Ловец заблудших душ. Часть двадцать первая
Внучка, красивая кареглазая девушка, подсказала:
- Ангелы, дедушка.
- Да, верно, - обрадовался старик. - Ангулы!!!!! Будто каждого обихаживают, словно гостя дорогого. Разве, что жены своей не предлагают!
Девушка хихикнула и прикрылась ладошкой:
- У них жён-то нет!
- Вот-те раз! - удивился Карунгир. - У всякого, даже распоследнего, жена должна быть. А ежели её нет, то и мужчина не мужчина, а так - кусок медвежьего дерьма.
Спасённый ими человек, лежащий на шкурах возле огня, заворочался, пошарил вокруг себя руками и открыл глаза.
- Где я? - прошептал он.
- У меня, - спокойно ответил дед. - А я - шаман Карунгир. Это внучка моя - Оллейя. А ты кто будешь?
- Геолог. Из Санкт-Петербурга.
- Имечко своё назови, непутёвый!
- Геннадий Востриков, - выдохнул геолог, чувствуя, как всё плывёт вокруг него.
- К нам зачем пожаловал? - не унимался старик. - Небось, золото понадобилось? До тебя столько дураков его искали, да земля их рядом с самородками спать укладывала и потом не будила.
- Нет, не золото, - ответил Геннадий. - Алмазы. По всему выходит, что должны они здесь водиться.
- Решил монисто земли разодрать на бусины да купцам толстопузым продать? - возмущённо сказал шаман. - Есть у тебя совесть или нет?
- Есть совесть, отец! Понимаешь, смысл жизни моей - искать руды, которые сокрыты, чтобы потом их использовали для блага многих. Вот смотри: уголь нашли и не нужно леса изводить; торф в низинных болотах добыли - электростанции свет в дома дали; золото намыли - страна богаче стала; малахит вырубили - из него красоту создали на века; железо и другие руды переработали, изготовили потом инструменты и оружие, рельсы и пролёты для мостов, машины умные и вилки-ложки. Да и с камушками драгоценными не всё просто. Это для мастеров-ювелиров - вдохновение, упорный труд и приложение таланта к крошечному рубину или изумруду, чтобы дать им новую жизнь. Это радость для людей, пусть даже немногих, которые передадут украшение потомкам. А уж для нас, геологов, - это вся жизнь, тяжёлая, опасная, неустоявшаяся и притом полная надежды на открытие. Случайность, опирающаяся на знание о земле, удачу и ещё на встречу с интересным, душевным человеком.
- Ладно гуторишь! - согласился Карунгир. - Смотрю я в тебя и зла там не вижу. Оставайся, пока не оздоровеешь. Решать наперёд не буду, день придёт и Боги подскажут, по какой дороге тебя вести. Оллейя, ставь на огонь котелок. Да трав из мешочков достань. Сама знаешь, какие сгодятся.
Девушка сбегала к ручью за водой, бросила в котелок несколько горстей измельчённых трав и уселась на корточки, следя, чтобы отвар не бурлил, не плевался и не терял целебности.
Незаметно миновали две недели. Геолог быстро поправлялся, опекаемый ласковой целительницей. Оллейя, используя голос, меняла вибрации тела своего подопечного, помогая его организму освобождаться от скованности, присущей белым, от боли и последствий травмы. Звучание напоминало варган, но было более мощным по воздействию.
- Как ты это делаешь, Оленька? - заинтересовался Геннадий. - Я реально чувствую, как твой голос проникает в меня: тормошит или, наоборот, оглаживает, смягчает или делает жёстче, разгоняет или вводит в состояние покоя. Если бы я попал в больницу, то лежал бы там долго, мучительно предаваясь всяким печальным мыслям. А при твоём "диком" лечении, скоро побегу вперёд оленьей упряжки, которая возит твоего деда.
- Рада, что твои ноги становятся крепче оленьих, - улыбнулась юная помощница Карунгира. - Такое умение врождённое. Мне было пять вёсен, когда я впервые так запела. Дедушке приходилось меня сдерживать, чтобы себе не навредила, перегрузив несформировавшуюся, как должно, матку.
Естественность, с которой она говорила о вещах, табуированных в современном обществе, удивила геолога. Он привык, что люди обкручивают любое своё состояние множеством иносказательных слов, лишь бы не назвать первозданным и оттого неприличным именем. Лицемерие пронизало, словно грибница, заставляя каждого прикидываться воспитанным, здравомудрым и соответствующим щепетильной изысканности. Востриков знал, как за "кулисами" этикета грязнятся и коверкаются понятия, обрастая хамскими "усовершенствованиями".
- В потёмках легче верить в свою безнаказанность, - подумал он. - При свете удобнее разоблачать кого-то другого и угодливо плясать под дудку обрядов, оберегающих кондовые извращения. А тут сама правда, которой нет дела до показного смущения; истина, позволяющая пренебрегать чужими тропами и освобождающая разум от двойственности понимания. Эта девушка подобна алмазу самой чистой воды, которому уютно в кемберлитовой трубке, который сохраняет в себе воспоминания о жутком давлении в глубинах земли, о потоках газа, вынесших его на поверхность, о следах росомахи, пометившей первый снег, о волчьем гоне, заставляющем кровь становиться мерилом грядущей жизни.
