Девочка из созвездия Рака Глава 24

Вторая книга дилогии "Предисловие к себе"

Глава 24               
               
Марина только что проводила на зеленогорский поезд Славку, он приехал в Энск всего на неделю и очень жалел, что не застал Андрея. Всё лето Мирослав провёл в международном молодёжном лагере в Болгарии и был переполнен впечатлениями и радужными планами на будущее.
Он привёз и показал Марине странную фотографию. На ней Мирослав с красивой темноволосой женщиной в светлом летнем платье.
- Мы познакомились на экскурсии в старом монастыре, а потом сфотографировались. Её зовут Тереза. Представляешь, она родилась в тот же день, что и ты – 29 июня! Я показал ей твой портрет в медальоне, и она сказала, что ты очень красивая. А когда фотограф отдавал нам фотографии, он сказал: «Какой замечательный портрет бабушки и внука». И Тереза почему-то  не сказала, что я не её внук.
Марина ещё раз внимательно посмотрела на фотографию. Ей показалось, что она где-то уже видела эту женщину. Эти глаза, нос, овал лица. И тут же отбросила эту мысль, ведь она ни разу не была в Болгарии. Где же она могла её видеть?
- Можно, я возьму эту фотографию. Уж больно ты мне здесь нравишься.
- Конечно, бери. А то нашей бабушке эта фотография совсем не понравилась. И мой рассказ тоже.
 Уже на перроне, перед отправлением поезда Мирослав спросил:
- Хочешь, я тебе кое-что расскажу?
- Конечно, хочу. А почему такая таинственность?
- Ты помнишь тот рисунок с Железной Птицей? У бабушки, в Зеленогорске? Его тебе подарил тот мальчик из Болгарии. Ты ещё просила бабушку, никогда и ни при каких обстоятельствах его не снимать.
- Конечно, помню. И что же, неужели бабушка его сняла?
- Нет-нет, просто я взял этот рисунок с собой в Болгарию, в Варну. Там живёт удивительный человек. Это он помог болгарским археологам найти акрополь с самыми древними золотыми украшениями. Я подумал, что он поможет тебе найти того мальчика из созвездия Рыб.
- Славка, какой же ты у меня фантазёр! 
- Его зовут Борислав. У него такой необычный дом – высоко на горе, с лестницей, ведущей к морю. А ещё у него есть большая карта звёздного неба и старинный глобус, где Африка не отдельный материк, а  часть огромного континента. Мы с ребятами не раз были у него в гостях, и он рассказал нам много интересного. Между прочим, и о той женщине-мореплавателе Марине Кастро, чьим именем ты подписываешь свои очерки и репортажи. Это ведь её Андрей изобразил на фреске у нас в кухне? Старый Борислав взял у меня рисунок с Железной Птицей и сказал, что найдёт твоего друга. А ещё сказал, чтобы ты… поверила в чудо. И тогда оно обязательно произойдёт!
 
У самой Марины, как и у Славки, «впечатлений» тоже было много, но совсем иного плана. И связаны они были с её родным городом Зеленогорском. Две недели назад ей позвонила её любимая учительница Нина Ивановна и рассказала о трагедии, которая случилась у них в начале лета. Покончила жизнь самоубийством молоденькая девушка, инструктор горкома комсомола Ирочка Соболева. Всё случилось в новой гостинице «Турист». По версии следователя девушка выбросилась из окна шестого этажа.
Для небольшого курортного городка событие из ряда вон выходящее. Бывало, здесь и напивались, и буянили, и дрались. Случались и финансовые махинации. У всех ещё на слуху было громкое дело директора торговой организации «Курортторг». Тогда за хищения и приписки были привлечены к ответственности многие торговые работники. Долго помнили и о сенсационном разоблачении в Зеленогорске бывшего полицая, который в годы войны сотрудничал с немцами на территории Украины. Ему удалось как-то скрыть своё прошлое и переехать жить на Кубань. Здесь он удачно женился, построил большой дом, и даже занимал руководящую должность в пригородном совхозе. Его совершенно случайно опознала бывшая подпольщица из Киева, которая отдыхала летом в одном из  санаториев Зеленогорска.
