Девочка из созвездия Рака Глава 22

Вторая книга дилогии "Предисловие к себе"

Глава 22
               
В семье Озеровых назревали перемены. Зять Льва Романовича, программист Костя Орлов, стоял перед выбором – остаться в Союзе или уехать работать за границу. Совет тестя в этом случае был не лишним. И Лев Романович, конечно же, посоветовал ему бросить родные пенаты и ехать туда, где были хорошие перспективы и в плане карьеры, и в материальном плане. 
Елизавета Петровна была на грани нервного срыва, её пугало  расставание с дочерью и внучкой, которые должны будут уехать на край света – в Нью-Йорк. И она задалась целью разузнать, можно ли будет  ей, после того, как дочь с семьёй уедет в Америку, приехать к ним в гости, и на сколько.
А Лев Романович и сам был не прочь туда уехать… вместе с Мариной. За этот год он как-то отдалился от семьи. И был рад, что это его «отдаление» никого особо не огорчает. Зять с утра до вечера занят работой, жена и дочь – внучкой Мариной. Он и сам был очень привязан к этой малышке. Часто брал её на руки, играл с ней. В иные моменты в голову приходили странные мысли – а что, если бы это была их с Мариной дочка?
А может быть, и в самом деле нужно  открыть новую страничку в их отношениях?  И он уже видел Марину совсем в другой роли – в роли жены и, может быть, матери их общего ребёнка. Любил бы он её так же страстно? Не потеряла бы она своей привлекательности, оставалась бы для него женщиной-загадкой?
В иные минуты тоска по Марине была настолько сильной, настолько сильным было желание её видеть, обладать ею, что Озеров буквально сходил с ума.
Нет, надо было что-то решать. Но решать было сложно. И Лев Романович, подобно гоголевскому Манилову, тешил себя мыслями о том, что они с Мариной могли бы уехать за границу и там начать совершенно новую жизнь. Это было чудесной сказкой, и как-то  скрашивало его жизнь без Марины. Правда, он никогда не думал о том, а согласится ли она уехать с ним за границу. И вообще, согласится ли выйти за него замуж, если он разведётся с женой и предложит ей такую перспективу.
И в это время, как бы в ответ на его маниловские мечты, Озерову  самому предложили выгодный контракт за рубежом. И теперь уже он сам стал перед выбором – соглашаться или отклонить.  В случае согласия, он на много месяцев покинет Союз, а значит, не увидит Марину.

Они встречались уже без малого четыре года. И это была их «юбилейная» двадцатая встреча. Надо сказать, довольно продолжительная – Озеров приехал на семь дней, и Марина по такому случаю взяла в редакции недельный отпуск без содержания. В заявлении она  написала – «по семейным обстоятельствам».
 - Ты когда-нибудь терял рассудок? – спросила Марина, с трудом приходя в себя после очередного распятия на алтаре любви, каким стал пушистый ковёр в гостиной у Виолетты.
Виолетта с Зурабом улетели к своим друзьям в Ригу, и на целую неделю  оставили им ключи от квартиры.
–  Нет, не со мной, а с другой женщиной? Может быть не сейчас, а раньше, в молодости? Так, чтобы не помнил: где ты? что ты? вернёшься ли опять на землю или так и останешься огненным протуберанцем где-то там, в космосе?
Ответа она не дождалась – ни сразу, ни минутой позже, когда Лев  Романович, приподнявшись на локте, взял с журнального столика высокую бутылку красного марочного вермута и наполнил вином бокалы – Марине на треть, себе чуть-чуть.
- Ты хочешь меня споить? – засмеялась она. – Давай, поровну.
- Я могу совсем не пить. Ты же знаешь, моё вино – это ты.
Марина пила медленно, смакуя каждый глоток и вновь наполняясь желанием. Ее любовная дрожь тут же передалась Озерову, он  поставил пустые бокалы на столик и покрыл горячими поцелуями плечи и грудь Марины.
Они не выходили из дома уже три дня. Перед этим Лев Романович предусмотрительно доверху набил продуктами большой хозяйский холодильник. Марина ела мало. Основной её рацион составляли овощи, фрукты, чай, кофе и минералка. Зато Озеров после их любовных утех уплетал за обе щёки всё подряд. Он поглощал пищу так аппетитно и  красиво, что Марина не выдержала и тоже попросила положить ей кусочек отбивной. Обедали они в кухне, именно здесь Озеров и  огорошил её вопросом:
- Мариночка, а если бы я предложил тебе выйти за меня замуж, что бы ты ответила?
