Узбекистан

В Узбекистане я бывал по делам служебным часто – начиная с 1975 года практически по 1 – 2  месяца каждый год. Я работал на исследовательском ядерном реакторе, построенном в Институте ядерной физики АН УзССР в поселке Улугбек (25 км от Ташкента, 3 км от райцентра Кибрай) –  что-то вроде новосибирского Академгородка). Это и есть Ташкентский Ядерный центр.

В комплекс основных объектов ИЯФ входит ядерный реактор, а также циклотрон на энергию до 10 МэВ, установка для жесткого гамма облучения – это, преимущественно, для исследования реакций полимеризации под действием излучения. Этот комплекс установок используется не только для исследований, но и для получения радиоизотопов для медицинских целей. Для этого существует хозрасчетное предприятие «Радиопрепарат». Долгое время все медицинские препараты золота и технеция в СССР производили только здесь. Объективную оценку характеристик циклотрона и гамма-установки мне сложно сделать, поскольку я сам не работал на этих устройствах, а вот исследовательский реактор мне ближе. Исследовательский ядерный реактор типа ВВР (водно-водяной, то есть вода служит и замедлителем и отражателем нейтронов). Конструкция такого реактора проста: огромная бочка с водой, на дне которой смонтирована сборка в виде сот для каналов топливных, аварийных, управления. У реактора такого типа в Томском политехническом институте крышка имеет специальное окно из плексигласа, через которое можно наблюдать удивительной красоты голубое «черенковское» излучение, испускаемое электронами, скорость которых превышает скорость света в среде, то есть в воде). Реактор обеспечивает в центральных каналах поток тепловых нейтронов порядка 5 х 1013 нейтр./см2сек, что вполне достаточно для обнаружения таких, например, элементов, как золото или иридий, на уровне 10-7%.

Выстроен ядерный центр с большим размахом и большой любовью. Все здания центра украшены великолепной резьбой по сырой штукатурке (сугубо азиатский стиль, так называемая резьба по ганчу). Это древнее восточное искусство. Мастер не имеет никаких трафаретов, каждый его рисунок поэтому уникален, хотя и состоит из нескольких основных элементов, которые повторяются в разных сочетаниях. Получается великолепное алебастровое белоснежное кружево – тонкое и изящное.

От проходной до здания реактора (он располагался в центре ансамбля) идет каскад прудов с заселенными туда рыбами (змееголовами). Эти пруды обрамлены розами — зрелище впечатляющее. Впечатляющим оказалось здесь также количество милиции — не только на центральной проходной, но также и на каждом объекте, думается человек 50 в смену. И все с пистолетами, как в кино: враг не пройдет. И метрах в 50 от центральной проходной местный паренек готовит на костерке плов для сотрудников, думаю, ведер на 5. И это очень кстати - проблема обеденного перерыва решена просто и изящно, никуда ходить не надо.

Работа, которую я выполнял, была связана с анализом содержания благородных металлов в различных материалах методом нейтронной активации – чувствительным и поныне аналитическим инструментом. Для этого анализируемый материал помещают в поток нейтронов (для чего в реакторе есть специально оборудованные каналы), где образуются радиоизотопы, в том числе и интересующего элемента. Далее облученный материал подвергают химическим процедурам для отделения мешающих химических элементов и концентрирования элементов нужных и, наконец, регистрируют наведенную радиоактивность интересующих элементов по энергии и интенсивности гамма-излучения, которое у всех радиоизотопов сугубо индивидуально. Поскольку облученный нейтронами материал всегда в первые часы после облучения чрезвычайно радиоактивен и представляет смертельную опасность для человека, работу с облученным материалом проводят в «горячих камерах», оборудованных манипуляторами, этими заменителями рук человека. Все это для того, чтобы облученный материал можно было как можно скорее подвергнуть химической обработке, пока не распались радиоактивные изотопы с коротким временем жизни – а именно такими являются изотопы  некоторых платиноидов. Камеры эти – стальные, футе-рованные баритовым бетоном, толщина свинцового стекла – люка для визуального кон-троля за происходящим в камере – около полуметра. С помощью манипуляторов можно выполнять внутри камеры самые различные операции, почти как руками – я, например, научился доставать спичку из спичечного коробка и зажигать ее. Уровень радиации в внутри камеры показал такой случай во время моей работы. В камеру по транспортеру для подачи образцов с улицы каким-то образом проник ежик, ушастый такой. Секунд 10-15 – и он умер.

