Воспоминание 3. Контрудар под Ржевом. Январь 1942

   Наступательная операция в районе Ржева длилась с восьмого февраля по двадцатое апреля 1942 года. К сожалению, я участвовал всего в нескольких днях этого наступления.

   Меня зовут Дмитрий Яковлевич Тимофеев, я старший лейтенант Красной Армии. В последний день защиты Бородинского поля от фашистских захватчиков – 21 октября 1941 года я был ранен, и без сознания  доставлен в один из Московских госпиталей. Там я пролежал до третьего января, когда после излечения  меня выписали и направили в запасной полк.
 
   Во время моего лечения к нам в госпиталь приезжал какой-то генерал-полковник, кажется, до войны он командовал всей кавалерией Красной Армии. Он ходил по палатам и всем тяжелораненым вручал награды. Рядовым и младшим командирам медали «За Отвагу», лейтенантам ордена «Красной звезды», капитанам и выше - ордена «Красного знамени». За ним следом ходил адъютант и записывал данные награждённых, чтобы потом заполнить наградные документы.
 
   Мне вручили орден «Красной звезды» и присвоили звание капитана. Одной шпалой на моих петлицах стало больше. Сразу после награждения меня разыскал мой старшина Сергей Агеев, вместе с которым мы участвовали в двух тяжелых боях. Так же как и я, он был ранен под Бородино, и лечился в этом же госпитале. Только на третьем этаже, тогда как я на втором. Вместе с ним лечился ещё один мой старшина - взводный Слава Куценко. Их обоих наградили медалями «За отвагу». Ребята рассказали, что куда попали остальные раненые из нашей роты, они не знают, так как обоих привезли без сознания, а по дороге в госпиталь их очень сильно бомбили.
Нас выписали в один день, и мы поехали в запасной полк, который находился недалеко от города Ржев. Формирование полка шло очень быстро, в него стекались выздоровевшие раненые, красноармейцы, вышедшие из окружения, и части, отправленные с передовой на переформирование. Меня назначили командиром третьего батальона. Я попросил, чтобы моих старшин оставили командирами взводов. Поскольку роты были укомплектованы взводными командирами (старшина Куценко занял последнюю свободную вакансию), командир полка, тем не менее, предложил мне оставить Сергея Агеева в батальоне, для особых поручений. Я с радостью согласился.
Наш батальон был неплохо укомплектован - в каждом взводе по два станковых пулемёта и по четыре ручных пулемёта ДТ, по два бронебойных ружья. Батальону была придана артиллерийская батарея, состоящая из четырех орудий калибром 76 мм. и четырех ручных пулемётов.

    Положение на фронте было тяжелым, поэтому на формировании мы находились меньше недели, до седьмого января. Восьмого мы должны уже быть на позиции, готовыми для наступления.
За это время я познакомился с ротными командирами и с замполитом. Замполит - старший политрук Савелий Потапович Гвоздев, кадровый военный, воевал на Холкин Голле, награждён двумя орденами «Красной звезды». Командир первой роты - старший лейтенант Иван Захарович Дубков, командир второй роты - лейтенант Слава Садков, а третьей роты - младший лейтенант Фёдор Иванович Подгорный. В отличие от Славы Садкова, они все были взрослыми людьми и моими ровесниками 1910-12 годов рождения. Проблема состояла в том, что все они были из резерва и пороху не нюхали. Командиру второй роты Славе Садкову было всего двадцать лет. Он был так молод, что даже не верилось, что он командир. Тем не менее, он только что окончил училище, попав  в первый военный выпуск.

    Позднее, познакомившись с командирами взводов, я попросил их как можно лучше и быстрее научить красноармейцев хорошо стрелять. Также я приказал им озаботиться тем, чтобы малые саперные лопатки у всех красноармейцев были остро заточены. Во-первых, она хороша во время ближнего боя, а во-вторых, надо научиться быстро окапываться, если накроет шквальным огнём.
 
    Тренировались много, спали по пять часов в сутки. Поскольку патронов не хватало, сначала учились стрелять без них - правильно целиться из винтовки и плавно нажимать на спуск. Особенно тяжело на занятиях приходилось пулемётчикам. Таскать тяжелое вооружение по всему полю – непростое дело.

    Восьмого января мы были на позициях, и пошли в наступление вместе со всеми. За месяцы войны мы научились стоять насмерть, не отступая перед врагов. Теперь предстояло понять, как будем наступать.
 
    Наша артподготовка продолжалась больше сорока минут. Работали «Катюши» и крупный калибр артиллерии. Позиции врага были неплохо обработаны огнем наших орудий. Однако немцы успели закопаться в землю и бетон. И хотя наша артиллерия в полосе батальона уничтожила шесть вкопанных в землю средних танков, ставших огневыми точками, и семь пулемётных дотов, наступление обещало быть непростым.
До атаки наши ребята держались уверенно и стойко. Как будет дальше, покажет время. Хочется надеяться, что мы подготовили их достаточно хорошо. На случай подавления не выявленных огневых точек противника приданную артиллерию я расположил слева и справа позиций батальона, на небольших высотках по два орудия на каждой. Также я расставил бронебойщиков для подавления пулемётных гнёзд противника.

