Экзамены

На экзамене:
 
Преподаватель:
- Расскажите мне, что вы знаете о Ренессансе.
Студент:
- Это лошадь Дон Кихота!»

Из анекдотов про студентов Ф.А. Коган-Берштейн

Экзамены бывают разными, в школе – одни, в институте – другие. Самые трудные экзамены устраивает нам жизнь, но чтобы писать о них, потребуется создать многотомное сочинение сродни «Войне и миру» Л. Толстого. К этому я не готова, и способностей, пожалуй, не хватит. Лучше расскажу об институтских экзаменах, вспомню наших преподавателей и незабываемые студенческие годы.

Давно замечено, что неприятности бывают у всех людей, но у каждого они свои, как и несчастья в семьях.  Наверное, мои нервная система и мыслительные способности устроены как-то не совсем правильно, иначе чем объяснить тот панический ужас и пустоту в голове, которые охватывали меня всякий раз при одном только упоминании о предстоящем экзамене? Казалось бы, что особенного? Выучила тему, собралась, сконцентрировалась, донесла её до преподавателя и успешно забыла, так нет. Ключевое слово тут «сконцентрировалась». Всякий раз при виде экзаменатора все мысли, а заодно и накопленные знания бежали из головы, как тараканы при неожиданно включенном в кухне свете (воспоминание детства, прошедшего в бараке). И только по выходу из аудитории всё вставало на свои места, хоть возвращайся и сдавай по новой. Увы, поздно. 
Про школу не буду говорить, школьные контрольные и экзамены для меня промчались и забылись как страшный сон. Страшный, потому что традиционно тряслась, списывать никогда не умела, но в итоге сдала.  Наверное, спасла уверенность в получении аттестата в любом случае, ведь для того, чтобы после одиннадцати лет учёбы остаться без документа о среднем образовании нужно очень-очень постараться, а училась я не так, чтобы плохо. Скорее даже хорошо, если исключить «любимые» физику с математикой.

В общем, "прощай, школа, здравствуй, новая жизнь"! 1966 год. "Двойной" выпуск из школ учеников 10 и 11 классов (сменилась программа обучения). Вдвое увеличился конкурс среди желающих поступить в вузы. Надо было думать о выборе профессии. Из всех школьных наук мне больше всего импонировали биология, химия и литература. Литература всегда была моим коньком, школьные сочинения писала не только за себя, но и за некоторых друзей-одноклассников. Как только в первом классе освоила печатные буквы, стала сочинять маленькие рассказики о своих куклах, а позже и сочинять истории, в которых   давала волю фантазии. Природная застенчивость и нерешительность не позволили отправить их в какую-нибудь молодёжную газету или в журнал, поэтому о поступлении в творческие вузы даже не задумывалась. Оставались педагогические вузы с факультетами биологии и химии и МГУ. Здание Биолого-почвенного факультета МГУ, куда я пришла в День открытых дверей, буквально придавило меня торжественно-величественным видом, а в огромной аудитории, где проходили лекции для будущих абитуриентов, единственной мыслью, посетившей голову, была как бы незаметно смыться из «царских хором». Тут уж было не до знакомства с профессией, о которой у меня сложилось весьма смутное представление.
«Нет, - решила я, - надо выбирать что-то попроще».

Не буду долго распространяться о вступительных экзаменах в Московский государственный педагогический институт им. Крупской и в Библиотечное отделение Московского государственного института культуры: эти экзамены я с треском провалила, причём во втором «засыпалась», стыдно признаться, на русском языке – не справилась с разбором предложений, основательно подзабытом после восьмого класса.  «Трояк» заработала, но до проходного балла не дотянула.

