Латамерика. отрывок из романа

Крокодилы, похоже, появлялись на шум шагов.
Местные кайманы – крошки по сравнению с семиметровыми чудищами-аллигаторами, всего-то метра два с половиной, может три – но все же жуткие, бугристые и темные, отвратительные и загадочные твари. Круглое болотистое озерцо, картинно обрамленное джунглями - лианами, густой зеленью, корявыми ветвями с гнездами гоацинов, живых археоптериксов с когтями на крыльях, ржавым оперением и голубыми головами с хохолком - было оснащено деревянным помостом со скамьей. Сюда приводили туристов, рассаживали по скамьям как в театре. Гид спускался и подходил к кромке воды, с собой у него была рыба. Над бурой поверхностью воды появлялась такая же бурая макушка с глазами-шариками, потом гребнистая спина. Крокодилов было особи три. Во время моего первого визита - в составе официальной тур-делегации под предводительством гида - на загривке одного из них сидела крошечная желтая птичка. Как в мультике.
К озеру шла тропинка через джунгли. Гид впереди, за ним гуськом «звездочка» туристов, в затылок друг другу; стойте ребята, сейчас я покажу вам нору тарантула, вот смотрите, а вот и он сам, видите? Перебирая мохнатыми, угловатыми лапками, забивается поглубже в свою нору, достигающую полутора метров в глубину, подальше от ваших любопытных глаз. Тарантул, дети, охотится обычно по ночам, нам очень повезло, что мы смогли его увидеть. Укус его не так уж и опасен для человека – примерно, как укус осы. Если вас укусит тарантул, самое верное средство – это смазать ранку его собственной кровью, так как она содержит антидот. А вот эти плоды, круглые, блестящие, каждый размером с кулак, гроздьями свисающие над нашими головами – называются Кошачьи яйца. Официально это бразильский орех, но Кошачьи яйца точнее, потому что, видите, как похоже. Посмотрите, узнаете? это Папайа, или, как мы говорим здесь, Карика. Видите, плод треснул от спелости, развалился. И семена, которые вы, купив подобный плод в дорогом супермаркете, обычно выскребаете ложкой чтобы выбросить, текут, свисают светящейся оранжевой спермой, чтобы упасть во влажную землю, оплодотворить ее и пробиться рядом еще одним стволом с листьями и плодами. Внутри плода сидит птица и ест его. Что за птица? Увольте, их тут многие тысячи и ни одна из них не воробей, ни одна не имеет скромной серенькой окраски.  Желтое, голубое, крапчатое, красное, хохлатое.  Вот красное дерево. Какое именно из красных? Неужели это так важно? Спросите у гида, он скажет название – на кечуа, испанском и английском - и вы тут же забудете его, если не запишете дотошно в заметки на своем телефончике – при условии, что он не сел от жары и влажности. Вы забудете, потому, что эта информация для вас лишняя - вы не будете строить из этого дерева легкие и не подверженные гниению лодки или плоты; не будете стирать и отбеливать белье при помощи Мыльного дерева; лечиться корой Хинного дерева и Папайей, питаться ею же, а также плодами хлебного дерева, или любыми из сотен местных съедобных плодов и орехов; охотиться, применяя яд Эритрины, а на обед  обрывать на тридцатиметровой высоте или собирать под кроной ее великолепные пурпурные цветы, или питательные плоды; собирать каучук, - украденный задолго до нас и давно вывозимый в промышленных масштабах; общаться с предками, познавать мир и выгонять глистов при  помощи отвара из Аяуаски; набивать подушки волокном Сейбы и, обращаясь к его стволу, говорить с духами, обитающими в нем… ничего из этого и много еще чего – вы не будете.  Поэтому, просто смотрите, а если вам приспичит узнать название любого из двадцати тысяч видов растений, обитающих здесь, в сельве, их свойства, или легенды, с ними связанные – вы просто откроете интернет. 
Возраст этого конкретно дерева, которое зовут Капинури и которому повезло вырасти у нашей туристической тропки, предположительно лет триста. Вы можете сфотографироваться между его корнями – вы прекрасно поместитесь там целиком, в отличие от самого дерева, которое конечно же не поместится ни в один ваш объектив. На фото вы увидите себя, задравши, или расставивши руки, между гладких, розоватых лопастей, с закругленными гранями входящими в землю, становящимися корнями. В небо, далеко за пределы вашего кадра, метров на сорок, уходит ствол, там на высоте у него есть листья, птицы и их гнезда, а также ветви, с большой, круглой почкой-наростом на окончание каждой, из-за чего ветка похожа на пенис – но вы этого не увидите, это слишком высоко.  Шагают  - смыкаясь где-то над вашей головой – колючие корни лиан. Все здешние колючки кажется относятся к семейству розоцветных – от этих, широко расставляющих свои ноги-корни до божественной и ядовитой Эритрины с ее кроной-клумбой.
 Путь показался мне простым и коротким. И я решила повторить его самостоятельно. Шагая, я замечала, что солнце понемногу начинает садиться за высоченные верхушки. Неба отсюда не видно, только золотые проблески между высокими-высокими ветвями, как витражи в католическом катедрале. Здесь, внизу - сыро, прохладно и сумеречно. Тропинку застит иссиня черная зелень, узлы лиан, поеденные насекомыми, огромные, красные, махровые и многотычиночные цветы, неизвестные мне, или смутно знакомые, но с трудом узнаваемые по офисным горшкам; плоды, уже подгнивающие, или закупоренные в зеленые коробочки, свисающие с веток. Где-то там, высоко в ветвях вскрикивают птицы – а может, и не птицы.  Мне уже кажется, что я пропустила поворот к озерку и ушла безвозвратно в джунгли, быть может, навсегда, когда я слышу звук голосов и вижу просвет справа, а в просвете – озерцо и помост на нем, с группой незнакомых туристов. Нащупав ответвление тропинки, я выбираюсь на помост, встречаемая хмурым взглядом чужого гида, из местных – «эти оголтелые белые бабы, кто только их воспитывает, вожжей бы поперек спины».
