Сестрица Кибер-Алёнушка да братец Клон-Иванушка

Жили-были старик-механик да старуха-антиваксерша, и были у них саморучно спаянная ядрёная дочка Кибер-Алёнушка с силиконусовой грудью и встроенным в ея вай-фаем 8G, которую старик-механик собрал из списанных деталей боевых эротических роботов Венесуэльской армии, да сынок Клон-Иванушка, которого старуха-антиваксерша выкормила пятью бракованными вакцинтрами из сохраненной яйцеклетки Золотой Рыбки, которую они со стариком-механиком как-то раз славно отжарили в молодости. Три раза. А потом отпустили в Срам-реку догуливать век свой рыбий, бесконечный.

И вот жили бы они долго и счастливо, и не поганили мою сказочку, но внезапно алчный ЖЭК у них отключил электричество, воду, воздух и смысл жизни за неуплату супружеских долгов от тысяча девятьсот тридцать седьмого года.

И пришлось Кибер-Алёнушке, кряхтя суставами и регулярно перенастраивая вай-фай внутри силиконусов неподъёмных, да Клон-Иванушке положить предков на сохранение в криогенные гробусы, одобренные концернами заморскими.

И остались итогово Кибер-Алёнушка да Клон-Иванушка одни-одинёшеньки. Только гробусы в подвале продолжали воровать елекстричество у жадного ЖЭКа, да посвистывать от радости.

Ну и вот пошла внезапно Кибер-Алёнушка на работу в кулл-центр, вымогать данные банковских берестяных карточек у доверчивого люда и недоверчивого нелюда с помощью разговоров да побасенок, ибо в Кибер-Алёнушку были залиты многия тексты и могла она лихо репродуцировать разговоры отвлекательные. Не ну а что? Настройки позволяют!

Ну и Клон-Иванушку с собой взяла, ибо память у него, как у прародительницы его Золотой Рыбки была. Пока видит – помнит, чуть отвернулся – а где это я?

Идут они по откуаренному кулл-центру, по широкому колидорищу, и захотелось, как всегда, Клон-Иванушке пить, есть, спать и любви взаимной. Стал он у Кибер-Алёнушки спрашивать – а где оно всё вышеизложенное?

— Сестрица Кибер-Алёнушка, я пить хочу! Я есть хочу! Я срааазу всё хочу!
— Подожди, братец плохо сделанный, дойдём до кулера обеззараженного, миндубдамзравом одобренного, там и нажрёшься, как избранник народный. Только в лосей не стреляй, а то они размножатся.

Шли-шли — кварцевые лампы высоко, кулер одобренный далёко, жар донимает, пот выступает, сознание путается, глаза смотрят в разные стороны. Ну клон же, чего вы хочите? А Алёнушке грудь мешает. Да…

И вот – чудо дивное или диво чудное, или хрень внезапная. Стоит посередь офиуса початая бутыль коньяка в форме коровьегойного копытища, ни дать, ни взять – дар армянских подпольных небес неизвестно шмурдяускаса.

— Сестрица Кибер-Алёнушка, хлебну я из копытцевой лоханищи!
— Не пей, братец, дебилушкой станешь! Ты и так – не подарок, а после этого ваапче понесёт в даль неизведанную с результатом непредсказуемым.

Клон-братец послушался нехотя, обиду подлючую затая, низко голову свою дубоумную наклоня в плоскости, что не всем умным-то головушкам доступна. Ну и пошли они дальше, убогия.

Идут-идут — кварцевые лампы всё выше, кулер одобренный всё дальше, как гадский мираж маячит в конце тёмного колидорища, разве что не подмигивает диодусом грешным своим. Зараза!

Жар донимает, пот выступает, сознание путается, глаза смотрят в разные стороны, мыслей мало.

И тут – хрясть – стоит на столе вискарь заморский в форме лошадиного копытища даже и с подковищей. Да не просто стоит, а благоухает не по-нашенски, свободой, можно сказать выбора человечьего. В общем – смущает разум.

— Сестрица Кибер-Алёнушка, напьюсь я вискаря заморского!
— Не пей, братец, ваще дуба дашь!

И перенастроила вай-фай Кибер-Алёнушка на дальнейшие поиски воды обеззараженной. Вздохнул Клон-Иванушка в ответ на это сестринское непотребство с перенастройкой, да и опять пошли они дальше, наивные.

Идут-идут — кварцевые лампы совсем внаглую греют воздуся в кулл-центре, кулер убежал в соседний колидор, окружающие смотрят осуждающе, разве что куар-коду не требуют за дальнейший проход. В общем – пипец необузданный.

И вот внезапно посередь этого карнавала безумия материализовался фонтан золочёный, мордами жлобскими расписанный, с надписисью по краешку «Спёрбанкусовый вкусус». Ну и да – в форме козлячьего копытища чаша была у того фонтануса непотребного, жадными людями сваянного, на надругательство моего сказа впендюканное в колидор безжизненный.

Клон-Иванушка ни слова цензурного не говоря припал губашлёпками алчущими к водице инфицированной.

И всё. Слетел с катушек.

Пришлось будить старуху-антиваксершу, чтоб она Клон-Иванушку ревакцинировала суспензией нелицензированной, но зело пользительной. Водкой, короче.

Но сказочка на этом не закончилась, с фига ли ей заканчиваться так обломно-то?

Кибер-Алёнушка пошла в итоге работать в кибер-органы и стала прокураторшой в плаще с кровавым подбоем. Старуха-антиваксерша устроилась в законотворяческий орган работать, протоколы дивные запарывать, переписисью заниматься. Ну вредительствовала она, конечно, от души, да.

А Клон-Иванушку за безумие его золотоотрыбканное положили в освободившийся гробус на длительную заморозку, ибо вот нефиг выпендриваться тут.

Так и лежат они рядышково со стариком-механиком, раз за раз в три дня то Кибер-Алёнушка, шурша кровавым подбоем плаща иудейского, то старуха-недопсевдонеантиваксерша подливают им в озонатор коньяка, али рому, или вискаря, кои и примиряют их с несовершенством мира окружающего.