Девочка из созвездия Рака Глава 23

Вторая книга дилогии "История любви"

Глава 23               

В день рождения Лев Романович подарил Марине чудесное  ожерелье из янтаря. Она давно мечтала о таком подарке. Они отметили этот день в ресторане, куда  пригласили Виолетту с Зурабом. И Марина в который раз порадовалась за подругу –  счастливая, она нашла свою  половинку, которая всегда рядом с ней!
А Озеров опять приехал только на три дня и завтра улетает. Теперь надолго. Марина ясно отдавала себе отчёт в том, что  профессор  вряд ли откажется от работы, которую ему предлагают в Германии. Тем более, что он только что оттуда. Ездил в Берлин, чтобы оговорить кое-какие детали предстоящего контракта. Вот и ожерелье тоже из Берлина.
 В ресторане Озеров в привычной для него легкой ироничной манере рассказал, как ловко он «увёл» это ожерелье буквально из-под носа другого покупателя, какого-то темноволосого парня, югослава или болгарина, который довольно хорошо говорил по-русски.
- Я чуть было не вызвал его на поединок. Попробовал бы он не уступить ожерелье для моей любимой женщины!
Марина улыбнулась, представив себе на минутку эту картину и профессора Озерова со шпагой в руке.
В эту ночь, последнюю перед отъездом Льва Романовича, Марина почти не спала. Договорились, что провожать в аэропорт она Озерова не будет. Долгие проводы – лишние слёзы.
Перед тем, как уйти из отеля, который за эти годы стал почти родным, она с особой тщательностью оделась и привела себя в порядок. Но вот, наконец, всё было на месте – от чёрных лакированных туфель до последних штрихов косметики на губах и ресницах.
Всё… Пора уходить.  Забросила в сумку косметичку и пудреницу. Ещё раз поправила перед зеркалом расстёгнутый ворот белой   блузки, так  выгодно оттеняющей её гладкую, едва тронутую загаром кожу. И невольно увидела себя со стороны.
Для своих тридцати девяти лет Марина выглядела совсем неплохо. Густые и блестящие тёмно-каштановые волосы были собраны на затылке в эффектный узел. Зелёные глаза полны живого блеска. И если говорят, что глаза – это зеркало души, то душа у Марины была такой же молодой и красивой. «Ну, и слава Богу. Не надо показывать кому бы то ни было  своих слабостей и тревог», – подумала Марина.
Продолжая всматриваться в своё отражение, она отметила и отсутствие так пугающих женщин морщинок вокруг глаз, и бархатистость кожи, и свежесть губ. Широкий кожаный пояс туго охватывал тонкую талию. Светлая кремовая юбка мягкими складками ниспадала с бёдер и тихо волновалась вокруг стройных ног.
Но сейчас всё это мало радовало Марину. Сердце вновь охватило знакомое чувство обиды. Господи, за что?! 
Она страдала всю жизнь от упорного и необъяснимого раздвоения. Будто кто-то отнял у неё  половинку души – и нет счастья. Пустые, напрасные поиски.
И Марина снова вспомнила последнюю встречу с испанкой, своим двойником из далекого прошлого.  А может быть, она и в самом деле права? И у Марины только половинка сердца?
Сколько их было – этих ошибок. Сколько раз она давала себе зарок  остановиться. Но, услышав по «междугородке» знакомый, хорошо поставленный голос Льва Романовича, вновь радовалась, что он позвонил, вновь с благодарностью принимала его почти деловое предложение встретиться, и лихорадочно торопила оставшиеся до встречи дни.
Всё, можно уходить… Очередная их встреча позади. Всё тот же лепной потолок в лучшем номере гостиницы «Юбилейной». Всё тот же обожаемый Озеровым красный вермут. Цветы, фрукты, шоколад, умные речи…
Стоп!  К чему такая ирония? Разве в своё время не эти умные речи вывели её из небытия?
Любила ли она профессора Озерова? Этот вопрос она задавала себе всё чаще и чаще. Лев Романович вошёл в её жизнь помимо её воли и желания. Мало того, он смутил и взволновал её душу. Сделать это было довольно трудно даже такому умному и опытному мужчине, как Озеров. Состояние, в котором тогда находилась Марина, вряд ли можно было назвать жизнью. К тому времени она уже не нуждалась ни в дружбе, ни в любви, ни в простом человеческом общении. Это было тем более странно, что именно общение с людьми было сутью её работы. Любимой работы.
Она услышала за спиной шаги и обернулась.
- Если бы ты только знала, каким счастьем для меня была эта встреча. Я так скучал без тебя. Мы подарили друг другу ещё одну  чудесную ночь, –  губы Льва Романовича нежно коснулись её щеки. – Тебя проводить?
Марина отрицательно качнула головой.
