Шанс

     Наконец-то.. долгожданная свобода… настоящая! Шанс, который был ниспослан Небом. Боже! “Он только теперь понял, как сильно ждал его, и вот – какие-то доли секунды и десятки сантиметров отделяли его от воли. Рывок! Кадры сменялись как в замедленной съемке, хотя это были мгновения. Картинка мелькнула перед ним со стороны. Миг… и он у цели.” – Теперь точно-всё! Успел. Больше никаких препятствий… Ощущение накрыло такое, будто сжатая донельзя пружина выстрелила в душе в одну миллисекунду. Выстрелила так, что сердце едва не разорвалось от счастья, и от этого воздуха свободы, воздуха какой-то неземной весны, который ворвался в легкие. Выстрелила.
                I.
     Это началось около полугода назад. Хотя слово “началось” тут можно использовать весьма условно… Он, Войтек Герсдорф, 27 лет от появления на свет, лежал на кровати, размером 190 на 70 см и смотрел в потолок. Кровать представляла собой лист пластмассы нежно-мышиного цвета, толщиной в 5 см. Одной из своих сторон она была вмонтирована в стену, бежевую, как свежая арахисовая паста. При желании можно было сложить кровать в специально предназначенное для этого углубление в стене. Желания у Войтека не было.. Такая же беда как с кроватью, были с подобранными в цвет ей столом и стулом – по сути это были полочки, которые автоматически убирались, если ими не пользовались. Автоматическим было почти все: включение ТВ на “Мировых новостях”, подача еды, в том числе надоевшей до рвотного рефлекса арахисовой пасты, через специальный выдвижной аппарат, включение воды в умывальнике и её слив в унитазе, которые без необходимости так же не занимали лишнего места в его каюте.               
     Да, Войтек Герсдорф был пассажиром “летящей крепости” новейшего Sol Jet-21 Cent M-6 Службы Обновления Человека и Получения Позитивного Опыта Жизни. СОЧ и ППОЖ структурно входила в единый менеджмент Северо-Западной конфедерации государств. Но Войтеком Александровичем он был только для самого себя. А для системы AI  Captain Avia CX, управлявший самолетом, он был №251220208314 HR.  Кроме пассажира и Captain Avia, в его обновленной версии CX 5.3 (об этой немаловажной детали пассажиров радостно оповещала реклама внутреннего телевидения) на судне больше не было ни кого… Автопилот прекрасно справлялся и от летчиков отказались года два назад.
   -Ведь это опасно, а что может быть дороже человеческой жизни?         -Ну да, - мысленно вторил рекламе Войтек, - и дешевле воздушного робота на солнечных батареях?   
     Солнца в этих широтах было не много, и на борту  SolJet-21Cent.M-6 отсутствовали многие “общепринятые фишки”. Однако, минимальный стандарт функций, обеспечивающий права изолируемого безукоризненно соблюдался. Да, термин “заключенный” был упразднён только в этом году, как негуманный – “система” всегда отставала от общего развития.
     Войтек был “изолированным” и согласно приговору регионального центрально-европейского суда, он, с пометкой “особо опасен”, направлялся для отбывания срока исправления в плавучую тюрьму Newprah, дрейфовавшую несколькими десятками километрами южнее Северного поюса.
     “Срок исправления” был настолько же удобной формулой, насколько и растяжимой. Ведь давать определенный срок – это и неправильно, и не гуманно. Что если человек обновится раньше времени, указанного в приговоре? Удерживать его в Адаптационном Центре было бы несправедливым – ни по отношению к нему, ни по отношению к налогоплательщикам. Верно и обратное – преступлением было бы выпускать в общество сознательных людей того, кто не отверг старые привычки, сбившие человека с правильного пути. “Срок исправления” – это время которое номеру 251220208314HR необходимо для того, чтобы перестать быть “особо опасным”… для себя, конечно же, в первую очередь. Герсдорф понимал, что в его случае это время называется: “никогда”
----------------------------------
   Augmented intelligence – искусственный интеллект.



     Он оторвал взгляд от белоснежного потолка, на котором ярко, но энергосберегающе горело два светильника, и посмотрел на плазму media-приемника. Экран в отличие от всего остального, в стену не убирался и даже не выключался. Его можно было только перевести в “спящий режим” и убавить звук практически до нуля – картинка не исчезала полностью, она лишь “затемнялась”. В век, когда информация давно стала нефтью постиндустриального века, нельзя допускать информационной блокады изолированного лица. Не “даже”, а “тем более” – человек за время обновления не должен отстать от прогресса. Возможно, ему будет необходимо в чем-то догонять постоянно развивающейся мир, ведь в ретроградстве заключается одна из причин совершения им ошибки. Система дает возможность не только кардинального пересмотра жизненных приоритетов, но и получения нового позитивного опыта…
     Войтек отвел глаза от media-экрана, тяжело вздохнул, и, встав с кровати, оказался обеими ногами на “двери”. Она была в полу, прямо посередине его маломестной каюты размерами 2,2 на 1,8 м. За дверным люком скрывался пуленепробиваемый стеклянный футляр лифта. Он поднял Войтека в каюту, а затем скрылся в полу. Слово “побег” давно исчезло из новостных лент всех торговых каналов. Мировое сообщество вполне могло гордиться тем уровнем безопасности, на который человечество ранее еще никогда не выходило.  Герсдорф вспомнил, как одни из первых, тогда еще заключенных, конвоируемые летающими электробусами, пытались сыграть на главной уязвимости SolJet’ов – малой энергоёмкости аккумуляторов при нежаркой погоде в этом регионе. В agreednet’е писали, что первопроходцем в этом деле был какой-то русский. Он попробовал “разрядить”  летающую крепость, что могло привести к падению транспортника или к разблокировке системы обеспечения контроля. А по идее – и к тому, и к другому – создатели “летающих конвоиров” не разделили систему обеспечения изолируемого  и систему управления полетом. Тому парню терять было нечего, и он начал use’ать  все предметы в каюте одновременно: включил media-приемник на полную мощность, стал выдвигать и задвигать “мебель”. И санузел он не оставил в стороне, конечно же. Зажав сенсор селектора, умник стал “грузить” нейросеть Captain Avia (старой версии СХ 3.1) множеством вопросов, не давая ей опомнится. AT  был предельно простым – вписать в него алгоритмы реакции на такую дестабилизирующую деятельность объекта ни кто и не подумал. Во-первых, это энергозатратно, во-вторых излишне. Свою функцию доставки груза и недопущения его пропажи простенький “Капитан” СХ 3.1 выполняд...
    Теоретически верная стратегия “итальянской забастовки”  наверное, могла бы увенчаться успехом, если бы время полета занимало более трех часов.
     … Войтек подошёл к сенсорной панели:
- Captain Avia, сколько еще до тюрьмы?
     - До Адаптационного центра Newprah остался один час двадцать три минуты, - ответил приятный искусственный голос “капитана”. Молодой человек окинул каюту “сожалеющим взором”: “Эх, здесь еще столько свободы по сравнению с конечным пунктом… и всего-то на час двадцать три… Он прошёлся по каюте туда и обратно. “Надо приготовить себя… Там, возможно, не будет времени даже подумать”. Герсдорф обратил свой взгляд куда-то вперед и вверх – за пределы 30 сантиметрового керамико-аллюминиевого кевлара SolJet’a, широко перекрестился и положил земной поклон. “Записи с камер, конечно, будут просмотрены и проанализированы, но… плевать, они и так знают кто я… Время пролетело незаметно. - Наш полет подходит к концу. Надеюсь, путешествие было комфортным. Вы можете оставить свой отзыв в разделе “Комментарии пассажиров”, расположенном в левом верхнем углу панели. Приятного времяпровождения в центре адаптации Newprah!
     Герсдорф пожелал “капитану” сбиться когда-нибудь с маршрута и почувствовал как аппарат стал снижаться.
-------------------------------------------
   Agreed - cогласованный, net  - сеть.
   Use – использовать.
               
                II

     Директор центра обновления изолированных особой сложности Sophie van Jahren  всегда лично встречала прибытие транспортников. Вот и сейчас она вышла на капитанский мостик, наблюдая за тем, как джет вертикально садился на площадку.
     Серые облака спешили куда то высоко над водой. На улице было прохладно для марта – минус пять по Цельсию. Sophie накинула форменный, сине-серый пуховик СОЧ и ППОЖ и вышла из кабины, чтобы проследить за тем, как капсула приема объекта подъезжала к брюху SolJet 21Cent.M-6. Стыковка и доставка изолированных (“теперь уже изолированных”) была отработана нейросетью Newprah “A Way to Freedom – 2” до мелочей, но  van Jahren нравилось наблюдать за этим размеренным и осмысленным процессом. Белой пелены наступающего полярного дня и бестолковой серой ряби уже неледовитого океана она не замечала.
     Бронированная капсула доставки приняла объект и начала движение в сторону ангара первичного ознакомления и обработки изолированных. Sophie зашла обратно. Быстрыми движениями, не первый раз за сегодня, вывела на монитор капитанского мостика краткие характеристики вновь прибывшего объекта №251220208314HR и спроецировала его голограмму. Она затребовала из капсулы приёма информацию первичной обработки и приказала построить голограмму реально поступившего объекта для сверки. На нее смотрел худосочный юноша, типичный программист очкарик с причёской “борисджонсон” и негустой порослью на лице цвета перезимовавшего сена. Объект был одет еще в не адаптационную одежду: серый балахон с глубоким капюшоном, ношенные старомодные джинсы и здоровенные кеды с разноцветными шнурками.  
     Sophie поморщилась. Она не испытывала неприязни к конкретному человеку, но к хаосу – да, безусловно испытывала. Беспорядок – это бесполезность. Хаос должен быть выровнен в линейное движение, обращенное к общей пользе. Эта философия была проста и понятна. И директор могла гордиться успехами в её воплощении: всего 16-ть человек, совершивших серьёзные ошибки в своей жизни, находились сейчас в Центре адаптации. Триста двадцать восемь  объектов прошли различные мероприятия по перезагрузке личности и по получению позитивного опыта. Из них только девять совершили рецидив. Менее 3% вновь допустили ошибку в своей жизни, но ни одного из них она не привела обратно в Newprah. Это были не опасные правонарушения. И что бы там не говорили e-SMI  про уникальную нейросеть “Newprah WF-2”/Обновление”, доля заслуг van Jahren была весьма значительна, хотя бы потому, что она, в том числе, эту сеть непосредственно натаскивала…
Сейчас AI “Newprah WF-2” заканчивал прием объекта, который включал в себя санитарно-гигиеническую обработку, выдачу белья, одежды и других разрешенных к использованию вещей. Ничего своего и ничего лишнего – система обеспечит объект всем необходимым, с учётом индивидуальных потребностей. В пределах разумного, конечно.
     - Ну что ж, пришло время познакомиться с новичком, - сказала себе Sophie и направилась к себе в кабинет. После скудного душа и переодевания, электронный “женский” голос “старшего проводника” изолированных по Центру предложил Войтеку проследовать в капсулу лифта. Вариантов не было. Он понимал это, поэтому даже в уме не буркнул ни чего в ответ. Капсула поднялась наверх, а потом стала двигаться горизонтально, сделав три поворота на 90 градусов – направо, налево, и опять направо. Затем вновь заработал подъёмник… Герсдорф пытался представить свой путь со стороны или хотя бы запомнить маршрут… Двери растворились и перед ним оказался просторный кабинет директора… Белый, с тонкими синими прожилками мрамор крупными плитками устилал пол. Стены были какого-то угольного, но не мрачного, оттенка с еле угадывающимся рисунком. Их оживляли картины в строгих золотистых рамках и расставленные по углам карликовые пальмы в здоровенных горшках цвета запёкшейся крови… Хотя, насчёт крови, может это только у него возникали такие мрачные ассоциации.. Потолок, естественно был ослепительно белым,  увенчанный по центру парящим в
============================
  Софи ван Ярен
 Электронные СМИ.

