Ч. 271 Шекспировские страсти на корабле

Предыдущая страница   http://proza.ru/2021/11/15/1025

Прежде чем перейти к пребыванию отряда Путятина в Нагасаки, я должен рассказать одну историю, случившуюся в Сингапуре, о которой едва не забыл, но она важна для понимания некоторых дальнейших  событий.
 
Когда Путятин отправил в Петербург Бутакова, он приказал готовиться к переходу в Гонконг. Вот тогда-то и случилась тяжелейшая сцена между адмиралом и командиром фрегата, которая могла окончиться трагедией.
 
Я уже писал, что Путятин на флоте ничем, кроме фрегата, не командовал, а затем перешёл на штабную работу. Не имея соответствующего опыта командования отрядом кораблей, он даже в вице-адмиральском звании  держал себя так, будто командует фрегатом.
 
Адмирал позволял себе довольно часто вмешиваться в распоряжения командира, что, естественно, того раздражало. Также командир фрегата был крайне недоволен тем, что адмирал вникал во все мелочи судовой жизни, разбирался с делами, которые, по мнению Унковского, должны занимать мичмана, а не человека с чёрными орлами на погонах.
Адмирал, без сомнения, видел недовольство командира, но это как будто его ещё больше подзадоривало. Скрытное противостояние Путятина и Унковского, перешло у командира в лютую ненависть.
 
Достаточно было ничтожного повода, чтобы накопившееся раздражение выплеснулось наружу. Нужно ли говорить, что в подобных случаях такие поводы легко находятся.

В Сингапуре Путятин вызвал к себе командира фрегата и приказал проверить все цены, по каким Тихменёв производил закупки. Формально вице-адмирал был прав, это входило в обязанность командира.
 
Унковский знал ревизора, как тогда называли заведующего хозяйственной частью на корабле, Петра Александровича Тихменёва ещё с кадетских пор как безупречно честного человека, сам его предложил на эту должность и безраздельно ему доверял. Он твёрдо заявил адмиралу, что делать этого не станет.
 
Путятин настаивал на своём. Унковский вспылил. Он заявил, что не только ему, но и самому Путятину, и офицерам, которые выбрали Петра Александровича заведовать кают-компанией, тот известен с самой лучшей стороны, и перепроверять его – это означает незаслуженно оскорбить достойного офицера.
 
Конечно, командир фрегата был не прав, а прав был адмирал, который пытался внушить своему подчинённому, что проверка цен входит в обязанность капитана. Но разговор шёл в таком недопустимом тоне, что ни начальник, ни подчинённый к голосу рассудка не прислушивались.
 
Путятин повторял, что заставит его проверить счета. Если кто и стоял рядом с ними в тот момент, то постарался исчезнуть куда-нибудь от греха подальше.  Оба офицера потеряли всякое самообладание.
 
Но тогда каким-то чудом всё обошлось. С того памятного разговора Путятин всё чаще и чаще стал напоминать командиру фрегата о его обязанностях. Унковский, стиснув зубы, молчал.
 
Через семь месяцев в Маниле офицеры, которые знали о взаимоотношениях командира с адмиралом, сказали Унковскому, что Путятин, оставшийся ночевать на берегу, рано утром обошёл магазины, в которых Тихменёв делал закупки, чтобы проверить цены - видимо, хотел подловить ревизора на воровстве.
 
Чрезвычайный и полномочный посланник, вице-адмирал, и заниматься такими мелочами! Остаётся только пожать плечами. Но мы помним отношение Путятина к расходованию казённых средств, помним, как воевал с ним Воин Андреевич Римский-Корсаков, которому пришлось на свои личные деньги улучшать быт команды.
 
Услышав эту новость, Унковский пришёл в бешенство. Он ещё не успел успокоиться, когда вахтенный офицер доложил ему, что адмиральский катер направляется к фрегату. Вызвали, как положено, почётный караул, музыкантов - словом, выполнили всё, что требуется по уставу.
 
Путятин, проходя к себе в каюту, предупредил Унковского, что сейчас же снова сойдёт на берег. Все остались ждать, теперь уже для проводов. И в самом деле, вскоре на палубе появился адмирал.
 
Ефим Васильевич подошёл к командиру фрегата и с нескрываемым раздражением вполголоса сказал ему: «А я всё-таки заставлю вас проверять действия ревизора».
 
«Не заставите», - еле сдерживаясь, ответил Унковский.
 
«Заставлю-с», - уже громко повторил Путятин.
 
«Не заставите», - так же громко возразил Унковский.
 
Дальше произошла совершенно недостойная сцена на глазах у команды и офицерского состава. Оба офицера потеряли всякое самообладание. Адмирал, которого просто трясло, кричал «заставлю-с!» и повторял это, даже спускаясь по трапу и усаживаясь в катер.
 
Капитан-лейтенант, повернувшись к нему спиной, громко повторял, что этого никогда не будет, «не заставите!» - очевидно, вообще не отдавая себе отчёт в том, что происходит. Остановиться на этом он не мог и приказал спустить с другого борта свою гичку.
 
Но умница Посьет шепнул вахтенному офицеру, чтобы спускали гичку медленно. Даже спустя много лет Унковский не мог вспоминать эту сцену без волнения. Не отдавая отчёта своим действиям, он приказал матросам догнать адмиральский катер.
 
Те навалились на вёсла,  но догнать не смогли. Когда подошли к пристани, адмирал уже уехал в коляске. Это было счастьем для обоих. У Ивана Семёновича было такое состояние, что встреть он на берегу Путятина, мог бы его убить.
 
Когда Унковский узнал, где остановился адмирал, прошло два часа, в течение которых капитан-лейтенант пришёл в себя и остыл.
 
Ему удалось встретиться с адмиралом, которому он заявил, что просит отправить его в Россию с любым судном, поскольку считает невозможным совместное выполнение службы.
 
Видимо, и Путятин успел остыть и всё обдумать. Он сказал Унковскому, что не может лишить военное судно капитана накануне боевых действий.  Но если тот считает себя оскорблённым, то он готов дать сейчас же «всякое удовлетворение».
 
Это смягчило Ивана Семёновича, дальше между ними состоялся уже спокойный разговор, в котором Путятин дал слово больше не вмешиваться в действия капитана. Оба осознали, что повели себя далеко не лучшим образом.
 
После того памятного дня они старались быть как можно осторожнее при общении. И всё-таки, нет–нет, да схватывались друг с другом. Обещания адмирала не вмешиваться в команды командира хватило только на три месяца.

Стычки прекратились только после того, как однажды Путятин вмешался в команду, отдаваемую командиром фрегата, и едва не погубил корабль.
 
Впоследствии, в Петербурге, Унковский думал, что Путятин «отыграется» на нём в аттестации. Он ошибся. Ефим Васильевич дал ему прекрасную аттестацию, очевидно, признав за собой часть вины.
 
 
Продолжение http://proza.ru/2021/11/18/740