Нина Ивановна просила Марину приехать. Сказала, что в городе формируют общественное мнение, которое согласится с приговором суда – освободить из-под стражи и оправдать человека, виновного в гибели девушки.
Марина поговорила с Юрием Андреевичем и получила «добро» на поездку в Зеленогорск. Другими словами, свой законный трудовой отпуск.
Оксана Викторовна встретила Марину очень тепло. Было видно, что она рада приезду дочери. И вечером за семейным столом рядом с мамой и сыном Марина вдруг почувствовала такую теплоту и умиротворенность, каких не чувствовала давно.
Они о многом поговорили. Оксана Викторовна рассказала Марине, что летом приезжал Александр, отец Мирослава, хотел увидеть сына. Но Славка в это время был в Болгарии, и встреча не состоялась.
«Вот и хорошо», – подумала Марина.
Она знала, что её бывший муж живёт сейчас в Латвии, несколько раз был женат, есть дети. Но особо не интересовалась его судьбой. Кажется, всё это было в какой-то другой, чужой жизни.
Уже перед сном она рассказала маме о цели своего визита. Оксана Викторовна не на шутку встревожилась:
- Мариночка, не лезла бы ты в это дело. Там уже всё решено давным-давно. Жалко, конечно, девочку. В городе Ирину хорошо знали, и маму её тоже. Да ты знаешь, это Людмила Ивановна Соболева, директор книжного магазина. Ирочка сначала у неё работала, а потом уговорили перейти в горком комсомола. Алексей Романов уговорил. Он там первым секретарём был. Любовь у них началась, когда Ирочка ещё в школе училась. Говорят, он Ирину и выбросил из окна.
На другой день Марина встретилась с Ниной Ивановной и со своими бывшими коллегами из газеты «Огни Октября». Понемногу стала  складываться картина произошедшего.
Обычная история –   встретились двое молодых людей, полюбили друг друга. Своих отношений ни от кого не скрывали. Вернее, скрывали до тех пор, пока девушка не окончила школу и не стала совершеннолетней. А потом…
Марина решила, что следующим этапом её журналистского расследования станет визит к маме Ирины Соболевой – Людмиле Ивановне.
Жила Соболева в новой девятиэтажке рядом с санаторием. За то время, что Марина не была здесь, Зеленогорск разросся и вширь, и ввысь. Появились целые жилые кварталы. Но многое было и утрачено. Был закрыт, а потом и разрушен кинотеатр «Родина», с которым у Марины связаны такие хорошие детские воспоминания. На этом месте расчистили площадку под строительство многоэтажного дома. Закрыли все летние кинотеатры. Зато много стало маленьких ресторанчиков, кафе, пиццерий.
Людмила Ивановна встретила Марину в скверике возле дома.
- Не могла дождаться, пока вы придёте. Что-то с сердцем плохо в последнее время, вот вышла подышать.
Они пошли в дом. На лавочке возле подъезда сидело несколько  пожилых женщин. Все они при виде Людмилы Ивановны как-то подозрительно замолчали, всем видом показывая своё осуждение.
Соболева с Мариной поднялись на третий этаж. Уже в квартире Людмила Ивановна пожаловалась:
- Трудно всё это переносить. Мало того, что дочку потеряла, так теперь приходится выслушивать, какая она у меня была ветреница и потаскушка.
- Людмила Ивановна, успокойтесь, и расскажите мне всё, что вы знаете.
- Да что тут рассказывать. Любила Ирочка этого парня. Он ведь ещё в десятом классе стал за ней ухаживать. Из-за него она и в институт поступать не стала, чтобы от Романова никуда не уезжать. Сначала у меня в магазине работала, а потом он предложил ей пойти в горком  комсомола инструктором. Мне этот Алексей Романов никогда не нравился. Мутный какой-то, неискренний. Но говорить хорошо умел, красиво.