воздухе метровым в диаметре шаром нефритом. Около него, словно вокруг чёрной звезды, кружились дисковидной формы “планеты”.
-Guard’ы,  - подумал Герсдорф, заметив дроны, - достаточно свежей модели. Безопасность превыше всего.
  Кабинет директора представлял собой пятиугольник площадью 30 кв.м с обрубленными вершинами – в одной из них стоял он. Напротив находилось занавешенное полосками штор окно во всю стену, а перед ним огромная трехметровой длины и метровой ширины, чёрная дыра рабочего стола директора.
      - - А вот и она!
     Sophie van Jahren с приклеенной улыбкой, широкими шагами смело приближалась к Войтеку. Строгий деловой, “в полоску”, костюм хорошо сидел на её не полной, а скорее крупной фигуре. Простое каре мелированных волос, никаких украшений, минимум косметики. Sophie протянула руку и на скверном английском поприветствовала его:   -Добро пожаловать в Центр обновления Newprah! Как вы добрались? Она смотрела ему прямо в глаза, и Герсдорф в ответ не только не отводил взгляда, но и пристально всматривался.
     - Да она хакнутая, - догадался он, - сто процентов!
     На вид женщине можно было дать сорок пять, максимум 50 лет, но Герсдорф видел по глазам реальную цифру в районе восьмидесяти, и это навскидку. Он разбирался в биохакинге, и в случае с Ms Director  это был настолько же серьёзный, насколько и дорогой “взлом базы данных” организма. Скорей всего сейчас у неё под кожей на загривке находился высокотехнологичный имплант, отвечающий за постоянную генную терапию и устранение мутаций в ДНК митохондрий. Именно такой вариант был популярен лет тридцать назад, когда она, вероятно, радикально замедлила процесс старения своего тела.
     - Как Вы себя чувствуете? – лицо Sophie приняло озабоченный вид в связи с молчанием объекта.  
     - Как в тюрьме, - выдавил из себя Герсдорф.
- А-ха-ха-ха…Ну что Вы, что Вы?! – оживилась директор. – Прекращайте…
     Прошу Вас: проходите, присаживайтесь.
     “Легко быть смелой, наверное, когда тебя охраняет дюжина дронов, - прикинул в уме Войтек.” Нейросеть анализирует взгляд объекта, мимику лица, малейшие попытки движения. Вшитые в одежду RFID-метки передают в центральный компьютер данные, о колебаниях температуры, давления, потоотделении и прочих сигналах тела, определенная совокупность которых может свидетельствовать о волнении. AI параллельно сопоставляет полученные данные с предыдущими состояниями объекта, с усреднённой нормой, плюс поправка на специфику контингента Адаптационного Центра. Нельзя сказать, что система может читать мысли (хотя над этой проблемой работают), но, пожимая руку директора, Войтек старался вообще не думать.
     Sophie проделывала этот трюк с каждым вновь прибывшим. На некоторых он производил большое впечатление, что позволяло начать работу по обновлению уже с момента знакомства. Опасаться ей действительно было нечего - в случае попытки каких-либо несанкционированных (“и хаотических!”) действий со стороны объекта, система защиты реагировала выстрелом липкой сетки, которая совершенно парализовывала все его движения. При этом, отдельная петля занималась рукой объекта, которую пожимала «Ms Director”. Петля сдавливала запястье до тех пор, пока пальцы не разжимались. И Sophie видела систему в действии. Она привыкла доверять AI, ведь на 99%, это было доверием самой себе и другим профессионалам. Sophie van Jahren села в своё кресло за рабочим столом, но Войтек лишь покосился на кресло для посетителей.
     - Благодарю Вас, я пожалуй постою.
     - Да Вы не бойтесь, - лицо директора источало весёлую беззаботность. -Это кресло без сюрпризов, ведь оно предназначено не только для изолированных (она подчеркнула это слово) лиц, но и для всех остальных посетителей.
-----------------------------------------
  Guard/гарды – стражники.
  Ms- Не сомневаюсь, - ответил Герсдорф, разглядывая здоровенный настольный монитор и другие гаджеты, лежащие между папок и бумаг на столе.
- Да, я предпочитаю работать по старинке, - на опережение ответила директор. - Традиции, в определённой степени, позволяют ощущать себя… стоящей обеими ногами на земле.
Герсдорф не отреагировал. Помолчав секунды три, Sophie van Jahren решила перейти к делу:
- Что ж, Войтек…можно я буду так Вас называть?
- Войтек Александрович.
- Хорошо, Войтек Александрович, жизнь сложилась так, что…Вы совершили ошибку, но жизнь не кончилась на этом. Всё может быть восстановлено. Адаптационный Центр Newprah - это не “дно”, куда попадают самые отъявленные негодяи, как говорят некоторые безответственные SMI. Это та стартовая площадка, с которой каждый из изолированных может начать взлёт, не только вернувшись  к нормальной жизни, но и покорив новые высоты…
Герсдорф перестал слушать, упершись в полоски автоматических штор. “- Что они скрывают? - попытался представить он. - Боже, там, наверное, такая красота…безбрежный океан, живое, клубящееся паром облаков, северное небо…Стаи чаек...”
- Вы слышите меня? - чуть повысив голос, спросила Sophie.
-Да, директор, Вы говорили о том, что помимо формирования позитивного взгляда на жизнь, я смогу получить здесь много практического и полезного опыта. А кроме того, всё зависит от меня.
Sophie van Jahren удовлетворенно улыбнулась:
- Да, простите, у Вас был такой вид, как будто Вы задумались. Теперь я вижу, что Вы слушали внимательно.
- Просто, когда я проходил санитарную и первичную обработку мне обо всём этом рассказал Smart-гид Вашего Адаптационного Центра...
Директор закусила губу, почувствовав себя уязвлённой. Улыбка мгновенно спала с её лица.
- Вам необходимо привести свой внешний вид в норму. У нас строгие, но общие для всех…
- Я не буду бриться,- отрезал Войтек ровным голосом.
- ...правила, - договорила директор и на лице её вновь засияла улыбка. - Вам будет назначен персональный тренер-куратор. Он подобран лично мной, в соответствие с Вашим психотипом и…кстати, в какой-то степени он Ваш земляк. Надеюсь, мы сработаемся, и составим одну дружную команду?..
Герсдорф молчал.
Как вы считаете? - на лице Sophie застыл вопрос.
- Я думаю...что я устал...с дороги.
- О, да-да, конечно...мы вернёмся к этому вопросу позже, у нас ведь достаточно времени,-выражение её лица стало совсем счастливым. - У Вас есть какие-нибудь просьбы, может быть жалобы, заявления?
- Нет...есть пожелания Вам - почаще открывать шторы.
Sophie van Jahren от изумления даже полуобернулась к окну.
- Настоящую жизнь может дать только сама Жизнь, а deeptech  лишь её иллюзия. Я могу идти?       
 - Да-а, - протянула директор, обдумывая смысл сказанного.
Войтек подошел к двери лифта, и она автоматически раскрылась перед ним. Из информации, циркулировавшей в открытом доступе, он знал, что среднее количество посещений кабинета директора особо опасными изолируемыми, за время прохождения ими обновления, равнялось 1,031 раза. Это означало, что шанс попасть сюда ещё раз у него равнялся статистической погрешности.
                III

Николай Михайлович Петров занимал должность старшего тренера по обновлению изолированных лиц в АЦ Newprah. Всего тренеров было пятеро. Кроме директора на плавучей тюрьме находилось ещё двое технических специалистов высокого класса. Они проводили постоянную диагностику всей системы, но их работа имела конечную цель - если в течение последующих двух лет система не даст серьёзных сбоев, они покинут Newprah. Больше на «острове”, как говорили сотрудники между собой, никого не было - вся система безопасности обеспечивалась AI. Это касалось всех возможных вариантов событий, вплоть до атаки плавучей тюрьмы с внешнего периметра. Технические специалисты регулярно проводили учения с системой, в том числе достаточно реалистичные - с применением боевых беспилотных гидробайков и катеров.
С одним из этих специалистов, Леонидом Борисовичем Шлейманом, Петров и сидел сейчас в уютном кафе для сотрудников.
Обследование было полностью автоматизированным. Правда, приходилось самим таскать подносы с едой к столикам: на роботах-официантах Служба сэкономила. Но это была не самая большая беда. Еда, как и всё остальное, сделанное роботами, на которых «сберегли”, была среднего качества, и быстро надоедала. Причём “среднего качества” еда была в среднем. Чем сложнее заказываемое блюдо, тем хуже готовил его smartchef  NP-s… Но кофе и бургеры были приемлемыми, за что и пользовались у сотрудников неизменной популярностью. Вот и сейчас Шлейман с Петровым засели с этим традиционным для себя завтраком в “прозрачном углу” кафе. Они дали такое название этому месту, потому что обе стены, сходившиеся здесь, на 80% состояли из стекла. На безбрежный океан открывался превосходный вид. Где-то там вдалеке, на юге, находилась малая родина обоих - средневосточный штат федеративного москвогосударства... Иногда темы для разговоров заканчивались, и оба любили подолгу смотреть в ту сторону.
- О чём задумался, Леон? - прервал очередную паузу Петров.
Шлейман- В очередной раз пожалел, что подписался на эту работу. Невыносимая скука…ты не представляешь. Даже четырёхразовый отпуск не спасает. Как подумаю, что ещё два года здесь - волком выть хочется.
- Понимаю...
- Не понимаешь, Коля - ты хоть с людьми работаешь, ты...конечно, хорошо знаешь свою работу... и людей знаешь. Тем не менее, в твоей работе всегда есть место новому. К примеру, задаешь ты вопрос человеку и знаешь, вроде, как он ответит, но...всегда есть вероятность того, что он ответит иное, а то и вообще не ответит. Сколько ты мне забавных историй рассказывал…они были б невозможны, если б не специфика работы. А у меня... - Шлейман повесил голову, - всегда знаешь заранее, как отреагирует система.
- Слушай, но роботы тоже сбоят, разве нет?
- Это в открытых системах, или хотя бы в больших по размеру, а здесь всё закольцовано. Если что-то ломается, система сама себе сообщает об этом, сама и чинит...ты только отчёты просматриваешь, и то после внутреннего AI-контролёра. Шлейман снял старомодный beauty -гарнитур ”очки” в круглой золотой оправе, и стал их протирать. У него было 100% зрение, но очки действительно шли ему. Без них, его несколько одутловатое лицо с шевелюрой смоляных кудрей, свисающих отовсюду и падающих на широкий лоб, выглядело смешным.
Лицо Петрова выражало сочувствие:
- Ладно тебе, Борисыч, не грусти. Так всегда в жизни бывает - то, что имеем не ценим, а гонимся за тем, что достать невозможно.
- Вот только не начинай эту психотерапию, Коль. На мне что, бело-серый костюм “особо опасного”?
Петров ухмыльнулся. Лицо его было румяное, немного круглое, на нём такие же круглые васильковые глаза под высоким лбом, нос - картошкой, губы как два перца-чили, вечно искривлённые в жгучей усмешке, крупный волевой подбородок. И сам он весь был широкий, пружинистый как мяч, но без лишних жировых граммов.
 - Да не, я серьёзно, Борисыч... - он помолчал секунды две. - А почему б тебе параллельно не заняться своим проектом?
- Это напрямую запрещено контрактом. Да и возможности для этого нет-система заточена под строго определённые функции, а привезти сюда своё оборудование - всё равно, что добровольно отправиться на третий уровень.
На 3-м уровне, или в “трюме”, находились камеры изолированных ,и вся сопутствующая инфраструктура.
- Да, я знал на что иду, в принципе… - махнул ладонью Шлейман.
- Всё из-за денег?
- Нет, из-за очень хороших денег, Михалыч. Настолько хороших, что если ближайшие два года пройдут без trouble’ов,  то я смогу сразу выйти на пенсию и без проблем содержать свою семью, а ты знаешь какая у меня семья?
Петров присвистнул.
- Ну, ради такого, стоит и потерпеть. Я тебе хоть и сочувствую, но искренне не понимаю. Я всю жизнь мечтал ничего не делать - вот как ты примерно сейчас. Прошёлся...смахнул пыль с приборов…там отчёт просмотрел, тут поднастроил. И всё это - за огромные деньжища. А приходится за гонорар, гораздо более скромный чем твой, постоянно напрягать мозги, придумывать “стратегию”, потом отчитываться о её “проведении в жизнь”. Во общем, делать кучу “ручной работы”, и при этом постоянно трястись за место - вдруг сократят?
- Но ты же лучший?
- Да, Борисыч… - протянул Петров устало, - именно поэтому лучший. Но я не хотел бы им быть... Я хотел бы...зависать в этом кафе по семь раз на дню, как ты. А у меня сегодня встреча с новым постояльцем нашего “острова”.
- И ты не рад этому?
-И я не рад. Но, как всегда, надо выложиться по полной, - по лицу Петрова пробежала горькая усмешка.
- Ведь, ты - лучший, - улыбнулся в ответ Шлейман.
В головах у обоих отчаянно мелькнуло: “Долбанная система!” При этом они мысленно плюнули в сторону Sophie van Jahren, которая эту систему олицетворяла. Хотя оба, по большому счёту, понимали, что директор здесь ни причём. Петров поднял бумажный стаканчик с кофе:
- За работу, которая делает наш мир всё лучше!
- И всё безопаснее! - откликнулся Шлейман.

