В Монтевидео опять не поедем

     Истерзанные летним зноем жители Москвы и Подмосковья, мужественно переживающие третью вспышку Ковида-19, искали возможность облегчить свои страдания, сосредотачиваясь в дачных поселках поближе к природе. Кому-то из них повезло,  и они обосновались в особняках за высокими заборами с бассейнами и гектарами лесов,  кому-то не совсем  повезло и они ютились на шести сотках вдали от   рек, водоёмов и тенистых рощиц, ещё не совсем уничтоженных разрастающейся урбанизацией.

     Марина Петровна и Владимир Юрьевич, оформив заслуженный ежегодный отпуск, не смогли улететь в Монтевидео и отправились на берег Волги, где уже лет пятьдесят как стояла бревенчатая избушка, принадлежащая когда-то родителям Марины. Семейный анекдот про то, как отец Марины, когда ссорился с матерью, в сердцах громогласно произносил: «Уехать бы куда-нибудь подальше, если не к чёртовой матери, то, по крайней мере, в Монтевидео!» – настолько прижился в семье, что как только представлялось что-то невозможное или неосуществимое все вспоминали это несчастное Монтевидео, подразумевая, что это очень далеко и не сбудется никогда, но это небывалое счастье там побывать вдали от всех забот и проблем…
     – К чёрту Монте Видео! – воскликнул с паузой муж  и продолжил, – В Глушь, в ТалдОм, – с ударением на второй слог, – к природе, к березкам средней полосы…, – и автомобиль тронулся.
     Чахлый огород подмосковного клочка земли изнывал от жары. Вода в колодце колебалась в зависимости от обилия дождей, которых не было уже четыре недели и в ближайшее время не предвиделось, казалось, что скоро поплавок с мотором ляжет на дно колодца и замрёт от тоски по влаге. Однако в этих небогатых угодьях имелись места, где можно было поплавать, понежить свои тела в многочисленных водных пространствах, волею проведения обосновавшихся именно здесь, что скрашивало существование и облегчало состояние перегретых организмов. Речки Дубна и Волга, канал имени Москвы и наконец, Иваньковское водохранилище, иначе говоря, Московское море, вот неполный перечень водных наслаждений для отдыхающих на своих шести сотках. Конечно, до залива Ла-Плата этому подмосковному местечку далеко, но всё же.

     Северная часть Подмосковья богата историческими местами. Пишут, что здесь бродил когда-то хан Тохтамыш. В окрестных лесах и полях копатели находят монеты времен Павла 1 и старообрядческие нательные кресты. Старинные храмы Тверской, Ярославской и других областей со всем необъятным массивом исторических фактов и легенд привлекают не меньше, чем поездки в Европу, тем более что пандемия Ковида 19 ограничила поездки, а история России неисчерпаема. Запланированные путешествия по историческим местам, конечно, осложнялись жарой, но томиться по пояс в реке каждый день становится скучновато, а кондиционер в авто, когда ты мчишься в Юрьев-Польский или ещё куда-нибудь, спасает ситуацию.
     Сквозь суету поспешных сборов в Переславль Залесский, куда Марину пригласили родственники, проживающие в Дубне, звучали обрывки последних новостей радиоволны «Комерсант» - ФМ: где радостно сообщали соотношение доллара с евро; куда-то там упал или наоборот поднялся Джоу Джонс какой-то; затем радостную для некоторых новость, что пускают привитых от коронавируса туристов в Турцию, в Египет, ещё куда-то и тут Марина подумала: «Слава богу, часть схлынет за границу и здесь станет меньше народу и больше кислороду…!!! Сейчас заедут родственники, надо взять воды с собой в дорогу, пирожков и ещё чего-нибудь…».
     – Давай я тебя довезу до трассы, чтобы они не заезжали к нам по этой ухабистой грунтовке, – предложил муж, и они отчалили от дачного кооператива.
Ожидая машину родственников, Марина с мужем сидели в старенькой Suzuki Sx4 подставив нос под кондиционер и равнодушно разглядывали тепло одетого странного мужчину, копавшегося в урне на остановке автобуса. Человек издали даже не казался молодым, сильно в возрасте, неопрятен, в шапке, старой куртке, довольно теплой, штанах широких и тоже каких-то заляпанных и многоцветных. Пустынная дорога, пересеченная пешеходной зеброй, вдруг наполнилась автомобилями в обе стороны, и именно в этот момент бомжеватый человек решился перейти дорогу.
     – Смотри-ка, старость и одиночество требует внимания публики!, – прошептала с иронией Марина, – пока дорога была пуста, дедок возился на обочине, как только пошёл поток авто, дедуля застопорил движение и медленно пополз через шоссе, – и вдруг она узнала старика.
     – Это же Петр Геннадиевич Маралин!, –  воскликнула Марина.
Действительно, на остановке автобуса, в пятнадцати километрах от города Дубна и в трёх километрах от дачного кооператива, копался в мусоре друг покойного отца Марины дядя Петя.  Когда-то очень давно они работали на одном предприятии. Получили, ещё в советское время, бесплатно дачные шестисоточные участки и, посещая эти кусочки земли, уже глубоко на пенсии, хвастались огурцами, помидорами, картошкой и морковкой, а Петр Геннадиевич роскошным виноградом разных сортов. Его урожаи винограда по 8-10 ведер, превращались в чудесное вино, и множество соседей брали отростки и саженцы пытаясь вырастить такое же чудо, как и он, но Марина не помнила результатов лучше, чем у дяди Пети. Они тоже вырастили лозу от его саженца. Даже собрали однажды 2 ведра винограда, но такого масштаба как дядя Петя не достиг никто.
     – Я подберу его по дороге и довезу до участка, а то топать ещё три километра, а ему уже, наверное, лет 88-89, – муж Марины вздохнул и добавил, – Надо же какие крепкие старики наши, твой отец месяца до 94 не дожил, его брату Василию уже 92, а он всё ещё на огороде работает в своей Сибири-матушке. Геннадиевич на электричке дотащился до станции и ещё в мусорке золото ищет,– муж опять грустно вздохнул глядя на старика медленно тащившегося через железнодорожное полотно.