Лучше расскажу, как сдавала экзамены в Московский государственный историко-архивный институт, который в результате и окончила.
К экзаменам я, конечно, готовилась. Помогала мне старшая сестра, которая, собственно, и настояла на том, чтобы я всё-таки получила высшее образование, хотя у меня самой это желание после двух предыдущих провалов сильно поубавилось. Скажу честно, что и здесь я умудрилась напортачить с экзаменами. Есть у меня свойство натуры - будучи даже очень хорошо подготовленной, начисто терять рассудок вместе с знаниями, как только встала необходимость донести свои знания до преподавателя. Любой, даже самый либеральный и мягкий экзаменатор действовал на меня, как удав на кролика. Умения сконцентрироваться перед решающим действием мне всегда не доставало. Чего стоит только один пример с сочинением. Помню, тему я выбрала «Эзоповский язык в произведениях русских писателей-классиков». Что меня сбило с толку, почему я вдруг стала писать о РЕАЛИЗМЕ, не берусь ответить. Наверное, помутнение рассудка, заворот мозгов и временная амнезия. Сочинение было первым экзаменом. Выйдя из аудитории и наконец собрав мысли в кучку, я поняла, что натворила. Идти на последующие экзамены мне совсем не хотелось - ясно, что не сдала, но, опять под давлением старшей сестры, пришлось и готовиться, и сдавать остальные. За сочинение мне, вопреки ожиданию, всё-таки поставили «три». Вердикт был «хорошо и грамотно написано, но не на тему». Чуть было не срезалась я и на экзамене по истории СССР: не смогла толком рассказать о Цусимском морском сражении, хотя незадолго до этого с большим удовольствием прочла роман Новикова-Прибоя «Цусима». Экзаменатор, Александр Давидович Степанский, смотрел на меня с удивлением и жалостью, но «три» всё-таки поставил, кое-какие ответы ему всё-таки удалось из меня вытащить.  В общем, с горем пополам, экзамены я сдала. Даже английский язык удалось натянуть на тройку, чего уж никак не ожидала. Пожалела меня комиссия. Помогло ещё и письмо-ходатайство  Центрального государственного архива народного хозяйства, где мы с подругой Машей, с которой вместе сдавали экзамены,  работали архивно-техническими сотрудниками. Архиву нужны были кадры: мизерные зарплаты никак не могли удержать работников надолго, текучка кадров была постоянным явлением. Если бы не это письмо, не видать бы мне института. В общем, нас приняли на вечернее отделение. (Сказать по правде, Машу с её хорошими оценками приняли бы и без письма, но для полной гарантии и её в письмо включили).  Так и учились мы вместе все шесть лет, и дружим до сих пор.

Ещё немного отступлю от темы. Не могу не сказать добрых слов о своём, теперь уже давно ставшим родным, институте. Само здание на Никольской, 12 (тогда - улице 25 октября) навевало мысли об истории. Ещё бы, ведь институт располагался в здании бывшей Синодальной типографии 16 века! Конечно, внутри всё было перестроено, но исторический дух остался. Всё в нём было каким-то домашним, уютным. Старый потёртый паркет, деревянные лестницы, небольшие аудитории. Во внутреннем дворике, не видным с улицы, была пристройка, которую мы звали «Теремок» - точно боярские хоромы в духе 16 века. Странно было бы даже представить, что в таком памятнике истории учились бы специалисты других профессий.

К слову, помимо исторической ценности была у этого здания ещё одна «достопримечательность», если это применимо к представителю рода человеческого мужского пола. Это был то ли комендант, то ли вечный дежурный, то ли ещё какой-то работник хозяйственной службы, в возрасте за пятьдесят, мужиковатой внешности и поведения, носивший кличку Цербер, приклеившуюся к нему как банный лист к известному интимному месту. Она ему очень подходила, так что никто и не знал его настоящего имени.  Второй его подпольной кличкой была Бармалей, но употреблялась редко – всё-таки факультет был историческим.
"В пальтАх не ходют, в комнатЯх не курют" – самые часто звучавшие от него слова в адрес студентов, заранее забравших из раздевалки пальто, чтобы не толкаться в очереди после занятий, или забежавшие в институт «на минутку». Курить в институте не разрешалось, однако никто не гонял курильщиков из туалетов, а вот за курение в аудитории или  в коридоре можно было получить нагоняй прежде всего от Цербера, который круглосуточно контролировал ситуацию. Когда спал – загадка. Заметив в аудитории «пальты», лежащие на последних столах, хватал их в охапку и тащил в гардероб. Бесполезно было бежать за ним и умолять вернуть. В гардеробе «пальты» складывались в кучу и вызволить их оттуда было непросто, так как вешалки имели номерки, а без номерка получить свою вещь можно было только после долгих препирательств с гардеробщицами.  Сколько не пытались бороться с ним студенты, какие меры не принимали – всё было бесполезно. Кличку свою полностью оправдывал.

Но я отвлеклась.

