Сюжет

...практически каждый рассказ начинается не с идеи, не с продуманного сюжета и не с желания о чем-нибудь сообщить или показать, какая ты неординарная, умная и необычная личность с богатым внутренним миром и уймой идей, способных перевернуть мир, а с чего-то совсем другого.

И даже не с названия — а ведь многие сначала придумывают название и именно от него, как от печки, начинаются все эти литературные пляски с бубнами.

Озаглавил, к примеру, файл «Предсмертное убийство» - и началась вакханалия! Пистолеты, ножи, бывшие спецназовцы, уголовники, кровная месть, трупы, кровища по колено, естественно — неизбежная тонкая любовная линия, перемежающаяся резней и расчлененкой и в самом конце - хэппи энд. Злодеи наказаны, месть осуществлена, правосудие торжествует, главный герой и героиня идут под венец или, по крайней мере, уединяются.

Это если у автора кончились силы и воображение. Тогда — именно такой хэппи энд.

Если же давление под черепной коробкой писателя еще превышает атмосферное и есть силы шевелить пальцами на клавиатуре — тогда создается интрига для следующего опуса : герой, уединившись со своей пассией, неожиданно обнаруживает, что она — труп!

Автор добавляет к названию предыдущего произведения арабскую цифру (файл будет называться «Предсмертное убийство- 2» ), опять налегает со всей силы на ручку старой шарманки и снова из нее начинают сыпаться уголовники, покойники и герои, исполненные мужества с кулаками наперевес. И так продолжается, пока автор опять не упадет в изнеможении и приступе литературной импотенции или его шарманка не развалится.

А если, например, автор находится в состоянии ностальгической любовной неги после просмотра студенческих фотографий, то он называет файл как-нибудь вроде «Ушедшая любовь» - и понеслось! Загремела клавиатура, задымился мозг и сигареты стали прикуриваться одна от другой!

И пока писатель не задохнется от табачного дыма и, как муха в паутине, не запутается в своих воспоминаниях, можно наблюдать полный набор престарелого пубертата: сопли до колен, невыносимые страдания, встречи навсегда и расставания навек, испуганное хлопанье ресницами при виде бабочки, распахнутые (или полузакрытые) глаза — в таких рассказах у всех персонажей - только такие глаза, других не предусмотрено, если только не у злодеев — у тех они прищуренные; потоки слез, которые встревожили бы даже экипаж подлодки, получившей торпедой в бок, доходящая до идиотизма невинность объекта поклонения, собственная опытность и даже развратность, впрочем, крайне неубедительно описанная, как опарыши, кишащие вокруг коварные соблазнители (один из которых — обязательно лучший друг), крах надежд, сидение перед зеркалом, запой и т.д., и т.п., и проч., и проч., и проч.

Тут главное- не увлекаться, а то автор в своем произведении может обнаружить главного героя (фактически — самого себя) плавающим в ванне с перерезанными венами или, в лучшем случае, в рубище с одной котомкой покидающим родной город и отрясающим прах со стоп в тамбуре поезда, направляющегося в неизвестность.


В общем — каждый создает свой маленький воображаемый мир на бумаге, а те, кто пишет про себя — у тех «That which was bitter to endure may be sweet to remember!».

Я, правда, будучи по натуре больше мечтательным циником, всегда sweet заменяю на funny и моя жизнь из беспросветной или ностальгической превращается в римейк ломового детского блокбастера «Приключения Незнайки в Солнечном городе».

Ну и еще - у меня  с написанием рассказов все гораздо проще. Само пишется. Будто даже и не я сижу за клавиатурой компьютера — кто-то пишет, а я только ошибки исправляю и ставлю знаки препинания.

Совершенно неожиданно наталкиваешься на какую-нибудь фразу, образ или предмет, которые сами по себе абсолютно ничего не значат. Но как-то так получается, что они служат триггером, включающим цепочку ассоциаций, событий, картин, и в результате получается сюжет — сюжет зачастую кривой, хромой, скомканный и перекошенный, как рожа алкоголика поутру перед зеркалом, сюжет, в котором сама нить основного повествования неоднократно теряется в ненужных отступлениях и подробностях.
И рассказ (если, конечно, его так можно назвать) превращается в охотничью байку у костра, когда присутствующие, гремят кружками, прикуривают от уголька, перебивают один другого, убедительно врут и безбожно приукрашивают все свои истории. Только и слышится: «Вот, как сейчас помню...».

Попался мне на глаза сегодня вантуз.

Ну, вантуз и вантуз — что в этом предмете может быть такого особенного? Самое простейшее, после петарды, средство прочистки унитаза.
Но он напомнил один эпизод, потом откуда-то из глубин памяти всплыли, как утопленники, другие события, перемешались, сцепились друг с другом, и передо мной вдруг оказалась целая картина из моей прошлой жизни. Причем сам вантуз к ней если и имел какое-то отношение, то самое незначительное…
И получилось как бы два-три скриншота, как сейчас принято говорить, из моей жизни.

Вот, как сейчас помню…старина Брэд Бюрер..

