новый виток-6-9 продолжение

6.
Анатоль уволился и улетел в Индию. Сказал, что ему нужно найти себя и его не будет полгода или даже больше. Силиконовую Мелани он уведомил о том же смс сообщением. Родной матери хотя бы удосужился позвонить. Свен по этому поводу философски промолчал. Знает, что лучше так, чем нарваться на промывку мозгов еврейской мамаши о еврейском сыне.
Через пару месяцев повсеместно стали закрывать границы из-за новой инфекции, а туристов гнать поганой метлой. Анатоль сумел вырваться на одном из последних рейсов из Индии, но полетел почему-то не домой, а в Австралию. В Австралии в это время бушевали лесные пожары и мальчик возомнил себя волонтёром. Как помочь в саду – так это нам тяжело, а как лететь на край земли спасать кенгуру из огня – всегда пожалуйста. Но по прилёту оказалось, что волонтёры им не требуются, тем более с таким сумасшедшим взглядом только что нашедшего глаз Будды. И через пару дней блудный сын был уже в Цюрихе.
7.
Маня, Ухань
Нахуя нам?
Андрей Новиков-Ланский

Анатоль вернулся из Индии, живет у нас. Пробыл в Индии он, слава Богу, всего три месяца. Хотел поехать обратно, но, опять-таки, слава Богу, обратно его не пустили.
Вернулся перерожденным, радикализированным, агрессивным вегетарианцем; питается овсянкой и веганскими бургерами, с отвращением смотрит на нашу еду, недавно требовал, чтоб я попробовала веганскую сосиску.

И вот стоим мы с ним на кухне, я готовлю обед - запихиваю в курицу начинку (ту самую пресловутую, пардон, гречку с грибами, вкусную). «Подсыпь, - говорю, - птичкам на улице семечек, надо их, красавиц, подкормить».

"Ты - человек с двойной моралью. Труп одной птички ты сейчас зашьешь иголкой, поставишь в духовку и съешь, а других птичек - подкормить решила, ишь, какая добренькая", - отвечает на мою просьбу человек, который, когда он был маленьким, при виде любого неизвестного зверя первым делом спрашивал: "Мама, а он вкусный?".
Вообще у нас всё хорошо. Наконец подружились с соседом, с тем самым, с которым была война из-за фонаря и про которого Свен сказал, что сосед справа - говно. Теперь оказалось, что не такое уж и говно. Где-то границы устанавливаются (восстанавливаются), где-то уничтожаются и стираются. Забор между нашим и соседским участками спилен, топор войны зарыт. Свен с соседом и Толей (карма-йога, ура!) перекапывают бывшую нейтральную полосу и собираются сажать на ней фруктовые деревья. Яблоки и груши, которые будут висеть лицом к соседской стороне,- будут есть они, те, которые лицом к нам,- мы. Коммунизм life.

Увидев, что преграда снесена, к нам повадился ходить соседский кот и соседские дети. Дети распробовали пельмени и приходят исключительно за ними, пельменные запасы уже заканчиваются, кот приходит сам не знает зачем, ему еда у нас не светит.
Дети замечательные, мама у них испанка, папа - англичанин, говорят с рождения на четырех родных языках, включая немецкий и местный диалект.
Если мир останется таким, каким он был, и каким мы его знаем, то жизнь у этих детей должна быть легкой и удобной.
8.
Погода противная,  швейцарско-питерская, настроение тоже не из лучших. 
Решила заняться делом: объяснить  Толе, как жить дальше,  раньше руки до его  воспитания не доходили, и проработать со Свеном новые русские слова и выражения.

Толя после Индии совсем от рук отбился, мамины котлеты из индейки не ест, голубцы не ест, на борщ говорит "фи". Целыми днями жрёт свою веганскую еду, которая даже не выглядит как еда. Похудел, занимается йогой и не хочет ехать обратно к себе во Франкфурт. Сказал, что надоело работать. Работа его душит. Только Толя, дорогой, ты уже пол года как тунеядец. Пол года назад Толя бросил работу, очень престижную в крупной фирме во Франкфурте и уехал искать третий глаз или открытия чакр в Индию. Три месяца там бродил по ашрамам, бог знает с кем и чем вообще занимался. Перестал есть мясо, да и черт бы с ним с общим мясом в кафе и ресторанах, но мамины котлетки - это уже перебор и "фи, мама, я не буду есть борщ"- сволочь неблагодарная.