- Ты же знаешь, я терпеть не могу прощаться. Просто закрываю за собой дверь и ухожу.
- О! Да-да! Всегда спешишь, как на поезд.
- Вернее, с поезда… Чтобы не прозевать и выйти на своей остановке.
- Не грусти. Мы обязательно скоро встретимся… К чёрту, эту Германию. У меня много работы и здесь. Я думаю, скоро будет законный повод приехать в Энск, по крайней мере, на месяц, а то и на два.
Озеров знал, что говорил. Он окончил два вуза, аспирантуру, защитил докторскую диссертацию, получил профессорское звание, много лет преподавал в московских вузах и в одном из престижных университетов Германии. Его высоко ценили, как хорошего специалиста в области экономики и хозяйственного планирования. В его услугах нуждались государственные предприятия и частные фирмы, акционерные общества и корпорации. Вся огромная страна, когда-то оплот социализма, а ныне колода пёстрых географических карт, готова была платить немалые деньги, чтобы профессор Озеров научил её жить, думать и торговать на западный манер.
- Нет, я тебя всё-таки провожу, – сказал Лев Романович. – И надень  плащ, на улице снова похолодало. Не лето, а ноябрь какой-то.
- Хорошо, проводи, но только до набережной.
Они простились у памятника Ленину, недалеко от спуска к речному вокзалу, простились как-то сумбурно и нехорошо. А потом Марина повернулась и быстро пошла прочь от этого места. Зачем-то оглянулась, чтобы посмотреть вслед Озерову, но тут же перевела взгляд на  речную гладь реки, на маленький речной вокзал далеко внизу. И внезапно ей захотелось оказаться там, у причала.
Марина резко остановилась, подошла к каменной лестнице с перилами, которая вела к речному вокзалу, и быстро-быстро побежала вниз по ступенькам. Так быстро, что казалось, это не она бежит, а ступени сами несут её вниз и уносят всё дальше и дальше от человека, который столько для неё сделал, и который теперь может погубить её.
«Дай Бог ему здоровья и всяческих благ. Но в моей жизни его уже нет, и никогда не будет. Никогда!» – лихорадочно думала она, продолжая свой опасный бег.
Нестерпимо болело сердце. Оно, словно пойманная птица, билось где-то в области солнечного сплетения, пытаясь вырваться наружу и вернуться на высокий берег Волги, где серебристо-белым флагом трепетал на ветру лёгкий плащ на крепкой и статной фигуре человека, от которого так стремительно убегала Марина.
Она могла бы остановиться, она могла бы оглянуться, она должна была оглянуться, но не сделала этого. Всё, что она видела перед собой в эти минуты – это бескрайний речной простор и маленький синий вокзал, к которому вела её сейчас эта нескончаемая лестница.
Купить билет, было делом нескольких минут. В такую погоду настоящих пассажиров мало, а любителей путешествовать по Волге и того меньше. Холодный ветер и налетевший дождь разогнали людей по тёплым домам и уютным кафе, освободили площади, улицы и бульвары города от многоликого существа, именуемого толпой.
И Энск сразу похорошел, успокоился, как успокаивается и с облегчением вздыхает человек, который весь день провёл в суете и сутолоке – на работе, в магазине, в общественном транспорте, а потом вернулся домой, в милое и обетованное жильё своё, к любимым книгам, картинам, пластинкам.
Но сейчас Марине не хотелось оставаться одной, не хотелось возвращаться домой. Она окинула взглядом почти пустой салон «Ракеты». Пассажиры сидели поодиночке, на приличном расстоянии друг от друга, которое исключало не только взаимодействие чужеродных магнитных полей, но и всякое другое.
Неподалёку от Марины удобно устроился в кресле молодой человек с книгой в руках. Он приветливо улыбнулся ей и снова погрузился в чтение. «Наверное, очень интересная книга», – подумала Марина. Пожалуй, только их дуэт и являл собой некоторое подобие человеческой общности и заинтересованности в себе подобных.

Как и следовало ожидать, профессор Озеров уехал в Германию «отрабатывать» свой контракт. Об этом он сообщил сначала телеграммой, а потом в письме. Но это никоим образом не отразилось на больших настенных часах в кабинете Марины – они без опозданий и спешки отстукивали свои секунды, минуты и часы. И сейчас им не было никакого дела до профессора Озерова, по вине которого их столько раз незаслуженно останавливали на месяц, на два, на три…
А в редакции, между тем, назревали перемены. После очередного сердечного приступа и последующего за тем выздоровления заведующий отделом культуры Николай Иванович Белкин объявил коллегам о своём решении оставить газету и посвятить себя любимому делу –  разведению кактусов.
Встал вопрос о кадровой замене. Главный редактор «Энской правды» Юрий Вершинин видел в этой должности только одного человека – журналистку Марину Кострову. Единственным препятствием была её беспартийность. Надо было срочно что-то предпринимать, и Юрий Андреевич стал готовить Марину в партию.
