Когда будет Дом. продолжение кассетного клуба

Смерть — высокое искусство, как изрекал один тибетский мудрец.
Если это так, тогда что же такое жизнь по сути. Что заставляет всех людей (среднестатистических) изо дня в день, так всю короткую жизнь, вставать ранним утром, шагать по рабочим местам.
Не говорите банальностей; семья–дети, нужда, слово «надо» (кому надо, зачем надо?) карма–судьба. Это вторично.
Что заставляет людей, повторюсь обычных, бросать насиженные места, мчаться на другой конец света.
Что заставляет людей; жениться–разводиться, заводить потомство, залезать во власть, зарабатывать огромные состояния.
Что заставляет людей; творить музыку, стихи, песни, писать картины, книги.
Что заставляет людей, казалось бы взрослых и в годах, (ладно бы детей и пацанву озорную), конфликтовать и ссориться с себе подобными, не говоря уже о более серьезных вещах.
На последнем, тут хочется воскликнуть во все горло, пророческими словами Леонова: «Опомнитесь! Что же вы творите, Люди?! Опомнитесь!»
Ведь человеческий век итак короткий — одна пыль, одна песчинка под ногами в пустыне, с мириадами других песчинок-жизней.
По сравнению с вечностью Мироздания.
Тогда зачем все это?! В чём сила, то есть смысл, брат?!
И снова. Что заставляет людей стоять одной ногой над пропастью: имеется в виду стоять между Жизнью и Смертью.
Нездоровых людей–организмов, детей–инвалидов, пациентов лежащих долгое время в коме.
Кто-то приставил к виску ствол револьвера, залез в петлю самовольно, наглотался таблеток, порезал вены острым лезвием.
Повторюсь, если убрать все эти причины, которые доводят/довели до этих состояний. То что остается в остатке… Что есть такое?
Если: Ученик не превзошел Учителя.
Дети уродились хуже родителей.
Бумажные деньги не заменились цифровыми валютами.
Нынешнее поколение людей, не развилось, по сравнению с предыдущем поколением людей.
Нет айфона 20-го, нет «винды» 15-ой.
Тогда это красивая Смерть. Как говорилось в начале.
Это не–эволюция. Это смерть и увядание.
Всего и всех, и частности каждого отдельного человека.
Вот смотрите наглядный пример на отдельном человеке, опять же среднестатистическом, если серьезно говорить.
Человек рождается. Не будем заявлять откуда.
Он растет и развивается от годичных лет до, к примеру, до 20 лет. Это развитие и эволюция, себя и человечества в частности. Далее. От 20 до 40, допустим, человек тоже как-то развивается: карьера, семья, дети, образование, самообразование, в лучшем случае. Далее. От 40 до 60 лет некий нулевой застой.
А уж далее от 60 лет, как повезет индивидууму сколько проживет, начинается; слабоумие, болезни старческие, потеря интереса к жизни. Потом смерть.
То есть, нет развития, нет эволюции, и как закономерность «смерть» итог человеческой жизни.
Эволюция, или Закон эволюции.
Вот что виною является в жизни нашей.
Именно «оно» заставляет проделывать нас все эти непонятные вещи. А если приставить буковку «Р» к началу, то что имеем.
Р–эволюция. Да. Та самая. Дикая и бессмысленная революция, которая случилась в 1917 году в России.
Режущая ножом по живому мясу человечества.
Дай бог ещё не будет, если Правитель уйдет в отставку с правительством.
Эволюция. Что это тогда? — выдыхая с облегчением, спросите вы.
Смысл и значение эволюции — стать царем «горы».
Уничтожить всех вокруг, захватить властительный трон и размножить себя в миллиарде копий. Вам смешно? А мне нет.
Ведь Творчество и остальное в этом никак не поможет.
Направленность этого направления — социумная (общее "Я").
А направленность вектора Эволюции — эгоистичная, биологическое "Я", привязанное к эффекту толпы.
Еще раз про это, на пальцах.