«Студент гуляет весело от сессии до сессии» - поговорка на все времена. К нам, студентам-вечерникам, она тоже подходила, хотя днём мы ещё и работали – какие тут гулянки! Но всё же… Уже одно то, что не нужно каждый день учить уроки и делать письменные работы как в школе, сильно расслабляло. Казалось, что до сессии всё успеется,  в голове уложится само собой, однако, эта уверенность постепенно улетучивалась по мере приближения экзаменов. Тут-то и начиналось самое интересное, позволяющее раскрыться характерам порой с самой неожиданной стороны. Так, бойкие и активные студенты вдруг заваливали какой-то предмет и потом толпами ходили за преподавателем, умоляя о пересдаче. Наоборот, тихони, никак не проявлявшие себя ни на лекциях, ни на семинарах, успешно сдавали и потом ходили с гордо поднятыми головами, насмешливо поглядывая на неудачников. Не сразу, конечно, а понаблюдав и поразмышляв, разделила сокурсников на несколько групп. Первая, самая немногочисленная, включала полностью уверенных в своих силах и знаниях, идущих по жизни и к столу экзаменатора спокойно и с достоинством. В аудиторию они входили с первой пятёркой, билеты брали без раздумий и колебаний, быстро готовились и отвечали на все вопросы обстоятельно, со знанием дела. За ними подтягивались менее уверенные в себе, но всё же имеющие достаточный багаж знаний, чтобы рассчитывать сдать если не на «отлично», то хотя бы на «хорошо».  Впрочем, «удовлетворительно» их тоже устраивало – стипендии вечерники не получали. Третья группа, пока первые две сдавали, лихорадочно листала учебники, записи лекция и конспекты, стоя в коридоре под дверью и бросаясь с вопросами к каждому выходящему из аудитории с вопросами «ну как, сдал?», «много дополнительных?», «какой билет попался?», «ну как он/она (преподаватель), в каком настроении?», и так далее. Наконец, решившись и набрав в грудь побольше воздуха, они переступали заветный порог. Пятая группа - самые неуверенные или трусливые, - тянули до последнего, в аудиторию входили с отрешённым видом, зелёными от волнения лицами и коктейлем из информации в головах. К этой последней группе относилась и я.
И во всех группах были свои шпаргалочники и зубрилы. Шпаргалочники списывали всегда и у всех преподавателей, какими бы строгими те ни были, Списывали как с классических шпаргалок всех видов и размеров, так и с учебников. Что самое удивительное, списывали почти всегда успешно. Прямо Копперфильды какие-то!

Помню, как на экзамене по истории СССР, который принимала у нас заведующая кафедрой  Кириченко (имя отчество запамятовала, к сожалению, кажется, Татьяна Ивановна)  Комиссаренко, славившийся своей строгостью, одна студентка, Лена, умудрилась протащить в аудиторию толстенный учебник, зажав его между ног и прикрыв мини-юбкой. Вихляющей походкой подошла к столу, взяла билет и отправилась готовиться. По дороге учебник угрожающе высунулся из-под коротенькой юбчонки, кто-то из сотоварищей зашипел «Ленка, падает!», Лена, прошипев в ответ «я знаю!», развернулась и плюхнулась на ближайший стул. Учебник перекочевал в ящик под крышкой стола и был благополучно переписан. Отбарабанив текст и кое-как ответив на дополнительные вопросы, Лена спокойно прошла в конец аудитории, взяла свою сумку и, якобы спохватившись, что забыла что-то, вернулась к столу, порылась в ящике, достала оттуда ручку, повертела в руке, демонстрируя всем, а сама в это время другой рукой засунула в сумку учебник, закрыла её и отбыла восвояси. 

Самой малочисленной группкой были зубрилы, два - три на весь курс.
Одна из х зубрил училась в нашей группе. Настоящего её имени называть не буду, пускай будет Ингой. Заслушаться можно было, как она заливалась соловьём, отвечая на вопросы по билету. Вот прямо открывай учебник и сверяй текст!  Памятью обладала феноменальной. Зато, отвечая на дополнительные вопросы, пересказывала весь параграф учебника целиком, не в состоянии выделить из него часть, непосредственно касающуюся вопроса. У экзаменаторов такая манера ответов вызывала некоторое замешательство, кое-кто из них пытался вытянуть из Инги требовавшийся для ответа фрагмент, но та как автомат твердила текст с самого начала. «Отлично» ей ставили почти все (придраться было не к чему), но сомнения в качестве усвоенного всё-таки оставались.

