Пламя. Повесть-размышление. Глава 5

 А ОН, В ПЛЕНУ У ПРИКЛЮЧЕНИЙ…

Обычный рабочий день. По пешеходному мостику через реку Случь от улицы Пионерской с утра спешили десятки людей к заводу «САНТЕХОБОРУДОВАНИЯ», городской ТЭЦ, РСУ-4 и к школе номер один, известной как старейшая в Белоруссии гимназия, перешагнувшая по возрасту четырёхсотлетний рубеж.
Сразу за мостиком вдоль берега реки раскинулись производственные постройки и административное здание ремонтно-строительного управления, сокращённо – РСУ-4. У входа в контору толпились рабочие, перед началом трудового дня получавшие разнарядку на строительные объекты. Тут же находились мастера, прорабы, снабженцы и другой руководящий актив, без встречи с которым не начинался ни один рабочий день.
Порою активные обсуждения производственных распоряжений начальников с эмоциональными возражениями рабочих-исполнителей, в речи которых присутствовали не предусмотренные нормативной лексикой слова, заглушали безобидные голоса спешащих на занятия школьников. Звонкие переклички с той и другой стороны не нарушали разговорного баланса и уравновешивались общим оптимизмом.
Кузнец по фамилии Борд с именем Мендель – полный, медлительный, спокойный, как вол, был примечателен ещё и тем, что музицировал в местном духовом оркестре, исполняя на большом барабане с прикреплённой сверху тарелкой незамысловатую музыкальную партию. Ударяя колотушкой по натянутой коже с заплатками, он задавал нужный ритм всему коллективу музыкантов. Оркестр играл в Доме культуры, на праздничных парадах, торжествах, свадьбах и, конечно, на похоронах. Звон наковальни и аккорды оркестра радовали душу музыканта особенно, когда он за свои «музыкальные моменты» получал деньги.
У Менделя деньги водились всегда. Даже в самый скучный день ему шёл тариф на основной работе, а ежедневную пятёрку или трояк, на худой конец, он выбивал из своего барабана на похоронах. Все об этом знали, и с утра страждущие старались выловить его перед началом работы, чтобы вырвать из него хотя бы на бутылку пива.
Но не так-то просто вырвать деньги у того, у кого они есть. Мендель имел свои защитные хитрости. Он приходил на работу в спецовке, но с опозданием (опасаясь перехватчиков во время переодевания в бытовке), и в разгар самых активных разборок терялся в толпе. Для имитации своевременного присутствия на работе он проводил под носом несколько штрихов ветошью, перемазанной сажей, и с лицом труженика, якобы успевшего поработать, показывался там, где нужно. «Я – на месте, уже в деле. Готов выполнять пятилетку в четыре года!» – мысленно он представлялся коллегам, стараясь оставаться в тени.
В этот день Мендель не знал, что его жаждал увидеть Саша Борзов, которому от вчерашнего возлияния было «муторно», и для поправки здоровья срочно требовались три рубля. Он был активист по «выпивошному» делу и всех потенциальных обладателей трёхрублёвого капитала безуспешно опросил. С чьей-то дружеской подсказки он направился на поиски Менделя и за спинами женщин из малярной бригады увидел кузнеца. Мысленно Мендель перехватил незамысловатые намерения Борзова и приготовился отражать осаду собственного кошелька.
– Мендель! Доброе утро на тебя! Как дела? – с деланной приветливостью подступался к основной теме разговора Борзов, вплотную подойдя к человеку, от которого непременно желал получить спасительный трояк.
– Здравствуй, Саша! – сказал Мендель и не стал развивать тему разговора.
– Ты што морду воротишь? Я к тебе по делу!
– Ой, ой! Деловой нашёлся. Знаю я твои дела на три рубля…
– Откуда ты знаешь? Догадливый? Так выручай!
– Саша! Надоело тебя выручать. Каждый раз берёшь в долг и не отдаёшь, – сказал Мендель и достал из кармана блокнот. – Вот смотри, сколько ты у меня выдурил и ни копейки не возвратил.
Мендель протянул блокнот собеседнику, а тот, не глянув в каракули, раздражённо произнёс:
– Контора пишет? Что это за записки сумасшедшего? Ты – бухгалтер? Я тебе потом дебет с кредитом сведу, как разбогатею!
