48 Сорок восемь о Гегеле
1. К. Маркс:
«Но как раз в то время, когда я работал над первым томом "Капитала", крикливые, претенциозные и весьма посредственные эпигоны, задающие тон в современной образованной Германии, усвоили манеру третировать Гегеля, как некогда, во времена Лессинга, бравый Мозес Мендельсон третировал Спинозу, как "мертвую собаку". Я поэтому открыто объявил себя учеником этого великого мыслителя и в главе о теории стоимости местами даже кокетничал характерной для Гегеля манерой выражения.» (Маркс К. Капитал, т. I. Послесловие ко второму изданию); «Ланге презабавно говорит, что в эмпирическом материале я "двигаюсь на редкость свободно". Ему и в голову не приходит, что это "свободное движение в материале" есть не что иное, как парафраз определенного метода изучения материала – именно диалектического метода.» (Маркс К. Письмо Л. Кугельману, 27 июня 1870 г.) «Господа в Германии (за исключением реакционных богословов) полагают, что диалектика Гегеля – «мертвая собака». На совести Фейербаха большой грех в этом отношении...» (письмо Маркса к Энгельсу от 11 января 1868 г.)
2. М. Штирнер:
«У Гегеля окончательно выясняется, как именно образованнейший жаждет предметного и какое он питает отвращение ко всякой «пустой теории»: мысль должна вполне и в целом соответствовать действительности, миру предметному, и ни одно понятие не должно быть без реальности. Это дало гегелевской системе название объективнейшей: мысли и предметное точно праздновали в ней свое соединение.» (М. Штирнер «Единственный и его собственность»)
3. В. Ленин:
«Нельзя вполне понять "Капитала" Маркса и особенно его I главы, не проштудировав и не поняв всей Логики Гегеля. Следовательно, никто из марксистов не понял Маркса пол века спустя!!»; «Маркс, следовательно, непосредственно к Гегелю примыкает, вводя критерий практики в теорию познания».; «…мысль включить жизнь в логику понятна и гениальна» (В. Ленин «Философские тетради»)
4. К. Поппер:
«История идей совершенно ясно показывает, что идеи возникают в логическом или, если этот термин предпочтительнее, в диалектическом контексте».; «Мои различные [логические] схемы… можно, по сути, представлять себе как усовершенствованные и рационализированные варианты диалектической схемы Гегеля: они рационализированы, потому что действуют целиком и полностью в рамках логического механизма (organon) рациональной критики, основанной на так называемом законе противоречия, то есть на требовании исключения всех обнаруженных противоречий.»; «Таким образом, история и особенно история идей показывает, что для понимания истории необходимо понимание идей и их объективных логических (или диалектических) соотношений.» (К. Поппер «Объективное знание. Эволюционный подход» Гл. 8 «Реалистический взгляд на логику, физику и историю.») Примечание: Поппер не понимал, что у Гегеля противоречие также должно быть исключено - снято.
5. Л. Мизес:
«Гегель был утопистом. Это был глубокий мыслитель и его работы являются кладезем стимулирующих идей.» («Человеческая деятельность»); «Гегель был последователен, предполагая, что логический процесс точно отражается в процессах, происходящих в том, что обычно называется реальностью. Он не противоречит себе, применяя логические апории к интерпретации Вселенной.» («Теория и История»)
6. Р. Дунаевская:
«Гегель вошёл в 2500 летнюю историю европейской философии также, как Наполеон въехал верхом в Пруссию неся идею тотальной свободы.» («Философия и революция»)
7. Ф. Энгельс:
«Естествоиспытатели могли бы уже убедиться на примере естественнонаучных успехов философии, что во всей этой философии имеется нечто такое, что превосходит их даже в их собственной области (Лейбниц — основатель математики бесконечного, по сравнению с которым индуктивный осел Ньютон является плагиатором и вредителем; Кант — космогоническая теория происхождения мира до Лапласа; Окен — первый, выдвинувший в Германии теорию развития; Гегель […] который своим синтезом и рациональной группировкой естествознания сделал большее дело, чем все материалистические болваны, вместе взятые.» (Ф. Энгельс «Диалектика природы» М.: Партиздат 1934)
8. Т. Рокмор:
«Гегель чрезвычайно ускорил послекантовский поворот к истории. Уже упоминалось, что он по существу создал историю философии, какой мы её знаем. Все позднейшие историки философии идут по его стопам. И Гегель предложил теорию написания истории и теорию познания как исторического процесса.»; «Можно считать вполне доказанным, что французская философия начиная с 1930х гг. развивалась под влиянием Гегеля – и даже что вся философия после смерти Гегеля состояла главным образом из откликов на его теории.» (Т. Рокмор «Маркс после марксизма»); «Гегелевское проникновение в природу историчности познавательных процессов — вот чего недостает в дискуссиях двадцатого века о познании.» (Т. Рокмор «По следам Канта. Философия в 20 веке»)