Были и зубрилы поневоле. Одна наша студентка, Марина, отчаявшись сдать экзамен по истории Древнего мира Фаине Абрамовне Коган-Берштейн (о ней позже), идя на пересдачу  пятый раз, просто вызубрила учебник и лекции «от корки до корки». Фаина Абрамовна была очень довольна, что с ней бывало крайне редко, и даже предложила Марине в дальнейшем вести работу с ней. Марина вслух поблагодарила, а про себя подумала «я ещё не сошла с ума».
Особая категория экзаменующихся – счастливчики.  Впрочем, это даже не категория, такие встречаются в любой из них, кроме, пожалуй, последней. Этим всегда везёт вытащить именно тот билет, который он успел выучить досконально, даже если этот билет единственный из выученных. К таким счастливчикам относился мой отец. Он сам признавался, что из всей массы билетов твёрдо знал не более пяти, и ему всегда доставался билет из этой пятёрки. Тем не менее полученных знаний хватило ему, чтобы стать впоследствии прекрасным специалистом в своей профессии. 

И в любой из этих категорий встречаются находчивые, способные использовать свой промах с пользой для себя. Помню, как на экзамене по источниковедению одна студентка из нашей группы не смогла ответить преподаватель на вопрос о переписи населения при Петре 1, хотя до этого отвечала уверенно. Видя, что Лена (другая Лена, не та, что с учебником) затрудняется с ответом, преподаватель решил слегка подсказать, спросив: «Так в каком году проходила перепись?» Лена подумала немного, потом сказала: «В каком году, я не помню, но знаю точно, что это было летом». Преподаватель удивился: «Разве сентябрь – лето?», на что Лена, кокетливо взмахнув рукой и улыбнувшись, ответила: «Бабье лето!» Засмеялись оба, и преподаватель, и студентка, через секунду к ним присоединилась вся аудитория. Отсмеявшись, преподаватель поставил Лене зачёт-  за находчивость.

Первый курс, первый год учёбы – кто же такое забудет! Всё новое, непривычное. Новые люди, новый подход к учёбе… Как говорил Аркадий Райкин в одной из миниатюр - «забудьте школу как кошмарный сон», и он был прав. Занятия четыре раза в неделю после работы, в выходные поход в библиотеку для подготовки курсовой работы. Это потом, к середине второго курса, можно позволить себе слегка расслабиться и прогулять парочку скучных лекций, однако семинары никто не отменял, явка на них была обязательной, а в расписании все семинары проходили уже после лекций. Даже пропустив первую пару, погуляв по центру Москвы и заправившись на ходу парой бутербродов, всё равно нужно было возвращаться в институт, чтобы предстать под ясны очи руководителя семинара.

И вот какой казус произошёл со мной во время зимней сессии на первом курсе. Сдавать экзамены предстояло Фаине Абрамовне и Аркадию Ивановичу Комиссаренко, который читал нам лекции по истории СССР досоветского периода. К тому же Фаине Абрамовне предполагалось сдать сразу и экзамен, и зачёт. В эту сессию сдавать предполагалось и ещё три экзамена, но три оставшихся виделись не такими трудными, как у этих преподавателей.

«Жил человек рассеянный на улице Бассейной» - это про меня, иначе как объяснить, что я умудрилась перепутать даты сдачи экзаменов именно по истории СССР и Древнего мира!  Сдача экзаменов для первокурсников сама по себе сравнима с покорением Эвереста, а тут ещё и даты спутать… Пришла сдавать историю Древнего мира, а оказалось, что экзамен по истории СССР. Надо сказать, что Аркадий Иванович Комиссаренко славился среди студентов строгостью подхода к экзаменуемым, но при этом был человеком с чувством юмора и не чуждым сарказму.  Каким-то образом узнав о моей беде ещё до того, как я переступила порог аудитории, он позвал меня к себе и напрямую спросил, готова ли я отвечать. Я честно ответила, что нет, не готова, с чем и отправилась готовиться к пересдаче. Пережитый стресс на прошёл даром. Зачёт по истории Древнего мира Фаине Абрамовне я сдала, а с вопросами экзамена не справилась, не смогла назвать имя фараона, построившего в Египте первую пирамиду для себя, любимого. Как сейчас стоит перед глазами картинка – ступенчатая пирамида, не слишком впечатляющая размерами, полуразрушенная. Крутилось в голове имя фараона, но так и не вспомнилось. Фаина Абрамовна была сердита и отправила меня на пересдачу. Едва выйдя за дверь, меня осенило: Снофру! Конечно же, Снофру, чёрт бы его побрал! Приоткрыла дверь, всунула туда голову, почти шёпотом произнесла «Снофру»! Фаина Абрамовна одарила меня таким взглядом, что я поспешно ретировалась, едва не прищемив себе нос. Опозорилась по полной программе.

