Жанна. Глава шестая

     Жанна была душой коллектива, украшением каждого застолья на фирме. Вечно придумывала всяческие викторины и смешные розыгрыши. Когда она была в ударе — и праздник был настоящим, весёлым и запоминающимся. Легко могла сгладить любые острые моменты, свести на шутку зарождающиеся конфликты.
     А примерно в феврале 97 года она с мужем была в Париже, вернулась под впечатлением. Евгений Павлович, один из сотрудников, стал советоваться со мной по поводу стишков своих, сочинённых всем шести дамам фирмы к 8-му марта в виде шести куплетов песенки на мотив «Песни Верещагина» из фильма «Белое солнце пустыни». Оба пострадавших от бандитских пуль брата Алфёровы тоже пели в том хоре. А останься тогда кто-либо ещё на фирме — неизвестно как бы всё пошло, поэтому песня Верещагина была актуальна донельзя! Куплет, посвящённый Жанне, я не мог не запомнить:
«Ваше благородие, госпожа Жанетта!
Не остались Вы в Париже, и не напрасно это.
В ласковые сети зови Вас — не зови,
Не везёт нам в смерти — повезёт в любви!»
     Да, тогда и Серёге Алфёрову «повезло» лишь в инвалидности. В смерти позже «повезло»!
     Жанна плакала, услышав это. Наверное, потому, что была именно Жанеттой. В душе своей. Когда ещё накануне Евгений Павлович спрашивал меня, не заменить ли «Жанетту» на вариант, где  была просто «Жанна» в тексте песенки, мол «Жанетта» напоминает   дам лёгкого поведения в строке Окуджавы («Иветта, Лизетта, Мюзетта, Жанетта, Жоржетта»),  я категорически воспротивился. Ибо окончание такое у французов — уменьшительный суффикс, по-русски «Жанночка» примерно. Но «Жанетта» - ещё круче! И так мы и спели. И попали Жанне в сердечко!
     Она мне после как-то в разговоре приватном говорила про сына своего, каждый раз выбегающего из прогулочной площадки детского сада ей навстречу с радостным криком: «Мамочка Жанночка!» В эти моменты, мол, я такая счастливая, что взлететь готова. И поблагодарила ещё раз  за то поздравление, да со счастливыми слезами, вновь замочившими её глаза, как и при исполнении песни мужским хором 8-го марта. Я стал ей говорить, что не я это сочинил, но она только рукой махнула: «Я знаю, мне Евгений Павлович рассказал, как вы, Владимир Петрович, отстояли лучший вариант», и продолжала хрюпать носом. Что-то  я постеснялся расспросить её о том — почему ей дали это имя. Возможно, за этим какая-то тайна, не знаю.
       О чём мы с ней говорили наедине иногда? Да много о чём! Она видела мою старшую дочку, однажды приезжавшую к нам с водителем служебной «Волги» отовариться по оптовым ценам к празднику в их конторе, и после выражала мне своё восхищение ею. Темами разговоров были и мои «маленькие мужские тайны», но без подробностей, одни «теоретические» выкладки, но они Жанну только смешили. Словно не я на десяток лет её старше, а наоборот. Седеющий мальчишка!
      Но у меня возникла и другая забава — сочинительская. Я это поначалу считал блажью, продолжением мечты юности о дневнике, в коем мысли обретали бы некую зафиксированность, как фото, замораживающее собой какой-либо миг времени в каком-либо пространстве бытия. Бедная жена моя вынуждена была иногда выслушивать мои ночные мысли, не всегда прекрасные, увы. А когда  в 97-м году я несколько раз даже безбожно будил жену, чтобы зачитать ей только что сочинённый полубред с исписанного в бессонной ночи листочка бумаги - мне стало в итоге жалко её, плохо понимающую то, что выплёскивалось тогда из воспалённого воображения!
   Жанна в этом смысле меня здорово поддержала! Она представляла из себя не только слушательницу, но и первую читательницу тех «снежков» мысли, из которых я к концу 97 года «вылепил» некую «снежную бабу», назвав её «Логика любви». Жанна была первым человеком, кто уверил меня в том, что это не пустая блажь, не просто графомания, а искренние раздумья и неплохой слог. Более того, она пустила меня за свой рабочий компьютер, научила пользоваться программой Word и дала дискету, назвав её «Ах», как и тот документ в куче своих рабочих электронных документов. Желающие могут полюбоваться на этот зародыш будущего эссе, на абзац, начинающийся со слов «Ах, любовь!» в шестом параграфе моей «ЛЛ» («Логика любви»). Я иногда оставался по вечерам за компьютером Жанны. А однажды застал Жанну  за чтением куска, который в итоге попал в начало седьмого параграфа, где женщину с ребёнком на руках я поставил в «центр мироздания». Кусок этот довёл Жанну до светлых слёз в первое прочтение. Она так смотрела на меня! Во взляде светилось удивление, даже восхищение. Она  шуткой толкнула меня пальцами в лоб: «И откуда всё берётся? Из этого лба?» Именно с благословения Жанны я рискнул поделиться своими мыслями со всеми желающими. Гораздо позже появились «ЮЮ» («Юрюзанская юность») и «ПП» («Пермские перипетии»). А с недавних пор пошли и другие опусы. А вот теперь, вуаля, и  этот рассказ о Жанне.