Миновал ещё месяц. Осень взлохматила вихры сопкам-подмастерьям, и тайга превратилась в огромную красильню, где в чанах отмокали и преображались добротные ткани и случайные лоскутья, подобранные ветром-старьёвщиком.
- Скоро снег ляжет, - сказал как-то Карунгир. - Река встанет, и ты не сможешь вернуться домой по свободной воде. Чего ты ждёшь?
Геолог уже и сам не знал, чего он ждёт. Внучка шамана завладела всеми его помыслами. Но Геннадий понимал, что "цивилизованный" мир не примет дитя иных устоев да и Оллейя никогда не захочет оставить родные места. Как же быть? Профессия геолога позволяла ему проводить полгода в "поле", и тогда он возвращался бы к ней. А потом? Тосковать следующие полгода, перемежая разбор добытых минералов с посещением борделей?
- Тупик, - вслух произнёс Востриков. - Адский тупик!
- Глупые вы, белые люди, - промолвил шаман. - Это ж надо так себя запутать, чтобы не найти места в жизни!
- Помоги, отец! - попросил Геннадий. - Ты мудр, и на многое глаза твои открыты. А я, как видно, сплю и оттого смысл уловить не могу.
- Эх-эх, - прокряхтел старик. - Хитёр ты, будто соболь! Хочешь свою шкурку сохранить неподранной и белку сожрать, украв её из сумки охотника. Так дело не пойдёт. Или сам гоняйся за белкой, или помирай от голода, или становись мехом без души и сердца. Выбирай!
"И кто из нас хитрый? - весело подумал геолог. - Такому деду да в Академию наук! Любого профессора за пояс заткнёт."
На следующее утро их разбудил якут, позвавший Карунгира на помощь. Духи нижнего Мира приставали к его жене, от чего та болтала несвязное, не узнавала мужа и детей, пожирала мясо сырым и испражнялась на одеяла. Шаман обрядился в маску с рогами и в лохматую, сшитую из множества меховых лоскутков, одежду, уселся на белого оленя и убыл. Геннадий решил, что сама фортуна даёт ему шанс. С нетерпением дождался конца длинного, словно у чопорных англичан, чаепития и обратился к девушке:
- Оленька, я хочу быть честным с тобой. Понимаешь, мне нужно, чтобы ты была со мной. Всегда была!
Оллейя отложила в сторону кружку и уверенно сказала:
- Оставайся с нами. Деду осталось жить ещё две зимы. Он мне сам сказал, что его задерёт медведь, ополоумевший от ранней воды. Тогда я заменю его! Будешь со мной жить, на охоту ходить, детей растить. А с тайгой я договорюсь, чтобы тебя признала, заново родила с другим именем.
Геннадий ошеломлённо молчал. Зачем-то стал вертеть в руках деревянную ложку, бросил её, вскочил, выбежал на волю, поглазел на оленей и вернулся обратно.
- Хорошо, я согласен. Но нам нельзя жить в грехе! Нужно, чтобы священник нас обвенчал.
Внучка шамана засмеялась:
- Ох, и глупые вы, белые люди! Сейчас соберу в сумки еды, и мы отправимся в стойбище Тайгаллых.
Сборы отняли совсем немного времени, и вскоре геолог и Оллейя уже ехали на восток. К полудню добрались до стойбища, которое оказалось языческой кумирней. Среди глыб, образующих круг, замерли в вечной пляске Боги и духи Верхнего и нижнего Миров. По центру, подняв кверху шестипалые руки, стоял каменный идол, бесстыдно задравший к небу внушительный член. Земля перед ним была плотно утоптана, как на току.
- Ух, ты! - удивился Востриков. - Вот это личность! Сюда бы археологов или краеведов позвать!
- Сюда чужим нельзя! - строго ответила Оллейя. - В земное стойбище Богов приходят девушки перед тем, как признать мужчину своим.
- Благословения, что ли, у кумиров испрашивают? - усмехнулся геолог.
- Нет. Им не нужно разрешение, чтобы жить с мужчиной. Здесь они дарят свою кровь Верховному и становятся женщинами. Ты можешь остаться и посмотреть. А если твой несчастный Бог тебе запрещает, то можешь отойти и обождать у костра.
- Почему "несчастный"?
- Сильный, счастливый Бог не глядит на людей с такой тоской, - ответила внучка шамана.
Геннадий присел на корточки возле валуна. Оллейя, несмотря на студёный воздух, скинула с себя одежду и обнажённая подошла к кумиру. Поклонилась ему, обняла и насадила себя на каменный член. Застонала, когда кровь брызнула и потекла на траву. Смуглая кожа залоснилась от пота, но Олеййя продолжала извиваться, отдавая девичество и принимая судьбу женщины. Наконец, она слезла с фаллоса и вернулась к Геннадию. Тот, замерев, смотрел на струйки крови, подсыхающие на её ногах.
- Завтра ты увидишь тайгу моими глазами, - спокойно сказала внучка Карунгира и стала натягивать меховые штаны.
Свидетельство о публикации №221111601330