«Толя, говорю, никогда не ссы.  Это в жизни  - самое главное. Что бы ни случилось, как бы что ни повернулось, только не ссы». Толя жуёт веганский бургер и не ссыт. При маме никогда.

Очередь дошла до Свена. Повторяй за мной  - "ебись оно всё конём".
"Конём - это кем? Большим лошадем?"- спрашивает мой способный ученик.
«Именно так».
Вспомнила ещё, когда Толя был маленький я рассказывала ему сказку про зайца. А Свен понял мораль этой сказки так: «скажи зайцу, что заяц пусть спит отдельно! Уже большой!». Это о детях. Сейчас уже и сказку ту точно не вспомню, только в общих чертах.

Франц, сын Свена от первого брака, к сожалению удрал в Берлин и при семейных развлечениях не присутствует. А то бы и его подтянула. Хотя с Францем так нельзя. Он ранимый. Очень талантливый молодой программист, но совершенно не приспособленный к реальной жизни. Я его всё равно люблю как родного. Хорошо, что он бывает редко.
9.
Первые проблески свободы в Европе. Это еще не когда всё можно так как было До, но всё-таки уже кое-что можно. Хотя бы на расстоянии вытянутой руки. А в Европе всё на расстоянии вытянутой руки.
Поэтому мы со Свеном решили немного попутешествовать. Боже, как я соскучилась по путешествиям. Свободу попугаям!
Франция, Ницца. Здесь можно злиться на вечно опаздывающие поезда, длинные очереди и постоянные поломки чего-то, орать: «блин, Россия девяностых, надоели, ненавижу», а потом сесть где-нибудь на солнышке с подружкой-красавицей, выпить сколько-то там аперолей и забыть все обиды. А потом зайти к сапожнику за обувью, а сапожник – не сапожник вовсе, а лорд, джентльмен и член правительства- «ах, мадам, выглядите вы сегодня, конечно, прекрасно, но за сапоги все равно придется платить, денег же вы мне в прошлый раз не оставили». И везде – улыбки, пардон и спасибо-пожалуйста и плюс двадцать. Великая страна, великий народ, эх, не уйти нам, выпускникам 155-й Ленинградской школы с преподаванием ряда предметов на французском языке, от нашей всепоглощающей к ним любви.
А еще в Ницце был Шагал. Если человек не любит Шагала, он же не обязательно должен быть преступником? Он ведь всё равно дополз до его музея и постоял в очереди, чтоб посмотреть на красивенькие картинки.
Если Шагал прошагал мимо, чисто теоретически. То пройти мимо оперы я не смогла. В детстве мама заманивала меня в оперу бутербродами с сухой колбасой, они там продавались в буфете. Буфеты я люблю по-прежнему, но с сухой колбасы давно перешла на сухое вино. Прослеживается явный прогресс.
 Филипп Гласс – гениальный композитор, Эхнатон – гениальная опера. А еще – французы имеют потрясающий вкус и даже с небольшим количеством денег, практически без декораций и, уж, точно, без всякой египетской роскоши и помпезности могут поставить отличный спектакль и полностью передать и время и эпоху,  о которой в нем говорится.
После Ниццы я поехала в Берлин, а Свен вернулся в Цюрих.
Я уже почти месяц живу в Берлине и пробуду здесь, похоже, еще какое-то время. Да, есть всякие дела. Но не только. На самом деле, мне сейчас в Берлине очень нравится и абсолютно не хочется из него уезжать.
Осенний Берлин – отличный город для жизни, никакого отношения к Берлину летнему не имеющий. Берлин летний – это пыль да туман, да бедность, злость, агрессия. Берлин осенний тоже не очень-то доброжелательный и вежливый,  а еще он постоянно строится-перестраивается и общественный транспорт здесь работает по особым законам, к этому нужно адаптироваться. И все равно здесь хорошо. Потому что есть хлеб, зрелища и друзья. То есть, сеть то, без чего жить уныло и безрадостно. В Берлине есть отличные , на любой вкус, и пока еще доступные (по цене), рестораны всяких разных кухонь и отличные, опять-таки, на любой вкус, театры, и аж целых три Оперы. И все это сейчас открыто. Про рестораны писать не буду, пощажу, а по театрам пройдусь, может, кому-то мои советы пригодятся.