                IV

Это было именно то, что представлял себе Войтек: трёхкомнатная (спальня, личный кабинет, санузел) камера общей площадью 40 “квадратов”. Напичканная tech-ом донельзя: сотни RFID меток и нано-media наблюдателей (усовершенствованных камер слежения), спрятанных в стенах, устройствах - повсюду. Анализировалось всё: от физического состояния и количества походов в туалет до мимики и малейших изменений в поведении и привычках. Терабайты информации уходили в центральный суперкомпьютер Reconstruction of Person-21.  Там она сравнивалась с предполагаемой положительной динамикой. А также с возможными опасными отклонениями, составленными на основе базы данных девиантного (отклоняющегося) поведения изолированных, за которых когда-либо велось и ведётся наблюдение в СОЧ и ППОЖ. Исходя из получаемых данных, выстраивалась и корректировалась линия поведения AI в отношении конкретного объекта. RofP  не нужен был отдых для сна или перерыв для приёма пищи. Он непрерывно принимал, обрабатывал, сравнивал информацию, корректировал прогноз, параллельно составляя отчётность. И так 24 часа в день семь дней в неделю. С выходом объекта за пределы “личного пространства” - в спортзал, бассейн или для работы с куратором с технической стороны не менялось ничего – каждый сантиметр “трюма” находился под полным контролем системы.
Естественно, вниманием не были обойдены и сами тренеры, о чём их в общих чертах уведомляли при заключении контракта. (А про частности Шлейман нередко  рассказывал Петрову за стаканчиком кофе на непонятном для остальных сотрудников “восточноевропейском наречии”). Досье на них было менее объемным, чем на изолированных, и содержало доказательства, во-первых, того, что они работают, а не бьют баклуши, а во-вторых, что они не планируют совершить какую-нибудь ошибку в жизни, которая приведёт к печальным для них последствиям. С этой целью отмечались все странности в поведении, непонятные для системы поступки и слова, и много чего ещё. Отчёты  каждый день проверялись директором лично. Вся эта работа была сутью системы, но на поверхность  выставлялись только требования безопасности тренеров, изолированных и их взаимодействия.
Войтек подошел к огромнейшему, в человеческий рост, окну. Сине-серый океан до горизонта, мутное небо. “- Качество неплохое,- отметил он.” От реального океана его отделяли метры стали, пласт бетона и пространства других помещений. В лучшем случае на “окно” выводилась картинка с внешних камер наблюдения. Но от этого приёма стали отходить лет десять назад. Он был признан контропродуктивным - провоцировал негативные мысли у заключенных. Поэтому на экранах “окон” стали транслировать гармонизирующие внутреннее состояние, виды дикой природы. Особенно много было “водяных” картин - реки, водопады, жизнь морских обитателей. Считается, что вода успокаивает…
“- Ну вот, - сказал Герсдорф себе. - Здесь всё и закончится.” Он вздохнул. ”Окно” отреагировало видом просыпающейся саванны: яркая зелень редких деревьев, грязно-золотая выгоревшая трава, снежные пики на горизонте…и на пол “окна” грейпфрут солнечного диска, который доминировал над всем и…наконец не мешал.
Войтек опустил глаза. Эта заставка одно время стояла на его Smartbook’е . Нейросеть уже начала работать с поступившим объектом. И совершенно напрасно, по привычке, он попытался спрятать взгляд. Это было невозможно - нано-шпионы были повсюду. Отныне он не только под полным колпаком наблюдения и анализа, но и под прицелом непрерывного воздействия воспитательного характера.
Система не даст сосредоточиться: мягко, но настойчиво она будет стараться направлять ход его мыслей в нужное русло. Он знал это заранее.
Сзади раздалось мягкое постукивание костяшек пальцев о дверь.
- Можно?
Войтек обернулся. В дверях стояла широкая спортивная фигура…тренера-куратора, как понял Герсдорф по эмблеме на рукаве форменной сине-серой рубашки..
- Дверь была не заперта.. Меня Николай Михайлович Петров зовут...я Ваш тренер-куратор. Ну...как Вам Ваши апартаменты? - без тени ехидства поинтересовался он.
Войтек неопределённо пожал плечами.
- Войтек Александрович, я человек прямой, откровенный и люблю быть накоротке, по-русски, - крупное лицо Петрова засияло. - Вы ведь не против, если мы будем общаться с Вами на русском? Мой английский ужасен, я думаю…
“В этом он безусловно прав.. хотя с директором они могли бы посоревноваться,” - подумал Герсдорф и глухо ответил:
- Мне все равно.
- Отлично, сразу видно, что ты умеешь входить в положение. Ничего, что я на “ты”?
    
Войтек опять пожал плечом.
- А то знаешь, бывают люди как люди, но любят формализм во всём...Ты к нему с душой, а он весь такой из себя...
Как и любой опытный психолог, Петров, не отрываясь, смотрел на него, следя за реакцией. Куратор и с места не сходил, ожидая, что его, возможно, пригласят войти и присесть. Все эти фразочки были всего лишь прощупыванием. Хотя, надо признать, отработаны они были до идеала.
- Ладно, слушай, Войтек, я не буду тут распинаться про твое “обновление”, тебе, наверное, уже все уши прожужжали...этой песней. Я люблю по-простому - я реально стараюсь помочь людям в отличие от некоторых тут, и, на самом деле, меня многое не устраивает в нашей работе. Поэтому я работаю, но не по инструкции - по-человечески подхожу к людям. И не просто для контракта, доверия... А потому что так правильно. Короче... навязываться не буду. Обвыкайся-обживайся, вижу, что тебе не до разговоров, но если хочешь пообщаться или будут проблемы - зови, я здесь постоянно.
Петров помедлил ещё секунды две, но видя, что от Герсдорфа не дождёшься даже простого “ммм”, исчез в проёме.
“Рубаха-парень...рубит правду-матку...Хорошо, что свалил”, - облегчённо подумал Войтек.
В течение последующих недель, он не раз пожалел, что так резко отшил своего “тренера”. Это со стороны камера казалась полной удобств: отличная media-система, новейшая плазма, соединённая с системным блоком персонального компа, выход (строго контролируемый) в agreednet, и (сюрприз!) аппарат VR . Апартаменты по праву назывались smart-камерой: голосом и условным сигналом, который устанавливал сам изолируемый, управлялось почти всё: - разве что туалет к кровати не подъезжал. Можно было часами копаться в медиатеке, выбирая мелодию и видео сопровождение работы чайника, душа и кондиционера. А можно было бесконечно менять цвет стен и узоры на них или по вкусу переставлять предметы в камере. Причём AI “Friend”  (версии 4.5),который представлялся неким индивидуальным цифровым куратором, но фактически был частью общего AI “Reconstruction of Person”, мог по желанию, дать несколько мастер-классов по дизайну, с наглядной демонстрацией.
С последней вообще проблем не существовало - в распоряжении изолированного были терабайты фильмов и музыки. Несмотря на обилие, они были строго ограничены по тематике, в зависимости от личности обновляемого. Нейросеть, с учётом индивидуального вкуса, который она тем не менее продолжала уточнять, подбирала тот content,  который более всего соответствовал цели перевоспитания.
В тактике отсутствовали промахи. Объёмы информации по психологии, заложенные в ней, составляли наследие человеческой мысли за несколько тысяч лет. Поэтому не было нужды опасаться что изолированный выберет “неправильные” кино, аудио или тексты. В этом случае Friend не заблокирует, а подредактирует сюжет прямо по ходу ознакомления с ним таким образом, чтобы он производил нужное воздействие. Конечно, это вызывает разочарование, если человек уже был знаком с другой версией. Но именно в этот момент “редакционная правка” рождает такой поворот повествования, который, исходя из психотипа объекта, с большой долей вероятности заинтересует изолированного, и оставит его вовлечённым в процесс...собственного обновления.
К услугам изолированного были небольшой бассейн и спортзал в соседних с камерой помещениях. Если человек, совершивший ошибку, добровольно старался исправиться, то, по желанию, открывался проход в общие игровые залы и бассейн, где он мог общаться с другими изолированными. Их совместимость определялась AI, если, конечно же, отсутствовали возражения со стороны тренеров-кураторов.
Занятия спортом, в целом, приветствовались, но учитывались мотивация и эмоции, сопутствующие им. Если они не соответствовали целям исправления ошибки человека, то срабатывала система нейтрализации процесса. Для непосвященного она была совершенно незаметной: климат-контроль менял состав воздуха, добавляя определённые газы, редактировался набор элементов, добавляемых в воду и пищу. В результате человеку либо вообще надоедало заниматься спортом (усталость, сонливость), либо он переходил на “безвредный” уровень. И всегда он считал, что делает это исключительно по собственной воле.
Но Войтек знал как, в общем, работает система. Иногда и конкретную методику, как в случае с физкультурой — ему приходилось взламывать внутреннюю документацию СОЧ и ППОЖ. Однако, главное, он сам понимал принципы: система не только поощряла правильное и пресекала неправильное поведение — это была устаревшая методика — совершенная система не оставляла выбора. От процесса перевоспитания нельзя было отстраниться. Попытки Герсдорфа сосредоточиться, отмолчаться, притвориться спящим или занятым, всегда порождали только одну реакцию системы — она начинала отвлекать его. Включалась “очень нужная” реклама, или “крайне важный” выпуск новостей. При отсутствии внешней реакции, нейросеть повышала звук, предметы мебели начинали пульсировать, а smart-одеяло “будить” объект (“прекрасно зная”, что он не спит). Да, можно было вскочить и наорать на...Friend-а. Но в этом случае AI только принесёт извинения и попытается достаточно разумно объяснить, что хотел “для Вашей же пользы” донести информацию (а она для конкретного человека будет действительно интересной) и т.п. И вот—дело сделано, ты отвлечён. Один, два..пять раз ты проявишь агрессию, недружелюбие? В конце концов (“человек—социальное животное”), ты начнёшь общаться, тем более Friend — не только интересный, но и приятный собеседник, который с каждым изолированным разговаривает на его языке. Общение — первый шаг к обновлению. Но AI не перенапрягает — проанализировав движения глаз, мышц лица и тела, он аккуратно закончит диалог, который будет, непременно будет, иметь воспитательное, часто незаметное для объекта, значение. Нейросеть предложит поиграть, посмотреть или послушать что-нибудь. Сопротивляться системе? Герсдорф пытался, но чем дальше, тем труднее становилось это делать. AI не давал уйти в себя. Он не умел читать мысли, но анализируя внешнее поведение, как правило, угадывал. Нейросеть всегда была рядом, постоянно …“приходила на помощь” со своей smart soft power,  будь она неладна. Это формально объект был изолирован, а реально он жил с Friend-ом.
Конечно, функции нейросети мог выполнять человек (давным-давно с этого начинали), но КПД был бы низкий. Во-первых, он не может выполнять их двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Во-вторых, он не может выполнять их на должном уровне (выдержанность в общении с объектом, настойчивость..). В-третьих, он не обладает нужным объёмом знаний (а Friend при необходимости уведомлял директора и осуществлял запросы, в том числе в официальные структуры, неизвестной ему информации). В-четвёртых, живой человек не может находиться рядом с объектом повсюду… Были ещё “в-пятых” и “в-шестых”, это не меняло сути — потенциалы AI и человека оказывались несопоставимыми.
Через несколько недель жизнь превратилась в настоящую психологическую пытку — даже сон в полной мере не давал отдыха. Войтек устал выключать рекламу и фильмы, и отвечать отрицательно на предложения Friend-а поговорить или поиграть во что-нибудь.., (а молчание — знак согласия). Он ловил себя на мысли, что начинает слушать AI.. Система через рекламу воздействовала не только на область чувственных удовольствий, но и интеллектуальных, и многих других. Их реализация была доступной! Хочешь научиться создавать роботов? В рабочий кабинет будет доставлено всё необходимое. Изучить исчезнувший сентинельский язык? Лучшая программа обучения с визуализацией и свободным графиком к твоим услугам. Прокачать пресс до шести-восьми “кубиков”. Твоему вниманию предлагается не только зал, но персональный виртуальный тренер, знающий твою “физику” лучше тебя… Любой курс любого предмета. только не оставайся наедине с собственной душой.
— Правильно, - урывками соображал Войтек , - ведь это осознание самого себя, это позволит мне оставаться собой. Но попадают сюда именно для того, чтоб быть изменёнными. Он пытался составить себе подобие графика: немного спорта, новости, ходьба взад-вперёд по камере. Чтение он забросил уже на второй неделе — редактор ловко сворачивал его мысли в ”правильное” русло… Но и эти попытки AI нещадно ломал.
Однажды, когда он ходил по “спальне”, плазма включила клип какой-то новой “звезды”. в очередной раз Войтек отвлёкся, но взгляд его прилип к экрану и задержался чуть дольше обычного.
- Выключи ! — заорал Герсдорф.