9. Р. Рорти:
«…прогегельянство Селларса и Брендома свидетельствует о том, что подход к традиционным проблемам аналитической философии с точки зрения «социальных практики» в духе Селларса и Брендома может восстановить связь этой философской традиции с так называемой континентальной философией. Философы в неанглоязычных странах обычно много размышляли о Гегеле, тогда как скудные познания в истории философии у большинства аналитических философов часто заставляют их сразу переходить от Канта к Фреге. Хочется верить, что когда-нибудь, в будущем, на этот уже набивший оскомину «аналитико-континентальный разрыв» будут смотреть как на неудачный и временный перерыв в общении – это будущее, в котором Селларс и Хабермас, Дэвидсон и Гадамер, Патнем и Деррида, Роулз и Фуко предстают как попутчики в одном и том же путешествии…»; «[Селларс] описывал (свой проект) как попытку перевести аналитическую философию из юмовской фазы её развития в кантовскую.»; «Работу Брендома можно рассматривать … как попытку перевести аналитическую философию из кантовской фазы её развития в гегелевскую, - попытка, которую Селларс предвосхитил своей иронической характеристикой «Эмпиризма и философии сознания» как «зачаточных Meditations Hegeliennes»...» (Введение к ессе У. Селларса «Эмпиризм и философия сознания».)
10. А. Кожев:
«Если абстрагироваться от пережитков прошлого, известных Гегелю и им описанных (включая «либерализм»), а потому не пригодных, для того чтобы противопоставлять их Гегелю в качестве исторического или «диалектического» опровержения, можно констатировать, что нет буквально ничего вне гегельянства (осознанного или нет) ни в плане самой исторической действительности, ни в плане мысли или дискурса, которые имели бы какой бы то ни было исторический отзвук.» (А. Кожев «Гегель, Маркс и христианство»)
11. Ф. Ницше:
«Чаще же всего у молодых ученых за их высокомерным неуважением к философии я находил дурное влияние какого-нибудь философа, которого они, правда, в общем-то и не признавали, но тем не менее не избежали воздействия его презрительных оценок в адрес других философов, - следствием же явилось общее отрицательное отношение ко всей философии. (Таковым кажется мне, например, влияние Шопенгауэра на современную Германию: проявлением своей неинтеллигентной ярости по отношению к Гегелю он довел дело до того, что все последнее поколение немцев оторвалось от немецкой культуры [...] но именно в этом сам Шопенгауэр оказался до гениальности бедным, невосприимчивым...» («По ту сторону добра и зла»); «Возьмем, в-третьих, удивительную уловку Гегеля, который проломил ею все логические навыки и изнеженности, рискнув учить, что родовые понятия развиваются друг из друга: каковым тезисом умы в Европе и были преформированы к последнему великому научному движению, к дарвинизму, — ибо без Гегеля нет Дарвина.»; «Мы, немцы, — гегельянцы, даже если бы никогда не было никакого Гегеля, поскольку мы (в противоположность всем латинянам) инстинктивно отводим становлению, развитию более глубокий смысл и более богатую значимость, чем тому, что “есть”…» (Ф. Ницше «Весёлая наука»)
12. М. Хайдеггер:
«Вопреки пресной болтовне о крушении гегелевской философии остается в силе одно: в XIX столетии только эта философия определяла собой действительность, хотя и не в поверхностной форме общепринятого учения, но как метафизика, как господство бытия сущего в смысле удостоверенности. Противотечения, идущие против этой метафизики, послушны ей. Со смерти Гегеля (1831) всё — лишь противотечение. Не только в Германии, но в Европе.» (М. Хайдеггер «Преодоление Метафизики» 36-46гг); «…гегелевская философия, которая в определенном аспекте была завершением, была таковым лишь как опережающее продумывание областей, по которым двинулась последующая история 19 столетия. Что это столетие заняло на расположенной ниже гегелевской метафизики плоскости (позитивизма) позицию отталкивания от Гегеля, есть, мысля метафизически, лишь свидетельство его сплошной зависимости от Гегеля...» (М. Хайдеггер «Европейский Нигилизм»)
13. А. Герцен:
