Юность мушкетеров xli О том, как месье Кавуа...

Глава XLI
О ТОМ, КАК МЕСЬЕ КАВУА ПРИБЫЛ В ШАТЛЕ, И О ПРИЕМЕ, КОТОРЫЙ ЕМУ ОКАЗАЛИ

Вечером  того же дня, когда в полутемном зале трактира «Золотая подкова», оставались только три неизменных товарища и их хмельные слуги, де Шарон  стал удивительно грустным.

— Что с вами, де Шарон? —  заметив его состояние, осведомился де Порто. — Отчего вы вдруг сделались таким мрачным?

—  Не знаю, Порто,  -- вяло ответил бургундец, --  Наверное, сказывается общая усталость.

— Ничто так не бодрит, как прекрасное анжуйское вино, — произнес д’Арамиц.  —Напейтесь, де Шарон, и вы в скором времени почувствуете бодрость.

— За ваше здоровье, шевалье, — сказал де Порто, поднимая свой кубок.

Де Шарон непринужденно ответил на тост и залпом опорожнил свой. Опустившись на стул, он издал мучительный вздох.

— Да что это с вами, дружище? — обеспокоился де Порто. — Вы точно сам не свой.

— Скажите откровенно, де Шарон, вас, что-то тяготит?

— Меня очень беспокоит состояние д’Афона, — признался бургундец, — он так бледен и слаб… Никогда его не видел таким.

— М-да — произнес де Порто, — ничего не поделаешь.  Получить такие жуткие раны, да еще в грудь…

— Ну, полно, господа, — прервал его д’Арамиц, дабы развеять мрачные мысли друзей, — раз д’Афона не убили сразу, значит он непременно поправиться. Вы ведь сами, кажется, уверяли нас в этом.
   
— Да,  — согласился де Шарон. — уверять проще, чем самому в это верить. Но по правде сказать, меня беспокоит не только состоянее д Афона.

 — А что же тогда еще?   — осведомился д’Арамиц.

— Исчезновение госпожи Мезонфор. Даже представить себе не могу где она может находиться.

— Г…где госпожа Мезонфор? — переспросил косноязычно Глюм, будучи на тот момент мертвецки пьяным. — Т… тоже мне непостижимая загадка… Там же, где она была и раньше, на улице Отфёй. И на сколько я могу судить, все с ней, в…в полнейшем смысле слова в…в порядке.

— Ты ее видел? — оживился бургундец.
— Как вас сейчас.
— Где?
— На мосту Собора Богоматери. В то время я как раз возвращался с Гревской площади, — всхлипнул слуга. — Я не мог глядеть на то, как там возводят эшафот, — Тут он окончательно размяк и заревел, как бык.

— Ну-ну, не отвлекайся! — строго велел де Шарон, подходя ближе. — Ты ее точно видел, не ошибся?

— Нет, — возразил Глюм, вытирая слезы. — Она ехала со своим братом на бурой лошади.

— Как!  Де Бушар тоже здесь? — изумился де Шарон, и лицо его заметно просветлело.

— Вероятно, — ответил Глюм, и пуще прежнего заплакал.

Похлопав слугу по плечу, де Шарон провел ладонью по лицу и облокотился локтем об косяк.

— Я должен ее немедленно увидеть!

— Как! Сейчас? — изумился де Порто.

— Да, и как можно скорее.

— Вы что же, оставляете нас? — спросил д’Арамиц.

— Сожалею, друзья, — собираясь, ответил де Шарон, — но я не могу поступить по-другому.

— Ну что ж, тогда счастливой дороги, — пожелал де Порто.

— Спасибо!

— Быть может я вас провожу? — предложил д’Арамиц.

— Благодарю, ни стоит!

— Подождите, меня!  Я с вами! — крикнул неожиданно Глюм.

 С трудом поднявшись из-за стола, он хотел уже было двинуться в путь, но ноги его предательски подкосились, и он под общий смех повалился на стенку.