***************************************************

...наш вертолет стрекотал в полукилометре над Канозером — мы летели из аэропорта Кировска в лагерь на Погосте.
Мы — это я, переводчик, американский менеджер лагеря Брэд Бюрер и дюжина клиентов, рыболовов -маньяков из стран, в недавнем прошлом, потенциального противника.
Почему маньяков? Ну, а кто же другой заплатит чуть не десять тысяч долларов за удовольствие прилететь в Россию к черту на кулички, чтобы неделю половить рыбу по правилу «catch'n'release», т.е. «поймал-отпустил»?
Лично я  с такой суммой направился бы прямиком в ближайший рыбный магазин и закупился на несколько лет вперед.
Эти — не такие! Упакованные и увешанные всяческими рыболовными приблудами до зубов, они и сейчас сидели с безумными глазами на боковых скамейках, лихорадочно перебирали снасти и трепетали от предвкушения предстоящей рыбалки так, что МИ-8 трясся, грохотал, вибрировал и болтался в воздухе вовсе и не от работы двигателя, а от дрожания этих рыболовных чикатил.

Будь я более подозрительным, я бы подумал, что, вполне возможно, их безумные взгляды и дрожание на скамейках были следствием жестокого диссонанса, а именно: того, что первый пилот сидел в кабине с бутылкой пива и сигаретой, задрав ноги в дырявых носках на панель с циферблатами, и одновременно играл в тетрис.

Судя по реакции иностранных пассажиров, мне почему-то казалось, что командир воздушного судна, на котором туристы прибыли в Россию из дальнего зарубежья, управлял самолетом как-то иначе — не в таком виде и без такого надрыва и достоевщины.

Я уже привык к тому, что вертолетом управлял автопилот (кроме взлета и посадки), поэтому сидел под знаком «Не курить! Огнеопасно!», курил в открытый иллюминатор и слушал плеер.

Брэд давно уже плюнул ругаться со мной по поводу моего курения на баке с керосином. Кстати, он и бояться летать перестал — особенно после того случая, когда вертолет летел сам по себе, а экипаж в одних трусах  играл в салоне в карты под сигареты, огурчики и бутылку Смирновской. При этом «насосник», т.е. техник, постоянно выигрывал, что было пилотам крайне обидно и его страшно ругали и обещали заставить разобрать до винтика весь вертолет и собрать его обратно.
А Брэд, видя, что вертолет летит себе и не падает, потихоньку приходил в себя и в конце концов настолько воспрял и осмелел, что залихватски плюнул в открытый иллюминатор. Плевок потоком воздуха тут же бросило обратно Брэду на бороду, но он ничуть не расстроился, а еще больше развеселился.

В кабине в тот момент, вцепившись в рукоятки управления, сидели в виде окоченевших дрессированных обезьян два отчаянных клиента, пущенных управлять летательным аппаратом за  блок сигарет Мальборо.
К слову, управлять вертолетом было просто невозможно — рукоятки ни одна не двигались и вертолет летел, как брошенный колун или камень, пущенный из катапульты — всем рулил Его Величество Автопилот.

Но клиентам нравилось чувствовать себя опытными авиаторами — даром, что они оказывали влияние на полет не больше, чем комары, летящие с нами в салоне на потолке.
Брэд, нагнувшись в кабину, снимал их на камеру — туристы делали мужественные лица, нахмурясь, якобы показывали вперед, принимали героические позы и исполняли все прочие трюки, достойные второклассников впервые катающихся на изможденных лошадях во время празднования Масленицы на площади Пяти Углов.

Я жил тогда в Умбе.
Отчасти 90-е в стране были годами интересными и весьма странными в своей анархии. Денег ни у кого не было, процветал бартер. Я не беру крупные города, там, может, иначе все было, но у нас процветал его величество бартер.
Топливо, продукты, лицензии, билеты, транспорт — все добывалось путем обмена на семгу, водку, спирт, фирменные сигареты, колготки, одежду, радиотехнику с запада…

Помню как на попутке я доехал от Кандалакши до Ленинграда за упаковку пальчиковых батареек и три пачки сигарет — получилось в два раза быстрее, чем на поезде. Еще утром стоял у Кандалакши на Ленинградке под мостом, а уже вечером слушал в метро -  «Следующая станция — Технологический институт. Переход к поездам Невско-Васильеостровской линии» - или как-то так...

Это сейчас вертолет стоит тысяч сто в час.

А тогда улететь за пару блоков сигарет за сто километров просто, чтобы поставить сети утром и вернуться, чтобы их снять вечером, было совершенно обычным делом.
Или, допустим, прилетали мы в аэропорт Кировска отправлять клиентов в Ленинград, а билетов туда не было в принципе - даже по брони у начальника аэропорта.
Пара рыбин килограммов по восемь экипажу, колготки, пробники духов или туалетной воды кассирам — и, о чудо!!

Все всегда улетали, причем не в багажном отделении, не стоя, как в автобусе, в салоне, не сидя сверху на фюзеляже, как мешочники на теплушках в гражданскую войну и не под крыльями на подвеске, как авиабомбы -а как обычные пассажиры. Ни разу не было сбоя!

