Жанна. Заключение

     Ой, да чего только у нас не было! Шеф изворачивался, менял название и адрес, освобождаясь от людского «балласта», но вынужден был набирать новых работников из той пустой породы людей, о которой  поётся в старой песне «Геолог».  Реальная зарплата уменьшалась, текучка сопровождалась рефлекторным подворовыванием. Идея ухода от перепродажи к производству была здравой. Но почти нереальной, ибо нездоровой была обстановка, где класс шакалов в госмундирах без зазрения совести паразитировал на нежных бледных всходах разрешённого частного предпринимательства. Если ты не свой, не в клане — тебя сожрут поборами важные дяди с надменными лицами, их аппетиты всегда будут превосходить скромные возможности частника. Чтобы что-то сделать путное — надо сначала облагодетельствовать нужных шакалов, вылизать им задницу и преданно поскуливать на любую ересь, которую они выдавали за абсолют. Не дай бог было чем-то их обидеть — это выходило таким боком! Энергетики-чубайсята хотели непомерных взяток, чёрного нала в засаленные их карманы. Они устраивали отключения подло, когда цех наш по производству пряников входил в пик нагрузки по ночам. Потери были ужасные. И мы купили дизель-генератор и стали обходиться без услуг энергетиков! Те пришли «с повинной» и новым договором, где оговорены тарифы и неустойки из-за отключений. И об отключениях было забыто навсегда. Продавцы муки мухлевали пересортицей, и мы построили свою мельницу с мучным рассевом. Но и зерно нам продавали такое! И мы были не святы: если поначалу при производстве пряников мы использовали лимонную кислоту в мешках, то завершилось тем, что давно и прочно под бдительным оком парткомов «в целях экономии» использовалось на всех советских заводах, уже ставших историей, - бутылями огромными, на которых стеклографом написано: H Cl
      Это только теоретически сахароза расщепляется на фруктозу и глюкозу ЛЮБОЙ кислотой. Но вот интересно: что будет с предпринимателем, например  -  в Израиле, который при производстве инвертного сиропа рискнёт использовать соляную кислоту, широко применяемую на всех пищевых производствах СССР? «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!» И наплевать, что химию жуём ...
Коллектив деградировал. Праздники отмечать перестали. Коробки с товаром иногда перелетали через угол забора.  Сам видел. Но не стал закладывать дуру. Она приходила после с благодарностью за молчание. Действительно, дура. А после мелкого недоразумения с шефом я написал заявление. И он подписал.
     Хмурая Жанна назначила день расчёта и выдачи трудовой книжки. Мы уже давно не говорили с ней по душам, как раньше. А когда я пришёл за расчётом 13-го июля 2000 года, её настроение было ещё хуже.  Я трещал ей о том, что она останется в моём сердце навсегда, но она оставалась хмурой: «Здесь распишитесь, что получили эту сумму. А вот здесь — за то, что трудовая книжка вам выдана. Всё, Владимир Петрович, мне некогда, идите». - «Хорошо, спасибо Вам за всё, всего Вам хорошего, до свидания!» И в ответ она только молча покивала головой. При этом её глаза наполнялись слезой. Что-то было не так. Я пошёл на склад, к Михалычу в закуток. «У меня такое ощущение, что она попрощалась со мной!»
     Михалыч всегда молчал, прежде чем ответить. А тут молчание подзатянулось. «Она просила тебе не говорить, у вас с ней там какие-то особые отношения, но меня это не касается. И я тебе всё-таки скажу. Ты верно почувствовал, она с тобой попрощалась. А сейчас, поди, плачет сидит.  У ней рак. И операцию делать уже поздно. Год жизни ей пообещали врачи, но как оно будет… Ты, вот что, не раскисай тут, тоже мне — барышня кисейная. До обеда осталось совсем чуть, сейчас муж за Жанной приедет, она уже две недели работает только полдня. Они придут с ним сюда, за крекерами, вот фактура. Пойдём-ка я тебя через боковые ворота выпущу, иди по переулку на другую остановку, не вздумай звонить ей, не нужно, всё, пока, будь здоров!»
     Трава в переулке была какая-то не совсем зелёная. Да и небо — так себе. Хотя с утра всё было хорошо. В троллейбусе людей мало, я сел и разревелся, но штраф за безбилетный проезд заплатил, ещё и проехав остановку свою.

А когда я всё-таки позвонил на фирму примерно через год, трубку взял Слава.  Он стал … бухгалтером и диспетчером в одном лице! Молодец!  Не зря Жанна его учила уму-разуму. Я спросил про Жанну.  - «А ты что — не знаешь?» - «Откуда, я же не звонил, да ты говори толком!»
     Атлет задышал, как штангист перед подъёмом серьёзного веса, и наконец выдавил не своим голосом: «А Жанны больше нет!» Тут богатырь не выдержал, заплакал, как огромный ребёнок, и бросил трубку.
     Я вышел на лоджию, чтобы не пугать жену заплаканной рожей. Сел на любимую приступочку, реву потихоньку. И тут прилетела синичка. Любопытная, вертлявая. И мысль пришла глупейшая: это душа Жанны прилетела, чтобы меня успокоить. Синичка тихо подсвистывала. А потом улетела, словно выполнив свою миссию.
     Мы, атеисты — несчастные люди, не ведёмся на красивые обманы религий. Нам же хуже. Вспомнился эпизод из 97-го года, где Жанна смотрела на меня так, что …
     Ах, ну да, это она прочитала как раз про «центр мироздания» - образ Матери с ребёнком на руках!  И тут меня вдруг пронзило: РЕБЁНОК! Ребёнок! Бедный её сынишка, её счастье!
     Ну, Славка ещё зелёный, а ты-то что разревелся, аксакал? Не стыдно? Перед сыном Жанны не стыдно? Но во мне завыли плакальщицы, что были на Руси ещё до христианства. Я молчал. Слушал их. Откуда они взялись?
МА — а  - Ать — сЫ-ы-рА земля
МА — а — амку забра-Ала!
Ма — а — а — Амочка, приснись!
     Она, конечно, будет сниться ему. И там, во сне они снова будут счастливы. Но каждый раз, просыпаясь … Нет, не надо об этом думать, просто крыша едет.
Снимем шляпу, господа, перед безмерным горем ребёнка, у которого умерла мать!
Мы ему ничем не поможем.
Постоим.
Помолчим.