Что мне понравилось? Во-первых, Outside Серебренникова. Несмотря на некоторые особенности постановки, такие, как мат через слово, цветочки, воткнутые прямо в  раздетых догола артистов, и писанье на сцене, спектакль получился целомудренным, элегантным и декадентским.

Во-вторых, Frulein Julie Стриндберга в Deutsches Theater. Режиссёр - Тимофей Кулябин,  приглашенный из Новосибирского театра. Постановка отличная, действие перенесено из девятнадцатого века в современность,  ни идея ни суть произведения от этого не только не пострадали, а, наоборот, - выиграли. Смотреть было и интересно и поучительно.

В-третьих, божественная Волшебная флейта в Komische Oper в постановке Barry Kosky. Уж сколько раз эта Флейта пересмотрена-переслушанa, а подобное решение,  сделанное  в жанре немого кино, невозможно себе даже  было представить. Новаторство и талант и таки волшебство.

Расцвет и падение города Махагони Бертольда  Брехта и Курта Вайля в той же Komische Oper в постановке того же Barry Kosky - отлично, мрачно и экзистенциально-кризисно. Последний раз мы слушали эту оперу в Цюрихе, там из неё сделали балаган и шутовство, мы ушли во время паузы.

В Берлине мы, кстати,  тоже ушли  во время паузы с одного выступления, из Tipi, с выступления Лизы Экхардт. Юная девушка  родившаяся в Австрии и живущая в Лейпциге, скандальная и очень популярная в немецкоговорящих странах.  В Цюрихе билеты на её выступления всегда раскупают  заранее,  в Берлине тоже. Сходили. Безвкусные,  невыносимые шутки на потребу - зачем мне нужны в будущем роботы, если вокруг так много индусов и негров. Еле досидели  до антракта.  Ни в жизни не поверю, что эти тексты - иносказательны и цель их - показать чудовищность подобных убеждений (такое мнение бытует).

В Эдипе, поставленном  в Deutsches Theater собственными, а не приезжими режиссерами,  паузы, увы, не было,  так что уйти не получилось и пришлось отмучиться целых три часа.  Deutsches Theater за последнее время изменился, стал унылым  и законопослушным,  ходить на его собственные постановки  не советую. Ковидные предписания там соблюдаются рьяно, в гардероб пускают по одному, действие сертификатов проверяют чуть ли не с секундомером в зубах.  Трудно себе представить, что в гэдээровские времена этот театр был авангардным и бунтарским.

Исполнение ковидных предписаний. В каждом берлинском театре с ними устраивается свой собственный театр. В одних - контролируют тесты вместе с удостоверением личности,  в других на них не смотрят вообще.  В одних - занята половина зала и стоят заклеенные через одно (или через два) кресла,  в других - набивают людей, как прежде, то есть, как сельдей в бочкy. В одних - можно снимать маску во время представления,  в других - из-за этого тут же начинают орать. Логику я не ищу, разобраться ни в чем не пытаюсь, просто описываю ситуацию. Одна страна, один город, одни правила, разный подход. Общее лишь одно - о чьем-либо здоровье и о чьей-либо безопасности не думает никто. Эти проверки и контроли или - способ посамоутверждаться, или - пустая формальность и детская игра в войну.