От неожиданности Марина даже поперхнулась:
- А ты не боишься, что тебя привлекут за многожёнство?
- Ну, к тому времени я был бы уже не женат.
- Вот когда будешь «не женат», тогда и поговорим, – сказала она, как отрезала.
И снова они теряли счёт минутам, часам и дням. Казалось, занятия любовью не только не утомляли, а наоборот, наполняли их жизненной  силой и энергией. Атмосфера в комнате была настолько пропитана флюидами этой любви, что даже позолоченный греческий бог Эрот, который стоял у Виолетты на тумбочке рядом с кроватью, изнемогал от страсти и готов был попроситься к профессору Озерову в ученики.
Утром, глядя в зеркало, Марина с удивлением обнаружила у себя на плече два небольших кровоподтёка, словно следы от спелой вишни. Это настолько её потрясло, что сердце остановилось, а тело вдруг пронзила до боли знакомая стрела острого наслаждения. Это были  следы восхитительной «неосторожности» профессора Озерова, это была полная капитуляция его трижды  хвалёного рассудка перед всепоглощающей силой любви. А может быть, всё-таки страсти?
Где та граница, которая их разделяет? Где тот водоворот, что соединяет их вместе?
С каждым разом Озерову всё труднее было расставаться с Мариной. Он призывал на помощь всё своё прежнее благоразумие и трезвый рассудок, но это мало помогало. Так хорошо построенный треугольник распадался на глазах,  надо было выбирать –  жена или Марина.
Он понимал, что жизненные обстоятельства не дадут ему быстро  решить эту проблему. И поэтому отдавал во время интимной близости с Мариной столько любви и нежности, что хватило бы не на одну жизнь,  и все это – в надежде пресытиться и погасить в себе острое  желание. Но всё было напрасно. Он любил, и ничего не мог с собой поделать. С каждой новой встречей Марина становилась для него всё более и более желанной.
Сама Марина вряд ли догадывалась о метаниях и переживаниях профессора Озерова. Для неё он по-прежнему оставался мудрым, надёжным и знающим себе цену  человеком. Она с нетерпением и трепетом ждала каждой новой встречи. И каждый раз почти умирала при расставании. На сколько таких расставаний её могло хватить, она не знала.
На этот раз прощание было в том виде, которое больше всего ненавидела Марина. Надо было ехать на вокзал.
Как могло случиться,  что билет Льва Романовича оказался в её сумке? Он позвонил ей на работу и попросил приехать на вокзал как можно скорее. До отхода поезда оставалось полчаса. Марина была на вокзале через десять минут. И ещё минут двадцать они бродили по перрону и говорили ни о чём. Лев Романович несколько раз посетовал на свою рассеянность, из-за которой едва не прозевал свой поезд. Он  лишь за сорок минут до отправления обнаружил, что билета у него нет, и тогда  позвонил Марине и попросил, чтобы та заглянула в свою сумочку.
Наконец пришёл поезд. Озеров обнял и поцеловал Марину, она была холодна, словно лёд. Предстоящая разлука настолько выхолодила сердце, что трудно было дышать. Она едва дождалась, пока Лев Романович войдёт в вагон. Только бы выдержать эти несколько минут! Отправление поезда задерживалось, и Марине ничего не оставалось, как стоять по эту сторону окна и смотреть на Озерова. Он что-то говорил ей, но она не слышала. Она чувствовала, как всё больше и больше холодеет в груди. Наконец, холод стал таким нестерпимым, что перехватило дыхание.
Лев Романович махнул рукой – иди, мол, не жди. Марина резко повернулась и пошла в сторону вокзала. «Боже мой, –  думала она. – Лучше  тысячу раз умереть, чем один раз проститься».
Она вернулась в редакцию, прошла в свой кабинет и заперла за собою дверь. Озеров уехал в 10 часов 40 минут. По сложившейся традиции ей надо бы остановить часы, висевшие на стене. Но на этот  раз Марина не стала этого делать.
Она придвинула к себе стопку свежих газет и углубилась в чтение. Дошла очередь до «Комсомольской правды». Пробежала глазами первую полосу. Не газета, а сплошной некролог.  «Не сумев взлететь с аэродрома столицы Заира Киншасы, самолёт врезался в торговые ряды. Погибло…».  «Крупная авария в Башкирии…». «113 жертв урагана».