Но так было только первый сезон.
Уже на второй год товарно-денежные отношения превратили американского менеджера Брэда Бюрера в клоуна.

Насмотревшись на наши манипуляции с бартером, он приехал на второй год, как капитан Кук к папуасам — с мешками всякого иностранного барахла, при помощи которого, как он убедил свое руководство, он легко за копейки организует вертолетную программу и весь рыболовный сезон в дикой Московии.

А мы уже даже взятки рыбнадзорам на реке давали в долларах и не иначе! Все очень быстро раскусили вкус зеленых американских денег.

И когда мы с Брэдом попытались по привычной и безупречно работавшей ранее колготочно-одеколонной схеме организовать обратные билеты в аэропорту — как же над нами смеялись кассиры!

В тот момент мы с ним и сами-то были похожи на двух папуасов, которые пытались выменять у Магеллана его каравеллу на связку съедобных кузнечиков, юбку из травы и шапку из разноцветных задниц попугаев.
Хорошо еще, что у нас был н\з — несколько хвостов семги и проблему с логистикой все же удалось решить, но нас строго-настрого предупредили, чтобы впредь мы обращались к деловым людям только с наличными - и никаких одноразовых часов, бюстгальтеров, колготок и туалетной воды.

После этого эпического фиаско у Брэда с его начальством был серьезный разговор с рассматриванием груд финансовых бумаг, подсчетами на калькуляторе упущенной выгоды, криками и факами.
Брэд как-то выкрутился, видимо, сумел убедить, что местные аборигены оказались более коварными и хитрожопыми, нежели это предусматривалось планами больших белых бвана.
..а может просто мы слишком быстро у них учились.


Брэд, в своей неизменной лакостовской зеленой куртке, невысокого роста, толстенький, он мне очень напоминал фронтмена группы ZZ Top Гибсона, если бы того прихлопнули сверху, уменьшив до размера артиста Цекало, раскудрявили ему бороду в стиле Санта Клауса и расчесали  волосы, как у крепостного крестьянина, на прямой пробор.

Парень он был очень неплохой и простой, наверное потому, что у себя в Америке работал на грейдере и был, с нашей советской точки зрения, чистым пролетарием.
Хотя то, что пролетарий пролетарию рознь, я понял, когда был у него в гостях — первое, что я увидел при входе в его дом, это солидного размера амбарную книгу, где было расписано генеалогическое дерево семейства Бюрер аж с самого момента переселения его предков из Европы, века с 17-го. Кто бы мог подумать!

Меня, правда, больше привлекло дерево, корявое и древнее, которое росло напротив его дома, с огромным, отставленным далеко от ствола суком — этот сук, первое, что пришло мне в голову, явно был предназначен для невинных детских качелей.
Но, как мне рассказал Брэд, на нем испокон веков вешали всяких разбойников, грабителей и прочих американских маргиналов.

Кто же были эти славные люди, спросил я, и Брэд с гордостью обвел рукой окрестности. Оказалось, что кого не возьми, обязательно в любом семействе окажется персонаж, окончивший здесь в петле свою жизнь.

Прозвучало каламбуром, но и представители генеалогического древа Брэда, бывало, висели на этом дереве аккурат напротив своего дома. Одно хорошо — идти им было совсем недалеко.

Ну, да мои американские впечатления — это совершенно другой рассказ.


И я, и Брэд, поначалу посчитали друг друга людьми совершенно безграмотными и невежественными: я, потому что Брэд вообще не имел представления, кто такие Марк Твен, Том Сойер и Гекельбери Финн, а он — потому что я никак не мог понять правил игры в бейсбол и насмехался над Суперменом, которого Брэд чуть ли не считал реальным, а не вымышленным героем.
И к тому же Брэд очень гордился тем, что со всеми своими проблемами он посещает своего личного психолога. Когда же я попросил привести пример какой-нибудь его проблемы и метод, каким она решалась, то заявил, что после встречи с Брэдом его психолог сам, в свою очередь, наверняка посещает уже своего психолога, потому что более нелепых и детских проблем и испугов представить себе сложно, после чего Брэд со мной неделю не разговаривал.

Апофеозом нашего взаимного непонимания стал спор о диаметре Луны — я утверждал, что диаметр примерно 3.500 км, Брэд, хоть и согласился со мной, но тоном знатока уточнил - «квадратных километров!» после чего я выпал в осадок.
Как я его не убеждал, что диаметры не меряются ни в квадратных, ни в круглых километрах, ни в попугаях и ни в удавах, Брэд уперся, как носорог - «Диаметр Луны 3.500 квадратных километров - и точка!».

Как он грейдеристом там у себя работал с такими познаниями в математике — ума не приложу! Наверное гонял по трассе и измерял скорость в кубических милях в час.
Но вот что он знал отменно — это ловлю семги нахлыстом, тут ему мало равных было. Он и был моим первым учителем — научил разбираться в мухах, вязать их, забрасывать, учитывать всякие рыболовные и погодные тонкости.

