Конкурент

Скажу сразу: у меня есть свидетели. Во-первых, Вячеслав Михайлович Цветков. Он, как раз, ловил с лодки метрах в 20 от меня и всё видел. Во-вторых, Павел Кириллович из Донецка. Он стоял подальше, метрах в 30, и не все подробности видел, но всё слышал.
Было это на Каршевитой Воложке, куда незадолго до того через образовавшуюся прорву бурно хлынула волжская вода. Прежнее русло не вмещало водную массу, и река свирепо размывала крутые песчаные берега, которые рушились в поток глыбами в десятки метров длиной. Падали громадные тополя и осокоря. Они не хотели уплывать с привычного места, цеплялись за берег корневищами, упирались в дно могучими ветвями, закручивали и отбрасывали мощные струи. С трудом нашёл я место, где можно было причалить, выгрузиться и ходить по воду без акробатических этюдов. От этого места вверх по течению километра на два вдоль берега тянулись сплошные завалы. А вниз по реке такие же завалы тянулись если не до самой Астрахани, то близко к тому. Так что для ловли с берега место найти было трудно. Вячеслав Михайлович и Павел Кириллович, как люди положительные, встали станом на другом берегу, где ещё уцелели остатки косы, и к воде можно было подступиться без осложнений. Но рыбу ловить они приплывали под мой берег.
И было, зачем приплывать! В окнах среди завалов стаями ходили крупные чернохвостые голавли. У коряг стояли в засадах немалые щуки. На струях   плескалась   чехонь.   Незабываемое   впечатление от того года оставило мне одно окно в каршах, метра этак четыре на пять. Первый раз, подойдя к нему,   я был просто   ошеломлён. В углу окна, мордой к струе, слабо двигая жабрами и плавниками,
стоял неправдоподобно огромный сазан. Я бы, может, преуменьшил его размеры, но около него, как щенки около здоровенного пса, крутились с десяток язей. Язей такого калибра я знал, это были рыбины длиной 40 — 45 см и около  килограмма весом. Но  рядом с этой громадиной они выглядели малявками. Мне кажется, они использовали «дядю», как прикрытие от хищников. На сколько тянул этот  сазан — на полтора пуда,  на два,  больше?  Не скажу,  врать не буду. Но больше я таких не видел. А 20-килограммового сазана, пойманного Матвеем Кузьмичом из Глухого, я видел. Так, тот был поменьше. Посмотрел я на эту картину в прозрачной воде, пронизанной солнцем, и только вздохнул. Спуститься к  этому окну с семиметровой высоты было невозможно, берег был срезан отвесно, как ножом. Даже и стоять на краю обрыва было опасно — песок мог рухнуть ещё раз.
Предостерегаю новичков — это реальная и нешуточная опасность.    Как     раз    в    том    году    одна    неопытная    компания из   эстетических   соображений   поставила палатку   на самом   юру. И хорошо, что это случилось не ночью, а утром,   когда все были на рыбалке. Возвращаются — а   их   палатка   вместе   с   участком, на котором она стояла, — далеко внизу, в воде, придавленная песочком. Был и со мной случай. Как-то, на вечерней зорьке, ловил я с лодки, которую приткнул носом к узкому приплеску под отвесным яром. Можно было бы и ещё посидеть — самый сазаний час. Но вдруг я   услышал   внутренний   голос:   «Сейчас    же   уплывай    отсюда!». На редкость быстро я смотал удочки, оттолкнулся, сделал три гребка… И многотонная масса земли рухнула как раз на то место, где стояла моя лодка, вместе со мной.
Но это я отвлёкся. Вернёмся к рассказу. После долгих поисков нашёл я место, где как-то можно было пристроиться с удочкой. Рыбачить с лодки было мне неудобно: оставлять её на воде или на закоряженной кромке нельзя было, а втаскивать её каждый раз на яр и спускать обратно — тяжело.