Не могу не сказать хотя бы пары слов и ещё об одной легенде института – Моисее Наумовиче Черноморском. Несмотря на кличку Мося, данную ему студентами за привычку повторять к месту и не очень фразу «что было бы с бедным еврейским мальчиком Мосей, если бы не Великая Октябрьская революция!», он был величиной, а кличка никак не портила его имидж. Человек широчайшей эрудиции, он прекрасно умел доносить до студентов знания по не самому интересному предмету – источниковедению советского времени. И такому эрудиту я тоже чуть было не завалила экзамен: не смогла назвать ни одной фамилии авторов прочитанных военных мемуаров, хотя в домашнем книжном шкафу этими мемуарами у меня была заполнена целая полка, и прочитаны они были все не по одному разу.
**********
Но не одними же экзаменами жили студенты! А лекции? Не все преподаватели читали их интересно, но записывать надо было за всеми. Такие корифеи, как Фаина Абрамовна Коган-Берштейн (история Древнего мира и Средних еков), Аркадий Иванович Комиссаренко (история СССР досоветского периода) , Александр Давидович Степанский (история госучреждений досоветского периода), Моисей Наумович Черноморский (источниковедение), Елена Николаевна Каменцева (вспомогательные исторические дисциплины), Раиса Всеволодовна Макарова (история СССР), Татьяна Петровна  Коржихина (история госучереждений советского периода) и ещё некоторые читали так, что можно было заслушаться, хотя далеко не всегда их предметы были самыми интересными. Например, история государственных учреждений  представляла собой тот ещё «телефонный справочник», но как её умели «подать» и донести до сознания студентов А.Д. Степанский и Т.П. Коржихина! Это были мини-спектакли, «театр одного актёра».  Речь у Степанского  была быстрой, эмоциональной, у нас пальцы немели в попытках успеть за ним записывать. Коржихина говорила более размеренно, кое-где вставляя в лекцию примеры из современности и даже анекдоты, но всё равно мы иногда терялись в выборе слушать или записывать. Начнёшь записывать – упустишь эмоции, будешь только слушать – где взять ответы для экзамена: ведь, хотя Татьяна Ивановна и была автором учебника, но спрашивать любила, далеко выходя за его рамки. Аркадий Иванович Комиссаренко говорил спокойно и медленно, но с такими мелкими подробностями, часто изложенными в учебниках двумя строчками или вообще не упомянутыми, что голова распухала от новых знаний. На наши просьбы говорить помедленнее он неизменно отвечал «я и так говорю медленно». Спрашивали на экзаменах эти преподаватели исключительно по своим лекциям. Пропустили – пеняйте на себя и приходите пересдавать завтра. Надо учитывать, что на первом курсе мы ещё не выработали техники быстрого письма, поэтому недописанное или недопонятое списывали друг у друга. А вот Хевролина Виктория (к сожалению, не помню отчества) по прозвищу "Хевра", которая вела археографию – предмет по общему мнению скучнейший и переименованный студентами в «архивный сопромат», с нас строго не спрашивала. Понимала, наверное, что вряд ли кому-то на практике пригодится его знание.  Поэтому на её экзаменах все  честно списывали, почти не скрываясь. 

Еще одним «камнем преткновения» для многих студентов  были диалектический и исторический материализм, а для меня лично – научный коммунизм. Если диамат давался мне довольно легко, то две последние науки я одолела с трудом, они казались мне какой-то ненаучной фантастикой. Но сдала без особых казусов. Сдала и экзамен по истории философии. Самое интересное, что преподаватель диамата (не помню, к сожалению, его фамилии) на экзамене запустил в аудиторию всю группу целиком, сказав при этом, что можно списывать сколько угодно – внимания он не обратит, но  всё равно поймёт, знает человек предмет или «передул» учебник, и в последнем случае больше «удочки» не поставит.  Мне повезло – сдала на «отлично».