«Середь этой междоусобицы я увидел необходимость ex ipso fonte bibere [Пить из самого источника] и серьезно занялся Гегелем. Я думаю даже, что человек, не переживший «Феноменологии» Гегеля и «Противуречий общественной экономии» Прудона, не перешедший через этот горн и этот закал – не полон, не современен. Когда я привык к языку Гегеля и овладел его методой, я стал разглядывать, что Гегель гораздо ближе к нашему воззрению [революционеров- В.К.], чем к воззрению своих последователей [правых гегельянцев-В.К.], таков он в первых сочинениях, таков везде, где его гений закусывал удила и несся вперед, забывая «бранденбургские ворота». Философия Гегеля – алгебра революции, она необыкновенно освобождает человека...» (А. Герцен «Былое и Думы»)
14. А. Маршалл:
«Представление о непрерывности процесса развития присуще всем новейшим школам экономической мысли, будь то школы, испытывающие на себе воздействие преимущественно биологии, как, например, труды Герберта Спенсера, или истории, как "Философия истории" Гегеля...»; «Эти два направления больше, чем какие либо другие, повлияли на содержание идей, выдвинутых в настоящей книге…» (А. Маршалл «Принципы экономической науки»)
15. К. Шмитт:
«Тем не менее, Гегель всюду остается в высшем смысле политическим. Даже те из его работ, которые касаются актуальных проблем тогдашней эпохи, прежде всего, гениальная ранняя «Конституция Германии», лишь документируют как нечто самоочевидное, явственно зримое сквозь эфемерную правильность или неправильность данных сочинений, ту философскую истину, что всякий дух есть современный, присутствующий в настоящем дух, и его невозможно обнаруживать или искать ни в «репрезентации» эпохи барокко, ни в «алиби» эпохи романтизма. Это — гегелевское «Hic Rhodus», в этом — подлинность философии, которая не пускается в фабрикацию интеллектуальных ловушек, оставаясь в «неполитической чистоте» и чистой неполитичности.» (К. Шмитт «Понятие политического»)
16. А. Хандруев:
«Величайшая заслуга Гегеля состоит в том, что он первым увидел связь политэкономии и философии. Вся последующая история науки подтвердила, что для политэкономии, выступающей методологической основой всей системы экономических дисциплин, особенно важным является единство подлинно стратегического взгляда на мир хозяйственных отношений и культуры мышления.» (А. А. Хандруев «Гегель и политическая экономия»)
17. Ю. Хабермас:
«Первым философом, который развил ясное понятие модерна, был Гегель. Поэтому, если мы хотим понять, что означала внутренняя связь между модерностью и рациональностью <…> мы должны обратиться к Гегелю.»; «Гегель открыл, начал дискурс о модерне. Он ввел тему — самокритичное подтверждение модерна; установил правила, по которым тема может варьироваться, — диалектику просвещения. Гегель возвел историю времени, эпохи до ранга философии, он привел к соприкосновению вечное и преходящее, безвременное и актуальное и таким неслыханным способом изменил характер философии.» (Ю. Хабермас «Философский дискурс о модерне»)
18. К. Ясперс:
«Прошлый век создал историческое осознание времени в философии Гегеля, в этой философии было высказано немыслимое до той поры богатство исторического содержания и применен поразительно привлекательный и выразительный метод диалектики в соединении с пафосом чрезвычайного значения настоящего. Диалектика показала, как человеческое сознание преобразуется посредством самого себя...»; «Как проходит этот процесс, Гегель показал в таком многообразии и с такой глубиной, которые и сегодня еще не достигнуты.»; «Ложный, отчуждающий от себя человека, эксплуатирующий его, насильственный труд необходимо преодолеть. Мерилом должно служить то, на что указывал Гегель: «Бесконечное право субъекта состоит в том, что он находит самого себя умиротворенным в своей деятельности и в своем труде» (К. Ясперс «Смысл и назначение истории» М.1991)
19. Г. Гадамер:
«Полемика против абсолютного мыслителя лишена собственной позиции. Архимедову точку опоры, которая позволила бы перевернуть гегелевскую философию, никогда не удастся найти в рефлексии. Формальная особенность рефлексивной философии и состоит как раз в том, что не может быть никакой позиции, которая не была бы включена в рефлексивное движение самосознания, приходящего к себе самому.»; «...гегелевская философия духа претендует на то, чтобы осуществить тотальное опосредование истории и современности. Речь идет в ней не о формализме рефлексии, но о том же деле, которым заняты и мы сами. Гегель продумал, прорефлектировал (durchreflektiert) то историческое измерение, в котором коренится проблема герменевтики.»; «Нам придется поэтому определять структуру действенно-исторического сознания с оглядкой на Гегеля и отталкиваясь от Гегеля.» (Г. Гадамер «Истина и Метод»)
20. А. Ерохов:
