Ох уж, эти дети. Часть 9. Все перемелется, мука бу

                9. Все  перемелется,  мука  будет

   Пришла  я  на  завод  в  семнадцать  лет.  Никто  из  семьи  там   никогда  не  работал  ни  до  меня,  ни  после. Вышло  это  совершенно  случайно. В  институте  не  прошла  по  конкурсу, пришлось  пойти  на  вечернее отделение. Чтобы  не  сидеть  на  шее  у  родителей,  решила  устроиться  на  работу, а завод  находился  почти  напротив  нашего  дома. Задерживаться  там  я  не  собиралась,  в  планах  было  после  первой  сессии  перевестись  на  дневное  обучение.
   Неожиданно  для  себя,  за  привычным  глазу  кованым  забором  с  колючкой  по  верху,  открыла  какой-то  новый  неведанный  мирок. Здания, по улицам  ездят  машины, пышные  клумбы,  с  деревьев  облетает  листва,  и  бронзовый Ленин  с  постамента  тянет  руку. Все  было  непривычно  и  интересно. Пока  мои  документы  проходили  проверку для  оформления  в  цех,  где  все  ходили  в белых  халатах  и  шапочках,  меня  отправили  в  механический  цех.
– Та-а-к,  смотри  сюда, – начал  объяснять  мастер  устройство  токарного  станка, – это, значит,  у  нас  передняя  бабка,  это  задняя…
– А  если  без  шуток? –  пытаюсь  всем  своим  видом  показать, что  со  мной  эти  штучки  не  пройдут, – Ну,  они  же  не  могут  так  зазываться  на  самом  деле?
– Какие  шутки?  Тут,  девушка,   шутить  некогда,  производственную  программу  надо  выполнять.
– Каку-у-ю   программу?
– Слушай!  Ты  откуда  свалилась  на  мою  голову?  Русских  слов  не  знаешь?
– Я-то  знаю,  но  это  просто дикое  словосочетание?!  Программа  бывает  концертная,  программа  выступлений…
– А-а. Ну-ну.  Это  завод,  а  не  танцплощадка,  поняла? Норму  не  выполнишь,  шиш  получишь. Слушай  меня  молча  и  запоминай!
   Мастер  еще  раз  вздохнул   и  стал  показывать,  как  включаются  и  выключаются  все  кнопки, зажимается  деталь,  подводится  резец…
–  Да,  еще, – он  показал  на  мой  достаточно  соблазнительный  вырез  «гаруса» (была  такая  голубая  спортивная  кофта  с  замочком  на  груди, которую  носила  молодежь  и  в пир,  и  в  мир,  и  в  добрые  люди), – вот  это  застегни  до  горла  и  платок повяжи .
   Ничего  ни  надевать,  ни  застегивать  я  не  собиралась.  Красота  спасет  мир!  Через  час  самостоятельной  работы  раскаленная  стружка,  красиво  переливаясь  перламутром, взлетела  из-под  резца  и  опустилась  на  мою  тщательно  уложенную  прическу. К  концу  смены  окалина  залетела  в  вырез  и  выжгла  памятную  метинку  на  всю  оставшуюся  жизнь. На  следующий  день  я  стояла  у  станка,  ничем  не  отличаясь  от  окружающих.      
   Вычисления   интеграла  изучала  дольше,  сейчас  спроси –  не  вспомню,  а  расточить  отверстие  в  заглушке  к  заднему  мосту,  думаю,  смогу.   
   Через  месяц  я  уже  работала  распределителем  работ  в  сборочном  цехе. Кругом  все  в  белом, белой  же  салфеткой  каждые  два  часа проверяется  пыль  по  всем  углам. Кладовая,  куда  меня  определили,  была  разделена  стеллажами  на  две  части.  В  одной  сидели  две  седенькие  пятидесятилетние  старушки,  в  другой  мы,  три  девчонки  под  руководством  старой  девы  двадцати  четырех  лет. Старушки  оказались  на  редкость  зловредными.  Чуть  что,  они  бежали  к  начальнику  цеха  и  закладывали  нас  с  головой.
   Не  чуждая  всему  новому,  я  однажды  решила  провести  эксперимент. Вычитала  рецепт,  как  ароматизировать  воздух  путем  поджигания  сухих  мандариновых  корочек. Корочки  еще  не  успели,  как  следует  разгореться,  а  надо  мной  уже  стоял  начальник. Как  он  кричал!