Второй, вернее, первой по времени, была удача на экзаменах по древнерусскому языку. Преподавала его замечательный педагог Елена Леонардовна, умела подать материал так интересно, что даже я, кому иностранные языки никак не давались, прониклась к этому предмету любовью и уважением. За много прошедших лет фамилия её стёрлась из памяти, а поиск в интернете результатов не дал. Зато и теперь, не хвалясь, без большого труда могу читать древнерусские летописи и понимать их смысл.  Учителем Елена Леонардовна была очень строгим, за что и получила прозвище Леопардовна, но справедливым. Так вот к её экзаменам я не готовилась специально, считая, что язык бесполезно пытаться выучить и понять за короткий срок, отведённый на подготовку. И сдала, к великому своему удивлению, на «отлично»!  Это была маленькая победа, компенсация  позора на экзаменах по истории СССР и Древнего мира.

Ещё про один счастливый случай тоже расскажу. На одном из семинаров по историческому материализму предстояло подготовиться к семинару. Преподаватель имел привычку спрашивать всех подряд, не выделяя кого-то докладчиком, поэтому готовились все. Времени на подготовку к семинару было в обрез, искать какую-то дополнительную литературу было лень, тогда  я, недолго думая, взяла имевшийся дома «Краткий философский словарь» издания не то 1954, не то 1957 года выпуска (тот самый, в котором кибернетика была объявлена «буржуазной лженаукой»), и ничтоже сумняшися переписала оттуда нужную статью целиком, слово в слово. Что-то менять или переставлять не было никакого желания.  Опасность была только в том, что преподаватель, фамилии которого я за давностью лет сейчас не вспомню, узнает источник, и тогда не видать мне зачёта, как своих ушей. Но пронесло! Препод не только не узнал текст, но и потом долго нахваливал моё выступление, и зачёт поставил автоматом. Мне до сих пор стыдно за этот плагиат, но, с другой стороны, кто из студентов никогда не списывал!

********************************
Я уже написала немного о наших преподавателях, но не прощу себе, если не напишу о главной нашей легенде -  Фаине Абрамовнеа Коган-Берштейн. Негласное прозвище у неё было Баба Фаня, но некоторые обиженные студенты, которых она выгнала с экзамена, за глаза называли её просто Бабкой, чего она явно не заслуживала. Сомневаюсь, что она была намного старше некоторых других  преподавателей, на вид ей было хорошо за 60 лет, но очень старой она не выглядела, скорее, была старомодной. Манера строить фразы, общаться со студентами, строгая, но старомодная одежда отличали её от других преподавателей. Ещё была у неё немного странная, в нашем понимании, привычка произносить французские имена и фамилии с «прононсом» на французский же лад. Из-за этой особенности произношения и возникла легенда о том, что в молодости, до революции, она училась в Сорбонне.  Так это было или нет, никто из нас проверить не мог и не пытался. А как она любила свой предмет – историю Древнего мира и Средних веков, с каким глубоким уважением рассказывала о правителях тех времён! Хотя, если бы ей довелось читать лекции по другим предметам, она тоже была бы на высоте, настолько широк был её кругозор. Студенты её уважали и побаивались: бывало, что на её экзаменах «заваливались» почти целые группы, настолько строго она спрашивала и не терпела тех, кто, по её мнению, знал предмет недостаточно хорошо или вообще им не интересовался.

