Су Тун. Руки

Сяо Уханю никогда не везло с работой, и, наконец, он устроился в крематорий носить покойников.
Сначала никто в городке не знал, чем занимается Сяо Ухань, ведь покойники не могли бы выдать его. В тот год очень долго стояла сорокоградусная жара, и она доконала многих стариков, которым, впрочем, давно пора было отойти в мир иной. Кроме  стариков, был ещё один человек средних лет из квартала Сянчуньшу, который тоже жаждал прохлады; ночью с ним произошел несчастный случай: он спал на открытой террасе и умер. Точнее, один иностранец, инвестиции которого в аренду винного склада для разведения мальков угрей потерпели крах, покончил жизнь самоубийством, приняв снотворное, и умер на террасе бассейна для угрей, который построил собственными руками. 
В лучах яростно-жаркого солнца казалось, что белая машина из крематория приехала на ярмарку в квартале Сянчуньшу, она гремела в нетерпении; из машины вышли два человека – один полный, похожий на грузчика из компании по перевозкам мебели, второй был ниже ростом, и его манеры приводили окружающих в недоумение: выйдя из машины, он прятался за своим коллегой, к тому же на нём были марлевая маска и шапка, а его глаза непрестанно бегали; таким образом, несмотря на все попытки  этого увальня остаться незамеченным, его появление, наоборот, привлекло внимание окружающих.
– Эй! Посмотрите-ка на того человека сзади, не Сяо Ухань ли это? – крикнул один из зевак, как только Сяо вышел из машины.
Ну, как же не Сяо Ухань?.. У него ж под глазом такая примета,  да и как  другие не могли разглядеть, когда он прятался, эти выпученные глаза и этот шрам, похожий на серпик, у края глаза. Дети у порога дома, где умер человек, начали, как назло, визжать от радости:
– Сяо Ухань, Сяо носит покойников.
Таким образом, тайна Сяо Уханя благодаря детям и покойнику была раскрыта. Стоя около машины, он надевал перчатки, его ноги дрожали, а отчаяние, которое промелькнуло у него в голове, становилось невыносимым.
– Мы сами видели, как он нёс носилки!
Он грубым движением отодвинул детей, которые стояли на его пути, сказав:
– Играйте где-нибудь подальше, и поосторожнее, а то я увезу вас с собой.
Все понимали, что смерть человека обычное дело, но не все знали, что покойниками занимается именно Сяо. Работа в крематории была доходной, и не удивительно, что Сяо хорошо одевался, был при деньгах, и у него был вид успешного человека.

К концу лета работа Сяо Уханя ни для кого не была секретом, и это обстоятельство стало проблемой для Сяо. Он пораньше ходил за покупками, и когда парень из Чжэзцяна, который пёк лепёшки, брал у него деньги, его руки не касались рук Сяо. Когда он выходил из общественного туалета, следующий человек терпел, придерживая брюки, ждал, пока не освободится другая кабинка, и только ради того, чтоб не садиться на унитаз, на котором сидел Сяо.
А Сяо Уханя не задевало подобное пренебрежительное отношение окружающих, его положение с детства было незавидным: учился плохо, на вид был не симпатичным, работал так себе и был небогат, он привык к презрению окружающих, так что оно не мешало ему, но последствия этой дискриминации не привели ни к чему хорошему.
Это не могло не причинить вред личной жизни мужчины средних лет с нормальной сексуальной ориентацией, самое страшное для него – расстройство намеченного брака. А Сяо Ухань уже целый год встречался с девушкой Гу, которая работала в супермаркете Синфухуа. Между ними не было каких-то пламенных чувств, но они уже были готовы пожениться на праздник Образования КНР. И всё вроде бы было прекрасно, но погода сменилась, и эти покойники только добавили сумятицы, а по улицам так и поползли сплетни: «Сяо Ухань носит трупы в крематории!».
Нетрудно догадаться, какая реакция была у его подруги: свадьба уже была запланирована, заказано платье, и вдруг выясняется, что тебя обманывают: её жених, оказывается, не работает в транспортной компании, а занимается перевозкой трупов. Ей не хотелось объясняться с Сяо Уханем или морально осуждать его обман, она просто позвонила по мобильному и объявила, что они расстаются.
Сяо Ухань не хотел расставаться, все знали, что ему скоро должно было исполниться сорок лет, он много раз заводил отношения, но всё было безрезультатно. Он всегда был один, и никак не мог порвать с одиночеством. «Гу, ты ведь мне нелегко досталась, и ты говоришь расстаться?» – он выпрыгнул на ходу из машины крематория, и мигом добрался до магазина, где работала Гу. Отделённый от неё полками с товарами, он увидел, как Гу подняла каменное лицо, и на нём не было никаких эмоций. У Сяо Уханя в голове тут же пронеслись выражения лиц девушек, когда он с ними расставался. Он испугался, испугался так, что у него учащённо забилось сердце, он бросился к ней, как орёл к цыплёнку, схватил её руку, и тут же вывел её наружу, сказав, что хочет с ней поговорить. Он не знал, что по прошествии всего одной ночи он уже не имел права прикасаться к ней. Гу пронзительно закричала и в испуге вырвала свою руку.