– Это  кладовая  радиодета-а-лей!  Ты  отдаешь  себе  отче-е-т!  Ты  сообража-а-ешь?!
   С  эстетикой  производства  то  же  самое. Получать  радиодетали  на  центральном  складе  мы  ходили  со  старомодным  невзрачным  чемоданчиком  серого  цвета. Мне  это  совсем  не  нравилось. Бросила  кличь, девчонки  принесли  кучу  разноцветных  наклеек от  газировки,  бутылочного  пива,  каких-то  «переводок»  с  девушками. Чемодан  преобразился  на  глазах,  как  из  кино  про  иностранцев.  Только  один  раз  нам  и  довелось  пройтись  с  этакой  красотой,  тут  же  начальник  цеха  приказал  в  течение  часа  отмыть  чемодан  до  первоначального  состояния. Никакие  мои  доводы  не  тронули  его  сердце. Он  сказал,  что  не  обязан  отчитываться  передо  мной о  своих  решениях,  и  строго  пригрозил  пальцем:
– Ох,  когда  уже  дурь-то  из  тебя  выветрится?
   Через  полгода  мне  исполнилось восемнадцать  лет,  еще  через полгода  меня  выбрали  комсоргом  цеха. Я  была  освобождена  от  основной  работы,  комсомольцев  насчитывалось  более  пятисот человек. Однажды  с  ребятами  задержались  допоздна,  рисовали  плакаты  для  субботника. Не  хотелось  сухих  заезженных  лозунгов, устроили  мозговой  штурм,  креатив  бил  ключом. Утром,  только  вошла  в  свой  кабинет,  вызывают  к  начальнику  производства. Там  сидят  до  десятка  солидных  мужчин,  среди  них  мой  начальник  цеха,  понурого  вида.  Председательствующий  с  порога грозным  хорошо  поставленным  голосом:
– Явилась?!  Видела,  мы  посрывали  твои  плакатики  к  чертовой  матери?
– Люди  по  дороге  рассказали.
– Что  за  ерунду  вы  там  написали? Почему  не  посоветовалась,  ты  же  комсорг?! Ты,  вообще,  грамотная,  читать  умеешь?
– Учусь  в  техническом  ВУЗе. Я  думала…
– Она  еще  и  ду-у-мала!  Не  надо  думать,  за  тебя  уже  умные  люди  все  придумали! Вот!  Газета  «Правда»,  там  все  написано! Ты  бы  еще  нарисовала  про  обезьяну  или «кто  не  работает,  тот  не  ест».
– И  такие  были. Вы  разве  не  прочитали? Это,  вообще-то,  из  кодекса  молодого  строителя  коммунизма.
– Поумничай  еще  мне  тут!  Возьми  газету,  почитай  лозунги  и  иди  заново  пиши.
– Нет,  писать  уже  никто  не  будет, – я  повернулась  и  выбежала  из  кабинета,  на  глазах  закипали  злые  слезы.
   В  двадцать  три  года  меня  назначили  начальником  планового  бюро  в  отделе  комплектации  оборудованием, последняя  должность  была – ведущий  экономист планового  отдела  завода. Задержалась  я  за  забором  с  колючкой  на  сорок  шесть  лет. Когда  уходила,  численность  предприятия  сократилась  уже  в  шесть  раз,  но  сначала  ушел  бронзовый  Ленин.  Покинул  нас  темной  ночью,  не  попрощавшись. Во  избежание  пересудов,  в  информационной  строке  пустили  сообщение,   демонтирован  для  реставрации. Но  люди  все  поняли,  исчез  по  политической  статье  без  права  переписки. 

                §
   В  классе  третьем,  наверно,  дочь  вернулась  из  школы  вся  в  слезах. Села  на диван,  уткнувшись  лицом  в  коленки,  дотронуться  нельзя,  ощетинилась  как  еж:   
– Я … в  эту  школу…  больше…  не  пойду-у-у, – слышно  сквозь  судорожные  всхлипывания, – никогда!  Можешь  даже  не …  не   уговарива-а-ть!
Потихоньку  выяснилось,  что  на  физкультуре  делали  кувырки  через  голову,  а  у  дочери  они  не  получались.
