Финансовая помощь

— Ну чего ты всё ворочаешься? Русалки, что ли, приснились? Или сразу берендеи?
— Причем тут берендеи, кукла Лена? Эти твои слова пробуждают во мне меланхолические мысли и горечь в душе.
— Ну хоть меланхолические — уже хорошо… Шлепнуть по попе женщину, которая делит с тобой ложе? Мне за тебя стыдно.
— Я на тебя обиделся, кукла Лена. Не мешай мне упиваться горем.
— Выражаю сожаление в связи с твоими моральными страданиями.
— Чего?
— Сострадаю, говорю, причем всей дугой. И на старуху бывает порнуха — а ты как думал? Просто короткая юбка усиливает мои переговорные позиции. Разве нет?
— Что ты хочешь, кукла Лена? Что бы я стал не только стариком, но и Золотой рыбкой?
— Рассмотришь возможность финансово помочь в данном вопросе несчастной сиротке, Золотая рыбка?
— Ну, кукла Лена, если только речь идёт о вопросах сугубо гуманитарных. И исключительно сиротке. И, что особенно важно, при условии, что я ее осчастливлю.
— Угу. Доходчиво донёс он до меня свою мысль. Речь зайдет о кровати — куда уже гуманитарнее? Против больше никогда не пискну — клянусь перед лицом своих боевых подруг по несчастью! Да и вообще, когда я тебе в этом отказывала? Вот же врун.
Читая сообщения в газете «Коммерсант», за чашечкой утреннего кофе, по-отечески похлопывая меня по попе каждый вечер (см. картинку над текстом) — и он предъявляет еще претензии.
— «Ради достижения заветной цели она заводит любовника, а, также, посещает колдовские сеансы», — ты этому принципу следуешь, кукла лена? Впрочем, общую благостную картину такой подход несколько не портит. Так что продолжай.
— Извини, вспылила. Что-то ощущала в себе тоску по нормальной жизни и невольно к тебе прижалась. Я же такая беспомощная! А за твоими широкими плечами чувствую себя как за железной стеной, милый! Мне бы к печи, очаг беречь и кашу варить. И за это я готова заплатить кроватью даже тебе, дорогой. Глубокому старику с предельно изношенным организмом. В котором еще пульсирует половой институт, слава Богу. Но, в остальном…
А ты впал в меланхолию. Заключив в свои объятия женщину, которой ты переводишь деньги на карточку «Мир» за то, что она ложиться в кровать. Так знай — твои слова больно ранят мне душу. Так как оскорбляют меня и как профессионала, и как простую  женщину из деревни под Рузой.
— А жизнь в фантазиях не ведет к процветанию, кукла Лена. Да, я тебя люблю, но…
— А мне мама звонили, кстати. Спрашивала: «Что нового в государстве апартеида, совершающим зверства против борющихся за свою своду палестинцев?».  Видишь, даже моя мама за тебя переживает. А уж я-то так волнуюсь, так волнуюсь!
— А еще что мама рассказывала? Как там в деревне под Рузой?
— Да всё в порядке там, говорит. Правда заработки уже совсем не торт стали. Боюсь, что это приведет нас всех к пагубным последствиям в самом ближайшем будущем. Кто бы мог предположить, что… Дак так всегда было, с другой стороны. А в остальном всё идет своим чередом.
Нет, вру. Еще вот по речке недавно плыло что-то. Оранжевого цвета, пенистое. Точных данных о том, что это — нет. Но пахло, блин, оно остро. Даже сосед что-то окончательно запил от этого запаха. Как бы не случилось бы чего?
— Ну я не думаю, кукла Лена. Лицо у него относительно честное, у соседа то. Нет, курицу в темном переулке отобрать он, конечно, может. Но, чтобы что-то серьезное…
— Тебе тут, в Новом Уренгое, легко говорить, а моя мама там опасается.
— Последний скачок цен оказался настолько невыносимым для жителей деревни под Рузой, что по реке поплыло что-то оранжевое? А ты знаешь кукла Лена — ведь это хорошо. А ну быстро ко мне прижалась!
— Ишь, смотрит он на меня орлом. А я вынуждена вести себя смирно при таких обстоятельствах. Значит вольница окончательно закрывается? Чуть что — и сразу шлепнешь по попе?
Прижмусь, конечно, тихо, тихо. Куда ж мне без тебя, родненький…