– Не трогай меня своими руками, не прикасайся ко мне!
Сяо Ухань увидел в её глазах, насколько Гу боялась его рук, он быстро оглядел свою левую руку, она была всего лишь вспотевшей, посмотрел на правую руку, на ней было небольшое, почти незаметное пятно, тогда он протёр руки о штанины.
– Что не так с моими руками? – сказал Сяо Ухань, – не сходи с ума, я ношу перчатки, я мою руки семь или восемь раз в день, и мои руки чище, чем у кого-либо другого.
Но большинство неудач непоправимо. Какой бы прагматичной ни была любовь, после разрыва, конечно, её нельзя восстановить. Разговор между Сяо Уханем и его девушкой Гу в тот день у супермаркета так и не увенчался успехом. Причина расставания для Гу заключалась в обмане, и Сяо Ухань не мог её опровергнуть. К тому же, Гу не могла принять такую необычную профессию, какая была у Сяо Уханя.
– Мы собирались пожениться, и ты солгал мне о том, что работаешь в транспортной компании. А это оказалась вовсе не транспортная компания. Что вы перевозите? Трупы?!
Сяо Ухань сознался в обмане, но стал оправдываться: «Та зарплата, которую получал в компании по перевозкам, не идёт ни в какое сравнение с нынешней. А клиенты, в принципе, те же, но прибыль там ничтожна, а конкуренция большая». Гу серьёзно произнесла: «Тут нет ничего удивительного, в этом мире много бедных, и богатых тоже достаточно. Если бы я была жадной до денег, то не стала бы искать такого мужа, как ты, зачем?».
Эти слова тронули Сяо Уханя, словно он увидел простое и прагматичное сердце Гу, он наклонился, чтобы поймать её за руку. Гу от испуга вскочила: «Не трогай меня своими руками, которыми носишь мёртвых, это ужасно!». Гу, казалось, плакала. Она сказала: «Не вини меня за жестокость. Тебе не следовало выбирать такую работу, это была ошибка. Ты мог бы подумать и обо мне. Днём вы носите трупы, а ночью мы спим в одной постели. Как я могу это выдержать?». Сяо Ухань сказал: «Если я переношу мёртвых, я ведь не стану трупом?  Покойников кому-то нужно перевозить, и умершими всегда занимаются живые, так устроен мир».
– Не надо со мной говорить о великих материях, об этом все могут рассуждать, но когда становятся мужем и женой, не нужны какие-то сложные истины. Я просто не смогу спать с человеком, который работает с умершими!
Сяо Ухань понимал, что их разговор ничем хорошим не кончится, шаг за шагом, быстро придумал несколько обходных путей: «Тогда, если я не буду переносить мертвецов, я поговорю с шефом, как насчёт того, чтобы пойти работать у печи крематория? Или я буду заниматься поминальной службой, устройством траурного зала или что-то в этом роде?».  Гу сказала: «Так тоже не пойдёт. Это ужасно – иметь дело с мёртвыми людьми, мне противно, я не смогу этого вынести!».
Она оперлась о стеклянную витрину и с тоской посмотрела на прохожих на улице, внезапно она закрыла лицо и разрыдалась, это ещё больше взволновало Сяо, он по привычке хотел взять её за руку, но что-то останавливало его: «Мои руки не могут дотронуться до тебя, нельзя так нельзя, но как же нам тогда жить вместе, руки ведь не ноги, мне всё равно придётся дотрагиваться до тебя», – пронеслось в его голове. Он нервно обошёл вокруг неё несколько раз, вздохнул и произнёс:
– Блин! Так уж и быть, я больше не буду там работать! Не буду!
Это решение было настолько неожиданным, что Гу прекратила плакать, а у Сяо затряслись плечи. Сяо мигом забыл обо всём, крепко схватил руку Гу:
– Всё, больше не буду, – и продолжил: – Нет ничего невозможного.
Но что действительно поразило Сяо, так это его руки. Они стали для него несчастьем. И как бы он не пытался трогать Гу, она отвергала его руки. Он почувствовал, как маленькая нежная ручка Гу вертелась в его ладони, и хотя она была слабой, но всё же настойчиво сопротивлялась и в конце концов освободилась.