Сама Марина и руками, и ногами отбивалась и от должности, и от партии.  Но Вершинин не отступал:
- Пойми, я уже устал объясняться с руководством, почему ты, корреспондент областной газеты, до сих пор не в партии. Давай сделаем так, ты становишься кандидатом в члены КПСС, и мы оформляем тебя на должность заведующего отделом. А за тот год, что отведён для прохождения кандидатского стажа, может, и самой партии уже не будет. Соглашайся!
- Юрий Андреевич, только ради вас. Хотя вступать в партию, которая столько раз вас била и унижала, я бы не стала. Помните, как в «Огнях Октября» уже во время печати отвалилась первая буковка в строчке «мебельная фабрика»? И половина тиража пошла с этой ошибкой? Ну, что – защитила вас тогда от КГБ ваша любимая партия? Сколько проверок было, бедную Галочку тоже чуть не арестовали за ту проклятую, отлитую на линотипе, строчку.
- Ну, ведь не арестовали же, – хмыкнул Вершинин. – А насчёт моих рассуждений о партии – забудь. Ты понимаешь, о чём я…
- Как не понять. Но вы будьте осторожнее со своими высказываниями. Мало ли что… У вас тут всё спокойно? – Марина обвела взглядом кабинет редактора.
Тот махнул рукой:
- А-а, семь бед – один ответ… Да, чуть не забыл! Тебе привет от Володи Губарева. Сегодня утром звонил, приглашал в гости.
- Вот ведь, Юрий Андреевич, сбылось ваше пророчество – в «Комсомолке» парень работает! – воскликнула Марина.
- Ну, это не моя заслуга. Журналист он, как и ты, от Бога.
И они разом улыбнулись, вспомнив свою работу в «Огнях Октября» и «космическую одиссею» Володи Губарева.
Работала у них в редакции машинистка Ниночка – прелестное голубоглазое создание. Кроме любви к запятым (она их ставила в таком количестве, что лист становился похож на синтаксический инкубатор), Ниночка была ещё известна тем, что безоговорочно верила каждому газетному слову и, конечно, людям, кто это слово творил –  журналистам.
И вот очередное редакционное утро – планёрка у редактора, задания на день, сдача материалов в номер. Но обычные газетные дела перебивает волнующая весть: наши снова в космосе! Только что передали сообщение ТАСС – на орбите советские космонавты. Среди них Владимир Губарев.
Надо же!.. Полный тёзка Володе –  корреспонденту курортного отдела.
Сам Володя в редакции ещё не появлялся –  с утра где-то на задании.   
Журналисты собрались в небольшом  фойе, рядом с уютным закутком машинистки Ниночки, и живо обсуждают космическую новость.
Но вот открывается дверь промышленного отдела и в её проёме появляется колоритная фигура Батькова — корифея журналистики, балагура и весельчака, готового в любую минуту на какой-нибудь смешной розыгрыш. Но особенно доставалось от его шуток   молоденькой машинистке.
- Нет, я же говорил! — восклицает он, обращаясь исключительно к Ниночке. –  Ну, Володя! Ну, молодец! Добился-таки, чтобы в космос, наконец, и журналиста отправили!
Все замерли, не зная, как реагировать на очередную шутку Батькова.
-  А я-то думаю, куда он свои письма строчит? –  продолжает,  между тем, Батьков. – Зачем гантели с утра до вечера таскает? И вот ведь, хитрец, никому ни слова!.. Нина, неужели он и тебе ничего не сказал? О чём он здесь с тобой секретничал? Не отпирайся – сам видел!
Ниночка ахает и обводит всех восхищённым взглядом:
- Честное слово, ничего не говорил!.. В ресторан только приглашал, а  я отказалась.
- Ну, надо же!.. А теперь-то согласишься? Космонавт ведь как-никак.
- Значит, и звание Героя Советского Союза дадут? – вступает в разговор водитель Миша.
 - А как же!.. Эх, Ниночка! Такому жениху да от ворот поворот...
А когда предложенную Батьковым игру поддержал и редактор Юрий Андреевич, не поверить случившемуся было просто невозможно.
- Да, надо искать другого сотрудника. Теперь он, небось, в Москву переберётся —  в «Комсомольскую правду».
Кто-то включил радио громче. А из динамика, на всю редакцию  торжественный голос Левитана:
-  ... космонавт Владимир Губарев...
И тут открывается входная дверь, и в редакции появляется высокая спортивная фигура парня в страшно дефицитных американских джинсах.
- Володя! — ахает Ниночка. – Ты же в космосе!
Володя, конечно, уже знает о полёте космонавтов и о своем знаменитом тёзке. Парень он догадливый, сразу смекнул, в чём дело.