Комок слёз отчаяния подступил к горлу. Он согнул ноги в коленях, сел на пол, закрыл глаза руками и заткнул уши.
- “Господи, Исусе Христе, я не выдержу...я потеряю себя...не дай, не дай этому свершиться…прошу Тебя, дай силы, дай мне...Твою победу.”
 Шум вокруг перестал и пол под ним начал ходить ходуном. Усидеть дольше минуты было невозможно. Войтек встал, и, с совершенно непроницаемым лицом, ровным голосом сказал: - Ладно, вражина, ты добился своего — передай тренеру, что я готов встретиться.

               

 

 .


V

Николай Михайлович не испытывал беспокойства насчёт Герсдорфа — его реакция была в рамках нормы — он сталкивался с подобным через раз. Рабочий момент… К тому же на Петрове висело ещё трое, разной степени проблемности, объектов, двое из которых, похоже, медленно сходили с ума. Нелучший вариант, но как говорится, ”не смертельно”.
Просто восстановление нервной системы займёт больше времени…и восстановление это в некоторых областях будет неполным. Зато будут совершенно ликвидированы центры, дестабилизирующие нормальное поведение личности. И человек покинет Адаптационный Центр Newprah, во-первых, дееспособным, во-вторых, неопасным для общества и государства, в-третьих, обретшим гармонию…то есть счастливым.
Петров не удивился вызову Герсдорфа — сроки были в пределах допустимого. Но в воспитательных целях, он решил “поморозить” его ещё недельку. Практика показывала, что отзывчивость могла растянуть процесс нахождения контакта. А Николай Михайлович привык быть первым во всём —в том числе во времени, в среднем затрачиваемом на обновление объекта.
Сейчас Петров сидел в кабинете для собеседований, и ждал, когда придёт Герсдорф. Чтобы дойти до кабинета, изолированному нужно было выйти в коридор, соединявший его камеру с другими залами и пройти до двери, через которую он попал туда. Если её прохождение было санкционировано, она открывалась, и он попадал в следующий отсек, где между прочим, располагался и рабочий кабинет тренера.
Войтек остановился в дверях и, пародируя Петрова (лицо его, однако, оставалось каменным), постучался костяшками пальцев. Николай Михайлович широко улыбнулся:
- Зачёт! Проходи, садись, Войтек.
Герсдорф шагнул вглубь кабинета. В нём практически ничего не было. Два стола стояли буквой “Т”, левая вершина которой прижималась к стене. Там же сидел тренер, а напротив него располагался здоровенный монитор, который мог поворачиваться к посетителю. Место последнего было определено стулом, стоящим ближе к входу — в основании ”буквы”, которую образовывала несложная конструкция из столов. Конечно, кажущаяся пустота кабинета не должна была обманывать — тут, как и повсюду, безраздельно господствовал AI. Просто здесь он функционально концентрировался на вопросах безопасности и “умной” помощи куратору.
- Ну что ж, я думаю, Войтек, ”друг” достал тебя, и ты просто сбежал от него. Если хочешь, мы вообще можем помолчать сегодня и всё.
Герсдорф открыл было рот, но тут же передумал: это ”молчание” всего лишь дало бы отсрочку. Петров продолжал:
- Пойми меня правильно. Я не смеюсь ни в коем случае, чтоб ты знал. В ситуации, в которой ты оказался вообще смешного мало. Реально, я сочувствую тебе, и..чтоб ты не думал, что я ввожу тебя в заблуждение, обманываю там тебя… я тебе откровенно скажу: я - меньшее из зол, по сравнению с AI, - губы Петрова искривились горькой усмешкой.
– Во-первых, несовершенен, во-вторых, мне не нравятся некоторые методики. А  то, что мне не нравится, будь оно 1000 раз эффективно, я не применяю. Я это говорю открыто. И начальству говорю. Если б не показатели качества моей работы, уже давно б, наверное, уволили… Так вот, правда заключается в том, что ты оказался в непростой ситуации: ты жил определенным образом, и жизнь эта не вписалась в общепринятые представления о том, как жить правильно. И ты оказался здесь… А здесь тебе нужно измениться. И… - лицо Николая Михайловича стало мрачновато-печальным, - … выбора у тебя нет. Ты понимаешь о чем я?
 Войтек кивнул.
 – Мне искренне не нравится этот подход, и с теми из изолированных, кто не задумывается… я стараюсь не говорить об этом. Но… изучив твоё досье, я полагаю, для тебя все эти вещи очевидны… поэтому я говорю как есть, что б ты понял, что мне нечего скрывать. Так вот, с одной стороны, меня коробит вот эта безальтернативность… с другой, я проводил отсюда немало людей, и… искренне говорю, среди них не было тех, которых хотелось бы пожалеть, из-за того, что они обновили себя…Я хочу сказать, что знал их “до” и “после”, и всегда они покидали АЦ не только неопасными для общества, но и вполне здоровыми… во всех смыслах. И когда говорят: “совсем другими людьми” - это немного не верно…обновляется в человеке только то, что приводит сюда… а это, как правило, лишь малая часть личности. Поэтому… мы здесь заново людей не штампуем. Конечно, случаи бывают разные, - Николай Михайлович глубоко вздохнул и перевёл взгляд со стола на стену. На Войтека в этот раз он не смотрел совсем. – Но в любом случае, я считаю, должна быть сохранена цельность личности. А лучший помощник в обновлении, - тут Петров буквально пронзил Герсдорфа взглядом, - ты сам… У меня был один случай, давно… вообщем, парень искренне считал, что насилие, которое он применял было оправданным… у него было шесть трупов… Так вот, он за две недели соориентировался здесь, понял суть. Ещё… примерно столько же пытался обмануть нейросеть. Потом бросил это, и стал усиленно заниматься по методике. Я только диву давался от его скорости. За месяц(!) он переосмыслил жизнь, без подсказок выявил черты собственного характера, которые спровоцировали ошибки, и реально изменился… Ещё месяца три ушло на закрепление привычек и тесты и мы вернули его в мир… Так центральный офис не хотел давать разрешения! Мне лично пришлось биться за того парня… Что ты думаешь? Он уже 11 лет на свободе, живет дома… и окружающие не жалуются. Он остался всё тем же – характер у него не простой. Но если говорить о том, в чём он был не прав – он действительно обновился… Поэтому всё в твоих руках, и, главное, в твоих руках всё будет эффективнее, чем в руках этого… - Петров неопределенно покрутил пальцем в сторону стены, выразив таким образом свое глубочайшее пренебрежение. – Так что ты думаешь по этому поводу?
Уходить совершенно не хотелось. Кресло было удобным, куратор говорил спокойным, живым голосом. Тема была предсказуемой…  А, главное, ничего, кроме голоса Петрова не отвлекало и не могло побеспокоить. Войтек буквально физически ощущал, как его мозг отдыхает. А это было важнее всего, для человека, у которого в привычку вошло ожидать очередной вербальной атаки AI… Надо было потянуть время.
- Не уверен, что у меня получится так же, как у этого… “случая”.
- М-да… твоя ситуация сложнее будет, - Николай Михайлович перевёл взгляд на монитор, пролистывая “страницы”  по старинке – пальцелямками  - а не глазами, - “преступление против государства и общества” – так это раньше называлось. Он заговорщицки улыбнулся и посмотрел на Герсдорфа. – Я тебе скажу за подобное, во времена моей молодости, ещё до образования Большой конфедерации, давали пожизненное лишение свободы.
- Сейчас дела обстоят куда лучше, - по лицу Герсдорфа нельзя было понять издевается ли он или действительно так считает.
 Петров задумался. – Сложно сказать. Я понимаю о чём ты, но… Я работал с теми, кого просто заключали в тюрьму и не обновляли – это был ад… реально. Психологическая травма была настолько велика, что их личности полностью не восстановились, когда мы наконец запустили программу обновления… Но они действительно были рады… рады тому, что на них обратили внимание, что появился шанс, что вообще произошло какое-то серьёзное изменение в их жизни
 Большинство из них были счастливы.
 - Но не все.
- М-да, не все, - лицо Петрова приняло грустный, озабоченный вид, - и я бы не хотел, чтобы ты оказался в числе этих, “не всех”…Наступила пауза. …
- Ты понимаешь, что совершил преступление?
- Да, - Герсдорф уверенно кивнул головой.
 - То, что это серьёзное… на самом деле ужасное, преступление…?
- Ну да, - уже менее уверенно подтвердил он.
 - С далеко идущими последствиями, которые, - Николай Михайлович перевёл глаза на монитор, - не определенны до сих пор?
 - Да, конечно.
Куратор вздохнул.
- Ну это всё я мог бы и не спрашивать… и так знаю. Просто помогаю тебе… тянуть время… Реальная проблема в том, что это свое преступление ты не считаешь чем-то плохим.
- Не считаю, - Войтек отрицательно покачал головой.
 - Слушай, ну для меня реально не всё понятно, - Петров взял лазерный скоропис  и стал машинально играться им, рисуя круги и загогулины на стене справа от Герсдорфа.
 - Чо хорошего? Ты же создал огромные проблемы всем…миллионам людей. Ну ладно бы кто-то тебе “спасибо” cказал за сделанное. Я бы ещё понял – признание от конкретных людей всегда важнее абстрактного осуждения обществом. Но здесь…
Герсдорф молчал.
- Скажи, ты же вроде относишь себя к этим… как их, - Николай Михайлович перевёл глаза на монитор и “залистал” страницами, - к христианам? – найдя нужное слово, он снова обернулся к Войтеку. – Я специально погрузился в тему, пока ты мариновался в своей камере… но там вроде ничего такого нет, что бы оправдывало тебя.
 - Особенно, если читать на ходу редактируемый текст.
 - Нет-нет, Николай Михайлович замотал головой, - нам для изучения представляют исключительно оригиналы, даже есть не оцифрованные экземпляры, - Петров поднял вверх указательный палец. Поэтому здесь ты можешь не сомневаться. Себя-то нам не надо обновлять, - он еле заметно улыбнулся. – Ну, так объясни… там у вас говорится о помощи нуждающимся, о жизни в мире со всеми, о том, чтоб не делать другим того, чего себе не желаешь. Всё это почти что реализовано в современном государстве: мир, безопасность, умеренное социальное равенство. Ты хочешь большего? Что тебя не устраивает?
- Ну… например, несвобода, - обречённо откликнулся Войтек – подобными вопросами его замучили ещё на следствии.
 - Ха! Ну даёшь! Куда ж свободнее?! Возможностей для самореализации сейчас больше. чем когда-либо! Делай всё, что хочешь в рамках закона. А рамки эти, как раз: не делай другим, чего себе не хочешь. Нет никаких глупых, необоснованных запретов. Полная свобода!
 - …Такая же, как в моей камере…
- Ну, ты изолирован, а там…
- Я не про это…система не даёт выбора. Она не даёт возможности нарушить то, что…
  - Но то, что причиняет ущерб другим должно быть остановлено, - прервал куратор Войтека, - зло должно пресекаться!
- … считается правильным, - спокойно продолжил фразу Герсдорф. – И это только часть проблемы. Вторая её часть заключается в том, что понятия о добре и зле, о правильном и не правильном, у христиан и у… современного общества отличаются.
   