Когда Сяо Ухань осознал это, он понял, что его руки потеряли все свои права и больше не могут ничего контролировать; он видел, как дрожали его руки, и опустил их; казалось, что что-то переломилось в нём. Гу отступила и спрятала освобождённые руки за спину. Она была поражена, её глаза были полны слёз, но неловкая улыбка в уголках рта показала её внутреннюю убеждённость: «Нет, теперь уже поздно что-то говорить и что-то делать. – Гу покачала головой. – Это не тот случай, когда можно исправить ошибку. Нет никакого способа исправить это. Я терпеть не могу твои руки. Меня тошнит, когда я вижу твою руку. Как мы можем быть мужем и женой?». Гу обернулась и сказала: «Я знаю, что ты хороший человек, но у нас ничего не получится. Если ты будешь обманывать, и я тоже – что же будет после свадьбы? Как жаль, слишком много людей умерло в этом году. Ты знаешь, позавчера вы приехали на улицу Сяотаохуа, чтобы вынести умершего. Это была моя тётя. Ты не заметил меня, но я тебя видела».
Вдобавок в то лето на уголке рта Сяо Уханя появилась язва. Сяо Ухань только что сделал ремонт в новой квартире, куда намеревался привести жену,  но невеста круто изменила своё решение. И он не знал, как справиться с возникшей проблемой. Препятствие для брака создавала его специфическая работа. Он знал это, но если препятствия будут устранены? Гу всё равно расторгнет брачный контракт. Его слова о том, чтоб уволиться, пустые: можно избавиться от работы, но нельзя избавиться от рук, а она больше не выносила его рук. Он мог решить вопрос с работой, но с руками – нет. Он даже не думал, что руки могли бы стать такой преградой в их отношениях, он ничего не мог с ними сделать, не рубить же их.

Сяо Ухань не знал, как решить проблему с руками. На той же самой улице как раз обитали его друзья в доме Мамона. Сяо пошёл к ним, братаны играли в карты. Мамониха отходила от родов, она была на кухне. Её младенец беспрестанно плакал, и женщина ругала Мамона: мол, заигрался, ничего не может делать по дому, и вообще если он ещё продолжит играть, то она позвонит в полицию. Мамон не выдержал, подошёл к ней, дал затрещину и вернулся к игрокам. Сяо не захотел смотреть продолжение этих избиений и предложил пойти к нему поиграть: Мамон согласился, но другие трое промолчали. И тут Нож сказал: «Сяо, не стой позади меня, с тех пор как ты появился здесь, моя игра не заладилась, всё неудачные карты выпадают». Сяо подумал, что Ади больше везёт в игре, и по привычке положил свои руки ему на плечи, Ади нахмурил брови, потерпел немного и потом не выдержал: «Сяо, убери от меня свои руки, я проигрываю, встань рядом с Мамоном, он-то выигрывает». У Сяо вспыхнуло лицо, сказав несколько крепких слов, он в гневе вышел на улицу.
За ним вдогонку пошёл Мамон: «Ты с ними будь проще, они все проигрывают, вот и расстраиваются». Сяо ничего не ответил, поднял свою правую руку, пристально посмотрел на неё, повернул, потом поднял левую руку и так же внимательно осмотрел её; он ничего не произнёс, а только скрежетал зубами. У Мамона загорелись глаза: «Не смотри так на свои руки, у тебя рука не лёгкая, – ухмыльнувшись, продолжил, – Может быть, ко мне вернёмся, ты посмотришь телевизор, идёт?». Сяо внимательно посмотрел на Мамона и тут же изменился в лице, но продолжал молчать, в конце концов, ударил ладонью по стене и сказал: «Да, пошли вы все к черту! Чтоб вы все проиграли!».
Братаны утверждали, что все они друзья Сяо Уханя, но они были просто партнёрами за покерным столом, а не так близки, как друзья по настоящему застолью  с шашлыком и винами. Сяо Ухань поначалу хотел, чтобы они посоветовали, как быть, но теперь, кажется, нет необходимости оглядываться назад, на сердце молодой женщины. Сяо Уханю так хотелось поговорить, как бы ему вернуть Гу, но сейчас это казалось лишним. Игроки за столом ничего не соображали, а знали только, что выиграть или проиграть. Сяо стало немного грустно. Он понимал, что его дружки не вернут ему Гу, он может с ними всего лишь играть. А игроки за столом к тому же почувствовали неприязнь к Сяо.