Именно этому - ковиду, переменам, пришедшим в жизнь, новым правилам и новым законам посвящена Death positive в Gorki Theater. Этот спектакль я за месяц посмотрела два раза, после первого раза бросилась покупать билеты для всей семьи и заставила прилететь на выходные в Берлин Толю. Спектакль поставила Yael Ronen, израильянка с австрийскими корнями, она много лет работает в Берлине.  Я смотрела все её  постановки, некоторые по два раза, все они честные, очень концентрированные и очень  личные. Темы в них, как правило, затронуты полузапрещенные и, в общем-то, опасные,  которые в театре обычно не поднимаются. Такие, например, как Холокост,  беженцы, или, вот, пандемия. И обо всем этом  говорится предельно откровенно, иногда даже чересчур. " Вы сейчас ждёте, что спектакль закончится, строите планы на будущее, думаете,  куда и с кем пойдёте выпить, а будущего-то у вас как раз и нет". " Ты никому ничего не должен, ты должен только умереть".  Впечатляет, чего уж там.

Ну и наконец, Staatsoper, Берлинская Государственная Опера.
Париж - не Франция, Москва - не Россия, Нью-Йорк - не Америка, Берлин - не Германия.  Клише,  известное всем. Может, про Москву и Париж это и -  правда. Про Берлин - нет. Берлин -  Германия и столица Германии, могущественной  державы, родины философов, музыкантов и поэтов (12 лет кошмара,  позора и массового безумия никто не забыл, я сейчас не об этом). Столичность Берлина очень ощущается в грандиозных постановках Staatsoper, с их блестящими исполнителями, великолепным оркестром, прекрасной акустикой и дорогими декорациями.  Каждая прстановка в Staatsoper - достойная и роскошная. Я была на трех, на Cosi fan tutti, Madama Batterfly и на  современном балете. И каждый раз (увы, не обойтись без патетики) гордилась державностью и мощью  сегодняшней Германии.
А еще помимо театров в Берлине была Грузия в ресторане Genazvale. Хозяин ресторана Генацвале Бесо рассказал мне о том, что немецкие гастро критики оценили его ресторан по пятибалльной системе и присудили ему пять пунктов и пяти возможных, то есть, наивысшее их количество. Он был этим доволен. Ну, а я б, если честно, и, если б меня кто-то спросил, дала этому ресторану еще больше пунктов. Шесть из шести, семь из семи, десять из десяти. Ничего не жалко. Потому что есть, за что. Потому что в Генацвале все отлажено, все выверено, все сделано достойно, потому что и хинкали и лобио там подают настоящие, как в Грузии, потому что еда там ужасно вкусная и честная, а сервис замечательный.
10.
Когда я была маленькой,  моя мама работала в музее-квартире Пушкина на Набережной Мойки, 12. 

Любовь к Пушкину, таким образом,  была всосана мною прямо  с материнским молоком, а спала ли Наталья Николаевна с Дантесом и спал ли Дантес с Геккереном,- были основные вопросы,  мучавшие меня в детстве.

Весь сегодняшний день с утра пораньше я вспоминаю  и мысленно проговариваю про себя  любимые пушкинские цитаты, заученные давным-давно и навсегда. Цитатное настроение  в течение дня плавно переходило от тоски и обреченности к чувству выполненного долга и радости.

Цитата номер 1, утренняя  страдающая - "Так вот, где таилась погибель моя!".

Цитата номер 2,  дневная философская -     " Предполагаем жить - и глядь, как раз умрем."

Цитата номер 3, вечерняя оптимистическая -   "Блажен, кто праздник жизни рано Оставил, не допив до дна бокала полного вина..."

И, наконец,  -  жизнеутверждающие и успокаивающие строчки современного  пенсионного фольклора - "Пушкин погиб в тридцать семь лет, а что сделал для своей страны ты?"

Вся эта  прелюдия к тому, что вчера вечером я нашла на себе клеща,  довольного и веселого, и, произучав  полночи интернет литературу, к утру  поняла, что время заворачиваться в простыню и ползти на кладбище - пришло, и что жизнь -  невозможно повернуть  назад.