–  Ну,  знаешь… Есть  горе,  а  есть  неприятности. А  это  даже  не  неприятности,  так,  временные  трудности. Сейчас  мы  с  тобой  вместе  потренируемся,  ты  еще  всех  за  пояс  заткнешь. –  осторожно  глажу  ребенка  по  голове.
– Нет  горе!  Я  в  эту  школу  больше  ходить  не  буду!  Переведи  меня  в  другую. Ты  ничего  не  знаешь!  Отстань  от  меня!
Осторожно  выпытала,  что   до  кучи  ее  еще  и  мальчишки  дразнят.
– Хочешь,  я  схожу  в  школу  и  поговорю  с  ними?
– Не-е-т!! Я  тогда  из  дома  убегу.
   Присела  рядом,  не  знаю  что  сказать.  По  себе  помню,  что  в  детстве  все  кажется  безысходным  горем.
– Что  ты  заладила,  не  пойду,  убегу. Так  вопросы  не  решаются. Я  вот  училась  в  трех  школах,  потом  в  институте,  на  заводе  меняла  работу,   знакомилась  с  разными  людьми. Везде  бывали  какие-то  неприятности,  но  я  их  преодолевала.
– Правда?
– Конечно,  правда. А  если  в  другой  школе  тебя  начнут  дразнить,  опять  будем  переводиться? Пока  в  городе  школы  не  закончатся?  А  вот  вспомни,  есть  в  классе  девочка,  на  которую  никто  не  обращает  внимания? Есть?  Значит,  она  никому  не  интересна,  а  ты  этим  мальчишкам,  наверняка,  просто  нравишься.
– Ага. Сейчас  же. Они  меня  до  слез  доводят  каждый  день!
– Ты,  дорогая  моя,  тоже  не  сахар! Кто  вчера  весь  вечер  передразнивал  каждое  мое  слово,  пока  я  всерьез  не  рассердилась. Я  раз  пять  попросила  тебя  перестать. Что  ты  мне  ответила?
Вижу, слезы  у  дочки  высохли,  на  губах  появилась  хитрая  улыбка. Продолжаю  дальше:
– Ты  сказала: «Ну,  ещ-е-е  один  разик  и  все». Если  бы  я  не  обращала  на  тебя  внимания,  тебе  бы  эта  игра  быстро  надоела. Так  и  твои  мальчишки.  Сама  их  раззадориваешь  своей  реакцией. Нет,  если  ты  хочешь  долгой  кровопролитной  войны,  я  могу  тебя  научить  всяким  фразочкам. Тебе  повезло,  твоя  мама – чемпион  по  отшиванию,  с  обратным  процессом  хуже.
   Мы  уже  сидели,  обнявшись,  и  наперебой  со  смехом   придумывали  всякие  приколы  типа: не  старайся  зря,  ты  не  в моем  вкусе,  или  – не  надо  так  прыгать,  штаны  потеряешь…
– Давай,  дочь, – насмеявшись,  вспомнила  я, – раскладывай  диванные  подушки, Будем  кувыркаться. А  с  этими  мальчишками  ты  года  через  два-три  так  подружишься,  что  и  не  вспомнишь  сегодняшний  вечер,  поверь  мне.
   Мы  кувыркались  на  полу  весь  вечер,  оттачивая   свое  мастерство.

                §
   – Вопрос  стоит  следующим  образом:  либо  мы  отчисляем  вашу  дочь,  либо  она  остается  на  второй  год.
– Подождите! Этого  просто  не  может  быть! –  я  оглушена  неожиданной  новостью, – она  же  ходит  на  занятия,  дома  играет… , я  проверяю…
   Директриса  музыкальной  школы  строго  поджимает  губы:
– Да,  она  ходит  на  фортепьяно,  на  вокал,  а  сольфеджио  пропускает  уже  полгода. Я  просила  преподавателя  известить  вас, но,  видимо,  записки  не  дошли.
– Видимо…
   Я  так  любила  слушать,  как  дочь  исполняла  «Лунную  сонату»,  как  мы  вместе  пели «Ой,  то  не  вечер…».  Дома   устроила  грандиозный  скандал:
– Как  ты  могла?!  Шесто-о-й  класс,  осталось  совсем  чуть-чуть! У  тебя  же  все  так  хорошо  получается.  Вручат  официальный  документ,  мало  ли  как  жизнь  сложится. Чем  больше  ты  умеешь  и  знаешь,  тем  больше  вариантов  для  выбора  пути.  Как  ты  не  можешь  этого  понять!