Сяо вышел на улицу, и тут ему в голову пришла одна мысль. Он подумал, что мать Ножа старая женщина, а всё ещё жива, у Ади тоже есть 90-летний дед, который уже одной ногой в могиле; и если в какой-то день они умрут, то он мог бы договориться со своими коллегами, чтобы не забирать трупы, а оставить их дома, чтоб они там гнили, испускали зловонный запах, чтоб Нож очнулся от своих дурацких суеверий, и ничто не помешало бы этому. И тогда они, как минимум, поняли бы, насколько уважаем Сяо Ухань, что его маленькие уханьские ручки нужны и полезны. И тогда те, кто оскорбляет его и его руки, заплатят за свои слова.

Однажды в воскресенье стояла невыносимая жара, на улице почти не было людей, обозлённый Сяо Ухань шёл по улице, где всё было ему знакомо, и казалось, что всё вокруг было полно отвращения к нему. Мальчики, которые купались у моста, пристально посмотрели за Сяо, а потом начали кричать: «Сяо Ухань носит покойников!». Прокричав так, они прыгнули в реку. Сяо Ухань хотел было догнать их, но подумав, что ему уже сорок и ему не следовало бы вести себя по-мальчишески, повернул назад и пошёл по мосту.
Внезапно на него нахлынули воспоминания, и он вспомнил, как когда-то поставил ларёк по ремонту велосипедов у моста, и хоть он зарабатывал мало, но люди были добры к нему. Сяо вспоминал то, чем он занимался десять с лишним лет назад: продавал фрукты, развозил товары, перепродавал билеты в кинотеатр, на футбол, на поезд, на концерты, встречал и развозил пассажиров со станций на место гостиниц и автовокзалов. Тогда ему было тяжело и зарабатывал немного, и он помнил ещё о тех днях. И если сравнивать с его сегодняшним положением, то ещё неизвестно, что было тяжелее. Похоже, судьба его не могла сложиться так, чтоб всё было хорошо: если он хорошо зарабатывает, то теряет уважение, а если не потерять достоинство, то много не заработаешь.
Сяо прошёл по мосту и добрёл до ларька Лао Циня, где продавались траурные венки. Он увидел, как Лао Цинь, сидя за прилавком и надев очки, вязал венки. Сяо остановился, прислонился к двери и начал смотреть на то, как работает Лао Цинь. «Нынче у тебя дела идут хорошо? – произнёс Сяо, и добавил – Ну, если у тебя прибыльно, то и у нас неплохо». Лао Цинь посмеялся, и сказал в ответ: «Это разве дело. Живые так нелегко зарабатывают деньги и спускают их на похороны или на еду». Сяо вдруг спросил: «Лао Цинь, ты боишься покойников?». Тот отвечал: «Бояться покойников, что ли? Если бы я их боялся, то разве я бы занимался этим всем?». Сяо пристально посмотрел на него: «Дай я посмотрю твои руки». Лао Цинь смутился: «Ты, что сума сошёл? Моя рука – не девичья, что там на ней можно смотреть?». Сяо уставился на руки Лао, прошло немного времени, он опять произнёс странную фразу: «Лао, а ты бы мог пожать мою руку?». Лао сконфузился, прижав к себе руки: «Сяо, ты что, привидение увидел? Мы ещё и рукопожатиями обмениваться будем? Хорошо, хорошо, но к чему это? Ты же ведь не какой-то высокопоставленный шишка». Сяо пояснил: «У нас же одинаковые руки, не надо чураться меня, я тоже не буду игнорировать тебя. Давай просто пожмём друг другу руки». Лао Цинь с удивлением посмотрел на Сяо, и тут Сяо что-то понял для себя: «Я понял, мы с тобой однополчане, сидим в одних окопах». Лао, услышав эти слова, засмеялся, у него из рук попадали ножницы и цветная бумага, и они горячо по-братски пожали друг другу руки. Крепко обнялись.
«Что бояться покойников? Да, и в работе с ними нет ничего страшного, – произнес Лао. – На самом деле, здесь нет ничего необычного, другие не так понимают их: покойники не воруют и не разбойничают, не крадут и не насилуют, не убивают и не поджигают, зачем же их бояться? Умер человек, и стало ещё больше мебели, покойники они же, как утварь домашняя, что же бояться? Ты знаешь, я ведь часто меняю одежду покойникам, – с довольным видом Лао взглянул на Сяо. – Ну, умер человек, а домашние не смеют поменять ему одежду, они просят меня это сделать, просят меня, я же предлагаю им свои услуги – обтереть тело, сменить одежду – и ни капли не боюсь. Мы живём в мире с развитыми рыночными отношениями, и я так зарабатываю деньги, один мой визит стоит 100 юаней, и тут венками приторговываю, а прибыли больше, чем если бы я занимался всякой мелочью. Ты ведь знаешь, что в прошлом месяце у начальника Лиу был траур, я всем занимался».