Людмила Ивановна достала платочек и вытерла глаза:
- Незадолго до смерти, смотрю, Иринка моя сама не своя. Спрашиваю: «Доченька, что с тобой?» А она мне отвечает: «Мамочка, у меня ребёнок будет. А Лёша говорит, делай аборт». В его планы, видишь ли, не входило семьёй обзаводиться, ему надо было по карьерной лестнице продвигаться, в крайком комсомола Алексей метил.
- Ну, а дальше, дальше что было?
- Я ей сказала: «Никакого аборта ты делать не будешь, воспитаем ребёнка сами». У неё, как камень с души свалился.  А тут краевой комсомольский слёт. Молодёжи наехало видимо-невидимо. Надо было размещать их в гостинице, Ирочка этим и  занималась. Закончился слёт, горком комсомола решил устроить по этому случаю ужин в ресторане гостиницы. Для дочки это стало каким-то особым событием. Она мне говорила: «Мамочка, вот сегодня всё должно решиться». Решилось…
Людмила Ивановна громко, в голос, заплакала.

Весь месяц Марина провела  в поисках свидетелей, разговаривала с людьми, знавшими Иру Соболеву. И всюду наталкивалась на какую-то невидимую преграду. Очень неохотно шли люди на эти разговоры, было видно – что-то не договаривают, скрывают.
Хотела встретиться с начальником милиции, но тот был в Москве. Пришлось разговаривать с заместителем по оперативной работе.
Пожилой тучный мужчина в чине майора очень негативно отнёсся к журналистскому расследованию Марины. Он даже пригрозил обратиться с жалобой к руководству города, чтобы исключить её  давление на следствие и свидетелей.
Между тем, Марина заручилась согласием подруги Ирины Соболевой прийти и выступить в суде. Девушка видела, как Ира вместе с Романовым зашла в номер на шестом этаже. Именно здесь в больших     двухместных номерах и  разместили всю верхушку комсомольского  слёта. Спустившись затем в ресторан, она увидела там  Алексея Романова, но уже одного, без Ирины. И тут же разнеслась весть, что из окна гостиницы выпала девушка.
Марина понимала, что докопаться до правды будет нелегко, но отступать не собиралась. За всеми этими хлопотами она редко видела маму и сына, но знала, что живут они дружно, и всё у них хорошо. И это было для Марины лучшим лекарством от всех неприятностей, что свалились на неё в последние дни.
А было все – и  вызовы к следователю, который вёл дело,  были подмётные письма с угрозами, и холодный, даже враждебный приём в редакции когда-то родной газеты. Это обстоятельство больше всего шокировало и обидело Марину.
Лишь печатник Дима встретил её по-прежнему тепло и сердечно.
- Марина, не обращай внимания. Пойдём, я тебя пирожками угощу. Помнишь, как ты нахваливала пирожки моей мамы?
Дима завёл Марину в знакомую ей комнатку. Здесь можно было вскипятить чайник, заварить чай или кофе и перекусить тем, что принёс из дома.
- Ты не обижайся на них, – сказал Дима, когда они сидели за маленьким обеденным столиком и пили чай с пирожками. – На другой  день после того, как ты приходила и расспрашивала об  Ирине  Соболевой, приезжал Иван Петрович Аверин. Тот самый, который с нашей отвалившейся буквой разбирался, это при тебе ещё было. Вот и теперь – сначала с редактором беседовал, потом с журналистами. Но это всё там, наверху.
Дима показал рукой на потолок, давая понять, что в типографию Аверин не заходил.
- Понятно, – протянула Марина, помешивая ложечкой чай. – И всё-таки обидно. Неужели людей можно так запугать, что они могут отвернуться от старых друзей?
- Можно… У каждого дом, семья – сама понимаешь.
