Пол Макоули - Рай это место перевод

Цикл "Тихая война"

Вечером второго дня своего пребывания в Заливе десяти миллиардов Цветов на Рее Рикашт Чандрасекаран встретился с экипажем, который отдыхал последний раз перед тем, как отправиться из системы Сатурна к Урану. Они находились в гостевом доме в одной из маленьких деревушек, которые шли от берега длинного озера к вершинам гор. Рикашт добрался до деревни поздно вечером, усталый и возбужденный после долгого похода по тропе, петлявшей по густому полутропическому лесу. Вот он преодолел последний подъем. Команда представляла собой шумную и разговорчивую группу молодых мужчин и женщин, которые сидели в кругу на подушках и фигурных камнях на террасе гостевого дома, передавая друг другу еду, наливая вино и произнося тосты. Несколько маленьких детей бегали вокруг. Один мужчина кормил младенца. Женщина играла на цимбалах и с небольшой группой людей, исполняя песни, которые появились еще до колонизации Внешней системы. Ритмичные хлопки в ладоши. Смех. Поток радостной болтовни.

Рикашту не мешала толпа и шум. Он мог раствориться в них. От него ничего не ждали. Рикашт улыбнулся и кивнул, когда два молодых, искренних мужчины сказали ему, что собираются возвести жилище в одном из длинных, глубоких каньонов, рассекающих ледяную поверхность самой большой луны Урана — Титании. Инженеры команды уже находились там, контролируя работу больших строительных машин, которые заливали фундамент будущего помещения и изготавливали стойки и стекла алмазно-фуллереновой крыши. Люди здесь представляли собой садоводов и фермеров. Это был рабочий отпуск, сказали они Рикашту. Мужчины изучали экосистемы залива, ламинарии в озере, леса, поднимающиеся по склону, вересковые пустоши и осоковые болота в верховьях. Небольшое жилище команды и начальный биом были началом амбициозного плана по заселению глубокого и длинного каньона, участок за участком и созданию сада шириной в несколько десятков и длиной более пятисот километров. Обычные безумные амбиции чужаков, ограниченные только их воображением.

Через некоторое время он заметил одну женщину, особенно аккуратную, миниатюрную и спокойную, с длинными черными волосами, уложенными в каскад колец. Почти наверняка с Земли, подумал Рикашт и почувствовал пульсацию старой знакомой боли в животе. Она заметила его внимание и улыбнулась ему. Рикашт отвел взгляд, смущенный глупым чувством вины, потом снова повернулся к ней.

Ее звали Ниша Миннот-Варма. Она родилась на Марсе, на равнине Эллады. Она вышла в систему Сатурна три года назад, а теперь отправилась дальше, как и ее спутники, вложив в это предприятие весь свой кредит, полностью отдавшись новой цели. Они говорили о том, как приспособиться к жизни в системе Сатурна. Они говорили о детстве Рикашта на Земле, в Бразилии; он извинился, что очень мало знает о тропических лесах, травянистых равнинах и великих реках Большой Бразилии. Они говорили о его работе на мелиоративном заводе в Париже, в Дионе. Они говорили о работе Ниши: она была микробиологом, одним из руководителей завода по производству почвы в Камелоте, что на Мимасе. В каком-то смысле, сказала она, они оба занимались переработкой отходов.

— Почва не нужна для ведения сельского хозяйства, но она необходима для стабильных экосистем любого размера. В какой-то момент все проходит через нее. . . Я поражена тем, что они создали здесь, в Заливе. Это огромная мозаика, но составляющая единое целое. Эллада была намного больше, но не такой стабильной. Когда я была ребенком, у нас произошла серьезная авария; поговаривали об эвакуации. Нам пришлось целый год носить маски, которые поглощали избыток углекислого газа. Я многому научилась здесь, и теперь применю это на практике. Ты, наверное, считаешь нас сумасшедшими, — сказала она, косо посмотрев на Рикашта.

Он сказал какую-то глупость о том, что это настоящее приключение. У Ниши были большие карие глаза и красивые ресницы. Тонкие руки, ногти выкрашены в разные оттенки синего.

— Мы построим новый мир, — твердила она. — Перспектива завораживает!

Рикашт заявил, что это смелый поступок — основать дом в неизвестности; Ниша ответила, что пусть это и далеко, но это не неизвестные места.

— В системе Урана насчитывается более десяти тысяч человек. Для некоторых первопроходцев это уже слишком много, и они устремились в пояс Койпера. Я поражаюсь, — сказала Ниша, — как быстро мы стали чувствовать себя здесь как дома. Три века назад система Сатурна была недостижимой границей. А теперь здесь есть города и поселения, фермы и сады, прекрасные парковые зоны, как эта. Все это создано из льда, застывшего как гранит, углеродистых смол, частицы Хона...

— А снаружи все так же холодно, безвоздушно и безжизненно. И глупая случайность может убить тебя в одно мгновение, — произнёс Рикашт и тут же пожалел о сказанном. Потому что он не хотел говорить об этом. Прошел год, а он все еще скучал по Джен каждый день, ее отсутствие оставалось незалеченной раной, будто незаживающий порез в боку, но он устал говорить об этом, устал от сочувствия людей.

