Герой агентурной разведки - Сергей Эфрон

Алексею Валерьевичу Серебрякову


Самые глубокие тайны общественной жизни лежат на поверхности.
Кирилл Хенкин. Охотник за головами. Нашла книгу в библиотеке он-лайн.

Источники и литература:
Н. Кун - Легенды и мифы Древней Греции. - дома
Борис Савинков. Воспоминания - дома, Никитинская библиотека.
Марина Цветаева. Воспоминания - онлайн-пространство Интернет.
Миа Полянская: неотвратимость коктебельской встречи - Марина Цветаева, Сергей Эфрон
Кирилл Хенкин. Охотник за головами. Нашла книгу в библиотеке он-лайн.



Наверное, относительно Эфрона мой дух никогда не успокоится - рубите меня в капусту - Александр Аникин. Лев Борисович Савинков, автор сборника Аванпост,  оказывается, был в принципе знаком с Эфроном и судя по словам довольно ядовитого Хенкина, который по его же словам, от Марины Ивановны Цветаевой пострадал, видимо был как-то покрыт поэтессой. Причина для меня одна мать Сергея Эфрона, мужа Марины Цветаевой была эсеркой с 1905 года, и находилась непосредственно под началом Бориса Савинкова, после гибели которого Льва Борисовича любили все - даже враги = Гиппиус и Цветаева - объединились чтобы ему покровительствовать - Лев Борисович был не пустым звуком Марины Ивановны. Кстати, две поэтессы могли как раз Бориса Савинкова и не поделить между собой, зная пылкий нрав обеих.

Надеюсь, для допытчивых читателей здесь мне разрешат оставить заковыченный фрагмент интервью - понимаю что интервью трудно даётся, но позволю себе сохранить - Кирилла Хенкина, чтобы так сказать поняли и помнили:

" разведчика. Для этого идеально подходит фигура Вилли Фишера, немца, родившегося в Англии, который под именем своего друга латыша Рудольфа Абеля прославил героизм простого русского человека.

- Теперь, Кирилл Викторович, давайте поговорим о вас. Почему вы в 30-е годы оказались в стане сочувствующих СССР, что привело вас в республиканскую Испанию и тем самым в разведку НКВД?

- Я уехал на Запад в 1923 году с родителями. Тогда еще из Страны Советов можно было уехать. Мой отец - Виктор Хенкин, известный в те годы певец, получил ангажемент в Берлине и поспешил использовать этот шанс. Времена были еще довольно-таки "вегетарианские", и мы с мамой направились к отцу. Так началась моя кочевая жизнь. Я жил в Берлине, Праге, в Нью-Йорке, чтобы потом надолго осесть в Париже. В шестнадцать лет экстерном окончил французскую школу и поступил в Сорбонну, где изучал сравнительное литературоведение и европейскую литературу. Но учеба продолжалась недолго: в Испании началась гражданская война...

-...И юный русский эмигрант идет воевать, "чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать"?

- Дабы понять прошлое, необходимо внимательно присмотреться ко всему тому, что тогда происходило. Париж в то время был средоточием русской эмиграции. Советская разведка прекрасно знала о тех больных струнах, на которых она могла успешно играть. На чем в свое время вербовали агентов за границей? На чувстве вины, на ностальгии. Дело в том, что большая часть белого офицерства оказалась в совершенно безвыходном положении и, понятно, посчитала за лучшее вернуться в советскую Россию, нежели влачить жалкое существование изгоя-беглеца. Не всех возвращенцев расстреляли, не всех сослали в Сибирь. Чекисты, столь многое перенявшие от царской охранки, начали активную работу среди эмигрантов.