     Вот взвились в небо две красные ракеты, это сигнал для нас. Я встал в полный рост, поднял правую руку с зажатым в ней пистолетом, вскочил на бруствер окопа и что есть силы закричав: «За Родину», побежал вперёд. Не оборачиваюсь, но по топоту ног и громкому дыханию понимаю, что за мной бегут мои красноармейцы.
Открыли огонь вражеские пулемёты, мне казалось, что они все целятся только в меня. Рядом со мной возник старшина Агеев, он толкнул меня в спину и я упал, почувствовав, как надо мной пронёсся целый рой диких пчёл. Я подумал: «Откуда зимой пчёлы?». То, что это были пули, я понял не сразу. Всё-таки наступление и оборона - это разные ощущения. Даже пули летят по-другому.
Наша батарея дала залп, по немецким дотам открыли огонь наши пулемёты и противотанковые ружья. В какой-то момент нам показалось, что немецкие пулемёты замолчали. Я взял в левую руку гранату сорвал чеку, поднялся и побежал вперёд, на ходу крича «Ура!».
 
    Когда до вражеских окопов оставалось около десяти метров, продолжая бежать, я бросил в траншею гранату. Перепрыгнув через окоп, я упал на землю. Раздался взрыв.

     Развернувшись лицом к немецкой траншее, я стал стрелять из пистолета по фашистам. По резкой боли в правой руке, понимаю, что ранен. Но перекинув пистолет в левую руку, продолжаю стрелять.

     В окоп прыгали мои бойцы, что-то крича и громко матерясь. Потихоньку сопротивление немцев в окопе стало затихать. Я решил на плечах неприятеля попробовать захватить и второй ряд немецкой обороны.
 
     Мы рванулись вперёд, и при поддержке наших артиллеристов заняли и эти окопы. Подбежал связист, тыча в меня телефонной трубкой. Командир полка орал матом, требуя  наступать дальше.
 
     Подоспевший санитар стал бинтовать мою раненую руку, а я тем временем решил оглядеться и посчитать свои оставшиеся штыки. В это время  немцы устроили нам такой сабантуй из артиллерийского и миномётного огня, что небу стало жарко.
По моим подсчетам, от личного состава батальона в строю осталось чуть больше половины. Два орудия потеряла наша батарея. Через два часа у нас осталось только одна пушка, а ещё через час немцы уничтожили и ее.

     Выполняя приказ командира полка, мы снова пошли вперёд. Однако огонь фашистов был очень силен, и мы залегли, но при этом продолжали упорно ползком двигаться вперёд.
     Я разделил остатки второй и третьей роты пополам и послал их в обход позиции немцев. Остальные мои силы, продвигаясь ползком, заняли три небольших высотки на расстоянии километра друг от друга по линии нашего наступления. Я дал команду окопаться, чтобы потом попробовать уничтожить немецкие огневые точки. В батальоне осталось восемь противотанковых ружей. Я отобрал несколько десятков бойцов - ворошиловских стрелков, и разместил их на высотках, снабдив их трофейными пулемётам  и.
 
     В двадцать часов мы совместно с двумя группами, завершивших обходной манёвр, вновь пошли  наступление. На этот раз нам повезло - заняли первую деревню, за ней, через семь километров вторую. Вторую деревню мы удерживали почти два дня, но из неё нас выбили. Сил для обороны уже не хватило, а натиск врага был очень сильный. Мы отступили и закрепились в первом отбитом у немцев населенном пункте. Враг продолжал наседать.

     Я предложил командованию вывести наших бойцов из деревень, а деревни, после того как туда войдут немцы, уничтожить крупнокалиберной артиллерией. Мое предложение не утвердили. Мы продолжали стоять насмерть, удерживая участок фронта, протяжённостью больше километра. Наступил третий день наступления, я был уже дважды ранен, в правую руку и правую голень. Несмотря на ранения, из боя я не выхожу. Раны сквозные, перевязки мне делает фельдшер.
 
     Во время обходного манёвра мои красноармейцы захватили миномётную батарею из шести миномётов калибром 120 мм. Три из них оказались повреждены, но зато другие три - в боевой готовности. К ним нашлось и около восьмидесяти мин.
Вторая боевая группа захватила три немецких орудия калибром 75 мм., Правда, целым оказалось лишь одно. Я передал всё артиллерийское имущество командиру артиллерийской батареи, ведь он остался без орудий. Он разместил свою новую артиллерию чуть позади наших позиций.
 
     Старшина Агеев нашёл рядом с деревней немецкий средний танк. У него разбита ходовая часть, зато цела пушка и пулемёты. Красноармейцы выкопали яму и закатили туда боевую машину, превратив в стационарную огневую точку. Оставил Агеева за пулемётом, нашли наводчика и заряжающего для орудия. Старшим я оставил Сергея, надеясь на его стойкость и опытность.