— Нет уж, приятель, — рассмеялся бургундец. —  Лучше оставайся здесь, пока не протрезвеешь.

— Слушаюсь, хозяин, — обречённо произнес слуга и плюхнулся на прежнее место.

Между тем де Шарон осушил торопливо стакан надел мимоходом шляпу,  выбежал во двор, сел на коня и припустил его по улице Гроба Господнего.

Возможно кто-то справедливо заметит, что со стороны де Шарона было опрометчиво отказываться от помощи д’Арамица. Ведь ни для кого не секрет, что поездки без провожатого в темное время суток, заканчивались в те время чревато последствиями. Но, что поделаешь, так уж устроена молодость, пока ты юн, о смерти не задумываешься.

Итак, часы на церкви Сен-Андре-де-Арс пробили начало шестого, когда де Шарон, миновав все самые опасные кварталы Парижа, – к счастью по дороге не случилось не одной неприятной встречи, – прибыл наконец на место.

Он наскоро осадил лошадь, как и положено порывистым влюбленным, и, завернувшись в плащ, заторопился прочь.

Подойдя к дому под номером десять, де Шарон остановился перед маленькой дверью и громко постучал в нее. Стук его был тотчас же услышан, ибо после небольшой возни раздался тихий но приятный голос:
  — Кто там?

— Шевалье де Шарон, — вполголоса ответил юноша, положив свою ладонь на рукоять шпаги.

—Ах!  — послышались радостные возглас служанки. — Мадам! Мадам! Это он! Он уже здесь!

Затем ее шаги начали стремительно удаляться пока и вовсе не умолкли.

Постояв под дверью четверть часа, де Шарон наконец услышал отпирающиеся затворы. Дверь отворила Жийона.

—   Заходите скорее, шевалье! — сказала она. — Госпожа Мезонфор ожидает вас.

Поблагодарив служанку, юноша вошел вместе с ней в коридор и стал поспешно подниматься по лестнице.

— Что твоя госпожа?  — решил осведомиться он.

— Поначалу очень разволновалась, месье, даже усомнилась, что я действительно услышала ваш голос. Но, потом, убедившись, наконец, что это так, велела проводить вас в будуар.

Слова Жийоны его подбодрили, и он, в упоении будущей встречи, стал все быстрее пониматься на верх.

В какой-то момент каблук его сапога коснулся последней ступени, и хотя их окружала кромешная тьма, за исключением небольшой свечи в руке Жийоны, он как человек знающий дорогу стал стремительно идти к будуару. Там де Шарон увидел свет, идущей через щель в проеме.  Подойдя к двери, он оттолкнул ее в сторону и влетел как сумасшедший в комнату.

— Лукреция! Боже мой! Лукреция! — не мог удержаться от радостного восклицания бургундец.

— Де Шарон! — отвечала молодая женщина, тут же оказавшись в объятиях любимого. — Это ты, де Шарон! Значит ты жив, меня не обманули! Да, это ты…

— Я, Лукреция, я, и теперь мы опять будем вместе!

Здесь мы оставим счастливых влюбленных вдвоем по причине, которая, как мы думаем не требует объяснений: они так много пережили обои, что имеют теперь полное право побыть без свидетелей.   

Не будем их смущать, своим присутствием. Лучше последуем в менее уютное местечко, к которому все стремительнее приближается экипаж г-на Кавуа.

Он остановилась у ворот Большого Шатле.

Высунувшись из кареты, капитан велел одному из сопровождающих его лакеев как можно настойчивей стучаться в двери.

Самый рослый из них выполнил приказ.

Прошло приблизительно десять минут, в течении которых капитан трижды просил камердинера стучаться в ворота. Наконец отворилось что-то наподобие оконца, возник стражник-привратник, осведомившийся, что здесь происходит.