Сотрудники парижской резидентуры ОГПУ, а затем и НКВД уверяли вчерашних бойцов белогвардейских армий, иных противников большевиков, что, проиграв на полях сражений схватку с пролетариатом, они просто обязаны помочь покинутой ими Отчизне. Промывка мозгов осуществлялась через невинные, на первый взгляд, организации, ставшие заграничными форпостами советской разведки. Таковыми были, например, представительство Красного Креста и Комиссия по репатриации. После этого началась вербовка представителей определенных философских взглядов и политических движений среди эмигрантов.

На чем ловили агентуру для советской разведки? На чувстве вины дворян-интеллигентов перед многострадальным народом, которому они должны были помочь подняться еще в Октябре, вместо того чтобы бороться против него. Если бы они сразу пошли служить пролетарской России, а не сражаться против нее, все было бы совершенно иначе! Среди парижских знакомых нашей семьи тоже оказались люди, которые профессионально разъясняли эти мысли своим друзьям.

- Вы имеете в виду Сергея Эфрона и его жену поэтессу Марину Цветаеву?

- Да, хотя Цветаева никому ничего не разъясняла. Она писала свои стихи и умела отворачиваться в другую сторону, когда у нее под носом происходило то, что не входило в рамки ее представлений о благородстве, чистоте риз и так далее. Я не хочу углубляться в анализ характера Марины Ивановны и ее семьи - я собираюсь все это подробно описать в своих мемуарах, над которыми сейчас работаю.

- Сергей Эфрон работал на парижскую резидентуру ОГПУ-НКВД и участвовал в нескольких громких операциях той поры. Например, в похищении белогвардейского генерала Миллера. А была ли агентом Лубянки Марина Цветаева?

- И Эфрон, и Цветаева жили в страшной нищете. Понятно, что как поэтесса Марина Ивановна ни черта, простите, не зарабатывала. Она выступала на каких-то вечерах, где читала свои стихи, получала за это крохи. Но без меценатской помощи литератор-эмигрант в то время прожить не мог. Единственное исключение - писатель Марк Алданов. Инженер по профессии, он неплохо устроился на крупном предприятии и мог сравнительно безбедно существовать. Если какой-то литератор имел достаток, превышавший границы бедности, это означало, что либо кто-то ему оказывает материальную поддержку, либо он на кого-то работает.

Цветаева попробовала выжить переводами Пушкина на французский. Но на этом не разбогатеешь. И вдруг среди этой чудовищной нищеты у ее мужа, который формально трудится всего лишь корректором в типографии и прежде регулярно приносил в дом то, что на старорусском называется "получка", причем - весьма скромная, с какого-то момента заводятся немалые деньги. Я не верю, что это могло пройти незамеченным для жены Эфрона. Марина Ивановна наверняка понимала, что ее муж делает что-то не совсем то. Подтверждает это полученный мною не так давно очень любопытный документ - фотокопия ныне рассекреченного протокола допроса Цветаевой французской полицией в связи с убийством советской агентурой экс-чекиста Игнатия Рейсса, в свое время отказавшегося работать на Москву и вернуться в СССР.

Итак, допрашивают Марину Ивановну о деятельности ее мужа. "Мой муж ничего предосудительного не делал. Я знаю, что он помог некоторым молодым людям уехать в Испанию".- "Не можете ли вы вспомнить, кому именно?" - Марина Ивановна отвечает: "Я могу вспомнить, например, Кирилла Хенкина и еще... Лев... Нет, не помню!"

Марина Цветаева почему-то забыла фамилию Льва Савинкова! Причина очень проста: Лев Савинков, сын знаменитого террориста Бориса Савинкова, являлся сотрудником парижской резидентуры советской разведки. А вот Хенкина Марина Цветаева "сдала" без видимого внутреннего сопротивления. Ведь я для них был человеком случайным и не более".

«Я не был шпионом, я был честным агентом советской разведки» - в эти слова Сергея Эфрона перед расстрелом не поверил никто, даже я.

Перед смертью Эфрона стали посещать галлюцинации о том, что его жена умерла.