- Ну да-да, я видел все эти ваши ограничения… скажем так “морально-нравственного” характера… Но ведь никто не принуждает жить как-то определённо. Живи, как считаешь нужным: не хочешь существовать в VR WoW  - найди занятие по душе, хочешь работать, а не жить на welfare  - пожалуйста, реализуй себя. Свобода.   
- Борьба за неё, - в глазах Войтека мелькнула искра, - какой ранее человек и не знал… Ты должен жить, и постоянно отражать вторжения в свой мир, причём единственным разрешённым способом – пряча голову в песок, - лицо его расслабилось, казалось, Герсдорф почти улыбался. – В общем,  я и говорю… как в моей трёхкомнатной камере.
Лицо Петрова приняло расстроенный и немного уставший вид.
Ладно, думаю, на сегодня хватит. Тебя когда вызвать в следующий раз?
         - Как будет свободное время.
         - Ладно… Вообще, должен тебе сказать – с тобой приятно иметь дело, - он продолжал сидеть на месте.
          - Ну, я пойду? – неуверенно спросил Войтек.
          - Да-да, - Петров продолжал сидеть в своем кресле и вежливо улыбаться.
            Герсдорф медленно поднялся со стула и не спеша приблизился к двери.
         - До свиданья! – он полуобернулся и краем глаза заметил, что куратор сидит и смотрит ему в спину.
            Всего хорошего! 
Герсдорф вышел в коридор: все двери, в том числе лифтовой вход, были закрыты, за исключением двери, ведущей в его отсек.
 “Не подошёл пожать руку… и в первый раз не приближался. Но тогда ещё неизвестно почему. А сейчас? Брезгует? Вряд-ли. Опасается? Меры безопасности? Может быть… Ведь в коридоре выход в лифтовой отсек, который может поднять на верхние ярусы… Но почему он мог бы опасаться? Он не из робкого десятка, превосходная физическая форма, и, в кабинете не мог не быть предусмотрен AI Service of Security.  Если его поведение определялось правилами безопасности – это могло означать только то, что технически здесь  SofS далека от той, что установлена в кабинете директора. И тут есть над чем поразмыслить…” – всё это лихорадкой мысли пронеслось в голове, пока Войтек медленно-медленно шёл к своей камере. “- Надо научиться хоть немного сосредотачиваться

…”

                В следующий раз куратор вызвал его через десять дней. Сцена полностью повторилась: Петров опять сидел в кресле, в глубине кабинета, и опять сразу же предложил Войтеку сесть.
Как поживаешь?... Слушай, я думал над нашим предыдущим разговором… Я с тобой не согласен, конечно. Если я не согласен, я всегда откровенно говорю. Но дело не в этом… Я хочу помочь, а чтобы помочь, я должен всё понять. Ты, по-моему, не особо спешишь помочь мне разобраться.
- Пока что я не могу понять, кто кому должен помочь, - губы Войтека скривились в подобие усмешки.
 - Ээ… - Николай Михайлович расплылся улыбкой, - это называется взаимодействием. “Сотрудничество ради достижения цели.” Не слыхал?
- Слышал… Фразой о симбиозе, в этом обществе, всегда прикрывается паразитаризм, но… я, конечно, не о тренерах-кураторах говорю. К ним это не относится.
Петров, криво усмехнувшись, молча проглотил шпильку.
 - Ну ладно, серьёзно, что тебя не устраивало? Чего не хватало? Ты жил много лучше окружающих…
- Меня всё устраивало, - отрезал Герсдорф. – Мне не очень интересны вопросы уровня жизни и материального достатка.
 - Ну хорошо, в не материальном плане что не так? Свободы не хватало? Я всё думал об этой свободе… В твоих рассуждениях есть существенное противоречие: ты упрекаешь общественное устройство в тоталитаризме в несвободе и сам, при этом, выступаешь против свободы того выбора…который в твоей… христианской трактовке выглядит пагубным, вредным и тому подобное…Не находишь?
Войтек зевнул. 
- Это в вашей системе противоречие: вы, - он слегка выделил это слово, - говорите о том, что каждый может выбирать всё, что хочет, и тут же не оставляете выбора. 
- Выбор человека не должен ограничивать выбор другого человека.
 Герсдорф уставился на Николая Михайловича.
 - Но он всегда ограничивает – люди живут в обществе.
 - Ты хочешь сказать, что ты был ограничен в выборе?
 - А разве нет? Почему я должен… наблюдать каждодневную пропаганду образа жизни, который превращает человека в животное? Петров на мгновенье замялся. 
-  Это не пропаганда, а реклама. Не хочешь…
- Это лукавство. Реклама создаёт привлекательный образ, к примеру” безопасных” ускорителей сознания. Человек видит это каждый день, а чтобы понять, что это обман, ему надо покопаться в darknet’e.  Потому что ускорители – очень серьёзная статья доходов для производителей, торговцев, налоговиков и прочих… В конце концов, человек клюёт на “безопасность”, и подсаживается на ”скорость”. Жизнь становиться серой без неё.  Но физически, он, конечно же, независим. А чем лучше психологическая зависимость, на которую его посадили: сначала лживой рекламой, а затем “колёсами”, якобы открывающими новый мир сознанию?... И это только один пример. Вся жизнь состоит из сотен таких примеров… А я не хочу жить среди тех, кто сделал такой выбор, потому что это задевает мой выбор.
 -  Ты ведь можешь протестовать против этого, у тебя есть права…Войтек махнул рукой.
Это всё равно, что протестовать против AI. Тебя вежливо выслушают – “ваше мнение будет учтено”. Но реально ничего не изменится.
 - Потому что большинство тебя не поддержит.
 - Вот именно! Большинство поддерживает того, кто даёт людям “скорость”, которая делает их несвободными. А тех, кто не зависит от производителей  “удовольствий”, оно делает заложником ситуации. И после этого говориться: “все свободны, но права одного человека заканчиваются там, где начинаются права другого.” По факту, эта фраза – пустышка.
- Что ж, - Петров откинулся на спинку кресла, - выходит свободы не существует?
- Свобода существует для свободного. Пока я не сделал выбор, который делает меня зависимым – я свободен. Каждый раз, когда я делаю выбор в пользу свободы, я подтверждаю её в себе, и укрепляюсь в ней. Но когда моя свобода постоянно подвергается атакам – это угнетение.
- Тогда получается, всегда кто-то будет свободней, а кто-то зависимей. Чьи установки будут господствующими, тот и будет обладать свободой. По сравнению с предыдущими, мне кажется Войтек, в этой системе больше совершенства. 
- Система совершенна в ином… Свободные и не свободные будут всегда, но это, прежде всего, зависит от их выбора, а не от тех, кто находится на вершине “пирамиды”… 
- Ну, так я и говорю, - подхватил Николай Михайлович, - система ни при чём… 
Герсдорф улыбнулся. 
- Это как? Если я свободно отказываюсь платить налоги, которые система использует, для того что б обмануть людей и сделать их, а заодно и меня, рабами, то я попадаю в “систему обновления”, где уже безальтернативно становлюсь “правильным гражданином”. Замечательная картина, написанная одним цветом – цветом несвободы.
 - Как-то у тебя всё мрачно выходит, - нахмурился Николай Михайлович.
– Ну а какова реальная свобода в твоём понимании? Разве в государстве может быть свобода?
- Если государство направляет все усилия на то, чтобы люди оставались независимыми, и делали выбор в пользу свободы, то почему нет? Петров скептически поморщился.
 - Это пройденный исторический этап. Государство далеко от людей, и они начинают творить всякие вещи по отношению друг к другу. При этом, крайней оказывается, как это ни странно, власть. - Ну, кто-то “творит”, а кто-то нет. Лучше, когда хоть кто-то сознательно делает выбор в пользу добра, чем всех делать рабами, убежденными в том, что они могут выбирать. А райскую жизнь на земле нельзя построить.
 - Добро – понятие относительное. Для меня оно может быть одним, для тебя другим.  
- Это про мнения. Добро – объективная категория. И оно не порождает зависимости. А зло порождает.
 - Например? 
- Например, деньги.
- О! Это уже ближе к твоему случаю, - Николай Михайлович заметно оживился. – Выходит, деньги зло?
- А “колесо” ускорителя? Само по себе, без человека – это не зло и не добро. Зло – то, что делает человека зависимым, и, соответственно, то, что уничтожает в нём человека. 
- Всегда считал, что деньги как раз делают независимым, дают больше возможностей. 
- Ага, дают возможность подсесть на ту зависимость, которой не знал без денег. Но это не значит, что чем больше денег, тем более зависим – так обычно бывает, но не всегда.
- Слушай… не знаю… - Петров помолчал немного, - я видел ведь людей, которые получали повышение по службе, или просто улучшали своё благосостояние – они определённо были счастливы.
 - Когда, несмотря на рекомендации smartgendoc’a,  человек пьет “русскую водку”, которая ему противопоказана - он тоже счастлив. Это не аргумент. Счастье и добро – не синонимы. 
- Ну вот, что ж теперь, всем жить по этой вашей…Библии? Не все одинаковы, не всех это устроит, будет опять принуждение.
 - Как я и говорил, каждый сам выбирает, как ему жить: свободным или зависимым. Но созданием общества “счастья и свободы” озаботились не христиане… И построили всемирную тюрьму тоже не они. – при этих словах Войтека, Николай Михайлович болезненно поморщился. – Осталось только hack’нуть механизм старения, чтобы она стала пожизненной.
После десятисекундной паузы Петров всё таки выдавил из себя:
 - Да, с тобой интересно общаться… Я все таки надеюсь, что это общение приблизит нас к позитивному результату… Слушай тут у тебя досье из увлечений, помимо основного рода деятельности, - Николай Михайлович лукаво улыбнулся и подмигнул Войтеку - программирования, написано “боевое самбо, шахматы, пение”. Разносторонне так прям?
Герсдорф скорчил скептическую усмешку на лице.
- Да какое “самбо”? Лет в шесть, наверное, сходил пару раз в секцию, что я похож на спортсмена? Но Службе Общей Безопасности надо было что-то такое написать. Петров понимающе закивал.
- Шахматы, да, увлечение. Не сильно, но старался… скажем так, поддерживать форму - уровень у меня не ахти какой. А петь люблю.
- Не пробовал как-то реализовать себя. Голос-то есть, как я понимаю?
- Я для себя люблю петь.
Николай Михайлович кивал головой. Ответы совпадали с информацией в досье. По крайней мере, никаких существенных противоречий он пока не находил. Это значит, что изолированный не пытался его обмануть. Минус одно препятствие  - обычно немало времени уходит именно на объяснение того, что враньё только вредит самому изолированному. С остальным надо будет разбираться…
- Ладно, я думаю на сегодня - всё, согласен?
Герсдорф не спеша кивнул. Куратор продолжал сидеть и смотреть на него. Войтек медленно встал, развернулся к выходу, и пошатнулся, еле успев схватиться за спинку стула.
- Что с тобой?!
Герсдорф не до конца обернул голову. Николай Михайлович по-прежнему сидел, но тяжесть его туловища была уже перенесена вперёд, как будто он готов сорваться с кресла.
- Нет-нет, всё в норме, - ответил Войтек, всё ещё крепко сжимая спинку стула, - это старое.
- Ты точно в порядке?
- Да-да, я пойду.
Герсдорф неуверенно зашагал и скрылся в дверном проёме. Николай Михайлович подождал пока монитор не отобразил факт прохода объекта в камеру, и стал листать его досье.
-“Что старое? Травма? Вроде ничего такого не было... никаких медицинских тоже не припомню… А, вот, есть рассказ про лес. Как он в детстве вместе с дедом ходил в небольшие походы по окрестным лесам. Да-да, там было что-то такое.. он залез достаточно высоко, но подломилась ветка.. или сук, и он грохнулся на землю… Но ушиб сочли незначительным, и в больницу не обращались. Он вообще полноценное медобследование прошел на судебном следствии только.. Ммм ну и здесь вот наблюдается. Может то падение как-то повлияло? Тема может иметь важное значение…если объект не поддастся мягкому воздействию. Надо бы её прове..”
Заиграла модная медиафония, и на мониторе возникло вечно грустное лицо Шлеймана.
-Ну, я долго буду тебя ждать?
-А что?...А..а..ё-моё, сколько время? Полпятого!! Все-все, извини…слушай извини, уже бегу. Николай Михайлович вскочил с кресла. У дочери Борисыча сегодня было день рождения. Они договорились встретиться в кафе “часа в четыре”, но “как-то вылетело из головы с этой… работой”.