– Вот как разбогатеешь, тогда и приходи брать в долг…
– Мендель! Ну зачем ты придумал такую подлость? Если я разбогатею, то на фиг ты мне будешь нужен! Не бойся – всё сразу отдам. В общем, добавляй туда ещё трояк. Не жмись! У тебя каждый день – халтуры. Постучишь колотушкой – и деньги сами сыплются в карман, а ты за копейку трясёшься. Тебе не стыдно?
– Нет, не стыдно. Нужно любой работой гордиться.
– Вижу, что настучал капиталы…
– А кто тебе, Саша, мешает настучать?
– Так я не умею, это – не моё.
– Я тебя понял! Пьянствовать – твоё, работать – не твоё…
– Послушай, Мендель! Не нужно мне проповеди читать! Гони трояк и спи спокойно, ты это заслужил, как говорится у вас на похоронах. Отдам с получки. Лучше послушай стихотворение на эту тему, может, образумишься:
Сябры, я пью за наша пакаленне,
За самых горьких пьяниц на зямли.
Дыг зганьбим тых, кто, стративши сумленне,
Шкадуе на гарэлку тры рубли!
– Это про тебя, Мендель! – сказал Борзов и протянул просящую ладонь.
– Нет, Саша, не дам тебе на выпивку! Сегодня – рабочий день, нужно трудиться, а не дурака валять. Выпьешь и получишь производственную травму, а начальство узнает – будет ругать. Нет, не проси. Иди, работай!
– Мендель! Ты такой правильный? Молодец! Я тоже такой правильный и на работе не пью! Я – на больничном сейчас. Болен я! Это тебе понятно?
– Саша, Саша! Кто тебе больничные выписывает, если ты всё время пьяный?
– Мендель! У нас участковая врачиха – Валентина Петровна Павлова, сердобольный человек. Приду к ней, согнусь, держась за живот, а она готова плакать, глядя на меня. Пощупает живот, а я корчусь. У меня язва в двенадцатой кишке ещё с армии числится и на рентгене всегда она тут как тут, показывается размером с десятикопеечную монету. Врачиха мне бумажки на анализы выписывает, а я стону, корчусь, говорю, что работать не могу. Посмотрит она своими добрыми сочувствующими глазами и выпишет больничный. Я не притворяюсь, живот болит, но как выпью – ничего не болит! Поэтому и выпиваю, а так бы – ни-ни!
Саша взялся за живот и, застонав, еле слышно прошептал:
– Мендель, выручай, будь человеком! Загубишь невинную душу – не отмолишь грех ни в какой синагоге. Это я тебе как еврей еврею говорю.
– Так ты же не еврей…
– Мендель, причём здесь национальность? Если жизнь подопрёт, поневоле станешь евреем высшей категории. В общем, имей совесть, дай трёшник, с получки рассчитаюсь! Из уважения к тебе даже на отрезание согласен. Где вы ту колодку прячете, на которой отрубание делаете?
– Не юродствуй, Саша! Религию нельзя цеплять грязным языком.
– Мендель! Я свой язык всегда дезинфицирую водкой. Он чище твоего!
Мендель топтался в нерешительности, и Борзов последним аргументом продвинул его к благотворительности:
– Мендель! Знаешь, что вам, евреям, Бог сказал: евреи, радуйтесь, что за неприятности с вас взяли деньгами…
– Эх, Саша, Саша, чтоб ты был здоровенький, как ты мне отдашь долги, – сказал кузнец и сунул ему в руку скомканную трёхрублёвую купюру…
– Эх, Мендель, Мендель! Чтоб твой барабан наполнял твои карманы трояками до потери твоего пульса! – в тон ему ответил Борзов и, радостно улыбнувшись, добавил: – Сейчас у меня дела пойдут веселее…
– Знаю я твои заботы, Саша! Через пару часов будешь снова трёшку искать, а к вечеру раком ползать! Не можешь ты остановиться, всё приключения ищешь!
– Мендель, не каркай, а то клюв преждевременно изнашивается! – раздражённо сказал Борзов и нырнул в дырку забора.
За пределами промышленной зоны он дал себе установку: «Нужно бы в винном отделе оказаться в первых рядах. Это – святое!». А потом к «святому» добавил греховную мысль: «Спереть бы у Менделя его карманную бухгалтерию, да и дело с концом! А то будет смотреть в цифры моего долга и расстраиваться».