Итак, я появился в ИЯФ АН УзССР в 1975 году. Первое впечатление от Узбекистана – стойкий аромат пищи. Этот запах начинался в аэропорту Ташкента и полностью накрывал весь город. Надо сказать, с продовольствием в стране в те годы было плохо, и пообедать сколько-нибудь прилично было трудно даже  Москве. А тут на каждом углу – плов, или лагман, или шашлык, или самса. И все это свежее, готовится на костре или в печке-тандыре прямо на улице. И все это вкусно и недорого. Самолет прилетел вечером, и пока суд да дело, до автобуса на Улугбек я добрался уже в сумерках. Темнело быстро: «ночь опустилась внезапно, как это бывает обычно на юге», как говорил классик. Я попал только на самый последний автобус, вошел с салон – и стало жутковато. В автобусе темно, молодняк курит в салоне, вероятно, даже и анашу, шум стоит, гвалт. И вдруг в автобус заходит старикан. И тут же весь этот орущий молодняк как подменили – сразу прекратили гвалт, хотя он не промолвил ни слова, уступают ему место:  «Ата, ата, садитесь», прекратили курение и затихли. Так я оказался свидетелем действительного, а не показушного, отношения узбекской молодежи к старшему поколению. У нас такого уже давным-давно не было.   

Узбеки — народ чрезвычайно добродушный, даже простоватый. Общение с ними доставляло мне большущее удовольствие. Такое впечатление, что они напрочь лишены агрессивности. Всегда приветливы, всегда уважительны, всегда готовы помочь. С одним из них, Пулатом Абдуллахатовым, я сошелся очень близко, пожалуй, подружился даже, бывал у него часто дома, подружился с его детьми, коих было в ту пору уже четверо, особенно со старшим — Хафизом, очень застенчивым и ласковым мальчуганом. Дружба с Пулатом впоследствии мне очень помогала, поскольку он, как местный житель, хорошо знал все невидимые постороннему человеку тонкости взаимоотношений между руководителями отдельных объектов ядерного центра, иногда весьма замысловатые, что неизменно помогало  разруливать сложные ситуации.

Как и любое уважающее себя государственное учреждение, ИЯФ имел собствен-ную гостиницу для приезжающих исследователей, а их  здесь бывало немало, поскольку и реактор, и циклотрон, и гамма установка, и условия пребывания устраивали всех. Гостиница небольшая, двухэтажная, на 20 номеров. Очень уютная, тихая (вдали от дороги), при гостинице работала мини – столовая, которая обеспечивала постояльцев горячим завтраком: неизменная яичница (можно было заказать любое количество яиц) и чай. Но, как и во всех южных городах, зимой здания в Улугбеке, а также и  гостиница почти не отапливались, поэтому постояльцы появлялись здесь, в основном, с началом весны. Как – то в ознаменование завершения нашей очередной большой программы мы устроили в гостинице так называемый «большой плов», то есть, действительно плов на 15 человек, считая приглашенных. А приглашенными были заместитель ИЯФ Кист Александр Алексеевич, руководитель циклотрона Гуреев Евгений Степанович, и случайно оказавшийся в Улугбеке один из мэтров советской ядерной отрасли академик Флеров Георгий Николаевич, который с увлечением курировал работу своих «детищ» - исследовательских ядерных центров по всей стране.