Заключение тюремного врача была следующим: "страдает частыми приступами грудной жабы, хроническим миокардитом, в резкой форме неврастенией, а поэтому работать с ним следственным органам можно при следующих обстоятельствах: 1) дневное занятие и непродолжительное время, не более 2—3 часов в сутки; 2) в спокойной обстановке; 3) при повседневном врачебном наблюдении; 4) с хорошей вентиляцией в кабинете

В эмиграции, в Париже Цветаева и Эфрон жили в нищете. Цветаева начала роман с товарищем Эфрона, которому посвятила поэму горы. Положение Эфрона на уровне желания повеситься - из=за того, что Марина была в постели с другим - было налицо, и это видимо видела вся эмигрантская литературная тусовка. Эфрон, кроме того страдал туберкулёзом, и ему нервничать было ни к чему. Цветаева ему устроила жизнь в раю, но он нашёл газету Евразия, которая в скорей закрылась, и уехал в знаменитый санаторий - бал в савойе - в Верхний Савой подлечиться. Здесь произошли первые контакты Эфрона с русской агентурной разведкой. Видимо Эфрон, подумал-подумал и решил, что Цветаева его точно доведет до виселицы и подписал контракт с НКВД.

К чести Цветаевой, она просила за Эфрона, который за отказ давать показания против своих же - был помещен в психиатрическую больницу, затем расстрелян на Коммунарке.

Ариадна провела 8 лет в исправительно-трудовых лагерях и 6 лет в ссылке в Туруханском районе и была реабилитирована в 1955 году

В травле Марины Цветаевой виновата Зинаида Гиппиус. Свекровь Цветаевой, да и сам муж Сергей Эфрон, как участник в Ледяном походе, были в подчинении Бориса Савинкова - человека, который непосредственно контактировал с Гиппиус - на уровне платонической любви со стороны обоих. Физической близости у них никогда не было - виной была верность Гиппиус своему мужу, хотя сам Борис Савинков был явно не против. 

Кстати, это не мой текст - я нашла на просторах интернета - я заковычу, чтобы не было никем сказано, что это я придумала.

"Впервые они публично сцепились друг с другом уже через несколько недель после приезда Цветаевой в Париж. Редакция журнала «Звено» решила устроить на Рождество лирический конкурс. Цветаева прислала свои стихи, но просчиталась – в жюри были известный в то время критик Георгий Адамович... и Зинаида Гиппиус. Несмотря на то что по условиям конкурса работы шли без подписи, Адамович и Гиппиус сразу поняли, чьи перед ними стихи. Адамович съязвил, назвав строчки «вялыми и невразумительными», «с восклицательными знаками чуть ли не в каждой строчке».

Так была официально развязана эта война. Цветаева рвала и метала, тоже не сдерживалась в выражениях, завалила редакцию «Звена» возмущёнными письмами. Коалиция «Зелёной лампы» держалась твёрдо и безжалостно".

в отношениях Цветаевой и Эфрона не права была Марина Цветаева. То Парнюк, то Радзюкевич, то разгульная жизнь с Волошиным. Наверное, как не любил бы никто поэзию Марины Цветаевой, не признать присутствие в её жизни стольких мужиков и стольких любовей - слишком похожих на любови Османских правителей, которые переплюнули Цветаеву только в одном - 17 жен у Махмуда II - этот подвег мог, наверное, оспорить только Батый, Атилла или Тамерлан... - то для такой женщины столько мужчин - думаю, что, наверное, это нужно слепо любить поэтессу, чтобы видеть её доброту и сердечность. Думаю,что конец Цветаевой закономерен - кстати, жалеть здесь её можно, но не думаю... насколько я читала в газетах, она разругалась с каким-то своим  приятелем-редактором, который обещался её сгноить за это, и посему уехала в Таррусу, где её, естественно никто не знал... честно откровенно, в глуши поэзия не очень заметна.

Марина Цветаева, стихи:
Я с вызовом ношу его кольцо
– Да, в Вечности – жена, не на бумаге. –
Его чрезмерно узкое лицо –
Подобно шпаге.