И как только Лао дошёл до этого места, Сяо начал иронически смеяться, и на его лице заиграла улыбка, которую редко можно было увидеть: «Ну, что в этом такого? Ты знаешь, в пошлом месяце я переносил секретаря горкома, ну он перевернул машину на шоссе. Я прямо тебе скажу, когда я его переносил,  я хотел пожать ему руку». Произнеся это, он ощупал свои руки и как будто немного сконфузился, а потом внезапно вспомнил о своей основной проблеме: «И, таким образом, ты работаешь с покойниками, а ночью в постели жена не брезгует твоих рук?». Лао заколебался было в нерешительности и произнёс: «Мы с женой ночью спим, а руки нам нужны, чтоб работать и зарабатывать деньги, и ничем другим мы не занимаемся. Чего же брезговать?».
Глаза Сяо словно загорелись на мгновение, а потом снова потухли. «Неудивительно. Неудивительно, что ты этим занимаешься» – сказал Сяо Ухань. Лао, не понимая внутреннюю боль Сяо, спросил: «Что с нашей работой не так? Тоже верный кусок хлеба, а люди умирают и рождаются, и всем приходится через это проходить. На самом деле, покойники самые смирные люди, ты не думал? Они как дети, заснувшие крепким сном, очень мягкие и послушные. Ну, за эти годы у меня появился кое-какой опыт. В прошлый раз я одевал деда одной девушки, так я чувствовал, как его плечи двигались, слушались меня и сами поворачивались».
Слова Лао обескуражили Сяо Уханя, и он произнёс: «Не плети ерунду, я ещё не уволился, не надо только меня пугать, у тебя не так, как у меня: ты идёшь одевать человека, когда тот только что перестал дышать, из него даже душа ещё не вышла, и руки ещё теплые».
Потом Лао Цинь сразу заговорил о том, как у покойников в руках остаётся тепло, о том, как пожимал руки покойникам: «Никогда не пожимал руки чиновников и чтобы пожать руки соседям, я даже не думал и так бы и прожил, но вот моё правило: перед тем, как одевать умерших, обязательно надо пожать руки, ведь потом не будет возможности увидеться». Он даже не закончил говорить, как заметил, что Сяо внезапно стал каким-то странным, рука, в которой он держал сигарету, сильно затряслась, Сяо Ухань уставился на руку, в которой была зажата зажигалка; казалось, что он думает о чём-то. Лао Цинь внезапно подумал о покойнике, что он намного приятнее, ведь его рука всё ещё теплая, а руки Сяо было трудно принять, даже если он не пожимает покойникам. Лао Цинь внезапно произнёс: «Ты не такой как я, если ты не можешь пожать руки, то и не надо».
Сяо Ухань, опершись о прилавок, пристально смотрел на Лао Циня, потом Сяо начал непрерывно кашлять так, что Лао не мог понять, отчего он кашляет – то ли от дыма сигарет, то ли от сказанных им слов. Сяо так кашлял, что его лицо покраснело, даже слёзы потекли. «Иди ты к чёрту со своими мертвецами!» – обругав так Лао Циня, он вытер глаза и удалился прочь.

Не знаю, сколько времени Сяо Ухань проработал в крематории и когда он внезапно уволился оттуда. В тот год, ближе к осени, на улице Чуньшуцзе вновь открыла свои двери общественная баня Кэцзи, и заведение стало привлекать новых посетителей, поскольку некоторые старые клиенты пострадали от высокой температуры, и скоро баня обнаружила нового постоянного посетителя, это был Сяо Ухань.
Жаркое лето возбудило в нём чрезвычайную потребность в чистоте. Он не ходил на работу, но каждый день ходил в баню. Было очевидно, что он был расстроен отвращением других людей, и эта несправедливость заставила его задуматься о проблемах равноправия, включая толерантность между людьми и покойниками, между умершими и живыми. И в бане он пытался заводить разговоры с посетителями на подобные темы, а все говорили, что Сяо несёт какой-то бред и выдаёт себя за профессора, Сяо Ухань переставал разговаривать и старательно намыливал своё тело, каждую его часть. И мылом с резким запахом он с наслаждением натирал свою голову, натирал живот, ноги с их редкими волосами и поникший член, но с особой тщательностью он намыливал свои руки, так что казалось, что его руки от плеч до пальцев пели какую-то песню, но у Сяо Уханя по-прежнему оставалось печально-угрюмое лицо. Создавалось впечатление, что ему нужно вовсе не мыло, а то ощущение чистоты, которое оно приносило, что давало ему надежду, и потом он с этой надеждой выходил из бани и, сидя на лежанке, будто общался со своими руками. Сяо Ухань осознал, что руки разрушили его жизнь, что необходимо как-то исправить их, но кроме как правой рукой пошлёпать левую и левой рукой наказать правую, он больше не знал, как их исправить.