Дочь  сначала  сидела  с  опущенной  головой,  потом  вскочила  и  тоже  закричала:
– Я  ненавижу  твою  музыку!  У  нас  никто  никуда  не  ходит,  одна  я,  как  дура!
– Конечно! Вчера  видела  у  нашего  мусоропровода  двоих  таких  «умниц». Стоят,  курят,  и,  как  заведенные: а  он  чо?,  а  ты  чо?,  а  он  чо?  Отличный  отдых!  Дочь,  нельзя  бросать  начатое дело  на  середине…
   В  итоге,  я сумела  убедить  дочь  закончить  музыкальную  школу.  Сольфеджио  она  пересдала  на  другой  год.
   Когда  зашла  речь,  что  хорошо  бы  Дусю обучать  музыке,  дочь  была  против. Почему-то  она  уверена,  если  ребенка  не  нагружать  дополнительными  занятиями, то  это  означает  счастливое  детство. Но  Дуся  была  на  моей  стороне.  Я  который  раз  не  могла  надивиться,  как  ребенок начинает  играть  двумя  руками,  при  этом  держит  в  уме одновременно  значения  нот  в  скрипичном  и  басовом  ключе.  У  Дуси  обнаружилась  хорошая музыкальная  память.
   Во  втором  классе  внучку  перевели  в  гимназию,  где  загрузили  заданиями  выше  макушки. Музыку  отложили,  еще   отложили  и  отложили.
   Года  три  спустя,  мы  втроем  сидели  на  кухне. Дуся  жаловалась  маме,  как  я  достала  ее  с  математикой.  Я  с  жаром  доказывала,  что  в  задачах  нет  ничего  сложного,  надо  просто  вдумываться  в  текст.  Дочь  рассмеялась:
– Да,  бабушка  у  нас  такая.  Если  уж   решила  за  что-то  взяться,  так  держись.  С  другой  стороны,  Дуся,  я  вот  недавно  размышляла,  все,  что  она  говорит,  однажды  выстреливает  прямо  в  цель. Если  бы  я  не  занималась  музыкой,  пением,  то  никогда  бы  не  встретила  своего  любимого  мужчину.  Так  что,  не  спорь  с   бабушкой!    

                §
   Центральная  площадь  в  нашем  городе – любимое  место  отдыха. С  одного  ее  края  каскад  ступеней  ведет к красивейшей  набережной  огромного  пруда. Другой  край  замыкается  серьезным  административным  зданием. Недавно  площадь  реконструировали, фонтаны  теперь   бьют  прямо  из-под  ног.  Летом  там  яблоку  негде  упасть. Дети  со  всего  города  с  диким  восторгом,  промокшие  до  нитки,  носятся  между  упругими  струями. Говорят,  в  дни  пиковой  жары, у  фонтанов  патриотами были  зафиксированы  несознательные  граждане   с  мылом  и  мочалками.
   Дочь  с  семьей  гуляли  по  площади. Машинки  с  электроприводом,  мороженое,  лавки  с  сувенирами  и  лошадки,  все,  на  что  предприниматели  в  сговоре  с  детьми  могут  развести  родителей. На  одной  из  многочисленных  скамеек  сидел  пожилой  мужчина  с  баяном.  Он пел  довольно  приятным  баритоном  под  собственный    аккомпанемент,  рядом  лежала   кепка  со  скромными  пожертвованиями.  Остановились,  послушали.  У  детей  сразу  вопросы:  кто  это?  почему?   как  это? (Ясе около шести лет, Кузнечику  еще  меньше). Дочь  объясняет,  что,  к  сожалению, у  старых  людей  небольшая  пенсия, им  не  хватает  денег  на  еду,  лекарства. Этот  дедушка  не  просит  денежки,  а зарабатывает  их,  как  умеет. Потому,  он  достоин  особого  уважения,  и  ему  надо  обязательно  помочь. Всякий  труд  должен  оплачиваться!  Яся  и  Кузнечик наперегонки подбежали  к  баянисту  и   положили  в  кепку  деньги,  переданные  мамой.