— Передайте, что от имени кардинала Ришелье прибыл капитан Кавуа, дабы побеседовать с комендантом по очень серьезному делу.

Один из слуг Кавуа в точности передал его слова.

— Подождите немного, я доложу о вас начальству.

Произнеся сии слова привратник затворил свое окно и стремглав побежал будить коменданта.

Спустя несколько минут ворота распахнулись, и карета беспрепятственно въехала во внутренней двор. Она остановилась у самого прохода в крепость, и капитан выбрался наружу.

— Где комендант? — поинтересовался он у  прибывшего вместо него тюремщика.

— За ним уже послали, — ответил тот, — но если вашему сиятельству угодно получить какие-то сведенья о наших заключенных, то он может обратиться ко мне: я не хуже коменданта посвящен во все дела.

— В таком случае проводите меня в камеру леди Персис.

— О! С удовольствием, — заискивающи проговорил  тюремщик. — Надеюсь приказ от его преосвященства при вас?

— Разумеется.

Кавуа вытащил из-за пазухи свиток и протянул его тюремщику.

«По приказу кардинала и первого министра Франции, распоряжается от имени власти и Церкви, предъявителю сего не учинять препятствий, но позволить ему  увидеться с той заключенной, с к которой он пожелает.

Сего 8 ноября года от Рождества Господа нашего Иисуса Христа 1628-го.

Арман, кардинал Ришелье»


— Перед таким приказом, — произнес тюремщик, — я склоняю голову.

— В таком случае берите свечу и проводи меня к той, к которой я уже просил.

— Слушаюсь, месье. — услужливо пролепетал тюремщик. — Идемте!

Кавуа последовал за ним. Они вышли во двор. Вечер был безоблачный, но холодный и зловещим; на черном небе появлялась полная луна, и ее свечение сулило неотвратимость приближающихся морозов. Воздух был недвижим, и огонек свечи   тянулся к небу. Свеча обводила вокруг капитана и тюремщика двигающийся вместе с ними золоченный овал, последовательно отделяя предметы от тьмы, возле которых они оказывались, и сливая во мрак все то, что от них отставало.

Наконец они приблизились к Большому Шатле.

Войдя в него, они совершили тот же путь, что до них уже проделывали три мушкетера и леди Персис.

Когда они вошли в ее камеру, она уже безмятежно спала в своей постели. В то время, как тюремщик остался в коридоре, Кавуа бесшумно проник в помещение и, подойдя к кровати леди Персис, поставил подсвечник на стол.

Услышав, что кто-то вошёл, графиня, точно испуганный зверь подскочила.

— Ах, это вы!  Я не ждала вас. Вы давно здесь находитесь?

— Недавно, — Кавуа повернулся к тюремщику и повелел оставить их одних.
Когда за ним закрылась дверь, капитан немного подождав, продолжил:

— Для чего вы меня позвали, мадам?

— Я соскучилась по вам. Ведь вы мой добрый друг, — Графиня потянулась к нему, чтоб взять его руку.

Но тот раздраженно оттолкнул ее.
— Оставьте эти глупости, миледи! Добрым друзьям предательством не угрожают.

— Но а как же я вас могла заманить сюда по-другому?

— Если вы меня пригласили для того, чтобы нести здесь всякий вздор, в следующий раз я спущу вашего посыльного с лестнице. А если не поможет и это, то я расспрошу коменданту чем его тут стража занимается?

— Хорошо, Кавуа, давайте говорить серьезно. Мне нужно выбраться отсюда.

— Я вас не понимаю.

— Я хочу, чтобы вы мне помогли совершить побег.

— Я? — удивился капитан и рассмеялся.  — Но, помилуйте, как я это сделаю? Я, знаете ли, и сам в любой момент могу оказаться в Бастилии.

— Вы там и так окажетесь, если откажетесь мне помогать.

— Знаю, знаю. Ваш стражник хорошо меня осведомил по этому поводу.

— Вы поможете мне?

