня ждала бумажка: приглашение к врачу после завтрака. Я надеялся, что это вызов связан с моим отъездом, а не с вчерашним нарушением режима санатория. За завтраком я встретился с Верой. Решил не задавать никаких вопросов, буркнул приветствие и с равнодушным видом углубился в меню, ожидая официантку с тарелками.

 Вера, как ни в чем не бывала, стала рассказывать мне, что вчера ездила в Кисловодск. Провела там целый день, город ей очень понравился. Там было солнечно, и она целый день гуляла в парке, была на поляне роз. Я молча слушал. Почему меня это так раздражает? Ведь она не обязана мне докладывать о своих планах. А я обиделся? Чему?
- Я завтра улетаю в Москву. Вызывают на работу,- сказав это, я посмотрел на неё.
Она была удивлена и даже как будто огорчена. Или мне это показалось?
- Но вы же в санатории.  На лечении, вроде бы?... - неуверенно сказала Вера.
- Вот именно, «вроде бы». Я здоров: считают, что «молод, по санаториям ездить»,  - не хотел говорить о назначении.
- Жаль, а я надеялась продолжить нашу экскурсию. Сходить сегодня на «Провал». Здесь еще какие-то «Бесстыжие источники» есть рядом.
- Хорошо, давайте сегодня после обеда сходим. Мне сейчас нужно посетить врача, оформить отъезд.  Узнаю, что для этого нужно, наверное, заявление какое-нибудь.

 Мне вдруг стало грустно. Эта женщина задела моё сердце. Чем? Неужели тем, что напомнила мне мою первую любовь? Тогда я тоже выбрал не женщину, а карьеру.

 До обеда я все уладил, написав, какие-то расписки о добровольном отъезде из санатория. Собрал вещи, чтобы утром осталось только вызвать такси. Солнце вновь порадовало Пятигорск. Началось запоздалое бабье лето. Отдыхающие, наконец-то, сбросили свои полиэтиленовые дождевики и зонты, достали привезенные наряды и высыпали на улицы города.

 Мы с Верой шли прогулочным шагом, наслаждаясь теплым днем. Поднимаясь по «бульвару Гагарина» к «Провалу», я рассказывал ей легенды о Машук и Бештау.
- «Слезами Машук» называют горячие источники, изливающиеся на поверхность. Они образуют на южном склоне горы карстовые ванны с горячей минеральной водой. «Бесстыжими» они так прозваны в народе, потому что исторически сложилось, что здесь могут круглый год принимать лечебные ванны все желающие.
- А почему «Бесстыжие»? – спросила Вера.
- А вот вы сейчас сами все увидите.
 Я подал ей руку, и мы осторожно начали спускаться по скользкому склону, по которому стекали ручьи минеральной воды с резким запахом сероводорода. Она стекала в углубления, промытые струями воды, в горе. Эти углубления имели  форму  ванн, заполненных белесоватой водой с клубящимся над ними паром. Почти в каждом углублении сидели люди. Женщины были в купальниках, мужчины с голыми торсами, торчащим из воды. Кто парил ноги, кто мыл голову. Кто еще только раздевался, в ожидании освободившегося места в какой-нибудь ямке с лечебной водой. Зрелище было удручающее, учитывая надпись на плакате, которая предупреждала отдыхающих об опасности для здоровья такого оздоровления.
- Да, здесь «все смешалось: кони, люди»… Действительно минеральной водой сначала казаки поили и мыли лошадей. Заметив оздоровительный эффект этих процедур, доктор, фамилию я сейчас не вспомню, решил, что полезно для лошади, то не причинит вреда человеку. Кажется, это был даже и не доктор, а горный инженер, который впервые обнаружил выход минеральной воды на поверхность. Э-эх… «Эйхельман», вспомнил. Точно Эйхельман! Воду этих источников назвали пятигорскими нарзанами. Легенда гласит, что рядом с кипящей водой в колодце  богатырей - нартов стоял столб  с ковшом «нарт-сане», на нем были выбиты слова «Путник, остановись и поклонись». Отсюда и название минеральной воды «нарзан».
- А вы, что сомневаетесь в лечебном воздействии этих бальнеологических методов лечения? – удивленно спросила Вера.
- Нет сомнений, что кому-то помогает. Но вот знаменитый композитор Глинка писал, что его чуть не уморили такие процедуры. Нужно было учитывать температуру воды, время воздействия и прочее, прочее…  А это уже после войны стали серьезно изучать воздействие вод на организм человека.  Сейчас мы идем к Пироговским ваннам, а вот и  бюст  знаменитого доктора Пирогова, пропагандирующего лечения грязями и водами. 