Однажды Сяо встретился в бане с Мамоном и его шайкой. Мамон полагал, что другие унижали Сяо, а он нет. Мамон подошёл и ущипнул Сяо за попу, тот пнул его. «Так ты сейчас здороваешься с другими? Даже не можешь протянуть руку, а ногу протягиваешь?» – произнёс Мамон. Сяо смотрел на него, он не смеялся и не злился. Мамон продолжал: «Блин, ты охрененно изменился, жена бросила, а друзья? Я тебя звал сыграть с нами, почему ты не приходил?». «Я не играю, мне это не интересно». На что Мамон сказал: «Ты не играешь, не работаешь, чем ты тогда собираешься заниматься? Ты ещё не уволился? Хотел спросить тебя, ты ничем не занимаешься, целыми днями купаешься здесь, разве так деньги можно заработать?». Этими словами он ранил Сяо по самому живому, тот перевернулся на лежанке, прикрыл глаза и сказал Мамону: «Когда ты откроешь своё дело, можешь рассчитывать на меня». На что Мамон ответил: «Рассчитывать на тебя? Что ты за птица? Да в тебе храбрости меньше, чем у мыши, что ты можешь делать?». Сяо Ухань внезапно сел, протянул руки Мамону и сказал: «Ты видишь эти руки? Эти руки переносили покойников, более трёхсот, чего же им ещё бояться? Они ничего не боятся!».
Таким образом, в жизни Сяо Уханя началась чёрная полоса. Он из бани направился в маркет, где работала Гу. Он почти каждый день приходил сюда, наблюдал за тем, как работает Гу. Когда Гу собиралась уходить, он пытался подойти к ней и поговорить, но Гу испугалась его, она хотела на четвереньках проскользнуть мимо витрин, но это было бесполезно, она никак не могла спрятаться от него. Тогда она села на корточки и заплакала. Сяо Ухань увидел, как она плачет. «Что ты плачешь? Ты обиделась?» – произнёс он. Потом схватил нож с витрины: «Тебе противны мои руки, которые переносили покойников? Сейчас я уже не занимаюсь этим, я уволился, что ещё нужно? Может быть, отрезать руки? Отрезать их? Тебе будет этого достаточно?». Гу закричала. Крик её привлёк внимание сотрудников службы безопасности супермаркета. Охранники сначала подумали, что спор разгорелся на любовной почве, а потом, увидев нож, нашли в этом элементы насилия и жестокости. И они не могли не вмешаться. Охранники схватили Сяо и вывели его на улицу, сделав предупреждение, что сейчас они с ним ничего не сделают, а если он ещё раз поднимет шум, то они будут действовать жёстче, потому что поведение Сяо Уханя расстроило нормальную работу магазина. Они будут рады, если он больше не появится здесь даже за покупками. Сяо Ухань оправдывался, что уволился ради мисс Гу. Теперь, когда у него нет денег и еды, он хочет пойти домой с мисс Гу и поесть: «если только вы не заплатите мне за еду». Конечно, люди в маркете не согласились с Сяо Уханем. Они вызвали полицию, и этот трюк сработал. Сяо Ухань сбежал, когда увидел, что они звонят.
Хотя Сяо Ухань и не очень храбрый, он не мог так просто отступить. Он подождал снаружи, пока Гу не закончила работать, пришлось до ночи ждать её. Гу надела очень модную юбку и вышла из магазина. Её ослепительный вид заворожил Сяо Уханя, который пошёл за ней по пятам и следом за ней сел в автобус. Его уловку легко было обнаружить, и Гу скоро поняла, что он преследует её. Она украдкой взглянула на Сяо и увидела, что в его глазах не осталось ни прежней любви, ни ненависти, они были полны страха. Гу испугалась, что нечто ужасное может произойти. Сообразив это, она сошла на остановку раньше. Сяо Ухань не успел за ней, но изо всех сил начал бить по двери, и водителю ничего не оставалось, как открыть её и выпустить Сяо.
Гу побежала по улице, на ходу она вынула из кармана телефон. Возможно, это могло бы остановить его, но Сяо уже схватил её, потом махнул рукой, она застыла в воздухе, и, взглянув на руку, он обнаружил, что она грязная. Заметив эту грязь, он потерял любую надежду на справедливость и поддержку, он устало сел на корточки и сказал:
– Ты итак навредила мне и ещё хочешь сделать из меня преступника? Ты хочешь позвонить в полицию, чтоб те меня схватили?
– Я не знаю, что ты собираешься делать? Как ты мог так поступить? Напугал до смерти.
– Я и не хотел пугать тебя, я лишь хотел решить проблему, проблему женитьбы, сколько я ни пытался, всё никак не могу, и как бы я ни просил, это бесполезно.