Направленность эволюции — эгоистичная (биологическое "Я"). Направленность не-эволюции — социальная (общее единое "Я" из триллиона).
Ещё раз повторю — эволюцию делают не толпа, не народ , не социум. Её делают одиночки: Илон Маск, Стив Джобс, Билл Гейтс, Сергей Брин. Что делать, как в книге Герцена, спросите вы.
Тут очень просто — выкидываем все биологические программы: выживание, доминирование, размножение, потребление, желание уничтожить ближнего, тем или иным способом, например словесным, и так далее.
Всё то, что 99% людей делают 99% времени, как минимум у себя внутри, в мыслях и желаниях.
А если не получается? Да ничего. Просто «живите».
Ведь что это такое Ад или Рай?
А если нет никого «Там» и вокруг, «души» просто «летают» где-то здесь в воздухе.
Ад в том понимание уже настал давно на земле.
Но никто не сознаёт этого. Ад на Земле.
Вспомните библейское историческое повествование.
Как там: «осерчал бог и изгнал Адама и Еву из эдемского сада прочь». Куда-то на задворки бытия богов.
Куда еще ниже то? Я спрашиваю самого себя.
Смерть прошлого удобряет настоящее и порождает будущее.
А требования простейшей эволюции — Дарвин с Фрейдом описали.
Выживать, размножаться, доминировать.
Без них тоже никуда, конечно же.
Но ведь в человеке что-то другое есть.
Совсем не познанное. А если так… если не так…
Так Бог один укорачивает судьбы. Это только ему надо. 
Да что если, ученик превзойдет учителя?
А что если ученик это человек, а учитель сам Бог.
Не знаете ответа. Потому и молчат.
Помалкивают загадочно смешливые божки индусов, с православными иконами. Безмолвствуют античные статуи богов, хранит молчание высеченное изваяние бразильского Христоса.
Колоссальный идол, вознесённый в немыслимую высоту неба.
Хотя люди испокон верили всяким богом.
Не было бы Иешуя из Назарета, был бы другой «мессия».
Лишь бы верить и поклоняться. Белое и черное. Черное и белое.
По очереди сменяются, как полосы на шкуре африканской зебры.
Инь-янь, небесный код, в двоичной системе матричного Мира, расчерчивая жизненный путь в поисках и обретение Дома.
Настоящий Дом сравним с вечностью веков, ведь он никогда не исчезнет как сиюминутная молодость, красота, богатство, развалившийся дворец Правителя.
Но это почти недостижимо, стремиться соприкоснуться в человеческой жизни краткого мига бытия Эволюции и  вечности.
Исчезновением всей реальности.

***
Посланник из далека.
Морозным утром путник, уставший от одиночества, с рюкзаком на плечах, взбирался среди песчаных барханов находившихся под обледенелой коркой, занесенные снежными ветрами.
Судя по маршрутной карте, его местоположение определялось среди монгольского аймака Баян-Улгий.
После ночного привала, когда  он проснувшись от промозглого холода и пытаясь согреться, топил набранный пыльный снег на газовой горелке и готовил сладкий чай в котелке по рецепту наставников, он прикинул в уме, что это половина дневного перехода до Ташанты, пограничного поста с РФ, республики Алтай.
Впереди были Алтайские хребты, покрытые снеговыми шапками, по которым он лез уже двое суток, позади расстилались пески и пески, ничего больше, кроме придуманных замков из песка.
На многие километры.
Но путник уже в одиночку одолел пустыню Гоби, правда с помощью угнанного квадрацикла, который в конце издох от недостатка топлива, словно голодный верблюд.
Он его бросил, совсем не жалея об этом, забрал пожитки, пустился дальше пешком, сверяясь на редких привалах с картой, компасом и навигатором.
Из-за северных гор показалось первое зарево замерзшего солнца, он собрался и упрямо полез по отлогой вершине навстречу ему.
У него не имелось при себе обязательного  оружия, кроме походного топорика на поясе, в специальной петле.
Из одежды, длинная куртка из серой ткани, почти плащ ниже колен, она была распахнута из-за потной усталости, когда шагаешь наверх в гору.