Ниша делилась мыслями что-то о суровой красоте лун, о том времени, когда она впервые пересекла поверхность Мимаса, поднялась на торосный хребет и долго стояла, глядя на истерзанный Сатурном лунный пейзаж. Она обошла весь Мимас, побывала на Энцеладе, Япете и Титане.

— Мне нравится посещать и изучать сады Аверны, — сказала она. — Ты знаком с её работами?

Рикашт подтвердил, что слышал о ней.

— Она пряталась на Титане во время Тихой войны и создала там несколько необычных садов. Так просто, элегантно и так странно. Она родилась на Земле, но все же имела полное представление о ландшафтах лун.

Они выпили тост за знаменитого, давно умершего мастера генов. Рикашт признался, что это был первый раз, когда он покинул Дион, почти первый раз, когда он был где-либо за пределами Парижа. Они говорили о местах, которые он должен посетить, о садах и городах, о великих горах Япета. Распивая вино, сидя так близко, что Рикашт чувствовал ее тепло. Было уже поздно. Многие ушли отдыхать; большинство оставшихся столпились вокруг цимбалистки. Рикашт дрожал от предвкушения, он пытался сформулировать приглашение, которое не прозвучало бы грубо или неуклюже, и тут к Нише подошла молодая женщина и села рядом, непринужденно обхватив ее за плечи, и он с ошеломлением понял, как глупо поступил, а после того, как Ниша его представила, промямлил что ему пора спать, и ушел.

Но он не мог уснуть, только не в общей спальне. Рикашт не мог остаться. Он схватил свою сумку и отправился вверх по крутым темным улочкам деревни, находя дорогу по светящимся пятнам на тропинке и желтому свету полумесяца Сатурна, видневшегося за высокой крышей. Он был пьян и зол, но когда добрался до края деревни, то понял, что было бы безумием пытаться найти дорогу через лес и высокие утесы, и заполз под огромное раскидистую смоковницу.

Рикашт проснулся рано из-за глупого путаного сна о поисках Джен по бесконечным комнатам хаотичного дома, немного похожего на виллу его родителей, и поднялся по крутой тропе рядом с медленным широким ручьем, который струился среди валунов в наклонном ущелье. Тащиться на привязи при минимальной гравитации Реи было почти как летать (он наблюдал, как летчики медленно поднимались по спирали над озером, но не осмеливался арендовать крылья). Рикашт остановился на заброшенной стоянке для лагеря, чтобы воспользоваться туалетом, сорвал пару яблок и бананов, а так же горсть инжира с кустов вдоль ручья, примостился на полке из ямчатого сидерита, позавтракал и пошел дальше. Поднялся по вертикальной лестнице из шипов, воткнутых в отвесный склон утеса, вышел на широкую полосу пастбищ и прошел несколько километров.

Рикашт сказал себе, что дойдет до конечной точки, сядет на один из поездов по узкой железной дороге на дальней стороне, вернется к шлюзам и поедет домой. Назад в Дион. В Париж, в пустую квартиру, полную опостылевших вещей и мрачных воспоминаний, вернется к своей работе.

На полосе вереска не было никаких поселений, и Рикашт не видел других людей. Привязь, за которой он следовал, вскоре закончилась, и он пошел той походкой при низкой гравитации, которой научился давным-давно, передвигая ногами только до коленного сустава. Земля то поднималась, то опускалась. Заросли острой травы. Низкие колючие деревья. Трудолюбивые пчелы обрабатывали маленькие сладко пахнущие цветы, таких же желтых, как солнце Земли. Где-то пела одинокая птица. Его стыд и отвращение к самому себе унесло теплым ветерком, растворившись в тихой красоте ландшафта.

Поздним вечером он нашел почти пологую тропу, ведущую вниз к другой деревне. Чайный домик — обычная деревянная платформа с брезентовой крышей — торчал над валунами, нагроможденными вдоль берега озера. Подобных заведений на берегу водоема было много, но пока Рикашт потягивал гёкуро, он обратил внимание на приятные манеры хозяйки, разговаривавшей с другими посетителями, на то, как она улыбалась на шутки своего партнера, ловко жарившего на плите закуски и варившего маленькие пухлые пельмени. Гёкуро был сладким и нежно благоухал, еда оказалась простой, но вкусной, бамбуковые трубки, подвешенные у края крыши, мягко звенели, и открывался потрясающий вид на высокие, медленные волны озера и туманную панораму зеленых лесов и белых скал на дальнем берегу.

В вышине летал флаер, отдаленный, скользящий почти параллельно соснам вдоль края утесов.

Рикашт подумал, что Джен бы понравилось это место, знакомая боль появилась и исчезла. Красные фонари под брезентовой крышей вспыхнули ярче, когда свет люстры потускнел, и хозяйка подошла к Рикашту и спросила, не хочет ли он еще чаю. Он сказал, почему бы и нет, спросил, есть ли в деревне гостевой дом.

— Думаю, я задержусь здесь ненадолго.