Впрочем, нелюбовь к нерадивым студентам не мешала ей рассказывать о них анекдоты. Я тоже припомню некоторые у из них. Имени болгарского студента сейчас уже не назову, пусть будет Петко.  Так вот этот Петко, придя на экзамен, не мог никак рассказать о каком-то  историческом событии, связанном с городом Иерусалим. Фаина Абрамовна попросила его показать Иерусалим на карте. «И где, вы думаете, он искал Иерусалим? – возмущалась Фаина Абрамовна, рассказывая нам об этом случае, - он искал его в Испании! А не найдя в Испании, полез выше, во Францию! Я его спрашиваю: зачем вы ищите Иерусалим во Франции? Какая во Франции столица? А он мне, не моргнув глазом, отвечает: Чикаго! Вы представляете? Столица Франции – Чикаго! Я и велела ему, пока не выучит все столицы ко мне на экзамены не приходить. Он оправдывался: «Фаина Абрамовна, по горам ходил, скот пас, какой география?!»
Потом-то этот Петко не только выучил названия всех столиц мировых держав, но успешно сдал экзамены и по истории Древнего мира, и по истории Средних веков, правда, рассказывая о кругосветном плавании Васко да Гама, называл его фамильярно Васькой, но это уже были мелочи.
Другой забавный случай случился у Фаины Абрамовны со студентом-москвичом, тоже, как и мы, вечерником. Вопрос ему попался о Гомеровском обществе. Он начал отвечать, но успел произнести только одно слово «ГОмер» с ударением на первый слог. Фаина Абрамовна не замедлила продолжить в рифму: «пОмер».
«И кем, вы думаете, работал этот студент? Режиссёром!» - тут в её голосе начинала звучать скорбь по поводу знаний современной молодёжи и работников культуры в частности.
Третий эпизод, впоследствии ставший анекдотом, случился уже со студентом нашего курса Сашкой. Тот явился сдавать экзамен наутро после какой-то вечеринки. Завидев нас в коридоре, трясущихся и лихорадочно листающих учебники, Сашка спросил: «И как там Бабка? Лютует?» «Лютует, - ответили мы. Полгруппы уже на пересдачу отправила». «Ну, сейчас я её развеселю!» - подмигнул нам Сашка и смело вошёл в аудиторию с очередной группой экзаменующихся. Вышел он минут через пятнадцать улыбающийся и довольный. «Сдал?» - спросили мы. «Нет, конечно, - ответил радостно Сашка. - Зато бабуле настроение поднял, лютовать не будет». Оказалось, что получив листок с вопросами, Сашка отправился на место якобы готовиться, но вскоре встал и пошел к столу Фаины Абрамовны – в голове всё равно было пусто. Та удивилась: «Вы так быстро подготовились? Ну, слушаю вас».  Сашка, набрав в грудь побольше воздуха, выпалил: «Про первобытное общество ничего сказать не могу, я тогда не жил. Но по имеющимся сведениям, люди лазали по деревьям и жили в пещерах, жгли костры, охотились и собирали коренья». «Это всё?» «Всё!» «Тогда давайте ответ на второй вопрос, о Гомере». Сашка (со вздохом): «Гомер написал три великие произведения…» «Какие же?» - у Фаины Абрамовны глаза полезли на лоб. «Илиада», «Одиссея» и «Хождение за три моря» Афанасия Никитина!» Тут не выдержала уже Фаина Абрамовна. Смеялась негромко (воспитание!), но так, что из глаз потекли слёзы. Махнула на Сашку рукой, велела готовиться к пересдаче и сообщила, что будет рассказывать студентам анекдот про него.

****************
P.S. К чему я всё это написала? Однозначного ответа у меня нет. Порой толчком для написания рассказа для меня бывает ассоциация, даже мимолётная. Прочла на одном из сайтов в интернете комментарий к заметке, в котором участник развернувшейся дискуссии написал что-то про годы учёбы в институте и экзаменах. Институт он упомянул другой, не наш МГИАИ, учился в другое время, но этого было достаточно, чтобы у меня в голове что-то щёлкнуло, как будто включился рубильник, ожили нейронные проводки, замигали индикаторы и процесс пошёл. Получился рассказ немного сумбурным, прошу меня за это простить: видно, в нейронных связях в моей голове случился сбой.

Ещё захотелось сказать большое спасибо преподавателям нашего вуза за те знания, которые они постарались вложить в наши часто бестолковые головы. Хотя многое из того, что мы учили и с таким трудом сдавали на экзаменах, в реальной жизни и в работе не пригодилось, нас научили главному: думать, анализировать, осмысливать изучаемый предмет или событие. Не знаю, как учат студентов в РГГУ сейчас, но очень хочется, чтобы традиции нашего института сохранились.

P.P.S. Копаясь в интернете в поисках старых фотографий МГИАИ тех лет, наткнулась и на упоминания о наших учителях. С удивлением узнала о том, что ни в какой Сорбонне Фаина Абрамовна Коган-Берштейн не училась. Родилась она в 1899 году в  Дерпте (ныне город Тарту в Эстонии),  закончила Воронежскую женскую гимназию, затем училась на естественном  факультете университета в Петербурге и на факультете общественных наук Московского университета. Ушла из жизни в 1976 году.