Он замолчал и, будто извиняясь за что-то, виновато посмотрел на Марину. Та примиряющее похлопала его по руке.
- Ладно, проехали. Спасибо за чай и пирожки.
- А помнишь, как мы с тобой строчки вручную набирали, когда ты названия совхозов перепутала? – сменил Дима тему разговора, чтобы хоть как-то отвлечь Марину от невесёлых мыслей. 
Марина улыбнулась, вспомнив старую историю. Сейчас она показалась ей совсем нестрашной. А тогда стоила немалых нервов. Ругала себя, на чём свет стоит, даже уйти хотела из газеты.
Как-то в конце рабочего дня зашёл в отдел писем ответственный секретарь редакции Михаил Степанович и говорит: «Срочно нужен небольшой производственный материал строк на сорок». Марина быстро нашла в своём «запаснике» интересную заметку из Сарматовского совхоза, кое-что добавила в ней, сдала в набор и со спокойной совестью ушла домой.
А вечером включила телевизор, поскольку программы «Время» и «Международную панораму» обязательно должны были смотреть все журналисты. Так вот, включила Марина телевизор, смотрит и слушает, как Зорин и Бовин зло и едко издеваются над американским президентом Джимми Картером, утверждая, что он думает одно, а говорит совсем другое. И вдруг с ужасом понимает, что недалеко от него ушла. Тот хоть думает одно, а говорит другое, а она даже не говорит, а сразу пишет!
Но раздумывать некогда. Марина быстро одевается и бежит в типографию. Печатник Дима «отшлёпал» уже экземпляров триста внутреннего разворота и с недоумением смотрит на запыхавшуюся  с бега Марину. А она хватает свежий, пахнущий типографской краской, лист – так и есть «Вести из Меретинского совхоза». И в самой заметке этот совхоз еще два раза фигурирует. Откуда он только взялся на её голову!
В редакции, конечно же, никого нет. И тогда Марина звонит редактору домой. Юрий Андреевич подошёл к ситуации философски: «Не ошибается тот, кто не работает. А свои ошибки исправляй сама. И чтобы завтрашний номер был у меня без сучка и задоринки». Вот и пришлось им с Димой выкидывать отлитые на линотипе неправильные строчки и набирать по буковке вручную «Вести из Сарматовского совхоза».
На ближайшей планёрке Марине, как и положено, объявили выговор, а вслед за ним… благодарность. За то, что не растерялась и вовремя исправила ошибку. Обошлась она редакции в 300 листов испорченной с одной стороны газетной бумаги, из которой тут же нарезали стопку черновиков формата А4 и положили на стол Марине в качестве воспитательного фактора.
Долго ещё Марина писала все свои заметки, очерки и репортажи на этой бракованной бумаге. И каждый раз с благодарностью вспоминала американского президента Джимми Картера, который, сам того не подозревая, помог исправить досадную ошибку в коммунистической газете «Огни Октября».
Марина ещё немного посидела вместе с Димой в их редакционной и типографской «столовой» и, несмотря на все увещевания, ушла с тяжёлым чувством обиды и горечи.
Зато Славка порадовал Марину своими успехами сразу в двух школах – обычной и музыкальной. Ростом Славка был гораздо выше своих сверстников,  хорошо развит физически, и его не раз приглашали в баскетбольную секцию детско-юношеской спортивной школы, но Славка на все эти уговоры не поддавался и музыку не бросал.   Нравились Марине и его друзья из вокально-инструментального ансамбля «Бригантина», и особенно их солистка – Славкина одноклассница Лариса Аверина. Фамилия была знакомая, и Марина хотела спросить, кто её родители, но, подумав, не стала этого делать. Побоялась показаться чопорной и старомодной. У молодых сейчас свои взгляды и представления.
В это непростое для Марины время случилась ещё одна встреча. Она в задумчивости шла по главной улице города больше похожей на сосновую аллею, когда её окликнул какой-то мужчина:
- Марина Николаевна!