А я учил его разжигать костры и собирать грибы. По его словам подростком он был скаутом, так что я надеялся, что он хоть костер разжечь сможет. Ничуть не бывало! Пока я по окрестностям помахивал топориком, выбирая сушняк покрупнее, Брэд наломал огромную кучу свежих березовых веток с листьями и сидел перед ними, поджигая спички по одной и засовывая их внутрь.

Пока я подошел — он извел столько спичек, что если бы их разом зажег, можно было вскипятить ведро воды, и дров никаких не нужно.

Курс молодого бойца по определению грибов, учитывая умение скаута Брэда разжигать костры, я упростил до примитивизма: «Смотришь на низ шляпки гриба, если как губка — берешь! Если пластинки — проводишь ногтем, если выступает белый сок — берешь! Все остальное — не берешь!». Чего проще?

Как выяснилось, сбор грибов — это как русская рулетка, только что в классической в барабане револьвера остается один патрон, а в той, в которую играл Брэд — все шесть. Да и вообще — у него был даже и не револьвер, а самозарядный Стечкин в автоматическом режиме!

Первый раз Брэд пришел с корзиной поганок, мухоморов и каких-то непонятных грибов, которых я отродясь у нас не видел! Но очень быстро научился, наука простая — это тебе не нахлыстовым удилищем при ветре из кустов махать.

Правда, строго следуя полученной инструкции, выбрасывал и давил сапогами рыжики, считая их самыми ядовитыми грибами - у них млечный сок кроваво-оранжевый. Это я упустил при инструктаже и пока не внес поправки в мануал, передавил Бред ценнейшего гриба немеряно.

Брэд увлекся, его самооценка, как опытного скаута повысилась настолько, что он стал демонстрировать свой опыт в «тихой охоте» своим подопечным клиентам, получив репутацию эксперта по выживанию и специалиста - рейнджера.

А потом мы с Брэдом нашли в лесу голый труп с пулевой дыркой в голове и его желание собирать грибы как отрезало. Тем более, что я легкомысленно пошутил, мол, вот человек, невинно грибы собирал, да невзначай на чужую делянку забрался, а хозяин, видать, его и заприметил!

Как я его потом не переубеждал, что мужик скорее всего просто замерз насмерть, почему и голый — замерзающим перед смертью иногда жарко и они с себя всю одежду снимают - а пулевое отверстие — это от жуков, - Брэд наотрез отказался ходить за грибами. Заявил, что эта ваша так называемая «тихая охота» потому и тихая, что, похоже, грибники работают с глушителями. Ну её к черту!

А само мое знакомство с Брэдом началось с взаимного недопонимания.

Я был назначен в лагерь переводчиком, ибо преподавал в школе английский, а всем известно априори, что выпускники факультета иностранных языков по специализации «Английский язык» говорят на оксфордском варианте этого самого языка. По крайней мере — нас так уверяли.
Врали!

В реальной жизни получилось все в строгом соответствии с анекдотом про слесаря Пуговкина - «Отнюдь!».

При первой встрече мы еще смогли друг друга поприветствовать, мол, «Хау ду ю ду!», а потом начался цирк-шапито на конной тяге.

Для продолжения беседы Брэд достал из кармана разговорник, всученный ему начальством еще в Америке, впился в него очками, прокурлыкал какую-то фразу и радостно на меня посмотрел.

Надо было как-то реагировать, но как реагировать я как раз и не знал — я подсознательно понимал, что это русский язык, потому что ясно видел на обложке надпись готическим шрифтом «Англо-русский разговорник», но не то что ни единого слова из сказанного Брэдом не понял, но и ни единой буквы! Как будто передо мной просто прополоскали горло!

В общем, я стоял и смотрел на него, как баран на новые ворота.,
Что-то я не понимал.

Это, как в детстве, когда я услышал песню «У Печоры у реки, где живут оленеводы и рыбачит рыба-Кит!»: я ведь именно так и слышал - не «рыбачат рыбаки» а «рыбачит рыба — Кит» и хоть ты тресни! Сам удивлялся этой немыслимой и апокрифической рыбе, которая сама рыбачит, но в своей ошибке убедился через много лет только тогда, когда увидел напечатанный текст песни. Но в детстве нас пичкали и более фантастическими персонажами — лисички взяли спички, шиншиллы взяли вилы, море синее зажгли — весь этот полный набор галлюцинаций наркомана — кислотника детьми воспринимался буквально.

Но ведь не просить же Брэда писать мне на бумажке то, что он там булькает?

Он нахмурился, неуверенно зашуршал страницами, что-то нашел, еще более радостно прополоскал горло и опять на меня уставился.
- Провал! - подумал я. - А это точно, что меня записали в лагерь переводчиком?
В тот момент я самого себе если и считал переводчиком, то только тимуровцем, который переводит старушек через дорогу. На большее я явно не тянул.

И ведь не сказать, что до этого момента я не общался с иностранцами — я прежде работал со шведами, которые строили у нас лесопилку и все вроде бы было нормально, мы вполне нормально общались. Не могу, правда, утверждать, что это был английский язык, появились у меня смутные сомнения, что со шведами мы оперировали каким-то вариантом пиджин-инглиша (это там, где слово «рояль» из-за недостатка лексики переводилось как «черный ящик — белые зубы, ты его бить - он орать»).