     Мы подготовились к очередной атаке фашистов. Правда, начальство нас гонит вперёд. Но пока на нашем участке такой возможности нет.

     Наступил шестой день контрудара Советских войск. Рассвело, и немцы снова пошли в атаку. Четырнадцатого января 1942 года в девять утра я доложил, командиру полка, что наступать больше не могу, так как столкнулся с превосходящими силами противника. В  батальоне осталось красноармейцев чуть больше роты.
 
     Атака немцев не заставила себя ждать. На нас выехали три средних и девять лёгких немецких танков, а за ними до батальона пехоты. Танки остановились в километре от наших временных позиций и приступили к их обстрелу. Это продолжалось около часа.
     Не видя с нашей стороны сопротивления, немецкие танки продолжили наступление. Я связался с командиром полка, и он обещал помочь с артиллерией. И на самом деле, минут через двадцать ударила полковая артиллерия, уничтожив четыре наступающих танка.

     Мы были очень благодарны артиллеристам. Немецкая пехота тоже несла потери. Когда фашистские танки приблизились метров на четыреста-пятьсот, ударили наши замаскированные орудия и бронебойщики. Миномёты пока огонь не открывали, я решил поберечь для другого раза.
 
     Общими усилиями уничтожили ещё шесть танков и около двух рот пехоты. Немцы без танков наступать не любят, атака их захлебнулась, а мы стали готовится к артиллерийскому налету или к бомбовому удару. Фашисты никогда не пропускали возможность продемонстрировать свое временное техническое превосходство. У них всегда для нашего брата и снарядов было в избытке, и бомб хватало, и самолётов.
Так случилось и на этот раз. Налетели вражеские бомбардировщики и стали пахать наши позиции. От деревни почти ничего не осталось, развалились даже печные трубы.
Бойцы, как смогли, окопались, но все равно, потери мы несли колоссальные. Одна из бомб попала в танк, который мы использовали против врага. Башню отбросило метров на сто. Хорошо, что Агеев догадался заранее вывести свой экипаж из боевой машины. Они пережидали налет в заранее вырытых щелях.
 
     Я связался с командиром полка и доложил о потерях. Он орет в трубку и требует продвижения вперед.
 
     Мои объяснения, что люди не кормленные, боеприпасов нет, приходится использовать трофейное оружие, к своему нет патронов, а от батальона осталось меньше полуроты, не имеют действия. Приказ наступать никто не отменял.

     После авианалёта, который продолжался около двух часов, немцы в атаку больше не пошли. Начало темнеть. Мне удалось убедить командира полка прекратить наступление до утра. Меня опять ранило в ногу и плечо, но я решил остаться на позиции, считая ранения нетяжелыми.

     Ночью пришла кухня, и подвезли боеприпасы. Прибыло и подкрепление в количестве тридцати пяти человек. Это обозники, повара, связисты, печники и другие штабные работники. Среди них было девять полковых разведчиков, которых я сразу отправил на разведку немецких позиций.

     Утро двенадцатого января началось с нашей артиллерийской подготовки. Минут пятьдесят обрабатывали они фашистов. Сразу после нее я хотел поднять в атаку своих бойцов, но тут немецкая артиллерия ударила в ответ. Вражеский артобстрел продолжался полтора часа. Я даже не могу сказать, сколько моих бойцов уцелело, но думаю, что не слишком много.
 
     Меня накрыло взрывом, обожгло всё тело, оказывается, опять ранило в спину и обе ноги. Похоже, что задело лёгкое. От боли я потерял сознание.
 
     Как я потом узнал, что раненый в грудь старшина Агеев достал для меня подводу, и нас обоих вместе с другими ранеными бойцами отправили на ней в тыл, в госпиталь. Уже находясь в госпитале, я пытался узнать, что стало с моим батальоном. Говорят, что нам на помощь пришла танковая бригада и спасла наше положение. Но сколько осталось в живых красноармейцев нашего батальона, никто не знал. Судьба моих бойцов мне неизвестна, кроме старшины Агеева и ещё двух десятков красноармейцев, доставленных в госпиталь вместе со мной.
 
     На этот раз я находился на передовой почти десять дней. За этот бой, в котором погибли почти все мои красноармейцы, нас никто не наградил. Да мы и не ждали никаких наград. Для меня война кончилась 16 января 1942 года. Но для всей страны она продолжалась ещё долгих три года. Голод, лишения и трудности военного времени я и моя семья хлебнули полной ложкой.
 
     Я лечился в госпиталях и санаториях больше года. Моя жена Мария 13 июля 1942 года родила мне сына Валеру. До этого у нас с ней уже была девочка Шура, которая родилась 9 октября 1937 года. Оставалось выздороветь, пойти работать и вырастить детей.   

Алексей Кутырев, по воспоминаниям своего деда Дмитрия Яковлевича Тимофеева.На фотографии Тимофеев Д.Я.