VII
                Теперь Войтек был занят только одним – концентрацией внимания. Она давалась нелегко: “Friend” всегда был рядом. Но постепенно он находил лазейки, в казалось бы, совершенной нейросети.
Во-первых, она не могла знать, что именно человек думает, когда чем-то занят. По началу, в незнакомой обстановке, сосредотачиваешься на работе незнакомых устройств, но потом начинаешь действовать “на автомате.” Тело знает, сколько ещё необходимо взмахов, чтобы достичь края бассейна, где выключатель у душа и в каком ящике лежит кружка с ложкой. Действуешь на автопилоте, а мозг тем временем может сосредоточиться на чём-то другом.                Во-вторых, это только поначалу человек замечает ежесекундную слежку – и это его раздражает. Потом привыкаешь… человек вообще ко всему привыкает.
В-третьих, можно найти и в “исправительной камере” занятия, которые не особо терзают внутренний мир, а с “ломающимся” графиком просто смирится. Войтек пристрастился к рисованию на smart-окне. И в процессе рисования ему тоже удавалось уходить в свои мысли. Правда, AI постоянно обучался: он стал заговаривать с ним уже во время занятий гимнастикой, чего раньше не случалось, а занятия живописью прерывал громкой рекламой.
Войтек понимал, что “Friend” не остановиться на этом, и будет ломать его привычки, чтобы вернуть к раздумьям о своём поступке, к раскаянью. К примеру, AI часто демонстрировал новости и фильмы, которые “давили на жалость”, вызывали сострадание к бедным, больным и обездоленным людям, которые нуждались в конкретной материальной помощи, и которую неоткуда было взять. Естественно, “Friend” постоянно заговаривал на эту тему с ним, обильно цитируя философов-гуманистов прошлого и современных учёных. Тем не менее, сначала на десятки секунд, а потом на минуты, Герсдорфу удавалось отключать “микрофон” в ушах, и прикрываясь игрой в тетрис, рисованием или занятиями на велотренажере, погружаться в собственные раздумья. Через два месяца он научился молиться…
У героя повести Джека Лондона была смирительная рубашка, в которой боль дольше определённого времени, выдержать было невозможно. И тогда он научился выходить из тела. Здесь была “смирительная рубашка” другого рода – она пыталась “стянуть тебя потуже” изнутри. Как оказалось, и из неё можно было “выйти”.
Куратор вызывал его примерно раз в две недели, иногда реже. В целом, разговоры их были однотипными и вполне устраивали Войтека: смысл жизни, философия действия, вопросы добра и зла… Правда, с каждым последующим, Петров улыбался всё реже – перевоспитание явно не клеилось. Но Войтек не обольщался по этому поводу: он знал, что система не отступает от цели, и не делает ни для кого исключений. Герсдорф только выигрывал немного времени. Время было необходимо, чтобы рассчитать всё предельно точно… Войтек десятки раз проигрывал в голове всевозможные варианты, представлял в уме кабинет куратора и переносил проекцию на свою камеру. Это было неудобно – комнаты камеры были слишком маленькими. Но он мысленно убирал стены и пытался сконструировать всё так же, как при разговоре с Петровым.
В спортзале Войтек отрабатывал лишь общую гимнастику, стараясь не привлекать внимание нейросети “подозрительными” видами упражнений и черезмерной  силовой нагрузкой. Он не увеличивал продолжительности занятий, однако всё время видоизменял общие упражнения, чтобы мышцы не ”деревенели”.
Наконец, Герсдорф готовился морально – это было и важнее, но и труднее всего. Войтек  понимал, что не имеет права на осечку, что у него, если и есть, то только ОДИН шанс. И если он его упустит… нет, об этом Герсдорф думать не мог.               
“- Боже мой, в сущности у меня даже нет шанса, потому что от меня зависит только половина дела, а вторая половина – зависит от Твоих врагов. Ослепи  их, Господи! Ослепи, чтобы они ошиблись, чтобы у меня получилось освободиться. Ведь хоть я и не достоин, но воля Твоя в том, чтобы все искренне стремящиеся к Тебе прошли земной путь и… вышли из этой схватки победителями. Дай же победу и мне! Не оставь раба Твоего, которого Ты создал свободным по образу Твоему и подобию!”   В молитве Войтек находил утешение, но в течение дня, особенно в дни бесед с куратором, уверенность покидала его, и сомнения буквально застилали горизонт сознания.               
“- А что если не успею? Что, если не получится? Тогда…” Герсдорф гнал от себя наваждение, и в этом ему помогало только полное сознание безальтернативности пути. План был, в сущности, очень простым: он основывался на отсталой “SofS” рабочего кабинета и на качествах личности тренера. Первую не upgrade’  - или, видимо, из-за дороговизны. Это значило, что она, скорее всего, работала на старых, более жёстких алгоритмах. Не совершенство техники в прошлом вынуждало создателей таких систем расставлять приоритеты в выборе объекта, которому безопасность должна быть обеспечена в первую очередь – при невозможности обеспечить её всем. Естественно, закладывался приоритет сохранения жизни и здоровья персонала Адаптационного Центра. В этом и заключалась уязвимость системы. А уязвимым местом Петрова была его самоуверенность. Он не скрывал, что является “лучшим в своем деле”. Его интеллектуальные способности действительно были незаурядными, плюс превосходная физическая форма. Последнюю Войтек легко определил, несмотря на то, что куратор никогда не слезал с кресла. Он был целеустремлён, бодр, подвижен. Петров был успешен… и поэтому самоуверен. Это всё, что от него требовалось.  По мере того, как Герсдорф увеличивал продолжительность пребываний вне “смирительной рубашки”, он всё чаще переносился мыслями в прошлое – вспоминал человека, который был более всего дорог ему – своего деда Иоганна Герсдорфа. Родителей своих Войтек почти не помнил. “Несчастный случай” отнял их разом – у самолета, на котором они возвращались домой, при посадке, из строя вышли шасси. Польских родителей мамы к тому времени уже не было в живых – она была младшей в большой семье. Зато был жив дед по отцовской линии, который немедленно и забрал младшего Герсдорфа к себе. Он же и воспитал его совершенно по особенному. Иван Павлович (так он предпочитал, чтобы к нему обращались родные и близкие) был внуком эмигранта из России, который покинул родину после Гражданской войны: дед Иван много рассказывал Войтеку о тех событиях. Тогда же он научил младшего Герсдорфа русскому, на котором отец Войтека практически не говорил. Младший Герсдорф, наоборот, полюбил язык предков отца, и всегда старался практиковать его, хоть это было и нелегко в иноязычном окружении.
Прежде всего Войтек всегда вспоминал руки «дедушки Вани”. Это были жилистые, сильные, покрытые буграми вен, руки, увенчанные длинными, в овалах ногтей правильной формы, пальцами. Иван Павлович мог одинаково искусно играть на рояле и строгать рубанком. Забавные, но допотопные инструменты труда и развлечения, которые можно было увидеть разве что в цифровом музее - фактического применения в жизни они не находили. Но младший Герсдорф старался обучиться всему, что умел его кумир. С роялем дела не заладились, зато с деревом, железом и техникой вообще, всё пошло "как по маслу". Дед привил ему любовь и к шахматам. Хотя по началу, Войтек был в шоке от того, что в привычную on-line игру, можно играть не в цифре...а в дереве.
После рук Герсдорф всегда вспоминал фигуру деда. Худой, высокий, под два метра ростом, и постоянно прямой как палка, он ходил быстро, широкими шагами меряя землю. Войтек вечно «догонял” его, и это при том, что дед сокращал шаги, подстраиваясь под своего маленького спутника. Зато как удобно было в лесу, куда они вместе ходили, почти каждые выходные - Иван Павлович легко подсаживал внука на любое понравившееся дерево. Войтек не боялся высоты, и лазанье по деревьям было одним из его любимых занятий. Только и проблема в том, чтоб добраться до первых веток, которые начинались очень высоко от земли. Зато чем ближе к вершине, тем легче. А с макушки дерева можно было увидеть то, чего не замечали люди внизу...Войтеку во всём хотелось разглядеть суть, либо мысленно охватить масштаб явления.
И вот только после рук и фигуры, вспоминалось дедово лицо, с которого со строгой нежностью светили Войтеку серые глаза. Оно было овальным, морщинистым, загорелым, с высоким лбом, прямым лбом, прямым "в усах” и волевым подбородком. Может быть лицо приходило на ум последним, потому что оно всегда было очень, высоко… Но это воспоминание не уходило дольше других. Несмотря на то, что Иван Павлович был человеком суровым и не позволял внуку “лишнего”, в памяти Войтека, лик его, будто вырезанный из дуба, всегда был освещен улыбкой. Он не часто видел деда таким, но обычно такие случаи были связаны именно с маленьким Войтеком…
Однажды, они гуляли по лесу, Войтек залез на старый развесистый берест и увидел, как в пруду на соседней поляне, молча и неуклюже барахтается человек. Герсдорф буквально слетел с дерева - в спешке он сорвался с ветки и пролетел метра два до земли. Как приземлился он и сам потом не вспомнил, но дед даже испугаться не успел. Войтек тут же вскочил и рванул в сторону пруда, крича, что есть мочи: "- Человек тонет!!!” Вылавливать из воды сильно "нагрузившегося" бюргера досталось Ивану Павловичу, который на дух не переносил запах алкоголя. Когда же несостоявшийся утопленник пришел в себя, то рассказал Когда же несостоявшийся  утопленник пришел в себя, то рассказал, что хотел покончить с собой, потому что “потерял смысл жизни”. Но как только стал захлёбываться, перед глазами возникло лицо дочери, с каким-то упрёком и досадой взирающей на него. Он попытался выбраться на берег, но порядком наглотался воды, конечности не слушалась, и ему бы “не поздоровилось” (так и сказал), если бы, не подоспели Герсдорфы… Они тогда молча возвращались из леса домой. Дорогой дед был задумчив, но дома он взял Войтека и поднял на уровень своего лица.
-  Молодец! На пути к благородной цели, никогда не смотри на опасность! – сказал Иван Павлович.  Слова Войтек запомнил, но глубинный смысл их понял намного позже. Тогда же, наверное, в его сознании запечатлелось и сияющее доброй улыбкой дедово лицо. Часто теперь оно всплывало перед глазами.
                VIII