А вот… Марину будто что-то сильно толкнуло в грудь. «Не дожив месяца до 65-летия, в автомобильной катастрофе погиб композитор, народный артист… Эта трагедия произошла на объездной дороге вокруг Краснодара. Автомобиль «Таврия», которым управлял композитор, вылетел на полосу встречного движения. В результате лобового столкновения…»

… Марина встретилась с ним в начале 80-х годов. Был январь. Серый, холодный и промозглый. Самая обычная зимняя погода на Кубани. Ни зима, ни весна, ни осень – что среднее между ними.
Маленький курортный  городок жил в ожидании волнующей встречи – в клубе санатория ждали известного и любимого всеми композитора. В репертуаре – песни разных лет, в том числе и на стихи Сергея Есенина.
Редактор городской газеты Юрий Андреевич  Вершинин после экстренного совещания в горкоме партии откомандировал на встречу с композитором корреспондента «Огней Октября» Марину Кострову.
Шла она на это ответственное для неё редакционное задание с тяжёлым сердцем. Буквально накануне муж преподнёс Марине «восхитительный» сюрприз – очередную супружескую измену. На этот раз с официанткой из ресторана. И не где-нибудь, а прямо у них в квартире, пока Марина была на работе.
В клубе санатория было шумно и многолюдно. Все с нетерпением ждали начала концерта. На сцене, между тем, шли последние приготовления – подключали аппаратуру, проверяли качество звука. Наконец, подняли занавес – зал встретил появление композитора бурей оваций.
Марина сидела в первом ряду. Блокнот она спрятала в сумочку и решила соединить приятное с полезным – быть, прежде всего,  зрителем, а уж потом журналистом. Да и окружающая обстановка располагала к этому. Концерт был чудесный, песни замечательные. И зрители не скрывали своего восторга.
А сама Марина так эмоционально воспринимала происходящее на сцене, так была красива в этом своём зрительском порыве, что не заметить её было просто невозможно. И, казалось, музыканты играли только для неё, солист ансамбля  смотрел только на эту  зеленоглазую красавицу в первом ряду, а композитор адресовал свои песни тоже только ей.
Смолкал, растворялся где-то в вышине последний звук очередной песни, и переполненный зал вновь захлестывало долгими горячими аплодисментами.
Рукоплескали певцу, чей сильный красивый голос покорил зрителей, рукоплескали стоявшему рядом с ним невысокому обаятельному человеку, аккомпанирующему на баяне. А он, улыбаясь, пережидал, пока стихнут аплодисменты, и вновь трогал пальцами баянные кнопочки, и вновь лилась из-под его пальцев хорошо знакомая и так любимая всеми мелодия. Аккомпанировал сам композитор.
Когда концерт закончился, и пришло время брать интервью, от плохого настроения не осталось и следа. Марина легко взбежала на сцену, прошла за кулисы и попала в объятия молодых людей – музыкантов  ансамбля, с которыми приехал композитор.
- О! Кто к нам пожаловал! Смотрите, Михаил Григорьевич, та самая красавица с первого ряда.
- Корреспондент газеты «Огни Октября» Марина Кострова, –  представилась Марина. – Михаил Григорьевич, но прежде, чем взять у вас интервью, я хотела бы получить автограф. Черкните несколько  слов, ну, хотя бы на этом журнале.
Марина протянула композитору январский номер «Журналиста».
- Нет-нет, никаких интервью, никаких автографов. Всё потом. А сейчас нас ждёт ужин в ресторане гостиницы.
Это не входило в планы Марины. Но как уйти без интервью? Пришлось подождать, пока соберут аппаратуру и музыкальные инструменты. Ребята понесли всё это грузить в автобус с чёрного хода. А композитор с Мариной и администратором вышел на улицу  через центральный вход. И сразу попал в руки восторженных поклонников. Здесь он никак не мог отклонить просьбы насчёт автографов и раздавал их налево и направо с шутками и прибаутками  минут двадцать.
В ресторане единственной в Зеленогорске гостиницы в честь такого события часть столиков была сдвинута вместе, образовав большой  общий стол, за которым удобно разместился весь сопровождающий композитора штат.
Это были очень симпатичные, открытые и общительные люди. Многие из них ровесники Марины, но были музыканты и постарше. Однако возраст как-то не играл здесь большой роли.