Облюбованное   мною   место    было    такое.   Чтобы   добраться до него, сперва надо было спуститься с яра шестиметровой высоты по ступенькам, которые пришлось вырубить в земле. Затем надо было перелезть через комель дерева, упавшего в воду перпендикулярно берегу. С него, держась за корни выворотня, надо было перескочить на другое дерево, лежавшее на воде уже параллельно   берегу.   Это   был   мощный   ствол,    длиной    метров 20 и с ветвями только у самой макушки, по которому можно было свободно ходить. На нём можно   было   бы   и   спокойно   лежать. Но   сидеть на нём   было   неудобно — ноги   пришлось бы свесить в воду. К тому же ствол этот обдавали волны от близко проходящих судов. Стоять на нём тоже было нехорошо. Во-первых, нельзя было
«светиться» перед осторожными сазанами. Во-вторых, те же волны качали ствол, и, чтобы при этом устоять на нём, требовалось искусство    эквилибриста.    По    счастью,     около    средины    ствола из берега торчал толстый пень. На нём я и сидел, ставя ноги на тот самый ствол и на него же уложив удилище. Глубина под самым этим стволом была уже метра два. А на расстоянии заброса — больше трёх. Влево и   вправо   от   меня   до   ближайших   каршей   было   метров по 15 свободного пространства, и надо было удержать рыбу на этой площади, где и происходили главные события. Хорошо ещё, что при рывке к средине реки и в глубину можно было безбоязненно стравливать леску хоть на 50 метров.
Ловил я тогда только сазана. Первые два у меня ушли, потому что в глубине оказались коряги. Пришлось поплавать в сентябрьской воде, понырять, расчистить акваторию. После этого я взял трёх, одного небольшого, а двух вполне приличных. Но видно было, что их  ещё  здесь  немало  осталось.  На  зорьке  они  круто  выходили к поверхности, выпрыгивали из воды. Очень красиво — большая, золотисто-бронзовая рыбина с растопыренными красными плавниками делала «свечку», переворачивалась и ныряла обратно в воду, вызывающе ударив хвостом. Это у них было, как я понимаю,
нечто вроде утренней гимнастики. Через полчаса после игры начинался клёв.
Дело было ещё в 80-е годы, и, чтобы было понятнее, скажу, на какую снасть тогда ловили сазанятники-поплавочнки. В то время только стали входить в широкое употребление стеклопластиковые телескопы,   но   были они ещё не очень хороши. Про   углепластик и лески-плетёнки знали только самые «продвинутые» рыболовы, и то лишь   понаслышке.   Я   же,   по   врождённому   консерватизму (и из экономии), обходился оставшимися с прошлых лет бамбуковыми удилищами. Это   были   составные   удилища,   трёх- и четырёхколенные. Когда они продавались уже оснащённые кольцами, их называли проводочными. Колена соединялись медными или латунными втулками-трубками. В моём музее и сейчас хранится одна такая трубка,   чётко согнутая посредине примерно на 60 градусов — согнул её при рывке сазан, а попробуйте-ка вы это сделать руками! Однако, бамбук выдержал, не сломался, не треснул, выдержала и чешская леска 0,4, и сазана того я всё-таки вытащил. Такое    удилище    я    оснащал    инерционной    катушкой    «Невская» с запасом лески 40 — 50 метров. При вываживании рыбы приходилось   и   маневрировать   удилищем,    и    стравливать   леску и стопорить катушку рукой. Приходилось порой и ходить по тому самому стволу, чтобы не давать рыбе много лески. А попробуйте походить   по    плавучему,    да   ещё   и    мокрому   стволу,    хотя   бы и толстому! Очень полезное занятие, хорошо развивает чувство равновесия. Но рискованное. Да ещё и сазан тянет вас в воду, чтобы побороться с вами в своей стихии!
Опять я отвлёкся, но теперь уже — про тот самый случай.
Начало сентября. Солнечное утро. На рассвете уже довольно прохладно, но после восхода солнца быстро теплеет, и к началу сазаньего клёва (а это бывало  около  9  часов)  уже  вполне  лето. На небе — лишь мельчайшие облачка, солнечно, тихая широкая река, ворчливо разговаривают с корягами струи, на дальней отбойной струе играет чехонь. Удочка заброшена на трёхметровую глубину.
