Дождь

Я приехала на дачу к Флоре, моей тётке, в конце августа. И поселилась наверху.

Когда мы были маленькими мы всегда говорили "наверху". "Наверху", собственно, - мансарда с балконом, где в незапамятные времена жил и писал свои знаменитые букеты дед. Здесь всегда пахло масляными красками. Так было и сейчас, потому что после смерти деда наверху устроилась Аглая, моя двоюродная сестра. Она, как и дед, была художницей.

Я приехала к Флоре после того, как провалила экзамены в институт и провалилась в глубокий депресняк. Я подумала, что к врачу я всегда успею, а сменю-ка я пока обстановочку, и позвонила Флоре. Чем чёрт не шутит, вдруг поможет? Характерец Флоры мне, конечно был известен. Но я любила её. И решила, что после долгого перерыва, пожалуй, смогу потерпеть её барские замашки.
Флора - человек непредсказуемый. В этот раз она, как будто, волшебным образом перестроилась, спрятала в закрома свои заморочки. Она предоставила меня самой себе. А мне именно этого и надо было. Мы с ней только обедали вместе. Причём за едой она была на удивление немногословна. А в остальное время я просто бродила по тропинкам. По мокрому сосняку. По опушкам. Вдоль заборов. Все дачники уже разъехались по квартирам. В посёлке, похоже, не осталось ни души.

Но дождь шёл почти каждый день. Я просыпалась от шума дождя. Пасмурное окно заливали бесконечные струи. Я лежала долго на неровном дедовом диванчике и смотрела в потолок. Каждый день мне снился один и тот же сон.

Через неделю моего пребывания у Флоры явилась Аглая. Я внутренне содрогнулась, потому что Флора и Аглая вместе, пусть даже и на день, это тайфун, ураган и цунами в одном флаконе. Наверное оттого, что они были очень похожи. Может какой-то внутренней неустроенностью? Или искренностью, непосредственностью? Не знаю. Может мир крутился вокруг каждой из них, а при приближении друг к другу что-то зашкаливало? Но сейчас всё прошло гладко. Аглая приехала всего лишь за яблоками.
Яблоки лежали на веранде на круглом столе у окна россыпью. Занавески были призакрыты, чтобы редкое солнце не падало на яблоки и не портило их. Но в полумраке было видно, что они все жёлтые. Не очень крупные. От них шёл густой и сладкий аромат. Мы с Аглаей загрузили их в мешки, и я пошла проводить её до станции.
- Ну, как вообще, дела? Да, про институт я знаю. Как в личном? - Аглая всегда сразу брала быка за рога.
- Да никак.
- Что прям совсем никак?
- Да. Прям совсем. А ты не знаешь... Вот мне снится один и тот же сон. Как будто один человек умирает, а я не рядом с ним. Всё время снится. Изо дня в день.
- Это любовь, дура. Это любовь. Беги к нему, пока живой.
- Да ну тебя. Правда что ли?
- Беги. Правда.
Когда я шла со станции домой я думала об Аглае. Я думала о своём сне. О том человеке. И когда лежала на диване под шум дождя, и ветка сосны билась на ветру о шифер прямо рядом со мной, я думала, думала. Я не побегу. Я, конечно, не побегу. Я слишком много думаю об этом и не побегу.

А Аглая всегда бежала. Бежала, бежала... И никогда не думала.

И она так и будет бежать всю жизнь, пока не упадёт в чужом подъезде на кафельную плитку. Она будет всегда безоглядно откликаться на этот зов. Как пчела на запах медоноса, как моряк на пение сирены.

Сейчас-то она просто выгружает душистые яблоки из мешков, закуривая сигаретку и напевая себе под нос. Мокрые её волосы холодят плечи. Даже через сухую толстую кацавейку. А дождь барабанит, барабанит в окно.

Я теперь далеко. В смысле далеко во времени. Мне уже немало лет. Достаточно, чтобы что-то понять. Но я иногда оглядываюсь назад и смотрю на тех двоих.  Одна лежит на диване и думает. Другая разобрала яблоки и побежала. Ещё не обсохли её волосы. Ещё не докурила свою сигарету. Ещё не дождалась, когда кончится дождь. Бежит. Кто из них прав?

И хоть Аглая уже пробежала свою короткую дистанцию, а я всё ещё здесь... Я не знаю.