Безмолвен рот его, углами вниз,
Мучительно-великолепны брови.
В его лице трагически слились
Две древних крови.

Он тонок первой тонкостью ветвей.
Его глаза — прекрасно-бесполезны! —
Под крыльями распахнутых бровей —
Две бездны.

В его лице я рыцарству верна.
— Всем вам, кто жил и умирал без страху. —
Такие — в роковые времена —
Слагают стансы — и идут на плаху.

Кстати, а кто помнит в фильме  Воспоминания 2021 года легенду об Орфее и Эвридики?

Так вот я нашла ответ на этот намёк - Марина Цветаева и Сергей Эфрон.
Марина Цветаева почему-то трактовала фамилию мужа как Орфей.

Если Борис Савинков у меня заслужил славу героя, то Сергей Эфрон -это антигерой.
На деле Эфрон причинил людям боли достаточно, чтобы у меня еще в школе было мнение, что Сергей Эфрон чуть ли не предатель Родины.

Когда нам в школе на уроках литературы говорили, что Сергей Эфрон, перешедший на сторону НКВД, выманивает белогвардейцев - и сдаёт их большевикам  глаза  вылезали на лоб от ужаса. Как так можно?

Но что такого сделал Эфрон, чтобы его предали большевики? Поклонникам и фанатам Марины Цветаевой это читать запрещено.

Сергей Эфрон происходил из семьи народовольцев - наверное, фикрайтеры правы - тогда всё-таки это было почётно сочувствовать Народной воле, и было стыдно там не быть хотя бы рядышком. Родители Эфрона познакомились в Чёрном переделе.

В 1879 году - год рождения Бориса Савинкова -отец Эфрона вступил в крыло Чёрного передела, где и познакомился с Елизаветой Петровной Дурново, которая стала его женой и матерью его сына Сергея. Кстати, Елизавета Дурново с 1905 года - эсерка, и была под началом Бориса Савинкова. Елизавета Дурново повесилась после самоубийства любимого сына Константина в 1910 году.

В 1911 году, во время отдыха в Коктебеле, 17-летний Эфрон познакомился в знаменитом коктебельском «Доме поэта» Максимилиана Волошина с 18-летней Мариной Цветаевой. Как вспоминала сама Цветаева, она загадала Волошину, что выйдет замуж за того, кто угадает какой её любимый камень. Сергей Эфрон в первый же день их знакомства откопал на пляже и принёс ей сердоликовую бусину — любимый камень Цветаевой. По одной из версий Цветаеву привлекло созвучие имя Сергея Эфрона с Орфеем — персонажа её любимой античной мифологии


Марина Цветаева
"Он очень болезненный, 16-ти лет у него начался туберкулёз … Если бы Вы знали, какой это пламенный, великодушный, глубокий юноша! Я постоянно дрожу над ним. От малейшего волнения у него повышается t°, он весь — лихорадочная жажда всего. Встретились мы с ним, когда ему было 17, мне 18 лет. За три — или почти три — года совместной жизни — ни одной тени сомнения друг в друге. Наш брак до того не похож на обычный брак, что я совсем не чувствую себя замужем ...Мы никогда не расстаёмся. Наша встреча — чудо … Он — мой самый родной на всю жизнь. Я никогда бы не могла любить кого-нибудь другого, у меня слишком много тоски и протеста. Только при нём я могу жить так, как живу — совершенно свободная"

В 1913 году из эмиграции вернулся смертельно больной туберкулёзом старший брат Сергея Эфрона — Пётр Яковлевич Эфрон. Цветаева ухаживала за ним и между ними возник роман, однако летом 1914 года Пётр Эфрон умирает. В том же 1914 году начинается роман Цветаевой с Софией Парнок. Сергей ощущал сильные душевные страдания, однако в то же время не хотел мешать Марине в её чувствах и старался устраниться

В Коктебеле всё напоминало про античность. Цитирую исследовательницу биографии Цветаевой Миа Полянскую: "
БЛОГ ПЕРЕМЕН
Неотвратимость коктебельской встречи: Марина Цветаева и Сергей Эфрон1
19 ноября, 2014
АВТОР: Мина Полянская

коктебельский текст



Ибо чара – старше опыта,
Ибо сказка – старше были.
Марина Цветаева. Пушкин и Пугачёв.

