Пархомиада. пархом в психушке

Пархом в психушке.
Пархом, когда пил  не закусывал, а Пархом именно так считал правильным употребление алкоголя, в данном случае самолично изготовленного шмурдяка, так как в противном случае, по его мнению, эффект от пищи выходит не тот и еда пропадает понапрасну. Но на следующие сутки он впадал в состояние, которое в народе называют «белочкой». Пархому очень нравилось сравнение этого его непредсказуемого состояния с белочкой, он думал, что теперь то он белый и пушистый как белочка, а не седой и лохматый, как в зеркале и он часто и знакомым, и незнакомым хвастал: - «Вчера белочку поймал». Пархому объясняли, что такой способ употребления алкоголя, это само по себе уже является последствием алкоголизма и приводит к психическим расстройствам, но Пархом упрямо твердил: - «Я не алкоголик, я не алкоголик и напивался еще сильнее». В бреду он становился агрессивным, испытывал какой-то непонятный  страх, бился в истерике, один раз даже лбом зашиб свою любимую свиноматку, да так, чтот она опросилась да два месяца раньше, но зато принесла двойной приплод, после чего он ее и полюбил. Ему казалось, что какие-то мистические существа, название которых он даже не знал, хотят его убить и он начинал защищаться.
   В итоге практически всегда крайней оказывалась Вада, знавшая способ, как в ненужное время оказаться в ненужном месте. Такое состояние у Пархома выливалось в агрессию не только на свою жену Ваду и детей, которые часто физически страдали от психозов Пархома, но и других людей, как правило местных алкашей, но те не задумываясь давали сдачи, а один раз Фисена и Карл Непотребный так импульсивно дали сдачи, что он долго мог передвигаться только на четвереньках. В объяснительной у местного участкового Петьки Михася они написали, что мол нам показалось, что он хочет на нас напасть, вот мы и дали ему сдачи.
    Но Вада все же придумала способ, как обезопасить себя и детей. Когда Пархом затихал, а это затишье, сопровождаемое громким храпом с хрюканьем и стонами и  могло длиться до полутора суток, она приглашала своих друзей, которые и лупили Пархома до потери его бессознательного сознания. То есть он после таких экзекуций не терял сознание, а наоборот, в него приходил. Но двигаться самостоятельно не мог, потому ходил по-всякому: и по – большому, и по-маленькому под себя и сутками изучал свои многочисленные шишки, синяки и огромные кучи фекалий, обильно сдобренные мочой. На его немой вопрос Вада отвечала, что он несколько раз неудачно падал.
   Но прошло какое-то время, что-то в мозгу Пархома щёлкнуло, и он свою агрессию переключил на секс. Поскольку его причиндалы, по поводу которых так любил ёрничать Ванька Купырь, налево и направо рассказывающий, мол, когда Бог раздавал причиндалы, ишак пришел первым, а Пархом успел вторым, не потеряли в размере, а когда опухали от побоев, вообще имели для мужиков устрашающий вид, а для женщин весьма привлекательный. Вада стала переживать ренессанс, ведь Пархом последние годы не обращал на нее внимания и она успела забыть, что это такое, супружеский интим, хотя она это с лихвой добирала на стороне, а здесь Пархом не отпускал её целыми ночами и порвал ей все, что только можно порвать, так что она теперь даже по-большому не могла сходить, но когда она узнала, что он и к своим дочкам уже прикладывается своими причиндалами, пригласила опять своих друзей-клиентов и за скидку на внеочередной секс они вновь провели над Пархомом очередную экзекуцию. У Пархома опять что-то в голове переместилось, и он переключился на свою живность. Корову, которую он чуть не затрахал вусмерть,  они сдали на мясо и Пархом кроме кур начал оприходывать свою любимую свиноматку Еву Софию, так он назвал ее двойным именем потому, что она приносила в два раза больше поросят, чем другие свиньи. Но тут его приревновал к Еве Софии  хряк, видимо понявший, что Пархом устраняет его от самого интересного  цикла в продолжении свиного рода и, как только Пархом начинал извиваться на Еве Софии тихо подбегал, но громко хрюкая резко поддавал своими огромными клыками Пархому под зад. Благо у Пархома было на заднице пять пальцев сала, то бишь жира и ранения оставались в этом слое жира, не затрагивая жизненно важных органов. Но Пархому все равно было обидно, и он пригласил местного мясника, чтобы он прирезал этого хряка, пообещав тому его голову, шмат сала и два литра самогона.