– На свете так много девушек, ты можешь встретить женщину лучше, чем я. Я уже не молодая и не красивая. Почему же ты меня не отпускаешь?
– Нет. Мы можем с тобой расстаться. Я ведь тоже не слепой и немой урод,  и став менее разборчивой, ты могла бы найти человека, о котором и не думала, я недоволен потому, что мне хотелось бы знать, где правда, где ложь.
– Не надо пытаться выяснить, где истина, а где ложь. Это я плохая, идёт? Это я не выношу твою работу.
– Я уже говорил тебе тысячу раз, я уволился и уже не занимаюсь этим, почему же ты хочешь расстаться?
– Я тебе тоже уже тысячу раз говорила, что я не люблю тебя, я ненавижу твои руки, я только посмотрю на них, и сразу вспоминаю покойников – произнесла Гу.
– Ну, это можно решить. Я уже тебе говорил, что я хочу избавиться от своих рук, и ты их больше никогда не увидишь.
– Не надо говорить всякую чушь, как же ты будешь пить и есть без рук, а содержать семью и зарабатывать деньги, я буду содержать тебя?
– Ты, оказывается, добрая. Не хочешь, чтоб я избавился от рук. Хорошо, я не отрежу их, тогда давай вместе пойдем в крематорий, ты посмотришь на этих покойников, и тебе уже не будет так страшно.
Гу вскрикнула от ужаса:
– Нет. Даже если я умру, я не пойду туда.
– Нет. Неверно. Ты, так или иначе, умрёшь. А, если ты не попадёшь туда, то куда тогда? Ты же говоришь о смерти, не надо упрекать меня в том, что я говорю с тобой об обычных истинах. Ты знаешь, каково мне было в тот день, когда ты мне позвонила? Я ведь подумал, что было бы здорово, если бы твоя мама или папа умерли, тогда я бы пошёл перевозить их, тогда ты бы не стала так относиться к моим рукам.
На этот раз Гу чуть не дала оплеуху Сяо Уханю:
– Тебе лучше было бы умереть. Мои родители так хорошо относились к тебе, ничего лишнего не говорили. Как же ты можешь желать им смерти? Ты, действительно, хочешь пойти со мной домой и поужинать?
Их разговор больше не клеился. Потом Гу с побелевшим лицом шла впереди, а Сяо Ухань следовал за ней, говоря:
– Не уходи. Ну, если ты не пойдешь в крематорий, то тогда ладно, у меня есть ещё предложение. Ты боишься моих рук? Я звонил на радиостанцию к психологу. Он сказал, что у тебя какой-то психологический барьер. Он сказал, что нам нужно держать друг друга за руки, каждый день по полчаса, и так полмесяца, и тогда твой психологический барьер сможет уйти, и ты уже не будешь так бояться моих рук.
– Сумасшествие, – произнесла Гу.
Сяо Ухань продолжал:
– Он учёный, специалист. Ты не хочешь слышать моё мнение и не хочешь слышать мнение специалиста?
Гу, убыстряя шаги, проговорила:
– У меня нет желания слушать тебя. Не то чтоб полчаса или полмесяца, да я даже полсекунды не смогу держать тебя за руку. Ты хочешь, чтоб я умерла?
Согласно первоначальному плану Сяо Уханя, в тот день он должен был дойти с ней до дома, а они уже дошли до ворот ткацкой фабрики, она была неподалеку от дома Гу. И вдруг произошло неожиданное. Белая машина с грохотом проезжала мимо. И какой-то человек высунул голову и помахал Сяо Уханю рукой: «Сяо, куда ты пропал? Разбогател, что ли?». И хотя на нём была маска, Сяо Ухань узнал в нём того толстяка, его коллегу по работе. Он автоматически помахал тому в ответ: «Где нам разбогатеть-то?». Он заметил, как прохожие отступали от машины, некоторые с изумлением наблюдали за ним, у Сяо загорелось лицо, ему было неловко, он почувствовал, что ему следовало бы провести границу между собой и толстяком на машине. И он отпрыгнул на тротуар. На тротуаре был мальчик с футбольным мячиком в руках, на его лице была кривая улыбка, наверно, он смеялся над Сяо Уханем. Сяо не выдержал. Не стерпев ухмылки, он ударил мальчика ладонью. «Я тебя насмешил, я тебя насмешил!». Сяо Ухань увидел, как тот заплакал, и немного смутился, он поднял свои руки и взглянул на них. И тут он пришёл в себя, с улыбкой на лице сказав мальчику: «Прости, дядя очень любит тебя. Я хотел погладить тебя». Мальчик крикнул от испуга. Прохожие оборачивались и смотрели на то, что происходит. Сяо Ухань подал руку мальчику в знак извинения. Потом отошёл назад. Он посмотрел туда, где должна была быть Гу, но ей хватило и двух секунд, чтоб раствориться, не оставив следа.