Марина обернулась. К ней спешил, ни кто иной, как Володя Филиппов – местный поэт-самородок, с которым она познакомилась, будучи корреспондентом «Огней Октября». Володя был знаменит тем, что без всякого Литературного института взял и перевёл на русский язык все сонеты Вильяма Шекспира. И не только Шекспира переводил он, но и Гёте, Гейне, Лонгфелло, Шторма.
Стихи Володя начал писать уже в зрелом возрасте, и за десять лет успел «натворить» столько, что иному поэту и всей жизни не хватит. Особенно нравился Марине его перевод из Гёте:

Откуда на Земле мы? – От любви.
Как сгинуть можем все мы? – Без любви.
Что нам спасеньем будет? – Свет любви.
Что в нас любовь разбудит? – Зов любви.
Что горе утешает? – Путь любви.
Что нас объединяет? – Дар любви.

- Как я рад, что встретил вас!
- Я тоже рада. Здравствуйте, – Марина протянула поэту руку. – Слышала, вы новую книжку издали… самиздатом. С Омаром Хайямом хотите потягаться?
Володя улыбнулся:
- Хочу… А ещё «онегинскую строфу» осваиваю.
- Володя, пора бы вам от самиздата переходить в большой книжный мир. У вас замечательные стихи.
- А цензура? А литературные консультанты? Ведь так исковеркают, что ничего хорошего в тех стихах и не останется. Один розовый кисель будет.
- Вы правы, – Марина вспомнила свой поэтический сборник, который кроме стыда ничего ей не принёс.
- Марина Николаевна, я слышал, вы к нам приехали справедливость восстановить. Только напрасно это. Тут такое делается, кругом всё повязано – и партийная власть, и прокуратура, и милиция. Боюсь я за вас.
- Не бойтесь, Володя. Чему быть – того не миновать. Приходите на суд, сами увидите.
Приближался решающий день. Марина готовилась выступить в суде со своими фактами и выводами. И, главное, у неё были два свидетеля, которые могли бы рассказать о последних часах и минутах  погибшей Ирины Соболевой – где она была, с кем была и о чём говорила в тот роковой субботний вечер.
Но всё пошло и закончилось совсем не так, как думала Марина.

Суд полностью оправдал Алексея Романова. Общественное мнение к тому времени было настолько подготовлено, что решение суда, которое ещё несколько месяцев назад казалось чудовищным и циничным, было воспринято спокойно.
Обошлось без ненужных  эксцессов. Правда, сразу после оглашения оправдательного приговора, Людмиле Ивановне  Соболевой стало плохо, и её увезли в больницу с сильнейшим сердечным приступом. Но и к этому были готовы.
Сама Марина на суд не попала, её просто-напросто туда не пустили. Операция захвата была проведена быстро и вполне цивилизованно. У самого здания суда Марину встретил её добрый знакомый Иван Петрович Аверин. Судя по звёздочкам на погонах, он совершил головокружительный взлёт с тех самых пор, как они виделись в последний раз.
В ответ на удивлённый взгляд Марины он вежливо предложил ей пройти в стоявшую неподалёку чёрную «Волгу».
- Иван Петрович, к сожалению, не могу принять ваше приглашение, – пробовала отшутиться Марина. – Покатаемся после суда.
- Марина Николаевна, я ценю ваше чувство юмора, но должен повторить сказанное. Вам необходимо сейчас же пройти со мной в машину.
- В «чёрный воронок»?
- Ну, зачем же так мрачно. Сейчас не тридцать седьмой год. Задерживать вас никто не собирается. Мы едем к первому секретарю горкома партии. Он вас ждёт.
Марина почти с ненавистью смотрела на сытое ухоженное лицо полковника милиции. С ума сойти! А ведь когда-то этот мужчина настойчиво ухаживал за ней, и чуть было не вскружил ей голову. Нет, надо взять себя в руки. Она во что бы то ни стало должна прорваться в здание суда, должна быть рядом с мамой Иры Соболевой.