В последнее время Герсдорф стал замечать, что нейросеть ослабила хватку. Сначала Войтек думал, что ему показалось, но чем дальше, тем всё явственней  становились заметны  изменения в системе поведения  Friend’a. Он практически перестал доставать Герсдорфа программой перевоспитания, а когда всё же напоминал о том, зачем вообще Войтек здесь находится, то делал это совсем не так настойчиво,  как в первые месяцы. И другие агрессивные попытки “подружиться”  постепенно сходили на нет.
Чем спокойней становился AI “Friend”, тем больше нервничал Герсдорф. Сначала он предположил, что в нейросети встроен алгоритм, снижающий попытки контакта в случае, если объект долгое время игнорирует их. Если так, то можно было попытаться вернуть всё “на круги своя”, самому начав активно общаться с Friend’ом. Но несколько предпринятых попыток не дали результата. AI отвечал, выполнял просьбы, но не “развивал тему”, и в дальнейшем не показывал, что помнит и учитывает привычки и пожелания объекта. Friend отстранялся от Войтека, а это означало, что грядут серьёзные перемены. Хоть Герсдорф и понимал неизбежность их наступления, но подсознательно этот момент хотелось оттянуть как можно дальше.
В один из дней AI окончательно “отстал” от него – ни одного напоминания, ни одной инициативы, исключительно выполнение команд объекта. При этом – Войтек был уверен – он по-прежнему находился под пристальным наблюдением, поэтому внешне заставлял себя не проявлять беспокойства, и не менял привычек. - “Что же должно последовать за этим?!» - вот вопрос, который его мучил, и ответ на который позволил бы ему подготовиться к… - “Хотя как тут подготовишься?”
В тяжёлых раздумьях он лёг пораньше и долго молился не шевелясь. Система, конечно, фиксировала у объекта отсутствие сна, но не могла заметить никаких признаков нервоза
Войтек не помнил, как заснул. Он увидел лужайку около загородного дома Ивана Павловича, ветвистый ствол яблони посреди неё, затем самого деда. Иван Павлович шёл к нему своими размашистыми шагами, и когда, наконец, подошёл, Войтек понял, что он опять такой же маленький как в детстве. Дед поднял его на руки и посмотрел в лицо. Он улыбался так живо, так “по-настоящему”… От переполнявших эмоций во сне защемило сердце: Войтек понял, как сильно он соскучился по деду… и в это мгновение проснулся.
Учащенно бился пульс, а в глазах стояли слёзы.
“- Как живой! Не может быть как будто не во сне."
Герсдорф не сразу понял, где он находится, а когда осознал...еле сдержал стон отчаяния, рвавшийся напором из груди...Он перевернулся на бок…
- Какое завтра, точнее уже сегодня, число? Сегодня же одиннадцатое –день усекновения главы Иоанна Предтечи! Дедов день!
Он всегда помнил “Ивановы дни” и отмечал их: седьмое июля и одиннадцатое сентября..
- Вот он и навестил меня... Здорово!
На душе стало радостно и спокойно. Мысли начали разбегаться в разные стороны…Герсдорф вдруг вспомнил, что сегодня заканчивается его полугодичный срок пребывания в Newprah. Его привезли двенадцатого марта. Дата ничем тогда не запомнилась Войтеку, ведь как и у всех - предельного срока у него не было. Но сейчас Герсдорф предположил, что внутри «программы обновления” какие-то сроки могли быть. Возможно, в связи с этим, нейросеть и меняет тактику.
В любом случае надо выспаться... "Утро вечера мудренее”, - как говорил дед”, - Войтек еле заметно улыбнулся и перевернулся на другой бок.
Куратор вызвал его в первой половине дня, и в этом не было ничего необычного. Необычным было то, что он предложил сесть, не улыбаясь, и не сразу начал разговор, рассеяно “листая” сенсорный экран.
- В общем, слушай Войтек Александрович...Слушай Войтек, у меня для тебя две новости : одна хорошая, другая тоже хорошая, но это, с какой стороны смотреть. С какой начать?
Герсдорф молча смотрел на него.
- Начнем с хорошей: могу тебя поздравить, ты вошел в двадцатку самых упорных изолированных в истории этого Адаптационного Центра, - Петров нервно улыбнулся. - Рад?
- Сомнительная честь.
Николай Михайлович наконец оторвал взгляд от экрана, и как-то спешно закивал головой, как будто хотел сказать: “вот-вот!” Но сказал он другое, и совершенно другим, “железным”, тоном:
- По-моему именно этого ты и добивался. Игнорировал усилия AI, мои попытки.
- А по-моему, это неправда Николай Михайлович. Я всегда отвечал на вопросы, участвовал в диалоге.
Петров опять оторвался от монитора и зыркнул на Войтека.
- Участвовал, ага. Ты спорил постоянно, и саботировал программу обновления. Думаешь ты первый такой? А?!..Молчишь? Не ты первый...не ты и последний. Я объяснял тебе суть системы еще на первых вопросах, помнишь?
- Я помню Николай Михайлович,но в чём здесь моя вина? Если я не ошибаюсь, это тренер куратор обязан показать изолированному всю “несостоятельность и пагубность” его внутренних установок. Однако, в моём случае этого не произошло. За что же винить меня?
Петров окончательно перевёл взгляд на Войтека. Герсдорф говорил спокойно, немного растягивая слова. Нервное напряжение спало с лица Николая Михайловича, он как будто пришёл в себя.
- А я тоже старался, как мог. Старался помочь тебе покинуть эти стены максимально комфортным и быстрым способом, - он посмотрел на стену справа спокойным задумчивым взглядом. - Ты новости смотрел? Твое дело живет. Этот вирус, который ты “написал”, он ползает и ползает по кибер-пространствe..,разоряет банки, компании...и простых людей тоже оставляет без гроша счету. Как ты его назвал там? Money -солитер? В точку. Только чего ты этим добился? Думаешь его не остановят что ли?
Нет...почему не остановят? Рано или поздно нейтрализуют...вполне возможно. Если я сам не знаю, как это сделать - это не значит, что это невозможно. Николай Михайлович постукивал пальцами по столу, словно перебирая октаву на рояле.
- Вред колоссальный всем...но, главное себе ты вред нанёс, - он почти с сожалением посмотрел на Герсдорфа. - Я пытался решить твой вопрос, выпросил у директора ещё одну, вот эту беседу - сам не знаю зачем, она лишняя. Да и ...как я понимаю, ты не хочешь приложить усилия для собственного обновления.
- Мы это обсуждали, если б мне объяснили мою неправоту...а так, как же я буду исправляться, не понимая “правильного” пути? А обмануть систему не получится - никто не позволит мне притворяться.
- Не позво-о-лит, - Петров потянул "о", отрицательно качая головой, - поэтому плохая для тебя новость заключается в том, что ты будешь обновлён с помощью более жёсткого метода. Немногие удостаиваются этого, но есть такой.. .проблемный контингент… Держать тебя здесь годами невозможно, но и выпускать необновлённым нельзя. Это всё равно, что выпускать волка в стадо овец! - Николай Михайлович выразительно посмотрел на непроницаемое лицо Герсдорфа.
- Тем более, когда там и так хватает волков позубастей...
Лицо Николая Михайловича приняло разочарованный вид.
- Ты просто не представляешь, парень,..на что ты себя обрекаешь. Я мог бы тебе этого не говорить, но я человек открытый, я люблю напрямую, тем более ты мне земляк, в некотором роде... Они изменят программу обновления и исправят тебя. Добавки в еду, в воду, в воздух - ты не сможешь отказаться от них. Сначала ферменты ослабят волю к сопротивлению, затем нано-диагносты найдут проблемный участок коры головного мозга. Последует его обработка вплоть до зачистки некоторых комбинаций нейронов. Ты не сможешь сопротивляться - это будет вызывать только перенапряжение. Ты расслабишься и всё равно позволишь войти им в себя. Знаешь, что такое smart- сомнамбулы? Эти штуки залазят в твои сны и меняют подсознание. Редактируют его так, чтобы оно не было источником опасных для тебя и для общества идей. Тебе  и память подредактируют. Если потери будут слишком велики, то придётся клонировать некоторые участки коры, затем вживлять их обратно в мозг, и через сверхтонкие электронные нити подвергать биотюнингу, чтобы организм не распознал подмену. Слышал про нейроинтерфейс наоборот? Совмещённая с сознанием нейросеть - только не ты, а она тобой управляет...и постепенно учит тебя заново быть самостоятельным.. С каждым словом  Герсдорфа охватывал всё больший ужас. Холодная испарина покрыла лоб. Он знал о многом из того, что перечислял куратор, и мог бы догадаться о том, чего не знал. Дело не в этом. Страх парализовывал от непосредственной близости конца. Иначе как концом его “я” услышанное и нельзя назвать. От этой картинки, которая развернулась перед ним в самых мрачных красках, взмокло под мышками и похолодело внутри. Герсдорф старался не показать вида, но глаза его предательски округлились.
“- Нет, я не сдамся. Что же это? Ведь я знал, что так будет, - опомнился Войтек. - Господи, помилуй! Сейчас или никогда. Если я просто выйду из этого кабинета, я обречён.”
- Теперь ты понимаешь, о чём я тебе говорил?! - эмоционально закончил Петров, досадуя то ли на Герсдорфа, то ли на то, что ему пришлось всё это говорить.
- Понимаю, - пересохшим горлом выдавил Войтек.
- Разве у меня есть выбор?
- Нет у тебя выбора, - Николай Михайлович опустил глаза - и не было я думаю. Если б помог раскрыть детали преступления: ключ шифрования. конечную цель, то, максимум, это дало бы отсрочку.
- Зато очень помогло бы куратору изолированного.
Петров вскинул  на него острый взгляд. Ни разу за всё время Герсдорф не обратился к нему на ты, а ведь он искренне стремился ему помочь, сделал всё, что было в его силах.
- Ладно, Войтек Александрович, я тебя больше не задерживаю, - подчёркнуто холодно отрезал Петров.
- Значит, всё? - по лицу Герсдорфа скользнула паника. Николай Михайлович чуть помедлил, и не поднимая глаз ответил:
- Значит всё.
“- Сейчас или никогда. Святой Иоанн Предтеча, дедушка, помогите мне!!”
Войтек медленно поднялся со стула. Упираясь правой рукой в спинку стула, развернулся к выходу… Бег времени практически остановился. Он сделал шаг левой, оторвал руку от стула. Шаг правой... “- Сейчас!” Войтек взмахнул левой рукой будто ища опору и начал терять равновесие, неуклюже разворачиваясь обратно через левое плечо. В этот момент он полностью расслабил тело и с высоты собственного роста обмякшей массой грохнулся на пол, успев подставить правое плечо. Он развернул корпус чуть больше необходимого, и основной удар пришелся на тыльную сторону плеча. Герсдорф сильно ударился головой о пол, и на мгновение всё вокруг померкло.