Но как-то же лесопилку мы построили! Причем, она до сих пор работает. У меня даже историческая щепка от первого распиленного на этой лесопилке бревна где-то дома лежит.

Брэд поджал губы, подошел поближе, ткнул пальцем в книжку и показал фразу, которую он произнес, как ему казалось, на русском языке.

...более идиотского разговорника я в жизни не видел!!

За одну только транскрипцию автора следовало повесить, а еще лучше — сжечь у него на спине весь тираж или хотя бы именно этот конкретный разговорник! Думаю, даже этого ему бы хватило, чтобы понять, что «Здруст-Е!» с ударением на Е- это отнюдь не «Здравствуйте!».

Брэд еще раз зашелестел страницами, нашел искомое и тщательно по буквам произнес: «И-А! Нюмн-Го! Горлю! Парски!»

Я посмотрел в текст над его пальцем - там было написано: «Я немного говорю по-русски!»

Горлит он тут! То, что ты горлишь - я и так слышу! Так-то горлить я и сам умею! Хотелось бы что-нибудь понять.
Я поощрительно кивнул головой - «Давай! Горли дальше!»

Брэд закрыл разговорник, сосредоточился, блеснул очками, заявил: «СА-МА-ВАР!» и победно на меня уставился.

Я ждал.

Брэд задумался, почесал затылок и еще более ликующим тоном сообщил «ВОТКА!»

Я ждал.

Он нерешительно посмотрел на меня еще раз, неуверенно сказал «ПЕРЕСТРОЙКА?», «ГЛАСНОСТ?» и затих.

Что — ВСЁ?!
Да даже я знаю раза в три больше английских слов! А то и в пять!
Но я-то — лингвист,  переводчик, - мне положено!

Я смотрел на Брэда, он смотрел на меня.
Приехали!.

Брэд что-то буркнул, вздохнул, швырнул разговорник на подоконник и задумался.


Да, собственно, и сам американский английский Брэда отличался от того моего оксфордского настолько, что мы были, как два чабана в Дагестане, где в двух близлежащих аулах люди друг друга не понимают, хотя и говорят якобы на одном языке.
Я уж не говорю про то, что Брэд разговаривал на носоглоточном, при этом половину слова тянул, как резину, а остальное проглатывал.

Какие там дифтонги, трифтонги и фрикативы, над которыми мы умирали в институте в лингафонных кабинетах!! И близко ничего такого не было!
Простейшее и самое нужное в нашей совместной работе существительное Rod (удочка), он произносил как «рад».

Я его так и понял, что он чему-то страшно рад, когда он, объясняя мне, что он имел в виду, махал руками, подпрыгивал, крутил что-то воображаемое и разводил руки, показывая мне прямую, косую и маховую сажень и тыкал в себя пальцем.
Потом-то я понял в чем дело, но принимая во внимание то, что саженями он, по всей видимости, показывал размер выловленной им рыбы, понял, что он еще и лгун.
Впрочем, как любой рыбак.

Заодно выяснилось, что он совершенно одинаково произносил слова «rod», «road», «red» и «read»,отличались они только особым прихлюпыванием и присмаркиванием — и вот тут-то я и понял, что хлеб переводчика — хлеб очень горький и неблагодарный!
И не зря по-английски переводчик называется «интерпретатор». Я бы еще определил переводчика, как престидижитатор -это еще ближе к его сути.

Тяжело мне пришлось сначала.
Но как-то очень быстро, я научился понимать брэдов английский, он — мой русский и все пошло и поехало, как по маслу!

Он «горлил парски», я «спикал американ», клиенты с трудом понимали и меня и его — жизнь в лагере кипела и била ключом!

Проводники тщательно записывали в блокнотики американские ругательства, учили их наизусть и насмерть поражали клиентов, половина из которых закончила Гарвард, Йель и Стэнфорд, своими «mother fucker» и «cock suckers» при сходе рыбы с крючка или падении в болото — стало считаться, что даже проводники и дизелисты нашего лагеря в совершенстве знают английский язык.

Я-то вообще был вне конкуренции, потому что мы с Брэдом как-то тащили надувную лодку, он споткнулся, упал лицом в муравейник, его придавило лодкой и он выдал нечто жуткое и немыслимое, типа «Mother fucking ass licking cock sucking muff diving cunt chewing rim job nun screw fucker!!!»

Я тут же записал это непроизносимое ругательство в книжечку (то, что запомнил, разумеется).

Брэд, выбравшись из муравейника и увидев меня сидящим и как на лекции конспектирующим на кочке с ручкой в руках вместо того, чтобы ему помочь, разразился такими проклятиями и матами, что я чуть было не его расцеловал — покрытого болотной жижей, насекомыми, мхом и лишайниками.

Таких перлов ни в одном институте не выучишь -наши преподаватели корчили из себя рафинированных англичан- леди и денди, и при слове «fuck» падали в обморок.

