Саранский отшельник. Афоризмы Михаила Бахтина

Литературные критики редко становятся легендой, но есть два исключения из этого правила – Вальтер Беньямин и Михаил Бахтин. Аура героизма вокруг этих имен связана  не только с их философией, но и с их биографиями: оба жили  в условиях тоталитарного общества (первый – фашизма, второй – сталинизма), от которого оба пострадали.

Вальтер Беньямин, малоизвестный в те годы критик, одинокий странник, делавший бесконечные выписки цитат из книг, коллекционирующий маленькие вещички, сумевший пройти как  по канату между еврейским мистицизмом и революционным марксизмом, покончил жизнь самоубийством во время бегства из фашистской Германии. Его звезда стала восходить  в конце пятидесятых годов.

К саранскому отшельнику Михаилу Бахтину после более чем тридцатилетнего забвения известность пришла чуть позднее -  в середине шестидесятых, в период хрущевской оттепели, когда появилась возможность печатать его «антисоветские» тексты, так или иначе направленные против тоталитаризма, хотя напрямую о нем ни в одном из них не говорилось.

Перед самой смертью официальные власти канонизировали его имя, хотя и с большой долей скепсиса и опасения. Искупление своего главного - «антисоветского» -  греха  русскому мыслителю и философу из Серебряного века стоило  ареста, приговора к пяти годам тюремного заключения на Соловках, замененного ссылкой в Казахстан по ходатайству друзей и Луначарского, а после - скитаний по чужим домам, безработицы, случайных заработков, десятилетий забвения и вынужденного молчания. Внутренняя эмиграция, работа в стол, остеомиелит,  ампутация ноги, прозябание в Самарском университете, но он остался жив, что уже было чудом, и продолжал писать.

Михаил Михайлович  прошел свои круги ада и дождался своего часа: сегодня по всему миру существуют целые научные школы, изучающие наследие Бахтина, издающие его книги, организующие Бахтинские конференции и семинары, печатающие многочисленные исследовательские статьи и журналы.

 Он - один из самых влиятельных философов и литературных исследователей в мире. Его работы о диалоге и дискурсе изменили способ,  котором сегодня читаются тексты - как литературные, так и культурные. Его философская практика литературно-филологического исследования сумела преодолеть границы между дисциплинами и открыла новый способ философствования.

Молодые аспиранты пишут о нем диссертации, ученые активно осваивают его теории и метод, беллетристы пишут о нем книги. Особенно высока популярность Бахтина за границей. Даже не слишком философски начитанные иностранцы знают имена двух русских мыслителей: Федора Михайловича Достоевского и Михаила Михайловича Бахтина.

В 2015 году  исполняется ровно сто двадцать лет со дня рождения и сорок лет со дня смерти русского философа, литературоведа, культуролога, семиотика, ставшего в семидесятых годах двадцатого века для заграницы – откровением, а в начале восьмидесятых - интеллектуальным кумиром советской интеллигенции и почти пророком.

Своей философией и оригинальным подходом к тексту Бахтин определил стратегию развития философской мысли и литературоведения на многие годы вперед, а те молодые советские литераторы, вызволившие его из небытия Саранска в начале шестидесятых, совершили свой главный жизненный подвиг.

Вокруг имени Бахтина еще при жизни начали складываться мифы, превращавшие его в легендарную фигуру. Существует история (или легенда) о том, как один из группы молодых ребят, написавших философу письмо в 1960-м году и потом приехавших к нему в Саранск, встал перед ним на колени и с восторгом воскликнул: «Михаил Михайлович, скажите, как жить, чтобы мы могли стать такими же, как Вы?»

 Вокруг Бахтина  витало мистическое облако табачного дыма,  блеск его глаз подпитывался бесконечными чашками чая, судьба утраченного романа воспитания, листы которого он вынужден был использовать во время войны из-за нехватки бумаги для самокруток, придавали философу сакральную значимость, рождавшую почти сектантское поклонение.

Редкая статья не упоминала тогда его имя и не использовала его словаря: карнавализация, смеховая культура, хронотоп, диалогизация, полифония ... Через десять лет, к смерти Бахтина в 1975 году (ему было почти восемьдесят), известность философа уже зашкаливала.

Юрий Лотман однажды  чуть язвительно воскликнул: «С рождением нас новой науки -  Бахтинологии!» И это было правдой, несмотря на язвительный тон уважаемого литературоведа.

Первая статья Бахтина «Искусство и ответственность» появилась в сентябре 1919 года, последние – хоть и написаны были примерно в то же время, но найдены в его архивах уже после смерти и тогда же напечатанные:  «К философии поступка», «Автор и герой в эстетической деятельности» и другие.