Концы просторного шарфа болтаются где-то внизу, к рюкзаку привязан противогаз с мазкой, на лице повязка, которую носят ковбои и уличные демонстранты, сейчас она защищала лицо от ветров с песком или обжигающего снега.
На мир он смотрел сквозь темные солнцезащитные очки.
Грубая походная обувь, означала высокие ботинки, с прикреплёнными стальными «кошками», для передвижения по ледяному насту.
Шапочка на голове с прорезью для лица, широкие штанины, тут добавить нечего. —  дополняли его облик перчатки без пальцев.
Путник как путник, только голову разрывает мысль, куда и зачем он идёт. Иногда где-то в прозрачном небе, раздавался протяжный рёв эскадрилий реактивных истребителей, или вой штурмовых вертолётов, под завязку обвешенные ракетами и бомбами на пилонах.
Они пролетали у него высоко над головой, махая красными звёздами на крыльях, или показывая триколор на фюзеляже.
С земли путнику смотрелось, что маленькие самолётики просто играют в воздушный бой, сухо дырявя воздух хлопушками от конфетти.
Но когда столб огня с визгом, кружась падал вниз с высоты, то вряд ли это было похоже на детскую игру.
Кто исполняет мелодии, — тут все привыкли к такому.
Наушники в ушах, с них провода идут к сд-плейеру во внутреннем кармане. С песней поставленной на перемотку  с диском «Владивосток 2000», где один странный русский, поёт странную песню со странными словами.
Русский язык он понимал и немного говорил на нём.
Там, в школе при монастыре был один старый монах, про него говорили что он когда-то давно бежал из тюрьмы, которая была в далёкой России, дошёл сюда, потом остался здесь.
Он и научил путника языку с материкового Севера.
Неделю назад, путник слышал последние новости по радио, Китай объявил и начал локальную войну с Россией.
Причин было множество, одна из них территориальный спор, до ныне никак нерешённый.
Китай давно претендовал на земли республики Алтай, со стороны своего перешейка, длиною в пятьдесят километров, с населёнными пунктами Алчи — Алтай (китайские городки).
И решительное время пандемии перевесило все опасения, мирные договорённости дипломатов.
Разумеется, китайское командование, теперь уже не желало ограничиваться взятием двух сотен гектаров, оно постановило под шумок прибрать к рукам всю территорию республики Алтай.
Ну а необычный путник зачем-то направлялся именно туда, почти в самое пекло начавшейся войны с русскими, только со стороны пока нейтральной Монголии.
Днем в обед, он сделал очередной привал, на подходящей груде валунов, там допил последнюю воду из своего запаса.
С помощью бинокля осмотрелся на местности, двинулся дальше.
Вскоре он вышел на асфальтовую дорогу, ведущую на Ташанта и далее на Кош-Агач, так называемый Чуйский тракт.
Через полчаса путник добрался до пограничного пункта.
Он показался ему совершенно без людей, и он настороженно осмотрелся, начиная перемещаться резкими перебежками от укрытия к укрытию.
Стальные решётки ворот, столбы у будки охраны вместе с самой искореженной будкой, вышки, шлагбаумы, всё это было разворочено, снесено, перепахано  разрывами бомб и ракет.
Сгоревшие остовы фур, всё равно ещё едко кое-где чадили чёрной гарью. Впереди было нетронутое здание транспортного досмотра с навесом из гофрометалла, где уже на синей крыше развевался красный стяг с пятью золотыми звёздами, одной большой, и четырьмя поменьше. И никого ни обнаружилось из персонала, старого или нового, ни живых ни мёртвых.
Приободрившись, что одолел очередную преграду на пути, путник двинулся по тракту на поселение Ташанта, размеренно шагая по обочине.
Вдруг мимо него стал проезжать полицейский джип песочного цвета, с синей мигалкой на крыше, остановился и сдал задом назад.
Из него вышел новоиспеченный шериф, с узкоглазым лицом.