Этa печaть коктебельского полдневного солнцa – нa лбу кaждого, кто когдa-нибудь подстaвил ему лоб.

Марина Цветаева. Живое о живом.

Максимилиан Александрович Волошин в 1903 году купил участок земли у коктебельского залива, на изгибе морского берега, который был тогда незаселённым, пустынным, без зелени — кроме редких кустов терновника, чертополоха и полыни, ничего здесь не росло. Он по своим чертежам построил «Дом поэта» (строил долго, десять лет) с монолитной под добротной черепичной крышей башней, выдвинутой к морю. Вокруг башенного полукруга расположились четыре узких, длинных полуциркульных окна с нарисованными Волошиным в верхних «полукругах» солнечными символами-кругами со стрелами-лучами, глядевшими внимательно и неподвижно в беспредельную синеву моря.

Дом Волошина и поныне стоит у изгиба-лукоморья, и, когда солнце врывается в башенные окна, то из стёкол как будто бы высекаются искры, и пылинки кружатся-плутают вокруг волошинских солнечных символов.

Поэт-странник-художник-философ уверовал в то, что его быт и бытие предопределены в Киммерии, как он называл этот уголок восточного берега Крыма, где повсюду в стёртых камнях и размытых дождями холмах бродят тени Одиссея, Орфея и Гермеса. «Одиссей возвратился, пространством и временем полный»2, — так мог бы сказать Мандельштам и о Волошине тоже. «Истинной родиной духа для меня был Коктебель и Киммерия – земля, насыщенная эллинизмом и развалинами Генуэзских и Венецианских башен3, — записал Волошин в одной из своих многочисленных автобиографий.



Чтобы соответствовать созданному его воображением античному образу, Волошин шагал по голой, потрескавшейся от сухости земле, прогретой, по слову Цветаевой, НАСКВОЗЬ, с посохом, босой, в венке из полыни и полотняном балахоне.

Казалось, что природа создала из камня в коктебельском уголке Крыма собственное изваяние Волошина. В очерке-портрете «Живое о живом», написанном в Париже в память об умершем в 1932 году друге в возрасте пятидесяти пяти лет, Марина Цветаева отточенной каждой фразой представила необычный уголок Крыма, считавшийся современниками магическим, инициированным даже: «Взлобье горы. Пишу и вижу: справа, ограничивая огромный коктебельский залив, скорее разлив, чем залив, — каменный профиль, уходящий в море. Максин профиль. Так его и звали. Чужие дачники, впрочем, попробовали было приписать этот профиль Пушкину, но ничего не вышло, из-за явного наличия широченной бороды, которой профиль и уходил в море. Кроме того, у Пушкина головка была маленькая, эта же голова явно принадлежала огромному телу, скрытому под всем Чёрным морем. Голова спящего великана или божества. Вечного купальщика, как залезшего, так и не вылезшего, а вылезшего бы — пустившего бы волну, смывшую бы всё побережье. Пусть лучше такой лежит. Так профиль за Максом и остался»

В 1923 году начинается роман Цветаевой с товарищем Эфрона, белоэмигрантом Константином Родзевичем. В 1925 году у Цветаевой родился сын Георгий («Мур») и многие считали, что отцом ребёнка является Родзевич, а не Эфрон. Эфрон вновь чувствует себя лишним и ищет возможности развестись с Цветаевой.