Приготовлением плова занимался Пулат, который рассматривал приглашение готовить плов как большую честь (таков менталитет узбеков), а я с радостью согласился «служить» у него в помощниках. Ранним утром мы выехали в Ташкент на Алайский базар, где закупили для плова все необходимое. Особое внимание уделили выбору риса: оказывается, наилучший результат дает рис «дивзира», но и его Пулат выбирал придирчиво, благо выбор риса был огромный. Вернувшись, мы занялись подготовкой – я мыл рис в 10 водах, затем вместе мы рубили морковь и лук, тоже огромную гору (мы готовили, как у узбеков принято говорить, на 2 килограмма мяса, то есть всего прочего тоже по 2 килограмма). А дальше просто: обжарили все, сварили «зирвак» (то есть протушили все обжаренное в воде, добавив пряности - зиру, барбарис, кориандр, сушеные перец сладкий и перец жгучий), засыпали рис и ждали результат. На это все у нас ушло время до обеда, включая дорогу. Приготовленный шедевр выложили на огромное блюдо («ляган»): сначала рис с овощами, вокруг  по периметру – куски мяса и куски айвы, сверху уложили пареный чеснок головками, посыпали зеленью и зернами граната. Я научился и сам готовить это нехитрое и очень вкусное блюдо и не раз подавал его на наших застольях в Новосибирске (один раз готовил плов даже в Норильске). На это все у нас ушло время до обеда, включая дорогу. Ну и начался наш пир. Эрнст оказался очень остроумным тамадой, он по кругу предоставлял слово для тоста каждому из нас (для этих целей мы предварительно запаслись винцом в частном секторе). Неожиданно мы вспомнили, что в гостинце поселились на сутки члены вокально - инструментального ансамбля «Аленушка» из Ферганы, они только что стали лауреатами республиканского фестиваля самодеятельных коллективов. Мы пригласили их к нашему столу, включили и их в круг тостующих, и артисты, охмелевшие от вина и внимания, исполнили свою победную песню «Кадриль моя сердечная». Короче говоря, все было прекрасно: остроумная компания, роскошный плов, веселая музыка. Наш почетный гость, несмотря на возраст, очень удачно вписался в наш молодежный (еще) коллектив, рассказанные им истории о курьёзах, которыми изобиловала эпоха «покорения атома» воспринимались всеми правильно: и серьезно, и одновременно – с юмором. Но все на свете, начавшись однажды, все-таки кончается. Наутро мы проводили «Аленушек» на автобус в Фергану, убрали следы пиршества – и за работу.

Весна в Ташкенте – это отдельная песня. Цветение в Ташкенте — всегда пышное, кажется, что каждая травинка стремится выбросить к солнцу свой цветок. Очень необычно цветет главный первоцвет урюк (абрикос) — еще и листьев нет на дереве, еще основная краска вокруг — уныло-серая, еще травы нет, а на ветвях абрикосовых деревьев вдруг появляется нежнейший розоватый пух. От этого контраста нежного пуха на уродливых черных ветвях у меня даже возникало какое-то чувство тоски. Через пару недель, уже на фоне изумрудных листьев буйно цветет вишня, и это просто неистовое безумство белого цвета, затем яблони и акация. Запах цветов даже приглушает немного запах пищи, которым этот город пропитывался веками. Ну и венец всего — это розы, в которых весной и осенью город утопает в буквальном смысле. Здесь, в Улугбеке, я познакомился с парнем (из механической службы реактора), отец которого, будучи любителем, вывел сам несколько десятков сортов роз, представители которых даже побеждали на международных конкурсах.

Осень в Улугбеке также примечательна. В сентябре на охраняемых конной милицией коллективных плантациях, что начинается сразу за последней усадьбой поселка, проходит сбор винограда. И как везде в СССР, здесь эту работу проводят не очень качественно. После сбора охрану снимают – бери, что осталось. Как – то раз, в начале октября, наша большая бригада за день насобирала «остатков» поблизости от поселка килограммов 200. Забили виноградом полностью внутренности трех холодильников, обеспечив себя витаминами почти на месяц.

Поселок Улугбек, где расположен ядерный центр Узбекистана, имел тогда еще одну достопримечательность. Дело в том, что в этом поселке жила большая колония крымских татар, выселенных со своей исторической родины во времена Сталина. И эти татары принесли с собой в Узбекистан высокую культуру виноделия. Так что в каждом доме в любое время дня и ночи можно было купить очень недорогого и очень качественного натурального вина. Можно было также посидеть в саду у хозяев и попить вина с нехитрой закуской (чеснок, если это весной, или виноград — если это осенью). Попить вина прямо у виноделов под открытым небом называлось у местных жителей «пойти на орбиту».

О вине стоит сказать особо. Делают его традиционно из нескольких сортов винограда — Баян-Ширей, Мускат, Паркендский розовый. Делают исключительно вручную, даже фильтрацию не применяют — только переливают вино из одной бутыли в другую, каждый раз отбрасывая осадок. Поскольку солнца и тепла в Узбекистане больше, чем в Крыму, в винограде больше сахара, и этот сахар не сбраживается полностью. В результате вино получается достаточно крепким и в то же время немного сладковатым. Выпив стаканчик такого вина, просто невозможно удержаться от следующего стаканчика.