Пили мало, больше налегали на закуску. Марина как-то писала об этом ресторане и поэтому хорошо знала шеф-повара Тиграна Ованесовича, который и на сей раз оказался на высоте.
И всё же тосты были, и бокалы в честь того или иного героя этого застолья  поднимали. Тост во славу Марины сказал сам композитор:
- А сейчас поднимем бокалы за нашу молодую и  прогрессивную прессу, которую представляет здесь вот эта прекрасная девушка.
Марине давно уже не приходилось бывать в такой весёлой и дружной компании. Ей было так хорошо и уютно здесь, и совсем не хотелось возвращаться к своему постылому, а теперь ещё и осквернённому  семейному очагу. Тем более, что  сын Славка вот уже неделю жил у мамы. Марине не хотелось, чтобы он был свидетелем их семейных разборок с мужем.
Ближе к десяти вечера как-то незаметно все разошлись по своим номерам. Благо идти далеко не надо – вход в гостиницу был из того же фойе, что и  вход в ресторан.
За столом кроме Марины остались только композитор, администратор и несколько музыкантов.
- Ну, всё, друзья, я вас покидаю, – поднялся из-за стола Михаил Григорьевич. – Мне нужно дать интервью вот этой милой девушке, иначе она получит нагоняй от своего начальника.
Марина тоже поднялась, взяла свою сумочку и, дружески кивнув остальным, направилась вслед за композитором.
Они взяли в гардеробе свои дублёнки и поднялись по лестнице на второй этаж гостиницы, где находился просторный двухкомнатный номер, в котором поселили композитора.
В обычной, неофициальной обстановке Михаил Григорьевич был совсем другим, чем на сцене. Он сбросил с себя чопорность и прочую официозную мишуру и помолодел сразу лет на десять.
На вид ему было не больше сорока пяти, светлые волнистые волосы были зачёсаны назад и открывали высокий лоб, серые глаза смотрели весело и доброжелательно, а губы то и дело трогала улыбка, которая очень располагала к дальнейшему общению.
Композитор пригласил Марину к столу, вытащил из холодильника вазу с персиками и виноградом, бутылку минеральной воды и пару небольших красивых бутылочек  очень дефицитной пепси-колы, которую только-только начали выпускать в Новороссийске.
А Марина достала ручку и блокнот, чтобы записывать ответы на вопросы, которые она подготовила ещё в редакции.
То ли от бокала выпитого в ресторане вина, то ли ещё по какой причине, но Марина совсем не чувствовала робости перед известным композитором. А потому беседа велась почти на равных и скоро перешагнула рамки, отведённые для интервью. Теперь уже композитор задавал Марине вопросы, на которые ей надо было отвечать.
Неожиданно для самой себя  она рассказала ему и о своём замужестве, и об изменах мужа, а, главное, о возникших вдруг сомнениях в своих женских достоинствах.
Михаил Григорьевич громко и весело рассмеялся:
- Марина, да я не видел ещё женщины красивее и привлекательнее тебя. А я повидал многих, можешь мне поверить. Только последний идиот может искать приключений на стороне, имея такую красавицу жену. Ты просто не знаешь себе цену. Да что там говорить, ты ничего о себе не знаешь! И не узнаешь до тех пор, пока не встретишь мужчину, который покажет тебе всё это.
- Ну, так покажите!
Композитор резко оборвал свой монолог и как-то очень серьёзно и внимательно посмотрел на Марину:
- А ты, действительно, хочешь этого?
- Очень хочу… –  чуть слышно ответила она.
И это был голос женщины, способный свести с ума и зажечь страстью кого угодно.
… В то утро Марина пришла в редакцию задолго до начала рабочего дня. Гостиница была в двух шагах от редакции газеты «Огни  Октября». В сумке у неё лежал блокнот с потрясающим интервью и январский номер «Журналиста» с автографом композитора – пять линеек, испещренных нотными знаками. Как потом оказалось, это были ноты известной песни на слова поэтессы из Волгограда Маргариты Агашиной.

Марина медленно отодвинула от себя номер «Комсомольской правды» с таким печальным для неё известием. И вновь переживая давно минувшее, Марина мысленно поблагодарила человека, который открыл ей когда-то прекрасную  тайну любви мужчины и женщины. И после близости с которым она впервые в жизни испытала настоящий любовный экстаз и впервые  исторгла  божественный крик восторга  во имя этой любви.
(Продолжение следует)