О повешении Марины Цветаевой. Прямая речь  - КИРИЛЛ ХЕНКИН:

"Я лучше понял настроение Мура, подружившись несколько лет спустя с одним его сверстником и соседом Эфронов по даче в Болшево. Там, после бегства из Франции, поселили рядом две русские эмигрантские семьи, участвовавшие в убийстве Игнация Порецкого (Рейса; партийная кличка — Людвиг).

— Удивительно, — сказал мне мой друг, — что их всех не пересажали раньше. Они только и делали, что с утра до ночи грызлись между собой.

Мур не мог простить, что ради этой грязной возни погубили его жизнь. Хотя шпионаж был, возможно, следствием, вторичным явлением. Средством вернуть Марину в Россию.

В книге «В плену времени» Ивинская пишет о встрече в 1935 году в Париже двух великих русских поэтов.

«Семья ее (Цветаевой), — пишет Ивинская, — была тогда на перепутье — ехать на родину — не ехать? Вот как отозвался на это сам Пастернак: „Цветаева спрашивала, что я думаю по этому поводу. У меня на этот счет не было определенного мнения. Я не знал, что ей посоветовать...“

«А ведь Пастернак, — добавляет Ивинская, — в обстановке массовых репрессий, последовавших за убийством Кирова, мот бы посоветовать Марине что-то более ясное и определенное».

Представим себе, однако, на мгновение, что Пастернак говорит Марине правду о том, что происходит в России, о миллионах репрессированных, об удушающей атмосфере, о невозможности для нее печататься...

Представим себе! И Париж гудит: «Пастернак отсоветовал Цветаевой ехать в Россию!» По возвращении у Пастернака могли быть неприятности. А героем Пастернак никогда не был.

Не ради Сергея Яковлевича, человека по-своему талантливого, но оставшегося до конца дней лишь «мужем Марины Цветаевой», возвращалась семья в Москву. Возвращалась ради встречи Марины Ивановны с русским читателем. Этой встречи семья добивалась любой ценой"

по поводу того, что Эфрон был причастен к разведке мне возразят точно также, как то что и Радзюкевич, лучший друг Эфрона мог быть любовником Цветаевой, но, кстати, мне здесь хочется по этому поводу привести слова Кирилла Хенкина, который, кстати, довольно резко отзывался о Борисе Савинкове, но при этом не отзываться о Борисе Савинкове не мог - не то было время, чтобы о Савинкове умалчивать:

"   — Не думаю, — сказал мне старый русский парижанин, — что Сергей Эфрон был советским агентом. Просто его запутали в грязную историю.

Запутали! Так можно сказать, что маршала Жукова запутали в военные действия. Нет, пока мы будем играть в жмурки и не называть вещи своими именами, мы не поймем до конца того, что происходило и происходит вокруг нас. И в России, и на Западе.

Нельзя понять старую русскую эмиграцию, сбрасывая со счетов ее пронизанность советской агентурой. Это так же нелепо, как рассказывать историю Евно Азефа, ограничиваясь этапами его службы инженера в Русском электрическом обществе.

Эмиграция как объект деятельности и орудие советской разведки — это факт. Факт для понимания нашей истории, прошлой и настоящей, не менее важный, нежели определение истинной роли опричнины в истории России или гадания: что было бы, возьми своевременно власть Союз русских инженеров.

Не все же, голубчик, не все. Вот в вашем этом противовоздушном батальоне в Испании командиром был «майор Кордэ». Это же Константин Борисович Радзевич! Тот самый Радзевич, о котором Ивинская пишет, что у него «с Мариной Цветаевой был бурный, получивший широкую огласку, вполне реальный роман».

Ведь что же получается — и муж, и любовник Марины Цветаевой — советские агенты! Не много ли? Так вы, чего доброго заявите, что другой ваш сослуживец, Лев Борисович Савинков, сын знаменитого Бориса Савинкова...".

Я подпишусь под каждым словом Хенкина, поскольку любовные поэмы вроде поэмы Марины Цветаевой Царь горы просто так не появляются...