В последующем Сяо Ухань не ходил домой к Гу. Он сел на корточки под уличным фонарём и левой рукой придерживал правую руку, как будто у него была резкая боль в локте, запястье или в другой части, подождав, пока боль утихнет, он поднялся, и его лицо опять стало спокойным. Похоже, что у него отпала проблема с рукой, он спокойно протянул руку под светом уличных фонарей, как будто останавливал такси. И притормозила одна красная машина. Сяо Ухань сказал шофёру: «Мне надо в фантастический Париж». Водитель: «Что за место? Какой ещё Париж?». На что Сяо Хань произнёс: «Э, что это за такси? Даже не знаешь, где находится фантастический Париж! Ну, если ты не знаешь, то я тебе скажу, это клуб за дворцом искусств, там можно потанцевать, снять девочек, пострелять». Он сделал руками грязный и низкий жест: «Пострелять, пострелять, ты понял?».
После праздника Образования КНР никто больше не видел Сяо. Но все знали, что он низко пал, зато близко сошёлся с Мамоном. Все знали, что связаться с Мамоном – это и прибыльно, и опасно. Говорят, что у Мамона дела шли в гору, так что можно было жить припеваючи, занимаясь воровством и наркоторговлей. Шайку взяли в вагоне поезда с поличным: у них при себе оказались ворованные вещи, на полпути их сняли с поезда. Они оказались не такими уж смелыми, а их бизнес по сбыту наркотиков взволновал не только наркоотдел полиции, но и жителей квартала Сянчуньшу. И как только весть об этом распространилась, несколько детей, которые ничего не смыслили в этом, прибежали к порогу дома Сяо Уханя. И, размахивая руками и ногами, они кричали: «Сяо Ухань наркоман! Расстрелять его!».
К счастью, дома у Сяо не было никого. Только на верёвке за дверью Сяо Ухань забыл развешанные шорты для атлетики и старую жилетку, когда дрожал от страха перед обиженным ребёнком. Дети начали баловаться, один из них взял шорты, и обнаружил, что пояс был развязан, он побежал за другим, хотел надеть ему на голову эти шорты, второй тоже начал бегать, резвиться, ещё один уже стащил жилетку Сяо Уханя. Один из них расстегнул жилет и как знамя нёс на ветке дерева, он бежал с ним по улице и размахивал. Соседи наблюдали за происходящим, они уже начали было разгонять детей, но призадумались, поскольку дети их не боялись, наверно, они уже слышали от родителей, что Сяо Ухань вряд ли вернётся домой.
Позже никто уже не видел Сяо Уханя. Дело Сяо и Мамона вызвало сенсацию, местная телестудия сделала об этом репортаж. Поэтому мы смогли увидеть на экране Сяо и Мамона. Телевидение старается порой показать не самое приятное. Понимая, что предстанут в неприглядном виде, преступники пытались руками прикрыть лицо, и в объектив попадали лишь наручники.
Мамон уже несколько раз посидел на зоне, поэтому он знал толк в этом деле и свесил голову. И как только он сел, он сразу зажал руки между двух колен, и журналисты ничего не могли с этим поделать. И тогда оператор направил объектив на Сяо Уханя, в титре появилось его имя (прошу прощения, но я скрываю его настоящее имя, потому что его зовут на самом деле Цзянь Го, фамилия очень распространена, и это могло бы вызвать недовольство тех людей, которые носили схожие имена и фамилии). Тогда мы увидели равнодушное лицо Сяо, он словно своим взглядом угрожал оператору: мол, чтоб не нарушали его права на съёмку. Видимо, оператор испугался его взгляда, мы увидели, как объектив постепенно понижался и остановился на руках Сяо Уханя. И руки Сяо в этих браслетах были показаны крупным планом. От наручников исходил холодный свет, а руки казались маленькими и бессильными, и тёплыми. Мы внезапно заметили, что пальцы его рук были тонкими и длинными, на бледных суставах пальцев были редкие волосы, кроме того, на его указательном и среднем пальцах были жёлтые следы от сигарет, и под ногтями не было грязи. В общем, они были белыми, изящными и чистыми, не похожими на его всеми презираемые руки.
На самом деле, соседи из квартала Сянчуньцзе всё время обсуждали руки Сяо Уханя, но никогда не видели их так подробно. На этот раз они все присмотрелись к его рукам. Ну, что вам сказать о его руках? Судя по всему, они не были похожи на нечто ужасное, но если это не его руки, то тогда чьи же?

Перевод с китайского Александра Итыгилова
и Елены Шульгиной.