— Не знаю. К несчастью я бессилен что-либо сделать. Единственный человек, кто еще способен оказать вам помощь – кардинал, но после того, что вы сделали…

— Хочу заметить, что не я, а мы сделали, — поправила его графиня.

Но Кавуа пропустил это мимо ушей:

— …его преосвященство, вряд ли удостоит вас милости.  Есть слух, что он твердо намерен отправить вас на плаху.

— Ах!

— Так что, сударыня, — продолжал Кавуа, — на вашем месте я бы предпочел подумать о душе.

— Ах, боже мой! — побледнев от страха, пролепетала графиня. — Боже мой! Но этого не может быть!

— Может, сударыня, может, — сказал сурово Кавуа. — Я собственно по этому поводу к вам и пришел.

Немного помолчав, капитан продолжил:

— Ну, а что касается моего обвинения, которым вы все время козыряете, то здесь вы, сударыня, жестоко прогадали. Нет, вы разумеется можете поведать суду, что в ночь  хищения бумаг, я распустил всю стражу и подобно предателю  Перине-Леклерку впустил вверенных вам людей в кабинет кардинала. Да только кто в это поверит? Доказательств у вас нет.  Ту охрану, что дежурила в ночь,  кардинал, как вам известно разогнал. Ну а что касается до меня, то я тем временем спал в своей постели и ровным счетом ничего не знаю. Об этом может подтвердить моя жена, которая и в самом деле ничего неизвестно.

— Мерзавец! — зарычала графиня и кинулась на него со злостью разъяренной кошки. Но вовремя остановилась, так как капитан Кавуа тут же направил на нее шпагу.

— Осторожнее, мадам! Моя шпага больно колется.

— Простите меня, сударь, — сокрушенно пролепетала графиня и отрешённо села на кровать. —  Я так несчастна.  Я всеми брошена, оставлена. Вы – единственный человек, и сотни моих поклонников, кто согласились со мною увидеться. Не бросайте меня теперь, помогите мне так же, как я вам когда-то помогла восстановиться на прежнюю должность. Ведь было же то время, когда и вы были не в милости у его высокопреосвященства.
      
— Это было слишком давно, сударыня. К тому же мне  кажется, я и  так не дешево заплатил вам за эту услугу.

— Ну пожалуйста, Кавуа, помогите мне в последний раз. Я отблагодарю вас чем вы только захотите: золотом, серебром… Я ничего не пожалею.

— Все что я могу для вас сделать, сударыня, так это только попытаться добиться отсрочки суда.

«Это уже кое-что» — подумала леди Персис.

— Мне вполне достаточно и этого, мой друг. Спасибо вам, Кавуа. Я никогда не забуду вашу доброту.

— Очень на это надеюсь. Ну а теперь, прощайте.

Кавуа хотел уже было уйти, но вдруг развернувшись на все сто восемьдесят градусов, опять поглядел на графиню и дополнил:

— Да, вот еще что! У меня для вас есть прекрасная новость.  Сегодня кардинал написал в Англию депешу, в котором сообщил Карлу Первому что вы находитесь под арестом.  И если королю будет угодно заплатить за вас выкуп, то он может переслать любым ему удобным способом один миллион фунтов стерлингов. Если ваш Карл Стюарт не будет так же бессердечен, как наш Карл Седьмой Валуа*, вас переправят тут же в Англию.

— Все это звучит, как издевательство! Карл не заплатит за меня и половины этой суммы.

— Кто знает, сударыня.  Кардинал Ришелье никогда ничего просто так не делает. И если он написал такое письмо, причем опуская вашу причастность к убийству Бекингема, то значит надежда всё-таки есть.

— Но зачем кардиналу это нужно?

На это капитан развел руками.

-------------------

 Карл VII Валуа* ( 1403-1461) -   здесь имеется в виду тот случай, когда король при захвате Жанны д Арк бургундцами, ничего не сделал для ее спасения.