Многие гиды здесь, в джунглях - из тех сел, где не говорят по-испански – только кечуа. Испанский они учили в школе, некоторые не очень хорошо. Те, кто говорит по-английски – в особом почете. Следуя впереди небольшого отряда по деревянным мосткам-тропинкам, проложенным через джунгли, такой пионервожатый вдруг останавливается – туристы-пионеры как дощечки домино наскакивают друг на друга, оттормаживая бодрый шаг – и вперяет взгляд в бесконечную зелень.  - Вот там сейчас пробежала большая стая обезьян. - Где?? Где??! - Вон там – видите, ветки качаются. Но они уже убежали, – и романтически настроенные, но абсолютно бестолковые белые люди умиленно вглядываются в шевелящиеся еще, хранящие тепло обезьяньих задов, ветки. Однажды во время подобного похода мы даже видели след ягуара.
В другой раз, неподалеку от заброшенной водонапорной башни, бог весть как оказавшейся посреди целого моря, скорее океана пальм – до горизонта и за ним – мы наконец встретились с семейством крупных, холеных, волосатых, медного до красноты цвета - обезьян. Они висели на ветках высоченных деревьев, раскачивались на них и жрали листья. Они были великолепны и на нас, группку обомлевших бледных двуногих им было абсолютно наплевать.
У берега узкой, болотистой, тенистой речки нас ждет неширокая плоскодонка. Разгоряченному воображению она кажется забытым полусгнившим плавстредством одинокого охотника, сожранного обитателями водоема или джунглей - на суше ли, в воде ли нашли свой покой его недоеденные ягуаром или крокодилом кости ?.. Бесшумно рассекая зеленую воду, выбираясь из леса на открытое пространство и снова возвращаясь под тень джунглей, лодка скользит, управляемая шестами, меж заросших берегов. На расстоянии вытянутой руки от меня как будто специально кем-то разложены золотистые на солнце клубки анаконд и пасти кайманов, замершие неподвижно в раскрытом состоянии, в терпеливом ожидании того, чтобы добыча сама прыгнула в зубы. Затененная заводь устлана гигантскими круглыми листьями кувшинок и круглыми же спинами черепах – не сразу отличишь друг от друга.
Я искала приключений. Накануне поездки в Перу я даже встречалась с неким Иваном – автором автобиографического документального фильма о том, как прожить три месяца в джунглях Амазонки в полном одиночестве, питаясь плодами,  грибами и рыбой, сражаясь с дикими осами, муравьями и ягуарами, самоспасаясь от ядов, источаемых растениями и насекомыми и познавая истину. Аккуратный лодж на реке Мадре Де Дьос  - притоке Амазонки - с бассейном, рестораном и электричеством до 22:00, стал моей версией испытания. Что ж, от каждого по способностям.
На территории лоджа орали туканы, капибары, напоминающие огромных хомяков, подбирали и грызли длинными зубами упавшие плоды хлебного дерева. Около столовки паслись огромные красные и синие какаду. Стоило ступить за веревочное огражденьице и сделать шаг, как джунгли смыкались вокруг тебя и домик с душем, кондиционером и унитазом, всего в десяти метрах за спиной, начинал казаться иллюзией, неверной игрой теней и плодом фантазии. 
В своей трусливой, противоречивой, но настойчивой жажде опасности, я продолжала по мелочи нарушать правила лоджа – не выходить после 22:00 из домика, не купаться ночью в бассейне, не выходить самостоятельно без гида за территорию лоджа. Мой домик был крайним в ряду, прямо перед ним пролегал строй столбиков с натянутой между ними веревочкой, огораживающей территорию. И тут же начиналась тропинка в джунгли, по которой мы с гидом еще не ходили.
Первые несколько метров по краям тропинки были воткнуты низенькие фонарики на солнечным батареях, какие пользуются популярностью на ухоженных подмосковных дачах. Мелкими боязливыми шагами я двинулась дальше. И вот уже джунгли – вокруг. Прямо над головой тяжелые, темные гроздья диких бананов. Выше вижу папайу и целый клубок чего-то зеленого, бурого, багрового и оранжевого. Тропинка под ногами еще жива и я медленно по ней продвигаюсь, оглядываясь вокруг себя, со стучащим сердцем. Делаю следующий шаг и оказываюсь на полянке. Да, прямо полянка, вырубленная среди джунглей. И на ней - небольшой домик – хижина, крытая пальмовыми листьями, но с крылечком из пары-тройки ступеней.
Я уселась на крыльцо, замерла и стала ждать, когда же хоть кто-то из обитателей джунглей появится, вот так, совершенно случайно, не зная о моем существовании и присутствии здесь, на этой полянке и проживет на моих глазах несколько мгновений своей дикой, естественной жизни, так не похожей на мою. Солнце падало сквозь окружающие деревья пятнами на поляну и на крыльцо. Меня окружали звуки шевелящихся веток, крыльев, криков и сигналов, горячий влажный воздух. За спиной у меня была дверь домика. Из-за нее также послышались звуки. Это были шаги и негромкий разговор, щелкнул выключатель и в окне сбоку от меня появился свет, чуть заметный на фоне солнечных пятен. Я была слегка разочарована нарушением своего магического, как мне казалось, одиночества. Но все стихло и я забылась, сидя на чудном крыльце, у домика среди джунглей, прислушиваясь к звукам. Солнечные пятна постепенно исчезли, свет из окна домика стал заметнее. И вдруг погас. Меня окружила тьма.