В этих ранних работах содержался грандиозный замысел и сверхзадача  – построить совершенно новую нравственную философию, пересматривающую все основания западноевропейской философии Нового времени.  Идея заключалась в преодолении разрыва между жизнью и культурой:

«Художник и человек наивно, чаще всего механически, соединены в одной личности; в творчество человек уходит на время «из житейского волнения» как в другой мир «вдохновения, звуков сладких и молитв».

Что же в результате? Искусство слишком дерзко-самоуверенно, слишком патетично, ведь ему же нечего отвечать за жизнь, которая, конечно, за таким искусством не угонится. «Да и где нам, - говорит жизнь, - то – искусство, а у нас житейская проза». Когда человек в искусстве, его нет в жизни и обратно. Нет между ними единства и взаимопроникновения внутреннего в единстве личности.

Что же гарантирует внутреннюю связь элементов личности? Только единство ответственности. За то, что я пережил и понял в искусстве, я должен отвечать своей жизнью... Но с ответственностью связана и вина. Не только понести взаимную ответственность должны жизнь и искусство, но и вину друг за друга.

Поэт должен помнить, что в пошлой прозе жизни виновата его поэзия, а человек жизни пусть знает, что в бесплодности искусства виновата его нетребовательность и несерьезность его жизненных вопросов. Искусство и жизнь  не одно, но должны стать во мне единым, в единстве моей ответственности» («Искусство и ответственность»).

 

 В последние годы Михаил Михайлович снова вернется к этим идеям, но популярным в России и за границей Бахтина сделали  две самых известных его книги:

«Проблемы поэтики Достоевского» (итог становления философа в двадцатые годы) и «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» (итог работы в тридцатые годы).

В них была поставлена проблема преодоления  монологизма и выхода  в пространство диалога и полифонии языков, культур, людей. Философ утверждает, что все самое важное в культуре происходит на краях и стыках одной области с другой, на стыке языков и культур.

В каждом высказывании по умолчанию присутствует бесконечный ряд других высказываний, сделанных раньше и чтобы понять истинное значение высказанного, надо восстановить как можно полнее ту ситуацию, в которой оно родилось: «Слово в языке наполовину кто-то ещё».

Другая важная  проблема, которую разрабатывал Бахтин, связана с нравственным существованием человека. Не существует общих и общеобязательных  моральных норм. Нормы, содержащиеся в частных этических системах, базируются на априорно принятых утверждениях и предпосылках, имеющих теоретический характер.

Утверждение истинности нормы еще не обязывает человека принимать их в качестве правил своего личного поведения. Такая ситуация существует не только в морали, но и в религии, и в праве. Обязательность норм вытекает не из их содержания, а из власти тех, кто устанавливает эти нормы.

 
-57893423 (3).jpg

 

 

Поэтому единственным приемлемым критерием для принятия моральных норм является осознание ответственности человека за свои поступки. Эта ответственность вытекает из того, что каждый человек занимает свое неповторимое место в мире.

Он – уникален и не может быть заменен никем другим. Ситуация каждого является  исключительной и не может быть описана в общих теоретических терминах. Все решения, которые принимаются, несут на себе печать личности конкретного человека. Отсюда ответственность человека за себя, свои решения и свою жизнь.

В концепции Михаила Бахтина органично переплелась русская философия с ее религиозно-нравственным учением и европейские философские концепции: православие и христианство, Кант, Маркс и Ницше; Бубер, Коген и Фрейд, Лукач, Ясперс и Кьеркегор…

Бахтин был поистине русским человеком Серебряного века России с фундаментальным образованием, широкой эрудицией и совершенно другим отношением к жизни, я бы сказала – интеллигентским, в котором точка зрения Другого всегда присутствует наравне с собственной.

 

 Афоризмы Михаила Бахтина

 Классик русской мысли Михаил Михайлович  Бахтин выдвинул много оригинальных идей, но его философский облик остается размытым в силу работы мыслителя на стыках многих наук –

культурологии, филологии, литературной критики, семиотики, языкознания. Но основной круг его идей, с которыми ассоциируется имя Бахтина, все-таки можно очертить.

В представленной ниже подборке мыслей и афоризмов философа, хоть и неполной, можно увидеть, что занимало мыслителя, какие ответы он давал на волновавшие его вопросы,  как он воспринимал конкретного человека в его отношениях с другими и как  понимал ответственность человека перед жизнью и собой.

Двери смеха открыты для всех и каждого. Возмущение, гнев, негодование всегда односторонни: они исключают того, на кого гневаются и т.п., вызывают ответный гнев. Они  разделяют, смех – только объединяет. Он не может разделять

***

В данной единственной точке, в которой я теперь нахожусь, никто другой в единственном времени и единственном пространстве единственного бытия не находился. И вокруг этой единственной точки располагается все единственное бытие единственным и неповторимым образом.