«В одном из своих писем Ф. Энгельс заметил, что если бы Гегелю «...пришлось писать “Философию природы” теперь, то доказательства слетались бы к нему со всех сторон». Это было сказано в 1858 году, ровно сто пятьдесят лет назад. За эти годы доказательства не просто слетались со всех сторон, они постепенно выстраивались в строгую систему и эта система всё более рельефно воспроизводит очертания гегелевской системы. Фрагментарная, разорванная картина реальности обретает подлинную гармонию упорядоченности в простоте отношений. В своём отчаянии добиться понимания современников, Гегель, тем не менее, был убеждён, что «...наступит время, когда почувствуют необходимость в науке, кладущей в своё основание понятия разума». Это время уже наступило. Ибо всё действительное разумно и всё разумное действительно.» (А. Ерохов «Теория всего и ответ Гегеля»)
21. М. Фуко:
«Но чтобы реально освободиться от Гегеля, нужно точно оценить, чего стоит это отдаление от него, нужно знать, насколько Гегель, быть может каким-то коварным образом, приблизился к нам, нужно знать, что все еще гегелевского есть в том, что нам позволяет думать против Гегеля, и нужно понять, в чем наш иск к нему является, быть может, только еще одной хитростью, которую он нам противопоставляет и в конце которой он нас ждет, неподвижный и потусторонний.» (М. Фуко "Порядок дискурса. Работы разных лет" М. 1996г.)
22. Ж. Деррида:
«Непризнанное, легкомысленно трактуемое гегельянство таким образом лишь распространяет свое историческое господство, беспрепятственно развертывая наконец свои безмерные ресурсы по охвату. Наиболее легкой гегелевская очевидность кажется в тот миг, когда она наконец начинает давить всем своим весом.»; «После более чем столетия разрывов, преодолений — вкупе с перевертываниями или же без таковых, — определить отношение к Гегелю на редкость трудно: безоговорочное сообщничество сопровождает гегелевский дискурс, принимает его всерьез до самого конца, без какого бы то ни было возражения в философской форме…» (Ж. Деррида «Письмо и различие»)
23. Ф. Фукуяма:
«В начале 1999 года Оуэн Харрис, редактор «Национального интереса» (The National Interest), попросил меня написать десятилетнюю ретроспективу по моей статье «Конец истории?», впервые опубликованной летом 1989 года. В той статье я утверждал, что Гегель был прав, говоря, будто история закончилась в 1806 году, поскольку с тех пор не было существенного движения за пределы принципов Французской революции, а в победе Наполеона под Иеной в 1806 году Гегель видел консолидацию этих принципов.»; «Гегель никогда не пользовался хорошей репутацией в англосаксонском мире, где его называли реакционным апологетом прусской монархии, предтечей тоталитаризма двадцатого века и, что с англоязычной точки зрения всего хуже, трудным в чтении метафизиком. Эта предубежденность к Гегелю не позволяла видеть его важную роль как одного из основателей современной философии. Хотим мы признать этот долг или нет, но Гегелю мы обязаны самыми фундаментальными аспектами сегодняшнего нашего общественного сознания.» (Ф. Фукуяма «Конец истории и последний человек»)
24. С. Жижек:
«Так что, если вы спросите меня под дулом пистолета, что я хотел бы сделать, я отвечу, что на самом деле, мне хотелось бы актуализировать Гегеля. Все мои разбирательства с психоанализом это лишь способ подобраться к Гегелю. И хотя я и верный марксист, но вся Марксова критика Гегеля представляется мне одним большим недопониманием. Поэтому я хочу предложить следующую нелепую и провокативную формулу—философия начинается с Канта и заканчивается Гегелем. Все, что было до Канта, было предисловием, все, что было после Гегеля, было недопониманием.» (С. Жижек "Философия начинается с Канта и заканчивается Гегелем. Интервью." Журнал Логос дата)
25. Т. Парсонс:
«Данная работа имеет множество интеллектуальных корней. Возможно, наибольшее влияние оказал немецкий идеализм в том виде, в каком он перешел от Г.В.Ф. Гегеля через К. Маркса к М. Веберу. Хотя сегодня и модно посмеиваться над гегелевским прославлением прусского государства, он все-таки сумел создать всестороннюю общую теорию социетальной эволюции, имеющей своей кульминацией современный Запад.» (Т. Парсонс «Система современных обществ» 1971)
26. Р. Негарестани:
«Как человек, которого научили ненавидеть Гегеля, я не могу в достаточной мере выразить, насколько большой вклад Гегель внес в философию, политическую теорию и т.п. в том виде, в котором мы знаем их сегодня, а также насколько значимую роль англофонная рецепция Гегеля сыграла в распространении влияния Гегеля. Среди наиболее недавних комментаторов Гегеля Рид Уинегар также достоин внимания. Его исследование гегелевской концепции времени нельзя охарактеризовать иначе, как поразительное.» (Р. Негарестани «Запись в Фейсбук от 30.08.2017г».)