Первым что он увидел лёжа на спине, были приближающиеся ноги Петрова.
“- Сработало, - успело мелькнуть в голове, - теперь только не промахнись!”
Герсдорф видел как правая нога куратора медленно входила в зону досягаемости. Вот его заветный шаг. Петров уже перенёс массу тела, но ещё не коснулся пола подошвой дорогого кожаного оксфорда от “A.Testoni”. Войтек резко оторвал свою левую ногу и что есть мочи врезал боковым подсекающим ударом по ноге куратора. Весовые категории были не равны, поэтому Герсдорф бил изо всех сил. Петров сразу начал падать влево от Герсдорфа. Как и надеялся Войтек, тренер не ожидал ничего подобного. Он лишь нелепо всплеснул руками и резко, с грохотом, рухнул на пол.
“- Наконец-то долгожданная свобода…настоящая! Шанс, который был ниспослан Небом. Боже!” Он только теперь понял, как сильно ждал его, и вот-какие-то доли секунды и десятки сантиметров отделяли его от воли. Рывок! Кадры сменялись, как в замедленной съёмке, хотя это были мгновения. Картинка мелькнула перед ним со стороны. Миг… и он у цели.
“- Теперь точно всё! Успел. Больше никаких препятствий… Ощущение накрыло такое, будто сжатая донельзя пружина выстрелила в душе в одну милисекунду. Выстрелила так, что сердце едва не разорвалось от счастья, и от этого воздуха свободы, воздуха какой-то неземной весны, который ворвался в лёгкие.. Выстрелила..
Система безопасности сработала чётко: согласно заложенному в ней алгоритму и с учётом сложившейся ситуации. Из отчёта AI “Service of Security ” следовало, что: “Куратор нарушил инструкцию, и приблизился к объекту на контактное расстояние. После чего объект атаковал сотрудника АЦ, вывел из строя, и предпринял попытку лишить жизни. AI “SofS” просчитал направление удара - это была жизненно-важная область - шея тренера. Объект счёл среднюю физическую подготовку, но в его досье в качестве увлечений числилось “боевое самбо”. Данный вид боевого искусства включает в себя несколько десятков способов повреждения кадыка с летальным исходом. С учётом всех обстоятельств и невозможностью обеспечить безопасность обоих, AI ”SofS”, согласно установленным алгоритмам, отдал приоритет безопасности сотрудника АЦ “Newprah”, Петрова Н.М., номер 230220016662DF… После принятого решения объект №251220208314HR был поражен двумя стальными пулями калибра 5,56мм в жизненно-важные области. Объект №251220208314HR был нейтрализован, и нейросеть “SofS” сразу же начала процесс перепроверки собственных действий.”
Петров в бешенстве вскочил и с размаху ударил Войтека мыском под дых. Герсдорф оказался на спине, рот его был в крови и он как-то подозрительно спокойно смотрел на куратора.
-Что?! Нет, только не это! - Петров присел на одно колено и схватил Герсдорфа за грудки. - Неет!! -заорал он и наотмашь ударил правой в стену.
Войтек был ещё жив, он медленно моргнул, глядя Петрову в глаза. Куратор схватил его за грудки опять и принялся трясти:
- Ну скажи, скажи шут тебя возьми. Я одного не могу понять: на хрена ты запустил “червя”, который тупо обнуляет счета?! Я понял бы, если бы ты украл эти деньги, или отдал бы кому-нибудь нуждающемуся...но какого...этот вирус просто сжирает их?!
Войтек широко улыбался. В первый раз Николай Михайлович видел его искренне улыбающимся – так мог улыбаться человек, который был по-настоящему счастлив… Герсдорф хотел что-то сказать, но вместо слов вырвался только какой-то хлюпающий кашель, кровь обильно пошла горлом, он  уронил голову на бок и назад, и дыхание жизни покинуло его глаза.
Петров выпустил тело Войтека. На мёртвом лице вместо улыбки была какая-то маска. Куратор резко вскочил и с криком: “- Сука!” со всей силы врезал ногой по трупу.
- Старший тренер, немедленно прекратите! - в дверях кабинета стояла директор Sofie van Jahren и куратор-американец (наглец постоянно занимал их с Борисычем любимое место в кафе) из соседнего отсека. Николай Михайлович тяжело дышал и каким-то безумным невидящим взглядом смотрел на них.
                IX
Белая сорокаметровая яхта OKKO ElStaz – 7 шла средним ходом, курсом на юго-восток. Чёрные панели солнечных батарей покрывали верхние части и делали похожим её на древнего морского ящера. На носу, навалившись телом на фальш-борт, стоял Николай Михайлович и хмуро смотрел вперёд. Сзади, слева от него, сидел на палубе Шлейман. Штаны его белоснежных брюк были закатаны почти до колен, а ноги он свесил за борт, и по-мальчишески дрыгал ими, наблюдая за барашками волн. Было около 18 градусов – аномально тепло для “неледовитых” широт в это время года. Оба приятеля были легко одеты – лишь накинутые небрежно “аляски”  свидетельствовали о коварно-переменчивой северной погоде.
- Ну, меня-то понятно за что, - начал Петров, не поворачиваясь к другу, - а тебя почему турнули? Должно же быть какое-то основание?
- Да как тебе сказать, - Шлейман улыбнулся, щурясь на грязноватое молоко сплошных облаков, - я, конечно, мог бы остаться, предъявить они мне ничего не могли…система работала исправно…Но директор намекнула, считает меня тоже ответственным…
- Да за что?! – Николай Михайлович стукнул ладонью по фальш-борту, не дав ему договорить.
- Ну, вроде как я, будучи с тобой в дружеских отношениях, недостаточное внимание уделял вопросам ответственности сотрудников Адаптационного Центра.
- А ты что, должен был?
- Там в контракте есть строчка, ты, конечно же, не читал, - Леонид Борисыч укоризненно “стрельнул” взглядом в спину Петрову, и, перестав улыбаться, вздохнул,- про поддержку друг в друге коллективом сотрудников “чувства преданности делу и ответственности перед обществом”. Но поскольку понятия эти растяжимые, то уволить меня не могли – просо дали понять, что я там нежелателен.
-  А ты?
- А что я? Я подумал: “да пошли вы все…” И написал рапорт.
- Дурак, - спокойно констатировал Петров. – И ещё я понял, - опять заулыбавшись, добавил Шлейман, насколько сильно хотел свалить с этой плавучей тюрьмы, и что другого такого шанса не будет…
Они помолчали.
- Слушай, а почему ты подошёл к нему? – спросил Шлейман.
- Дурак потому что, – всё так же спокойно, глядя на горизонт, произнёс Николай Михайлович. – Я же говорю, обманул он меня… нейросеть провела полную диагностику: и по прибытии, и в течении полугода. Правда, нарушение координации – штука тонкая… это расстройство не всегда легко выявить… Но в кабинете-то… в кабинете есть система диагностики! Не супер современная, но достаточно и такой – и она не сработала! “Вы должны были”, - говорит, - “обратить внимание на то, что нейросеть не зафиксировала изменений биоритмов объекта”… - Петров опустил глаза. – По большому счёту правы они, эта хрень есть в инструкции, я потом  сам смотрел… Правда ещё никому не становилось плохо в рабочем кабинете, но какая разница?
- Да я не об этом… - Шлейман повернулся и уставился на затылок Петрова, - это ты уже рассказывал. Я про то, почему ты к нему вообще пошёл?
- Ну как?... Упал же…
- Ты не отличаешься сентиментальностью… Стало быть посочувствовал.
- Конец?! Ему что ли?! – Николай Михайлович резко обернулся и с возмущением глянул на Шлеймана. – Да пошёл он… и такие как он! Их не исправлять, а ликвидировать надо сразу. – Петров повернулся обратно к горизонту.
- С таким настроем тебе не в тренеры-кураторы надо было идти, а в SFSS.
- А вот и пойду, - хлопнул ладонью по борту Петров уже спокойней, - запишусь, сдам экзамены и пойду.
Друзья помолчали ещё.
- А ведь я так и не добился от него ответа, зачем он вообще это сделал? Ты, как специалист, скажи; может он написал “прогу”, которая тайно переводит все эти деньги куда-то?
- Я лично не вникал в суть дела, но он поднял на уши всю конфедерацию. Если б так было, как ты говоришь, специалисты уже б нашли след.
- Знаешь, я же ознакамливался с этой религией егошней, и в пособиях – надёжных, внутренних пособиях, - Николай Михайлович подчеркнул эти слова, - сказано, что краеугольным камнем их вероучения является любовь, которую проповедовал Христос. Ну, я понимаю так, что любовь – это когда человеку добро делаешь, когда что-то даёшь ему. А тут просто сетевой вирус, который сжирает деньги… до сих пор, кстати. И где связь?
- Да нет, тут всё как раз понятно, -  Леонид Борисович уставился на свои бледные пухлые ноги, не прекращая, тем не менее, махать ими. – Любовь – это про жертву… когда отрываешь от себя что-то нужное, и отдаёшь тому, кому считаешь что нужнее. А если есть  welfare, medicare – страховка и место в очереди на биохак, то любовь просто не нужна. У всех всё есть… А теперь смотри: лопаются компании, домохозяйства вмиг  теряют скопленное за десятилетие, и все начинают  вспоминать родных, знакомых – помогать, делиться – уже ассоциации появились из-за этой беды… кто-то даже вспомнил, что значит ”молиться”.
- Выходит, люди стали любить друг друга?
- Ну, типа того.
- Но того, кто их на это толкнул, они ведь проклинают?!
- Да они даже не знают его имени – все данные скрыты, чтоб не “разжигать страсти”, а ему-то тем более всё равно… было.
- Хмм… Значит сами деньги тут ни при чём? Не в них для него зло?
- Нет, наверное… Но Христос денег в руки не брал.
- Ты откуда знаешь?
- Читал… пособия, - Леонид Борисович загадочно улыбнулся.
Петров отвлёкся и стал разглядывать ближайшие к нему волны.
- Сам-то куда собираешься теперь? – Николай Михайлович развернулся к Шлейману, уперев левую руку в бок. В интонации уже не было и следа раздражения, только обычная задиристая ирония и самодовольство.
- Не знаю, freelance’рством,  наверное, займусь, - весело откликнулся Шлейман.
- Ха! Да это ж на тебя не похоже. Всегда считал тебя очень прагматичным человеком.
- Да я сам себя таким считал – Шлейман повернулся лицом к Петрову и в его глазах, спрятанных за очками, мелькнула искорка, - пока не послал директора с этой работой.
- Что, прямо так и послал?
- Неет, ну я не настолько ещё непрагматичен…
- Ты потерял хорошую работу и хорошие деньги.
- Работа для таких как я, всегда найдётся. А деньги…получается, что потерял…да, - на его лице застыла лёгкая улыбка…он смотрел куда-то, сквозь взмахи собственных ног, - но как-то легко стало.
Далеко на востоке крохотная точка на глазах превращалась в чёрную тучу, которую то и дело подсвечивали всполохи молний.