Я приобрел уверенность в себе не только заучив эту фразу и бормоча ее сквозь зубы во всех сомнительных случаях на рыбалке (чем вызывал изумленные взгляды американских рыболовов и создавая себе амплуа полиглота).

Мы с Брэдом сидели раз в лагере и играла какая-то американская музыка с истошными воплями - кажется, голосил Майкл Джексон.
Я его спросил, о чем поется в этом шлягере, на что он мне ответил, что понимает только каждое третье слово и то не точно.
- Как?! - изумился я.
- Так ведь — черный!! - ответил мне Брэд, - у них там ничего не понять, сплошной сленг!

Тогда вроде как их не особо расстреливали, если они негров называли неграми и черными, а не афро американцами, политкорректность только начинала расцветать.
Впрочем, будучи в Америке в следующем году, я уже натолкнулся в лифте Хэзлтонского госпиталя на памятку, посвященную «sexual harrasment» - феминистки уже взбирались на своего конька. Как голозадая леди Годива.

Много лет спустя я его понял.. когда у нас появились Дом 2, Собчаки, Димы Биланы, Кати Лель, Бузовы, самодельные рэперы и прочая шушера, которая пела и говорила русскими буквами на нерусском языке.
А после того, как мутной волной хлынули мерчендайзеры, менеджеры, коворкинги, франтшизы, тимбилдинги, смузи, тренды, бренды и пиары — вообще стало не понятно, кто, о чем и с кем говорит.


Недельная рыбалка заканчивалась совместной с клиентами вечеринкой, где говорились хорошие слова, много всего выпивалось, раздавались чаевые, клиенты давали свои адреса и телефоны, все клялись в вечной дружбе и на следующий день все чувствовали себя неловко.

Брэд эти вечеринки не любил — приходилось, во-первых, наблюдать скромных до этого клиентов в непотребном часто виде, а во-вторых — пить самому, чего он делать, как я уже упоминал, тоже не любил.

И поэтому как-то он, решив увильнуть, пошел к егерям в жилой вагончик с целью побыть ближе к народным массам и не слушать пьяный бред, который несли клиенты.
Это был первый и последний раз!

Потому что попытка Брэда спрятаться в вагончике у проводников от попойки с клиентами на традиционном субботнем «Good Bye Party» было сродни попытке спрятаться от пчел в улье.
По наивности он не знал, что там происходит такая же прощальная вечеринка, только без  каких-либо тормозов, с локальным колоритом и в особо крупных размерах.

Что там внутри происходило — я не знаю, слышал только тосты, перезвон бутылок и лафитничков, какие-то споры, песни, сатанинский хохот и треньканье на гитаре.
Видел только, как несколько раз Брэд пытался вырваться, и его фигура с вытянутыми вперед руками появлялась в дверях, но какие-то другие руки хватали его за куртку и уволакивали обратно в вертеп.
Последний раз в этот день я его видел лежащим у дверей его вагончика — сверху на его спине сидел наш кухонный кот и точил на нем когти.

Сам я проводил время более культурно — играл с пьяными клиентами в «дурака», которому их сам же и научил.

На щелбаны, после первого проигрыша, они играть отказались наотрез и в свою очередь предложили пари — проигравший выпивает бутылочку Табаско.
Что такое Табаско сейчас у нас знают все, тогда же этот соус был в диковинку: виданное ли дело — одна капля этого адского состава на пятилитровую кастрюлю супа делало ту совершенно несъедобной, потому что казалось, будто ешь ложкой угли из костра.

Клиенты в количестве пяти штук и я приготовились к турниру не на жизнь, а на смерть. На столе появилась бутылка Чивас Регал, один из рыбаков — допустим, что его звали Джек,на самом деле я уже и не помню как - достал из кармана карманные часы. Часы оказались с секретом — при нажатии на заводную головку циферблат откидывался и изнутри появлялась раскладная, из металлических колец, рюмка.

Из-за этой рюмки Джек и погорел — слишком часто прикладывался, оторвался от действительности и проиграл.

Но, как истинный англосакс, пожал плечами, невозмутимо вырвал зубами пробку из   бутылочки с дьявольским соусом и выпил одним махом. Скривился, покраснел, схватил ложку и принялся есть сахарный песок, запивая Кока Колой.
Когда его отпустило, он скрючился, и в виде буквы «Г» удалился на заплетающихся ногах в свой вагончик.
На этом вечеринка закончилась.

Утро началось с суматохи.

Помятый, пережеванный, выплюнутый и потерявший первоначальную форму Брэд смотрел в на себя зеркало.
- Бред какой-то…- пробормотал Брэд. - Кто это?!
Я уж не знаю, кого он там в зеркале увидел, потому что его покосившиеся очки были заляпаны яичницей, а судя по мусору в его бороде — вчера Брэдом Бюрером подметали пол.
- Там какой-то алкаш!! - ошеломленно сказал он сам себе и с тоской в голосе повторил — Я ж не пью! Кто это?!
Он повесил голову и зашептал американские ругательства…

И ведь, в самом деле — Брэд почти никогда не употреблял спиртное, не считая пива, и все его провалы на этом поприще я могу пересчитать на пальцах одной руки.