 Мы остановились полюбоваться видом низины  малоэтажного района Пятигорска возле реки Подкумок.  Вдали виднелись горы и Эльбрус. Вот  и Лермонтов любуясь этими видами написал:
   Тебе, Кавказ, суровый царь земли,
   Я посвящаю снова стих небрежный.
   Как сына ты его благослови
   И осени вершиной белоснежной.
- До «Провала» далеко еще? – спросили мы, проходивших мимо нас туристов, сразу узнаваемых по бесконечным селфи своими телефонами.
- Мимо «Колоннады» вверх, там недалеко.
 
 Навстречу нам спускались туристические группы, мы и сами оказались в толпе таких же туристов.У «Провала» была очередь из экскурсионных групп. Мы примкнули к наиболее малочисленной, которая уже толпилась возле скульптуры «Остапа Бендера». 

 В романе «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова  Остап Бендер продавал билеты в «Провал», чтобы «провал не провалился». Рядом с его скульптурой стоял бронзовый стул, к которому была очередь из желающих сфотографироваться.
 Экскурсовод рассказывала об истории образования вулканического подземного озера, о провале и образовавшемся колодце в горе глубиной 41 метр; строительстве прохода – тоннеля внутри горы, перемежая свой рассказ биографическими фактами из жизни Лермонтова.

 Когда мы вошли внутрь, то ничего примечательного не увидели. За железной решеткой было небольшое озеро купоросного цвета и сероводородного запаха. В стенах скалы, окружающей котлован голуби нашли себе прибежище. И только это пробуждало некий трепет, потому что на скале в нише висела икона Святого Великомученика Пантелеймона - целителя  с кружащими над ней  голубями.  Задерживаться возле решетки было нельзя, поток туристов двигался беспрерывно. Всё таинство разрушено современной цивилизацией. 

 Мы решили прогуляться выше к санаторию имени Кирова, а затем спускаться гористой тропой по Михайловскому хребту. Я неожиданно разоткровенничался и стал рассказывать ей о себе, о своих бредовых снах, что преследовали меня всю неделю по приезду в санаторий. 

 Она умела слушать. Это удивительный дар у женщины, который и притягивает нас мужчин, больше чем женская красота и красноречие.  Мы сели на теплые камни и смотрели, как заходит солнце. Вера рассказала, что она замужем уже десять лет.  Живет в Новосибирске. Муж ученый физик-ядерщик, работает в Академгородке. У них нет детей, она приехала сюда лечиться по настоянию мужа. Она его любит и не хочет огорчать, но думает, что причина  бездетности не в ней.

 Как только солнце зашло, сразу стало прохладно. Вера продрогла, я притянул её за плечи к себе и поцеловал. Она не оттолкнула меня, я почувствовал взаимность нашего влечения друг к другу. Мы стали торопливо спускаться, словно боясь потерять возникший трепет наших рук, магнетизм притяжения тел, когда чувства владеют над разумом.

 Вера жила в люксе на первом этаже. Зайдя в свой номер, она открыла мне балкон и я, как мальчишка забрался к ней в номер. Ночь мы почти не спали, перед рассветом она заснула, а я, боясь проспать на  самолет, лишь задремал. Пора. Я тихо встал,  оделся. Бросил прощальный взгляд на чужую, незнакомую для меня женщину, с которой мне было удивительно легко и хорошо в эти несколько дней. Курортный роман или это такая настоящая любовь? Я не знал, что это такое. Может Печорин был прав?
 
В своем номере я вызвал такси,  взял приготовленную заранее сумку и, подумав, бросил томик Лермонтова на стол. Прощай, Печорин. Оставайся в Пятигорске.

 Позвонили. Такси подъехало.
«Я - как человек на бале, который не едет спать, только потому, что еще нет кареты. Но карета готова…прощайте!»