Даже какая-то мелочь, не пройдёт мимо.
Теперь они без слов стояли друг против друга.
Путник сдвинул повязку вниз, на шею, и снял очки, показывая ему  открытое лицо. Потом улыбнулся, играя свою роль как можно естественней.
Шериф угрюмо покосился на него, он достал револьвер, покрутил на пальце, и снова засунул в кобуру.
Потом сел в джип, и поехал дальше по своим неотложным делам.
А путник побрёл по дороге, выглядывая по сторонам, что ожидает потом.
Вслед за тем постом была большая автозаправка, с четырьмя спаренными бензоколонками, расположенная на повороте к пограничному переходу, теперь уже бывшему.
При ней находился кемпинг, мотель, стоянка, различные хозпостройки. Было кафе с баром, рядом продуктовый магазин.
Чертовски погожий денёк, подумал он, наверно здесь ещё есть кто-нибудь из живых…
В работающем кафе, возле той заправки, на плохом русском, путник попросил дать ему выпить сначала простой воды.
Как это происходило? Наверно так.
Похмельная барменша с тюркскими чертами лица, решила приколоться над ним, взяла открытую бутылку пива, из которой отпивала сама, наклонила горлом вниз.
И все пошло в стакан вместе жидкостью и пеной.
Потом подвинула к нему — пей жёлтая собака, пришлый родственничек по азиатской расе.
И он пил жадно-жадно, не взирая на это.
Взахлеб, и горло кривилось, да и кадык спрятанный за шарфом тоже. И вдруг увидел русскую девушку.
Она тоже зашла следом за ним из какой-то проезжавшей машины, и заказала что-то, он только услышал, произнесённое красивым голосом:
— дайте мне по-французски…
Он посмотрел на неё. Она была высокого роста, на голове шапочка в виде купола. Шерстяное тонкое пальто, как из модного бутика, оно лишь подчёркивало её стройную фигуру.
Может были перчатки на руках, но он этого не заметил.
Волосы из-под шапочки, выходили золистой рекой, светились льдистые глаза.
Хотя его первое желание было заговорить с ней, но потом спустя секунду, путник передумал, да к тому же она совсем не обратила на него даже чуточку своего женского внимания.
Но ему было уже всё равно.
Он вышел из кафе, сразу зашёл в соседний магазин, он был открыт.
Затем, кое-как объясняясь, первым делом попросил у серой продавщицы в халате,  розетку с электричеством, чтобы подзарядить немного все аккумуляторы.
Нагрузился хлебом, пачкой риса, дешёвыми консервами расплачиваясь за это китайскими юанями, а потом спросил где можно бесплатно набрать воды в пластиковые бутылки, которые лежали пустыми в рюкзаке.
Она показала, что можно набрать воды сзади заправки, там есть водяная колонка, для мойки машин.
Оттуда набрав воду и оставив вещи в магазине, он вернулся в кафе.
Той девушки уже не было.
Он подошёл к стойке, где уже изрядно поддатая барменша хлестала виски из рюмки, отмечая то ли победу то ли поражение, вытряхнул остатки юаней, спросил её на что это хватает, чтобы немного съесть еды. По обменному курсу хватило на чашку кофе, и тарелку вчерашней рисовой каши с холодной котлетой, путника это вполне устроило.
Не спеша поев в теплом цивилизованном месте, он снова вернулся в магазин.
Наступал вечер. Уложив вещи в рюкзак, он вышел из дверей, поправил капюшон куртки, и побрёл дальше по широкой дороге, осторожно обходя недавние воронки от взрывов.
Ему попадались разбитые танки со сбитыми траками, понуро опущенными дулами к земле, обугленные туши бронемашин раскрытые сталью, как бутон распустившегося цветка лотоса.
Но здесь, по всей округе уже было без войны, видимо боевые действия, ушли далёко вглубь русского Алтая.
Наступала темнота, капали первые капли дождя, надо было искать ночлег. Вскоре он его обнаружил.