Но работа не ждет!
Скоро прилетит вертолет и мы с клиентами полетим обратно в кировский аэропорт.

По вагончикам раздавалось кряхтение, бормотание, стук, шуршание и звуки отрыжки — народ собирался домой после недели отдыха. У дверей лежали наваленные кучами тубусы с удилищами, сумки, чемоданы, обувь и всякая мелочь — самые умные начинали паковаться еще с вечера.

Где-то на пределе слышимости как комар уже зудел вертолет, рыбаки забегали, поволокли к посадочной площадке свои вещи..

..и тут из вагончика Джека раздался исполненный смертельной муки рёв!
Он орал так, что не было слышно даже уже садящегося вертолета. Наверное, так может реветь только слон, упавший на заточенные колья в ловчую яму.

Все застыли на мгновенье, как вкопанные, и, отхлынув от вертолета, толпой побежали обратно в лагерь выяснять, с кого там заживо сдирают кожу.

Выяснилось, что проигравший в карты Джек напоследок перед полетом решил по быстрому сходить в туалет, снял штаны, уселся на унитаз, поднатужился и…
..тут-то и сработала мина с часовым механизмом! Коварно затаившийся внутри Табаско при выходе как паяльной лампой сжег всю слизистую многострадальной джековой задницы изнутри.
В общем, что в вертолет его вели под руки, что в самолет несли на носилках — самостоятельно передвигаться он до самой Америки уже не мог.
Надолго он эту рыбалку запомнил!



Брэд позиционировал себя не только в качестве первоклассного нахлыстовика, но и полового гиганта. Потом, правда, выяснилось, что он девственник.
Впрочем, девственником он оставался недолго. Он подцепил нашу официантку весьма вольных правил и они удалились в его вагончик, набрав с собой целую сумку всякой выпивки и закуски.

На следующий день я разговаривал с МАЧО — настолько гордо и мужественно Бред смотрелся. С победной ухмылкой он озирал окрестности.

Типичное поведение подростка перед своими сверстниками после того, как спьяну был жестоко изнасилован какой-нибудь многоопытной шлюхой - старухой Изергиль переодетой во флердоранж- после этого он был готов снисходительным тоном и бобров учить строить плотины, а уж на всех остальных особей мужского пола он смотрел презрительно и даже с некоторой жалостью, как на «омега-самцов» и полных ничтожеств.

Он как бы ждал вопросов, касательно его амурной виктории, но на него, к его удивлению,  никто не обращал внимания. Торжество его потихоньку угасало и он приступил к намекам и недомолвкам.

Как бы давая понять, что ему очень жарко, он разделся до пояса, повернулся и продемонстрировал царапины на спине, и приготовился принимать поздравления - мы все должны были догадаться, что старина был на высоте и довел официантку до высот оргазма.
И опять — никто не удивился и на него опять не обратили внимания.

Точнее, единственным, кто проявил интерес был я — я вспомнил Брэда недельной давности у своего вагончика, нашего кота и улыбнулся.
Брэд что-то почуял, потому что подозрительно впился в меня взглядом, надел куртку и надулся.

..а эту официантку много лет спустя, когда я уже работал в гостинице, я встретил среди проституток в Баренц-баре. Продержалась она там недолго, влюбила в себя одного нашего охранника и они вместе отбыли в сиреневую даль.

Позднее я встретил эту пару в городе: из девочки-тростиночки она превратилась в параллелепипед, охранник, теперь, наверное, муж — в квадрат с круглыми глазами один из которых был подбит.
Геометрическое семейство в стиле кубиста Хуана Гриса сделало вид, что меня не заметило, я сделал вид, что их не узнал.
Если и не Принца на белом коне она себе оторвала, то уж коня-то точно.


+++++++++++

..а сейчас — за окном мороз и метель, ветер завывает в трубе и по полу тянет ледяным воздухом.

Горит моя старая добрая буржуйка Термофор - тепло, вокруг нее сгрудилось и сидит все живое, что есть в этом доме: три кошки- Мышь, Мурка и Митяй, я и крыс Турмалайнен, который сидит у меня на плече, постоянно копошится и своими усами щекочет мне ухо.

Дрова дорогие и осталось их не так уж и много, так что мы экономим, и полный обогрев организуем только поздно вечером.

До этого момента боремся с холодом каждый по-своему и каждый упаковывается, как может : я — в свитер , бороду и лохматую прическу типа «воронье гнездо», чтобы не мерзла голова, коты — в шубы из натурального меха, Турмалай, как самый маленький и хитрый, заворачивается в специальный гамачок так, что у него торчит наружу только нос и усы.

Есть еще водка, тоже вроде как можно использовать для согревания и социализации с животными, но экипаж дома — строгие и принципиальные абстиненты: не то что не пьют - даже не курят, а с водкой, как мне сказал многоопытный сосед: «По зиме с водкой и самогоном — главное не затрястись!!».
А трястись как раз и не хочется. Да и спиться и повеситься здесь — очень даже просто,было бы желание. Примеров масса.