27. В. Соловьев:
«Характерное для гегельянства требование от идеи, чтобы она оправдывала свою истинность осуществлением в действительности, и, с другой стороны, требование от действительности, чтобы она была осмысленною, т. е. проникнутою идеальным содержанием — это двойное требование могло, конечно, оказывать лишь самое благотворное нравственное влияние на подчинявшееся ему сознание.»; «Внутреннее формальное достоинство этой философии, как системы, не подлежит сомнению так же, как и важность идей, внесенных ею в науку и общее сознание…» (В. С. Соловьев «Гегель»; «Статья из Энциклопедического Словаря»)
28. Г. Маркузе:
«Таким образом, социально-политическая теория, ответственная за развитие фашизма в Германии, соотносилась с гегельянством в прямо противоположном смысле. По всем своим целям и принципам она была антигегельянской.»; «Гегелевская философия государства столь сильно отстаивала прогрессивные идеи либерализма, что его политическая позиция становилась несовместимой с идеей тоталитарного государства.»; «Национал-социалистская критика постоянно упоминает о тех тенденциях в гегелевской философии, которые противоречат всякому тоталитаризму.»; «Идеологические корни авторитаризма уходят в почву «резкой неприязни» к Гегелю...». (Г. Маркузе «Разум и революция. Становление социальной теории»)
29. А. Д. Власов:
«Другим способом сокрытия непонимания [философии Гегеля] являются чрезмерные похвалы или порицание. Однако, как ясно, если хвалят, то не Гегеля, и если ругают, то не его философию; а нечто надуманное и трудно представимое. Между тем в непонимании Гегеля нет ничего зазорного. Это непонимание столь широко распространено, что скорее следует стыдиться и скрывать прямо противоположное, ибо именно это последнее является отклонением от нормы. Однако непонимание нестерпимо для самостоятельного и гордого философа. Последний восстает против Гегеля не потому, что не согласен с его идеями, а потому, что не согласен считать себя дураком и тупицей. Так философ вступает на путь «критики» гегелевской философии. Однако и здесь противники гегелевской философии часто терпели неудачу, ибо Гегель как коварный и дальновидный драматург, изобразил в своей пьесе («Феноменологии духа») также и своих будущих критиков и недоброжелателей. Стоит только посмотреть, как Шопенгауэр, Ницше, Фейербах, Гуссерль и др. немецкие философы с каким-то «неистовством души» рвались в открытую дверь «Феноменологии духа», где для каждого было уготовано свое место в соответствии с гегелевской классификацией состояний или стадий развития духа. Иными словами, Гегель изложил их идеи, которые они пытались противопоставить идеям Гегеля, ещё раньше, чем эти критики начали сознательную жизнь, и при том лишь в качестве иллюстрации своих собственных идей более высокого порядка.» (А.Д. Власов «Словарь по философии Гегеля (Феноменология духа)»)
30. Б. Рассел:
«Философия Гегеля очень трудна. Он, я должен сказать, наиболее труден для понимания из всех великих философов»; «…целое, которое он [Гегель] рассматривает, не уподоблено единому Парменида или даже богу Спинозы: в этом целом индивидуальное НЕ ИСЧЕЗАЕТ, а приобретает более полную реальность через гармоническое отношение к организму. Государство, в котором индивидуальное игнорируется, НЕ ЕСТЬ уменьшенная модель гегелевского абсолюта.» (Б. Рассел «История Западной Философии» Том 2)
31. Э. Вейль:
«…подобно тому, как к его [Гегеля] Философии религии обращались как ортодоксы, так и деисты и атеисты, так и его теорию политики атаковали (а иногда одобряли) люди, придерживавшиеся самых различных мнений — именно потому, что у него речь идет не о мнениях, а о теории и науке.»; «Мы можем подвести итог. Гегель не является философом Пруссии, по крайней мере, он не имеет права на этот титул, так как противостоит волне великогерманского национализма. Он — философ современного государства, которому он дал верный анализ, с точностью указывающий, в чем заключается свобода в государстве, каковы условия, которые должно выполнить государство, чтобы быть государством свободы, государством, реализующим современное мышление.» («Гегель и государство»)
32. С. Труфанов:
"На фоне сложности проникновения в смысл произведений Гегеля в философских кругах неведомо когда появилась такая фраза: "В Гегеля трудно войти, но ещё труднее из него выйти". Фраза весьма примечательна, поскольку за её иронией чувствуется присутствие здорового инстинкта человеческого разума, инстинктивное чувство того, что ему рано или поздно всё равно придётся войти в философию Гегеля и уже остаться там навсегда. Логика Гегеля – это стихия самого разума и, войдя в неё, назад бежать уже не имеет смысла. Это для рассудка она представляет собой недоступные хоромы, а для разума она – дом родной. В грамматику языка также трудно войти. Школьники изучают её на протяжении нескольких лет. Но никому и в голову не приходит потом уходить из неё. То же самое относится и к грамматике разума, и дело стоит лишь за тем, чтобы облегчить людям труд проникновения в её содержание." (С.Н. Труфанов «Логика Гегеля в доступном изложении»)