Марина попробовала улыбнуться:
- Иван Петрович, помнится, вы не всегда столь ревностно исполняли приказы власть предержащих. В конце концов, вы могли бы и не встретить меня здесь. Я могла бы перелезть через забор с другой стороны, пройти через сад и попасть в здание суда с чёрного хода.
- Вам бы не в редакции работать, Марина Николаевна, а в детективном агентстве.
Он взглянул на часы:
- Нам пора. Прошу вас.
Но поскольку Марина не двигалась с места и не изъявляла никакого желания ехать, куда бы то ни было, он вежливо, но настойчиво взял Марину под локоток и почти насильно повёл к машине. И улыбался. Всё время улыбался.
Со стороны – ну, полная идиллия. Встреча двух старых и добрых друзей. Если не брать в расчёт вымученную улыбку на губах Марины и её странную деревянную походку.
В машине полковник Аверин не поскупился на комплименты в адрес Марины – сказал, как прекрасно она выглядит, поинтересовался, когда у неё заканчивается отпуск. И ни слова о предстоящем визите к первому, ни слова о цели визита. А ведь наверняка знал, зачем тому понадобилась Марина.
С утра хмурившееся небо разразилось, наконец,  дождём. Бесшумно и мягко заработали «дворники». Шум дождя, как ни странно, почти успокоил взвинченные нервы. Марина попыталась трезво оценить сложившуюся ситуацию и выработать дальнейший план действий.
«Волга» подкатила к помпезному зданию горкома партии. Косые струи дождя яростно хлестали по верху машины, по массивным каменным плитам, которыми была выложена площадь.
Несколько минут они не выходили из салона и пережидали, когда хоть немного утихнет дождь. Наконец, Аверин вышел из машины и открыл дверь с той стороны, где сидела Марина.
- Прошу вас.
Они поднялись по широкой, покрытой ковровой дорожкой лестнице на третий этаж. Здесь, подальше от остальных  отделов и служб, находились роскошные апартаменты первого секретаря Владимира Ильича Ломова.
Аверин открыл дверь в приёмную, пропустил Марину и, приказав секретарше никого к первому не пускать, проводил свою спутницу в хорошо знакомый ей кабинет с  двойной дубовой дверью.
Против обыкновения, Владимир Ильич сидел не за столом, а в чёрном  кожаном кресле возле камина. Он широко улыбнулся и поднялся навстречу:
- Рад видеть! Марина Николаевна, вы хорошеете с каждым днём. Откройте секрет вашей молодости.
- Вам он не пригодится, – холодно отрезала Марина.
- Ну, нет, так нет. Иван Петрович, присаживайся, и вы, Марина Николаевна, тоже, – Владимир Ильич жестом указал на стол, за которым проходили совещания.
Первый секретарь городского комитета партии Ломов очень гордился тем, что является почти полным тёзкой великому вождю, жаль, фамилия немного подкачала, хоть и начиналась с той же буквы.
- Не будем ходить вокруг да около, сразу приступим к делу. Начну с того, что суд пройдёт без вас, Марина Николаевна, так будет лучше для всех, – он посмотрел на Марину и продолжил. – Следствие проведено в соответствии с действующими законами, материалы следствия представлены в суд, и он вынесет, надеюсь, справедливое решение. Мне известно, что вы встречались с матерью этой девушки. Не знаю, что она говорила, но это никак не может повлиять на решение суда.
Он встал из-за стола и подошёл к окну.
- Не понимаю, зачем вы хотите испортить жизнь этому молодому человеку? – обратился он снова к Марине. – Мы знаем Алексея Романова, как честного, принципиального и, главное, перспективного молодого  руководителя, признанного лидера и вожака городской комсомолии. Он всегда ставил общественные интересы выше личных. Да, у них была любовь с этой девушкой. И это все знали. Но в какой-то момент любовь стала мешать его комсомольской работе. И он выбрал комсомол. Разве за это надо судить?