Ах да - вантуз! Про него-то я как раз и забыл.

...сидели мы с Брэдом на реке в лодке, ждали вертолет с клиентами, но, похоже, рыбаки на тот день уже не предполагались — стоял туман и в десяти шагах даже берега не было видно. Так что куковать нам предстояло долго, может даже до вечера, а потом сплавляться вниз по течению до самого лагеря.
С неба еще и сыпалась мелкая морось и озноб пробирал до костей.
Я ловил хариуса, Брэд ковырялся и гремел чем-то возле лодочного мотора.

- О!! - заорал он и я от неожиданности чуть не вывалился за борт, - Смотри, что нашел!!
Он поднял над головой две бутылки шампанского.

Вот это фокус! Вот это наш смиренный лодочник дядя Вася! Вот это бурундук!
То-то наш скромник одевается, как нищий, в дырявый ватник и в шапку-ушанку такого вида, будто бы ею выстрелили из пушки! Понятно теперь, почему жалостливые клиенты то и дело презентуют этому голодранцу то кепочку, то курточку, то удочку!
Так у него еще и шампанское в загашнике нахомячено!

Дядя Вася был немедленно наказан. Строго по канону мы с Брэдом устроили раут в лодке под девизом «Кино, вино и мимино».

Посуды никакой у нас не было, но к тому моменту Брэд уже русифицировался настолько, что шампанское он предложил пить из вантуза, тоже найденного в дядивасиных закромах. Что лодочник там этим вантузом в лодке делал — мы так и не поняли, может, выхлопную трубу у мотора продувал. Но нас это не остановило и винные запасы хомяка были обречены.

Результатом этой находки стало то, что Брэд властью менеджера лагеря запретил дяде Васе юродствовать и наряжаться в лохмотья, дабы у клиентов не создалось впечатление, что солидная американская компания нанимает на работу каких-то шерпов.
Как не скрежетал зубами дядя Вася, как не ругался, но на следующий день он сидел в лодке, как картинка — в новенькой фирменной куртке, бейсболке и камуфляжных штанах.

Правда, в знак протеста и с целью сохранить последнюю каплю самоуважения, он все же сохранил на ногах какие-то опорки похожие на лапти.

Но, как он впоследствии не педалировал перед клиентами тему лапотника, как не стонал горестно подымая, как журавль, свои ступни при высадке из лодки на болотистый берег - кроссовки ему так никто и не подарил.

Позднее он все же сменил свои лапти на болотные сапоги, которые до него носил, видимо, снежный человек, потому что голенища были дяде Васе до подмышек.

Нда...

А потом наступил конец 90-х.. и это реально был ад, по-крайней мере для меня.
Работы нет, денег нет, из дома я ушел, потому что было стыдно жить на родительских харчах и не платить коммуналку.

Жил у приятеля, с которым вместе работали в рыболовном лагере, денег за проживание он не просил — он и сам в этой квартире жил на птичьих правах: охранял, пока ее хозяин бегал и прятался от бандитов по всей Европе.

Бандиты его потом все таки поймали и убили, а нас вежливо попросили съехать, потому что квартира сменила владельца, а тому сторожа были совершенно ни к чему.

Нашел у себя в столе золотое кольцо, которое подобрал в кинотеатре «Северное Сияние» когда мне было лет 8-9, году, наверное, в 70-м — так оно у меня и валялось.

Реальную его ценность я понял только тогда, когда мне реально просто нечего было есть  и я  пошел относить его в ломбард — там паслись в те времена жучки-перекупщики, перехватывали у входа посетителей. Мне за кольцо они напихали полные карманы денег и целый месяц я чувствовал себя кумом королю.


Эх, Брэд, дружище...

Ты уже давно умер от диабета, в своих Штатах, в маленьком городке Хэйзлтон в Пенсильвании, хоть и был вроде бы не намного старше меня, а я тебя не то что мертвым — я тебя и старым-то представить себе не могу…

Как-то мы с ним сидели вечером на базе у горящего камина и он привязался ко мне с какой-то ерундой. Все зудел и зудел, спрашивал одно и то же, а у меня не то чтобы настроения не было отвечать, я вообще говорить не хотел, устал после недели переводов, как собака.
Говорю ему: «Что ж ты за зануда-то (dull beggar) такой? Я ведь даже если помру — ты ведь мне и в гробу не дашь спокойно полежать! И там достанешь!»

Обиделся он тогда очень..

А оно, видишь, как все получилось..

Сижу, вот, курю, перебираю свою коробку карандашей, вспоминаю..

И вдруг понимаю, что передо мной сплошной мартиролог!
Многих из тех, с кем работал, уже давно нет: Александра зарезали в Москве, Николая  вместе с другом застрелили, Петруха ушел под лед на реке зимой, и нашли его только летом, Саша замерз, после того, как по осени еле выплыл на берег из перевернувшейся лодки, Кока  сгорел во время пожара, Сашок снес себе голову из двухстволки, Игоря в два месяца сожрал рак...и это только те, про которых знаю.
Позади сплошь - кресты и пепелище..и я — как самому себе укор..

..это сколько ж всего было..