Сазаны уже выполнили свою утреннюю зарядку. Сижу, курю, рассеянно посматриваю на поплавок и вокруг. Напряжённо пялиться нельзя, глаза быстро устанут, и реакция будет чрезмерно резкой. Напротив меня сидит в лодке Вячеслав, молча приподнимает соломенную шляпу, я приветственно взмахиваю рукой. Павел Кириллович   стоит   повыше   и    поближе    к    фарватеру,    но    ему не до меня — тянет леща. Ниже по течению, поодаль уже, заякорился ещё один знакомый, из Красноармейска, но он ко мне спиной, не видит.
Сазанья поклёвка случается не часто,   так   что жду спокойно, не нервничаю. Если место выбрано правильное, и насадка правильная, он придёт и возьмёт, никуда не денется. Но вот — поплавок дрогнул, притопился, опять привсплыл, ещё раз притопился… Так берёт рыба сытая или очень осторожная. Мысленным взором представляю, как сазан ощупывает насадку усиками, пробует губами, обходит её вокруг — не заденет ли хвост за подозрительную леску? — но метровый поводок лежит на дне. Ещё раз попробовал… Поплавок тихо двинулся в сторону… Пора подсекать! Подсекаю. Зацепил. И сразу ясно — это не сазан. Далеко не сазан. Быстро кручу катушку, одновременно поднимая и отводя вбок удилище.   Кто   бы   там   ни   был,   надо   скорее   удалить   его от пятачка заброса. Подсак явно не нужен. Вот она в воздухе — густера величиной с ладошку. А как изображала поклёвку! Снимаю с крючка и тихонько опускаю её в щель между стволом и берегом. Не за тобой я охочусь. Ступай себе в синюю реку. Да присылай кого- нибудь повнушительней, лучше всего — сазана.
Что ж, повторим. Возвращаю нужную длину лески, проверяю узлы, отсутствие заусениц на поводке. Насаживаю насадку покрупнее и поплотнее. Не вставая, чтобы не спугнуть рыбу, делаю заброс. Насадка коснулась воды, чуть притормаживаю леску кончиком удилища. Хорошо, бесшумно лёг на воду поводок, почти бесшумно — грузило, опускаю удилище, насадка и грузило тонут, увлекая свободную часть лески и поплавок — довольно невзрачный,
в стиле плывущего по воде мусора. Вот грузило на дне, поплавок лежит, чуть подтягиваю макушку удилища, чтобы он встал, без стука укладываю удочку поперёк бревна. Всё правильно — макушка удилища низко над водой, её   издали   не   видно   рыбе,   катушка не в воде, ладно лежит под рукой. Проверяю — на месте ли подсак, поправляю его. Теперь можно немного посидеть спокойно, расслабившись. Когда ещё подойдёт сазан…
Что это? Кто-то будто похлопывает меня по сапогу, этак легонько, панибратски… Скашиваю глаза. Возле сапога неспешно извивается пёстрая гадючка, тычется носом в резиновое голенище. То ли проверяет его на съедобность, то ли хочет влезть на колени. Не уж, мои колени не для гадюк! Непроизвольно отдёргиваю ногу, гадючка испуганно отдёргивается в другую сторону, в панике ныряет в воду… Ворчу про себя: «Ползают тут всякие, ловить мешают».
А что поплавок? На месте, неподвижен. Закурить что ли? Известная примета: только закуришь — и трамвай подходит, и клёв начинается.