33. Ж. Ипполит:
«Гегель … пошел гораздо дальше, чем Маркс. Оставаясь на уровне антропологии, он открывает в ней перспективы, которыми Маркс пренебрегал…»; «Гегелевская диалектика является не разрушением всех определений, как скептицизм, а опосредствованием.» (Ж. Ипполит «Логика и существование»)
34. Ж. Сартр:
«Переходя от Гуссерля к Гегелю, мы осуществили громадный прогресс…»; «Гегель поставил вопрос о бытии сознаний. Именно он исследует бытие-для-себя и бытие-для-другого и показывает, что каждое сознание включает реальность другого.» ("Бытие и ничто"); «Без сомнения, Гегеля можно притянуть на сторону экзистенциализма.»; «Разве Гегель не был первым, кто показал, что «видимость как таковая обладает реальностью»? И разве не пантрагизм составляет подоплеку его панлогизма? Разве нельзя с полным основанием утверждать, что для Гегеля существования «сцепляются в историю, которую они созидают и которая в качестве КОНКРЕТНОЙ всеобщности творит над ними суд и превосходит их…»; «Гегель, по крайней мере, признавал существование частного в виде снятой частности – марксист решил бы, что он тратит время зря…» (Ж. П. Сартр «Проблемы метода»)
35. Б. Бауэр:
«Гегель был большим революционером, чем его ученики, все вместе взятые.» («Трубный глас страшного суда над Гегелем»)
36. Дж. Э. Мур:
«Отношение части к целому не то же самое, что отношение целого к части; из самой дефиниции целого вытекает, что часть содержится в нем аналитически. Тем не менее этот внутренне противоречивый тезис является главным отличительным признаком влияния Гегеля на современную философию, влияния, которым пронизана почти вся ортодоксальная философия.» («Природа моральной философии»)
37. Ж. Лиотар:
«Упрощая до крайности, мы считаем "постмодерном" недоверие в отношении метарассказов.» («Состояние постмодерна»); «Современность отмечена «метанарративами», о которых шла речь в «Состоянии постмодерна»»; «Философия Гегеля итожит и представляет в совокупности все эти рассказы и в этом смысле концентрирует в себе спекулятивную современность.» (Ж. Лиотар «Постмодерн в изложении для детей»)
38. Г. Флоровский:
«Философский подъем тридцатых и сороковых годов [в 19 веке] имел двоякий исход. Для одних открылся путь в Церковь, путь религиозного восстановления, – религиозный апокатастазис мысли и воли. Для других это был путь в безверие и даже в прямое богоборчество. Этот раскол или поляризация русской культурной элиты происходил именно на религиозном уровне. Такую же поляризацию мы наблюдаем и в истории немецкого идеализма: Фр. Шлегель, Геррес и Баадер, с одной стороны, Фейербах и вся гегельянская “левая,” с другой. Это не только сопоставление, здесь есть прямая связь, зависимость и влияние. И нужно помнить, что разделилась “гегелевская школа” именно на религиозных темах...»; «“Изучение Православия,” писал Самарин Попову, “привело меня к результату, что православие явится тем, чем оно может быть, и восторжествует только тогда, когда его оправдает наука, что вопрос о Церкви зависит от вопроса философского, и что участь Церкви тесно, неразрывно связана с участью Гегеля...”»; «Под “философией” Самарин разумеет Гегеля, и подчеркивает: “вне этой философии православная Церковь существовать не может...”» ("Пути русского богословия")
39. Н. Лазар:
«Мы подходим к вопросу: откуда Флоровский черпает источник своего метода возврата к истории (и абсолютизации ее), который разрешил бы проблему западного влияния на православие? Влияние в основном пришло от известного немецкого философа Георга Вильгельма Гегеля. Моя цель состоит в том, чтобы подчеркнуть этот так мало задокументированный и заметный факт, который сегодня становится все более очевидным, прежде всего в последних работах и диссертациях современных богословов о творчестве отца Георгия Флоровского. С одной стороны, Льюис Шо (Lewis Shаw) документально, аргументированно и фактически доказывает последнее утверждение: философия истории отца Георгия была гегелевской. С другой стороны, Росс Совэ (Ross Sauv;) углубляет утверждение о решительном влиянии Гегеля на Флоровского.» (Н. Лазар "Предание, Флоровский, Гегель и православное богословие")
40. Ж. Маритен:
«Историки почитают в качестве «отцов современного мира» двух людей, из которых один – Жан-Жак Руссо – был великим мечтателем и слабым философом, а другой – Гегель – неумелым мечтателем и великим философом.»; «человеческому обществу лучше разбираться с ошибками гегельянства с помощью Гегеля, нежели без него...» (Ж. Маритен «О назначении философии»)
41. А. Магун:
«Гегель оказал мощнейшее влияние на развитие общественной мысли.»; «Идея всеобщего класса бюрократии и анализ Гегелем протестантской религии серьезно повлияли на Макса Вебера.»; «Благодаря Грамши гегелевское понятие «гражданского общества», прошедшее через Марксову критику, стало крайне популярным в современной либеральной политологии (но почти стерло свои «гегельянские» следы).»; «Так называемая «франкфуртская школа» западного марксизма была скорее гегельянской, нежели марксистской.»; «В недавнее время стали популярны либеральные интерпретации Гегеля (Ч. Тейлор, А. Хоннет), подчеркивающие его понятие признания и применяющие его к новому типу политических движений, господствующему в современных западных государствах...» (А. Магун «Единство и одиночество. Курс политической философии нового времени.»)
42. П. Рикёр:
«Мы без труда согласимся с тем, что у Аристотеля нет места для целостного понятия инаковости. Хватит ли христианской agape [любви], чтобы воздать этому понятию должное? Или же следует ожидать, что идея борьбы перейдет из политического поля в поле межличностное, отражая - как у Гегеля в "Феноменологии духа" - современный конфликт раздвоения сознания на два самосознания? Ведь разве не в наши дни такой мыслитель, как Левинас, осмеливается перевернуть формулировку: «нет другого без “Я”, заменяя ее противоположной формулировкой: «нет “Я” без другого, призывающего его к ответственности»?; "Следует ли мне добавлять, что я - вслед за Эриком Вейлем - интерпретирую гегелевскую теорию государства как теорию либерального государства, в той мере, в какой основной частью этой теории является идея конституции? В этом смысле политический проект Гегеля не был отметен историей и по большей части не был еще реализован.»; «…практическая мудрость, которой мы занимаемся, имеет целью примирить Аристотелев phronesis с гегелевской Sittlichkeit [нравственностью] через кантовскую Moralitat.» (П. Рикёр "Я сам как другой")
43. А. Хоннет:
«Если мы будем искать в социальной философии Гегеля ответ на вопрос, как он представлял себе соединение сфер общества, различие которых он уже устанавливал с функциональной точки зрения, то неизбежно найдем намеки на такой ответ в используемом им образе живого организма, ибо каждый раз, когда он принимается за резюмирующее описание основанной на разделении труда структуры обществ модерна, то опирается, по-видимому, на представление о целенаправленном взаимодействии всех подсистем с целью сохранения органического целого. Социальные сферы должны относиться друг к другу так же, как органы живого тела, выполняя, согласно специфичным для каждой из них нормам, те операции, которые затем, взятые вместе, служат приоритетной цели воспроизводства общества."; "Эта идея демократической формы жизни, которая сегодня должна носиться перед внутренним взглядом социализма в качестве образа освобожденного общества, имеет перед более ранними социалистическими представлениями о будущем то преимущество, что отдает должное нормативной самозаконности различных функциональных сфер общества, не оставляя, однако, по этой причине надежды на достижение внутренне согласного целого.» (А. Хоннет "Идея социализма. Попытка актуализации")
44. В. Вазюлин:
«В. И. Ленин когда сформулировал афоризм «Нельзя вполне понять "Капитала" Маркса и особенно его I главы, не проштудировав и не поняв всей Логики Гегеля.» - на мой взгляд это [непонимание] относилось и к нему.»; «Метод [рассмотрения политэкономии] должен развиваться и он должен быть преобразован по сравнению с тем, что это было в работах Маркса и Ленина.»; «Конечно, между противоположностями есть единство, но если останавливаться на противоположности и главным образом на отрицании противоположностями друг друга, то единство уходит куда-то в сторону, а противоположности оказываются [только] внешними по отношению друг к другу. Между тем следующий этап, который должен был быть сделан, но в силу ограниченности той эпохи не был сделан это понимание противоречия, а противоречие это несколько более глубокое понимание, чем понимание просто единства противоположностей. [В противоречии] они, эти противоположные стороны не просто отрицают друг друга: они отрицают друг друга в своём взаимопорождении. То есть вот это и есть самая суть. Но эту суть почти невозможно было понять вот в ту эпоху [в эпоху Маркса и Ленина].» (В. А. Вазюлин «О необходимости снятия классической формы марксизма» (25.12.2004), Ютуб: канал «научный коммунизм».)