То, что мною может быть совершено, никем и никогда совершено быть не может. Единственность наличного бытия принудительно обязательна. Этот факт моего не-алиби в бытии, лежащий в основе самого конкретного и единственного долженствования поступка, не узнается и не познается мною, а единственным образом признается и утверждается

***
 

 Все подлинно великое должно включать в себя смеховой элемент. В противном случае оно становится грозным, страшным или ходульным; во всяком случае – ограниченным. Смех подымает шлагбаум, делает путь свободным

***

Нет ничего абсолютно мертвого: у каждого смысла будет свой праздник возрождения

***

Не может быть изолированного высказывания. Оно всегда предполагает предшествующие ему и следующие за ним высказывания. Ни одно высказывание не может быть ни первым, ни последним. Оно только звено в цепи и вне этой цепи не может быть изучено

***

Высказывание как целое не поддается определению в терминах лингвистики…

***
 

Осознавать себя самого активно — значит освещать себя предстоящим смыслом

***

Все слова для каждого человека делятся на свои и чужие, но границы между ними могут смещаться, и на этих границах происходит напряженная диалогическая борьба. Но при изучении языка и различных областей идеологического творчества от этого отвлекаются, абстрагируются, ибо существует абстрактная позиция третьего, которая отождествляется с «объективной» позицией как таковой…

Позиция третьего совершенно оправданна там, где один человек может стать на место другого, где человек вполне заменим … где целостная и неповторимая личность человека не требуется… когда он выступает не как я сам, а «как инженер», «как физик» и т.п. В жизни как предмете мысли существует человек вообще, существует третий, но в самой живой переживаемой жизни существуем только я, ты, он…

***

Человек может быть или выше собственной судьбы, или ниже собственной человечности


 Печорин при всей своей сложности и противоречивости по сравнению со Ставрогиным представляется цельным и наивным. Он не вкусил от древа познания. Все герои русской литературы до Достоевского от древа добра и зла не вкушали

Поэтому в рамках романа возможны были наивная и целостная поэзия, лирика, поэтический пейзаж. Им (героям до Достоевского) еще доступны кусочки (уголки) земного рая, из которого герои Достоевского изгнаны раз и навсегда

***

Событие, которое имеет наблюдателя, как бы он ни был далек, скрыт и пассивен, уже совершенно иное событие

***

Психология — это унижающее человека овеществление души

***

Литература – неотрывная часть целостности культуры, ее нельзя изучать  вне целостного контекста культуры. Ее нельзя отрывать от остальной культуры и непосредственно (через голову культуры) соотносить с социально-экономическими и иными факторами

***

Правда о человеке в чужих устах становится унижающей и омертвляющей его ложью

***

Человек со своим самосознанием не одинок. Смотря внутрь себя, он смотрит в глаза другого или глазами другого

***

 
«Евгений Онегин» создавался в течение семи лет. Это так. Но его подготовили и сделали возможным столетия (а может быть, и тысячелетия)

***

Идеи рождаются в диалоге и в нём же и умирают

***

Прагматизм, утилитаризм, позитивизм создают однотонную серую серьезность

***

Сознание — это комментарий, который всякий взрослый человек прилагает к каждому своему поступку

***

Когда мы глядим друг на друга, два разных мира отражаются в зрачках наших глаз

***

Безоценочное понимание невозможно. Нельзя разделить понимание и оценку: они одновременны и составляют единый целостный акт. Понимающий подходит к произведению со своим, уже сложившимся мировоззрением, со своей точки зрения, со своих позиций. Эти позиции в известной мере определяют его оценку, но сами они при этом не остаются неизменными: они подвергаются воздействию произведения, которое всегда вносит нечто новое

***

Смысл бытия, для которого признано несущественным мое единственное место в бытии, никогда не сможет меня осмыслить, да это и не смысл бытия-события

***

Мы думаем жанрами

***


Быть — значит общаться диалогически

***

…наиболее напряженная и продуктивная жизнь культуры проходит на  границах отдельных областей ее, а не там и не тогда, когда эти области замыкаются в своей специфике

***

Все, что принадлежит только к настоящему, умирает вместе с ним

***

Античность сама не знала той античности, которую мы теперь знаем. Существовала школьная шутка: древние греки не знали о себе самого главного, что они древние греки и никогда так себя не называли

***

Творческое понимание не отказывается от себя, от своего места во времени, от своей культуры и ничего не забывает. Великое дело для понимания  - это вненаходимость понимающего – во времени, в пространстве, в культуре – по отношению к тому, что он хочет понять

***

… свою собственную наружность человек сам не может по-настоящему увидеть и осмыслить в её целом, никакие зеркала и снимки ему не помогут. Его подлинную наружность могут увидеть и понять только другие люди, благодаря своей пространственной вненаходимости и благодаря тому, что они другие.