- Его судят не за это. Его подозревают в убийстве этой девушки.
- Вот именно – подозревают. А следствие установило, что девушка сама, добровольно, выбросилась из окна.
- Владимир Ильич, вы хоть слышите, что говорите?  Добровольно умерла… Бред какой-то.  Вы знаете, что Ирина Соболева была беременна? Она ждала ребёнка, и это было двойное убийство.
- Марина Николаевна, – вмешался в разговор Аверин. – Подозревать в убийстве человека, которого вы в глаза не видели, по меньшей мере, некорректно. Ни вы, ни я не были в комнате, где произошла трагедия.
- Я считаю, что суду были представлены недостоверные материалы, – сказала Марина. – Ира Соболева ждала ребёнка и не могла  решиться на такое. Я разговаривала с мамой Ирины, уж она бы заметила, что с дочерью что-то не так.
Аверин выслушал её и продолжил:
 - Я допускаю, что Романов мог быть виноват только в одном – он разлюбил эту девушку. Да, любовь ушла. Ну что тут поделаешь. Насильно мил не будешь, вот девушка и решила свести счёты с жизнью. А теперь вы хотите погубить ещё одного молодого человека. Пожалейте хотя бы его мать, она столько перенесла за это время. Алексей Романов не на много старше вашего сына, я его видел, когда приходил в школу, они с моей Ларисой в одном классе учатся. Представьте, что это с ним случилось несчастье, что это он может отправиться в тюрьму. Думаю, как мать, вы сможете понять чувства другой женщины, тоже матери.
Марина вздрогнула, она почувствовала в голосе Аверина какую-то скрытую угрозу.
- Надеюсь, мы поняли друг друга. В нашем городе есть много других  замечательных мест помимо здания суда, – подвёл итог разговора Владимир Ломов. – Эх, Марина Николаевна, да вам с вашей красотой можно в золоте купаться, а вы по судам бегаете.
- Я могу идти? – спросила Марина и поднялась из-за стола.
- Нет, подождите немного, я вам покажу кое-что интересное, – Ломов прошел в дальний угол кабинета, открыл дверцу несгораемого шкафа и достал объёмную серую папку. – Здесь материалы уголовного дела на бывшего редактора газеты «Огни Октября» Юрия Вершинина. Да, да, лежат с той самой поры, когда ваш нынешний шеф работал у нас. И крутил как хотел  с гонорарами,  с газетной бумагой и с горюче-смазочными материалами. А может быть не только это на совести вашего начальника? Не подскажете ли нам чего-нибудь новенького? 
- Это неправда! – крикнула Марина. – Юрий Андреевич честный и порядочный человек.
- Пока это дело лежит у меня, и я не даю ему хода. Но если вы  не успокоитесь, моя дорогая, то недолго и до другого оборота… Вот видите, с вами я чуть ли не стихами заговорил, – рассмеялся Ломов.

Домой её отвезли всё в той же чёрной «Волге». Полковник Аверин был безукоризненно  вежлив и предупредителен. Он даже открыл калитку и проводил Марину до самых дверей. Откуда такая галантность? Боялся, чтобы она ни с кем не встретилась?
Марина чувствовала себя полным ничтожеством, она была морально раздавлена и убита. Ещё никогда ей не было так плохо. Не было сил даже раздеться.
Она подошла к окну и чуть приоткрыла штору. Черная «Волга» продолжала стоять у их дома. Чего или кого они ждали?  Повезло хотя бы в том, что дома не оказалось ни мамы, ни Славки.  Марина не хотела их расстраивать, не хотела, чтобы они видели весь этот ужас и весь этот позор. И впервые она вдруг остро позавидовала художнику Андрею Соколову, которому удалось вырваться из этого омута безнадёги и бежать из этой страны с её лживой идеологией, с её цинизмом и беспределом.
(Продолжение следует()