     Машина родственников подхватила Марину, и они укатили в Переславль Залесский прикоснуться к древней истории Руси.
***
     Владимир Юрьевич догнал деда и  посигналил. Пётр Геннадиевич никак не среагировал и медленно брёл, сгорбившись, вдоль дороги. Когда машина притормозила чуть его обогнав, с удивлением посмотрел на Владимира не сразу узнав его. Салон автомобиля заполнился запахом старика, немного не свежей одежды и сальных волос. Грустная улыбка как будто приклеена, а красноватые слезящиеся глаза грустны.
     – Здравствуй Володя, – на удивление задорно произнёс он. Достал грязный носовой платок, промокнул красные слезящиеся глаза. Немного помолчали.
     – А дачу-то я продал! – эти слова прозвучали с такой печалью и горечью, что Владимир оторопел и от неожиданности затормозил.
     – Как продал? Зачем?
     – Внучке нужны были деньги. Квартиру покупали ей. У ней же вся жизнь впереди…  Жена лежит после инсульта уже год. А я что тут один? – он замолчал и опять промокнул слезящиеся глаза.
Оторопелый Владимир Юрьевич не мог вымолвить ни слова, вспоминая, как трепетно и скрупулёзно дед относился к своему детищу, как самозабвенно любил и даже обожал этот кусочек земли и как восхищался этими болотистыми лесистыми местами.
     – Я не понял, а сейчас вы куда идёте?– Владимир Юрьевич осторожно и сочувственно заглянул в сморщенное лицо деда.
     – Тоскую очень по даче,– он вздохнул и опять промокнул лицо и глаза, – Еду посмотреть на домик издали и по лесу походить, – слёзы как брызги дождя он отёр мокрым платком.
     – А кому продали, знакомым?
     – Нет незнакомым. Чужим. Я на дачу то не захожу. Теперь чужое. Так, поброжу вокруг садового товарищества и домой еду. Электричка бесплатно. Мне легче делается чуть-чуть.
     Владимир Юрьевич заглушил горловой спазм и подавил позыв слёзного потока. Он вёл машину окаменевшими руками, видел боковым зрением бледную небритую мокрую щеку Петра Геннадиевича, его морщинистые с толстыми венами коричневые руки, несуразную, местами рваную одежду, и не мог осмыслить этот порыв человека бредущего на своё насиженное, наработанное, выпестованное место, где каждый куст, каждое деревце и вообще каждая травинка ухожена его руками, обласкана его душой и полита его потом. Все это с огромной любовью выращенное теперь принадлежит другим, чужим людям, а он приезжает и ходит вокруг за забором по перелеску и жадно ловит знакомые пейзажи души.
«Люди! Где вы? Где вы любящие, понимающие, отзывчивые, добрые, радушные родные и близкие??? Ведь у вас вся жизнь впереди, а у него больше ничего не осталось!», – мысли Владимира Юрьевича разрывали его на части. Он терпеливо молчал. Пожал руку дяде Петру на прощанье, пожелал здоровья, высадил его у ворот товарищества и Пётр пошел по тропке вдоль забора медленно и тихо, удаляясь за ветвями ёлок.

     Спустя месяц Владимир Юрьевич заметил распахнутую калитку Моралинской дачи и кривоватую фигуру ещё более согнувшегося и постаревшего друга отца. Его суетливые движения казались огромными, заполняющими всё пространство.
     – О, Петр Геннадиевич! Как вы здесь?– он пожал сморщенную, сухую ладонь старика.
     – Эти люди, что купили дачу мою, на море поехали. Такая радость. Вот. Меня попросили поливать. Вот поливаю тут…, – его лицо морщинистое и серое  светилось счастьем.