Мой первый поход «на орбиту» закончился для меня плачевно: не послушав местных ребят, которые нас и пригласили, мы превысили предельно допустимую норму, и я испытал все коварство здешнего вина: голова ясная, а ноги не слушаются. Пришлось пересилить себя и, закусив губу, выйти каким-то образом за калитку (в гостях у хозяев нельзя напиваться до упаду) и здесь уже пасть головой в арык. Местные смеются: «Ваша водка говорит: стой, я с тобой, а наше вино говорит: ты иди, я тебя догоню». Поэтому и норму превышать не следует — в противном случае вино «догонит».

Бывая «на орбите» я имел возможность наблюдать обычную жизнь хозяев. Во-первых, усадьбы большие, думаю соток по 30 – 50, обязательный огород, несколько плодовых деревьев и деляна винограда, 30 – 40 лоз.  Дом также огромный, потому что семьи также большие, детей по 5 – 8. И что примечательно – все работают! Работают в своем хозяйстве с утра до вечера, без «перекуров». В одной усадьбе я наблюдал, как малыш, думаю менее 2 лет, только что научившийся ходить более – менее уверенно, что – то уже ковыряет на грядке. Понятно, что значительное количество выращенного уходит на рынок – отсюда и денежный доход. Кстати, вблизи Алайского  рынка наблюдал забавную картину: узбек с женой идут торговать: он – впереди, руки за спину, она – сзади с блюдом лепешек на голове. Такое вот гендерное равенство. И еще одно наблюдение, связанное с базаром. Как – то раз на базаре в Улугбеке я пожалел, было, старика, который продавал орехи, наверное, с пару килограммов всего. Старик дряхлый, утомленный. Думаю, куплю у него все орехи сразу, пусть отдыхает. «Нет,- говорит, - а что я завтра продавать буду?». То есть для многих базар – это не только источник денег, но и место ежедневного общения.

Живя в Улугбеке подолгу, я неоднократно бывал в гостях у своих новых друзей (я всегда быстро и близко сходился с людьми), где неизменно был угощаем пловом. Это всегда торжественно, и всегда за столом — только мужчины, женщинам здешними обычаями запрещено присутствовать на застолье. Но и готовят плов только мужчины, едят плов тоже – мужчины, женщинам за столом нет места. Плов – это не только пища для желудка, это еще и пища для неторопливых бесед на общие (философские) темы. Однажды меня удивило здесь отношение молодых узбеков к национальному вопросу. Меня спросили: «Почему вы, русские, не проявляете гордости за свой народ? Почему не отвечаете на унижения?». У меня не нашлось ответа, хотя он у меня был - так завещал Ленин: "русский народ должен компенсировать другим народам унижения, причиненные царизмом"(почти дословно).

Выходные дни мы проводили обычно в Ташкенте, отдыхая в только что построенном банном комплексе «Голубые купола». Именно отдыхая, ибо это сооружение возведено не столько для мытья, сколько для отдыха. Куполов этих 4, и все они имеют внутри свою температуру, и все они сообщаются между собой. Так что можно и нагреться  «до кипения», и посидеть в умеренно теплой температуре, и полежать на мраморной скамье (по желанию – с подогревом скамьи или без подогрева) в прохладе центрального купола. В целом процедура отдыха занимала 5-6 часов, после чего мы направлялись обедать на рынок в старом городе. Да, обедать лучше всего было именно на рынке — здесь готовили и плов, и самсу, и лагман, и чебуреки,  рыбу жарили в огромных котлах, и чай,  разумеется. Так в банно-желудочных хлопотах проходил целый день. Возвращались мы в свою гостиницу в Улугбеке чистыми, сытыми и умиротворенными.

На рынке в старом городе мне довелось попробовать настоящего кумыса. Дело в том, что в Новосибирске появился кумыс с одного из молочных заводов – вполне цивилизованно приготовленный, залитый в литровые бутылки, умеренно терпкий, сильно газированный, голубоватого цвета разбавленного молока. А здесь, у казашенки, - совершенно другой продукт: густоватый, очень терпкий и очень хмельной. Выпив по пиалушке этого чуда, мы заметно окосели, и больше искушать судьбу не стали. Так что кумыс – не только диетический продукт, как это преподносила нам наша новосибирская реклама.