- Да, полетаешь тут с вами!  На третьем витке вспомнил: ба! Да я же сегодня дежурный по номеру! Вот, пришлось срочно прервать полет, катапультироваться… в мини-ракете. Хорошо, хоть разрешили неподалеку приземлиться. Успел...
Вскоре этот розыгрыш стал достоянием всего Зеленогорска, и Володю до самого его отъезда в Москву иначе, как космонавтом, не называли.

С вступлением Марины в новую должность  для неё самой мало что изменилось, разве только работы прибавилось. Корреспонденты отдела культуры – Лида Муравьёва и Яша Иванов – были недавними выпускниками факультета журналистики. Опыта работы нет, зато апломба с верхом. Приходиться и учить, и защищать, и переписывать их материалы почти заново.
Марина взглянула на часы, которые она перенесла из своего прежнего кабинета. Время обеденного перерыва. Надо бы сбегать в кафе, перекусить. Но тут в кабинет заглянул Яша:
- Марина Николаевна, тут к вам посетитель…
И тут же следом за ним в комнату буквально ворвался  высокий светловолосый мужчина.
- Марина! Да что ж это такое? Ведь не пускают…
- Андрей! – сразу узнала его Марина. – Откуда ты? Когда приехал?
Она вскочила из-за стола и бросилась навстречу художнику. Яша смотрел на всё это широко открытыми глазами.
- Яша, всё нормально. Это мой друг, мы так давно не виделись, –  говорила Марина, сжимая в своих руках руки Андрея. – Соколов, ущипни меня, иначе я подумаю, что это сон.
- Как видишь, нет. Мне так много надо тебе рассказать! Может, спустимся в кафе? Я видел симпатичное кафе рядом с вашей редакцией.
- Да… Мы там обедаем… Яша, я ухожу, принимай на себя обязанности старшего, и чтобы завтра утром у меня на столе лежали материалы в субботний номер.
Они спустились вниз, и вышли на улицу.
Сидя в кафе, Марина смогла, наконец, хорошо рассмотреть Андрея. Это был молодой, красивый, уверенный в себе человек. И очень хорошо одетый. Стиль, конечно, богемный, и в чём-то даже  легкомысленный. Но такая одежда очень шла Андрею и сразу выдавала в нём иностранца.
После того, как было спрошено и рассказано всё самое главное, что произошло в их жизни за время разлуки, Марина спросила:
- Андрей, зачем ты уничтожил фреску в той комнате с синими шторами?
- Я её не трогал… Сегодня  утром из гостиницы заехал в свою мастерскую, хотел ещё раз  взглянуть  на фреску и не увидел ничего. Понимаешь, ничего… Такого просто не может быть! Фреску нельзя вот так взять и закрасить. Но это факт – её там никогда не было. Ни специальной грунтовки, ни всего остального. Я даже подумал, может, это мне только приснилось.
- Но я ведь тоже её видела! Мне она не приснилась! Действительно, мистика какая-то…
Андрей немного помолчал, а потом спросил:
- А ты мне не всё рассказала. Ты ведь видела мою картину на выставке в Киеве?
- Да, видела. Откуда ты знаешь?
- Об этом мне рассказала одна молодая художница, она тоже была на той выставке. Сказала, что зрелище было потрясающее – девушка, летящая к звёздам, а рядом с ней живой оригинал. Хотела подойти к тебе, но тебя уже увёл твой спутник.
- Да, было дело… Ты счастлив?
- Это благодаря тебе. Здесь бы я погиб. А ты?
- Как тебе сказать… У меня всё хорошо. Славка учится, хочет стать музыкантом. И это у него получается. Следит за твоим творчеством, очень гордится, что был знаком с тобой. Кстати, ты мне не сказал, как тебя впустили в страну, которую ты так легко покинул? Не было сложностей после твоего бегства на запад?
- Всё меняется. И сейчас не то время, что было раньше. Встречался в Мадриде на художественной выставке с работниками советского   посольства, так те даже гордятся, что я, так сказать, русских корней, их соотечественник. Кстати, это они и помогли нам организовать выставку в Киеве.
Они просидели в кафе до самого вечера. Андрей заказывал всё новые и новые блюда и напитки, но ели и пили они мало. И всё это потом уносилось в кухню, чтобы можно было освободить стол для новых  блюд.
Молоденькие официантки с нескрываемым интересом смотрели на эту красивую, хорошо одетую пару. Было видно, что женщина, хоть и немного, но старше своего спутника. Они её хорошо знали, это была известная в городе журналистка Марина Кострова, а вот мужчину видели впервые. Эта пара была похожа, скорее, на брата и сестру, или на очень хороших друзей, но никак не на влюблённых.
Ах, если бы они знали историю их любви!
(Продолжение следует)