   В  выходной  день   соседка  по  подъезду  сообщила  дочери:
– Кажется,  это  ваши  дети  поют  у   «Красного  и  белого». 
   На  первом  этаже  их  большого  дома  расположено  много  всяких  учреждений,  в  том  числе  и  два  магазина  «Продукты»  и  «К  &  Б». Побежали  проверять.  На  крыльце  магазина стояли две очень знакомые табуретки, на  них  были  разложены  игрушки  для  продажи.  Рядом  пели  Яся  с  Кузнечиком,  два  таких  менестреля  или  трубадура,  не  знаю,  что  будет  точнее.  Они  исполняли  песни  Таркана,  на  языке,  отдаленно  напоминающем  турецкий.  Йолла,  йолла! Уррия,  уррия!
   Надо  сказать,  что  тогда  был  как  раз  тот  период,  когда  семья  дочери  была  просто  помешана  на  всем  турецком. Они  часто и  подолгу  отдыхали  в  Турции,  учили  язык, даже  строили  серьезные  планы  по  переезду.  Но,  то  ли  поняли,  что экскурсия  и  ПМЖ,  это  две  большие  разницы,  то  ли  Господь  отвел,  как-то  все  отложилось  на  неопределенный  срок.
   К  тому  времени,  когда  подоспели  родители,  песни  менестрелей  звучали  уже  не  очень  задорно. Выложенная  на  табуретку  бейсболка  была  пуста.  Снующие  мимо  покупатели,  видимо, и не  догадывались,  что  им  презентуется  работа,  требующая  вознаграждения.
   Не  знаю,  что  сказали  детям  родители. Я,  узнав  про  эту  историю,  посоветовала  внукам  расширять  репертуар  и  повышать  мастерство,  деньги  просто  так  не  даются.
      
                §
   Дочь  попросила  меня  приехать  и  побыть   вечером   с  младшими  внуками. Конечно,  я  всегда  готова,  после  работы  помчалась  на  помощь. Забрала  Ясю  с  Кузнечиком  из  детского  сада.   Внучка  сразу:
–  А  блинчики  будут?
– Конечно,  будут,  нет  проблем! Тоненькие,  масленые,  в  дырочках,  с кружевной  окаемочкой.
Быстро  переоделась и  за  дело. Яся  помогает  просеивать  муку,  поминутно  тыча  в  нее  пальчик  и  с  удовольствием  его  облизывая. Заглянула  в  кухонный  стол,  подсолнечного  масла – две  капли  на  самом  дне  бутылки.
– Яся!  У  нас  проблема! – не  знаю,  на  что  решиться, – Кому-то  надо  сходить  в  магазин.  Купить  подсолнечного  масла. Ты  сможешь?
– Ночью?
– Ну,  какая  это  ночь? Шесть  часов  вечера,  мы  только  что  пришли  из  садика.  Просто  в  октябре  быстро  темнеет,  это  только  кажется,  что  ночь. Ты  же  знаешь  магазин  на  первом  этаже?  Сто  раз  там  бывала. Боишься?
– Нет. Я  не  боюсь! Ты  реально  отпустишь  меня? А  маме  можно  сказать,  что  я  ночью  ходила  в  магазин?
– Яся,  это  не  ночь!  И  маме  ничего  не  надо  говорить. Так  ты  сможешь  купить  масла?
– Да! А  можно  мы  вместе  пойдем?
Через  две  минуты  Яся  с  Кузнечиком  уже  готовы  к  походу. Провожаю  их  на  лифте  до  первого  этажа:
– Яся,  ты  старшая.  Держи  брата  за  руку,  никуда  не  отпускай. 
Минут  через  пятнадцать  звонок  по  домофону.  В  трубке  два  радостных  голоса,  перебивающих  друг  друга. Спускаюсь  на лифте.
– Бабуля!  Это  было  реально  кру-у-уто!  Реа-а-льно! Мы  сами  купили! Понимае-е-шь? Нам  сдачу  даже  дали!  Вот,  смотри!
   Такого  восторга  на  лицах  внуков  я  не  видела  даже,  когда  их  водили  в  парки  развлечений  или  дарили  подарки. Они  как будто  вернулись  из  космического  путешествия!
– А  можно,  мы  маме  расскажем,  что  ночью  сами  ходили  в  магазин?