На культурные программы нами также иногда выделялось время. Я побывал в знаменитом Ташкентском театре оперы и балета имени Алишера Навои с очень сильной балетной труппой. Но самое сильное впечатление на меня произвел Узбекский национальный драматический театр имени Хамзы. Здесь я посмотрел известную пьесу Герберта Гауптмана «Перед заходом солнца» («Шоёт шоеми»). И хотя спектакль шел на узбекском языке (наушниками с переводом я не стал пользоваться специально – достаточно языка жестов, которым актеры владели искусно), я был потрясен высоким мастерством актеров этой труппы. Это мелодрама, о внезапно вспыхнувшей любви старика к юной девушке. Любовь эта могла разрушить весь устоявшийся порядок жизни всей семьи, и все родственники всячески препятствуют ей. Не выдержав невзгод, старик умирает. Вроде бы банальный сюжет, а в исполнении узбекских мастеров слезу выжимает.

Несмотря на большие производственные программы, нам удавалось иногда зажулить два-три дня. Например, мы умудрились сгонять в Бухару и Самарканд, просто купили 2-дневную экскурсию. Конечно, впечатления были огромные. Если Ташкент — город более европейский, нежели азиатский, особенно отстроенный фактически заново после разрушительного землетрясения 1966 года,  то эти города — истинная Средняя Азия, Европой здесь и не пахнет. Во-первых, здесь мало зелени, что для нас, сибиряков непривычно. Во-вторых, здесь море пылающего солнца и песка. Посетив старинное кладбище, я вдруг понял, что истинно родной музыкой в Азии может быть только что-то протяжно-заунывное, как основная тема в фильме «Белое солнце пустыни». Симфонии здесь неуместны – это моя  личная реакция.

Мы побывали в бывшей резиденции Бухарского эмира, побывали в Старом Самарканде,  здесь восхищались тончайшей резьбой «по ганчу» (это нанесение резного орнамента на сырую штукатурку) в находящейся на реконструкции мечети (точнее - усыпальницы) Биби Ханум. Даже не верилось, что эти строения, пережившие века, построены из сырого (необожженного, то есть обожженного только солнцем) кирпича. Здесь необходимо уточнение: и внешние, и внутренние поверхности строений сплошь покрыты плиточками мозаики с глазурью, преимущественно голубых и темно-синих оттенков. Это, безусловно, защищало, и до сих пор защищает здания от дождей, которые зимой в Средней Азии бывают сильными и продолжительными.

Конечно, посетили мы и остатки всемирно известной обсерватории Улугбека, которую он, будучи правителем, построил в 15-м веке. Обсерватория, в основном, разрушена временем, но сохранился секстант оригинальной конструкции. Идея, положенная в его проект – простая и надежная: уменьшить фон от рассеянного света и повысить, тем самым, контрастную чувствительность изображения. В башне высотой около 40 метров устроен выложенный белым мрамором желоб, устремленный по дуге к небу. Желоб является примерно четвертью окружности диаметром 40 метров. Желоб ориентирован строго по меридиану: с севера на юг. В результате оказалось, что  даже днем можно наблюдать звезды на черном почти небе. Причем картина эта в течение суток, естественно, меняется. Всего без особых инструментов в обсерватории было обнаружено и описано более 1000 звезд, которые вошли в первый атлас звездного неба Улугбека. В обсерватории была определена астрономическая продолжительность года с точностью до нескольких секунд. И это – при полном отсутствии каких-либо оптических приборов! Тогда даже понятия линзы не существовало!

Помимо Ташкента, много лет спустя с деловыми поездками я посетил Алмалык-ский ГМК (Алмалык) и Завод жаропрочных и твердых сплавов (Чирчик) – это было связано с инспекцией аналитических служб предприятий. Поездки эти все очень короткие, но Алмалык мне запомнился потому, что в возглавляемой мной бригаде спецов Минцветмета один из старейшин, Палей Григорий Павлович, сотрудник Госстандарта, высказал очень интересную идею о том,  что принятая в СССР система тотальной стандартизации (гостирования), разрушает экономику страны. Далеко не все и не вся должно быть стандартным. Подтверждение этих слов я позже увидел на примере продвижения рентгеновского аппарата, разработанного в нашем  Академгородке и использующего тот же принцип снижения фона от рассеянного излучения. Несмотря на объективно превосходные характеристики этого аппарата и его рекордно низкую цену, производство пришлось прекратить, поскольку вышел ГОСТ, фактически отвергающий подобные конструкции: ведь ни один руководитель государственного медицинского учреждения не может приобретать оборудование, не отвечающее ГОСТу – это можно было бы трактовать как коррупционный сговор.