45. П. Сингер:
«Никто из философов XIX или XX в. не повлиял на ход истории больше, чем Гегель. Возможно, исключение представляет Карл Маркс, но он сам находился под сильным влиянием Гегеля. Без Гегеля духовная и политическая сферы жизни общества не достигли бы такого высокого уровня за последние 150 лет. Уже учитывая значение философии Гегеля для развития общества, важно понять ее смысл, хотя эта философская система заслуживает и самостоятельного изучения. Некоторые выводы Гегеля покажутся современному читателю эксцентричными, даже абсурдными. Однако, какого бы мнения мы ни придерживались относительно его идей, в работах Гегеля содержатся веские аргументы, подтверждающие его теории, и проницательные суждения, не утратившие силу и в настоящее время.» ("Гегель. Краткое введение")
46. Ч. Тейлор:
«Гегелевский идеализм, бесконечно далекий от отрицания внешней материальной реальности, является ее сильнейшим утверждением; она не только существует, но и существует необходимым образом... Абсолютный идеализм означает то, что нет ничего, что не было бы проявлением Идеи, т.е. разумной необходимости. Все существует ради определенной цели, а именно ради достижения разумного самосознания, а это требует, чтобы все существующее было проявлением разумной необходимости» (Сh. Taylor, Hegel, р. 110.)
47. Катрин Малабу:
«Многие интерпретаторы пришли к выводу.., что время было для Гегеля не более чем преходящим моментом, чем-то, что должно быть оставлено позади. И действительно кажется, что само время, не желая простить Абсолютному Знанию то, что оно предопределило его диалектическое подавление, потребовало возмещения. В философии это требование было наиболее убедительно сформулировано Хайдеггером…»; «Вопреки этому утверждению мы говорим, что действительно существует «будущее Гегеля»»; «Диалектическая композиция таких понятий, как «будущее», «пластичность» и «временность», образует предвосхищающую структуру, действующую внутри самой субъективности в философии Гегеля.»; «Чтобы отличить эту структуру от будущего, как его обычно понимают, мы назовем эту структуру «видеть (то, что) грядет» (le ‘voir venir’)...»; «Это выражение, которое может, таким образом, относиться в одно и то же время к состоянию «быть уверенным в том, что грядет» (‘;tre s;r de ce qui vient’) и «не знать, что грядет» (‘ne pas savoir ce qui va venir’). Именно по этой причине «voir venir», «видеть (то, что грядет), может представлять это взаимодействие, внутри гегелевской философии, телеологической необходимости и неожиданности.»; «…дух проецирует себя вовне, отчуждение, которое делает возможным противоположное движение, посредством которого каждый из его моментов становится интериоризированным…» (К. Малабу «Будущее Гегеля»)
48. М. Мерло Понти:
«Гегель стоит у истоков всего великого, что произошло в философии за последнее столетие, например марксизма, Ницше, феноменологии и немецкого экзистенциализма, психоанализа; он впервые предпринял попытку исследовать иррациональное и включить его в расширенный разум, изучение которого остается задачей века. (...) Если мы не отказываемся от надежды на постижение истины независимо от занимаемых теоретических позиций, и если, с самым живым ощущением субъективности, мы сохраняем обет верности новому классицизму и органичной цивилизации, то в сфере культуры нет более срочной задачи, чем обратить снова неблагодарные доктрины к гегелевскому началу, которое они пытаются забыть» (Merleau-Ponty М. Sens et non-sens. Р.: Nagel, 1948. P. 109-110.//Цитируется по В. Декомб «Современная французская философия»)
Свидетельство о публикации №221111700488