И    тут    поплавок    чуть    притопился   и    решительно    двинулся к средине реки, плавно уходя под воду. Вот оно! Спички — в карман, незажженную сигарету сплёвываю под ноги, кладу руку на удилище, большим пальцем прижимаю катушку, считаю: раз, два, три, четыре. На «пять» подсекаю, предварительно подав кончик удилища вперёд и вверх. Есть! Кило на четыре. Спускаю катушку с трещотки, рыба устремляется к фарватеру и в глубину. Это хорошо, пусть потратит силы на этот рывок, легче будет управляться с ней у берега. Леска натянута, чуть прижатая пальцем катушка быстро раскручивается. Пожалуй, и четыре с половиной будет! Десять метров уже забрал сазан, пятнадцать. Пробую слегка придержать. Рукоятки катушки бьют по пальцам. Уже с большим напряжением стравливаю ещё метров пять. Так, помедленнее пошёл. Ещё немного отпустить. Поворачивает против течения. Ну и хватит ему. Останавливаю катушку, кончик удилища как можно выше и вбок. Придётся встать, хотя бы из уважения к рыбе, как-никак пять кило! Ну, леска
выдержит, лишь бы не зацеп, и вовремя стравить при рывке. Встаю на ствол, начинаю подмотку. Ага, заворачивает. Понемногу подтягиваю к   берегу. Ему это не нравится,   вдруг   бросается уже по течению. Но долго по течению рыба идти не любит. Заворачиваю его ещё раз. Вдруг сазан опять резко бросается к фарватеру, забирает всю длину, что мне удалось выиграть и ещё сверх того. Этак, и на пять с половиной потянет! Но вот уже потише тащит. Опять — остановить, завернуть, подтянуть… Неожиданно леска провисает, Обрыв? Не должно бы. Просто рыба резко бросилась к берегу. С чего это? И человека не боится. Быстро кручу катушку, выбираю слабину, вот леска снова натянулась, однако сазан подходит всё ближе. Хорошо, что я убрал прибрежные коряги. Куда   же   это   он?   Сазан   между   тем   уходит   прямо   под   ствол, на котором я стою. Склоняю вершину удилища к самой воде, катушку зажал, вытягиваю его движением удочки на чистую воду прямо из-под ног. Тут он опять пошёл к средине реки, но уже не так напористо. Шесть килограмм может и будет, но не больше того. Можно бы и остановить, но пусть уж до конца выдохнется, послушней в подсак пойдёт. Метрах в 20 от берега останавливаю его, начинаю поднимать кверху, пусть глотнёт воздуха. Вот он, видно! Пожалуй, всё-таки, шесть килограмм будет, если и больше, то совсем немного. Поднялся, глотнул, взбрыкнул, опять вниз…
Неожиданно рядом с тем местом, где только что плеснул мой сазан, всплывает к поверхности длинная серая белобрюхая туша, изгибающаяся в виде латинской буквы S. Сомяра! Длиной, пожалуй, побольше моего роста (а рост мой 180 см). Что он здесь делает? А он плавно, но быстро ушёл в глубину… И тут, придерживаемая рукой катушка вдруг рванулась и закрутилась с небывалой скоростью. Леска стала резать воду, как нож. Притормозить катушку? Куда там! Так вот, что он здесь делал! Охотился на моего почти пойманного сазана! Который, спасаясь от него, готов был отдаться мне в руки! Кричу «Отдай сазана!», сопровождая смысловую часть предложения бессодержательными междометиями. Может, удастся вырвать сазана
из сомовьей пасти. Ствол опасно колышется под ногами, первая задача моя — не сверзиться с него. Тут и утонуть можно, а хуже того — добычи лишиться. Пытаюсь придержать… Вы пробовали удержать годовалого бычка, понёсшегося во весь опор? Если пробовали, то вы меня поймёте. А если не пробовали, то попробуйте. Суставы пальцев избиты до синяков и ссадин, но это я уже потом заметил. А хозяин реки, между тем, хоть уже не так быстро, но неуклонно идёт в свою яму, где-то там на стрежне, намереваясь спокойно позавтракать. И все мои усилия пренебрежительно не замечает. Гляжу на катушку. Запас лески почти исчерпан. Делать нечего. Эта добыча явно не для лески ноль четыре. И не для бамбукового удилища. Направляю удилище вдоль лески и уже решительно стопорю катушку. Лёгкий толчок без звуковых эффектов…
Наматываю ставшую свободной леску обратно. Вот что значит правильно устроенная снасть — похваливаю себя в утешение. Оторвался только крючок — чисто, аккуратно. Навяжи новый и лови. Но нет, не сейчас, не сразу. Перевожу дух. Вслух выражаю своё отношение к подводному разбойнику, сорвавшему моего семикилограммового сазана, как плохо насаженного живца. Даю отмашку встревоженному Вячеславу и Павлу Кирилловичу.
Вот и порыбачь при такой конкуренции!


( Из книги "Лицом к воде" )