Большое сооружение похожие на ангар, или на здоровой сарай, где содержат лошадей, а может эта была заброшенная ферма для скота, кто его знает. Людей поблизости не было, огни не горели.
Ему было всё равно, главное найти непротекаемую крышу над головой.
Он сошёл с асфальта дороги, и подошел ближе к дощатому строению, старая дверь была не заперта на замок. Вытянув руку, он достал походный топорик с пояса, на всякий случай.
Путник толкнул остатки досок которые раньше были воротами, точнее пнул ногой, они со противным скрипом отворились внутрь, проваливаясь назад.
На него резко пахнуло отвратительной гнилью точно места где когда-то содержали животных, и едким крысиным помётом.
Он не стал проходит внутрь помещения и обследовать его, из-за недостатка сил ему пришлось оставить это на утро.
Путник снял рюкзак с плеч, прислонил к обветшалой стене, стал обустраиваться возле порога, там были не прогнившие и сухие половицы. В пустые окошки без стекол со скуки забредал ночной ветерок, вместе со звуками ниспадающих капель дождя.




Он не знал, что они ворвутся рано утром.
Он понял что здесь не живут ангелы, тем более добрые люди.
Ангелы как птички, их сначала держат за крылышки, и они потом летят
Он подвешен, его пытают.
Но он не может отвечать, его рот заклеен.
Резиновая лента электрического конвейера движется, и движется.
Шум, крики, стоны обречённых.
Они перемалывают тела белых людей в фарш.
То есть когда им надо, это жизнь.
Такая церемония, они дают нам воду, взамен жизни одного из нас.
И дают пропуск на вход в шамболу.
Командир тут есть обмороженные, что делать?
Ну что тащи в печь
Он обхватил голову руками и стал шептать, хотя эти слова были произнесены в странной молитве.
Бля ну что я делаю сейчас и здесь.
Это не люди. Это не уже общество.
Забери меня к себе, я прошу.


***
Я осторожно вёл «ленд круизер» с нагруженным прицепом, по опустевшей трассе в сторону от Эн-ска. Хотя что тут осторожничать, отличная шипастая резина, сцепление тоже, только поменьше стараться давить на газ, и всё.
Но покрытие трассы было по-весеннему обледенелым и с заносами стылых сугробов, так правильно, какой дурак  сейчас их чистит.
Ведь наши танки и «камазы», проедут везде, где захотят.
В салоне машины было спокойное расслабление после напряженной ночки, Фредди всем громко рассказывал очередную историю, но в первую очередь наконец проснувшемуся и осиротевшему мальчику, нашему сыну полка Айдару:
— А место, куда мы едем, называется Алтаем. Там красиво: реки, озёра и горы. Так ведь, Диоген?
— это точно, — откликнулся Диоген, бывший профессор, — я бывал там два раза с экспедицией геологов.
Гора Белуха, самая высокая вершина среди Алтайских хребтов.
Прошу заметить, что само геологическое образование Алтая, расположено на очень большой территории Алтайского края, затем республики Алтай, где выситься Белуха, далее часть находиться в Монголии, часть в Китае, и край в Казахстане…
— вот это ты загнул лекцию на весь урок, профессура! — засмеялся Фрейд. — теперь будем знать географию на отлично!
Диоген важно поправил очки:
— хорошо, лекция так лекция: слушайте дальше, особенно ты, мальчик. Название «Алтай» происходит от монгольских слов «алт» и «тай», что означает, —  место, где есть золото.
Возможно также объяснение происхождения топонима, от тюркского названия «алатау», — в переводе «пёстрые горы», что связывается с цветом высокогорий Алтая, где рядом находятся участки с белым снегом, чёрными каменистыми россыпями, с зелёной растительностью.
Кстати, «Алтай», тоже название небольших городков в Китае и в Монголии, находящихся именно на Алтайской образование, и скорее всего эти названия появились из-за местоположения…
— ух ты! — восхитился Айдар. — так мы едем туда за золотом?!
— да, пацан, — подтвердил Корон. — мы станем самыми богатыми богачами на свете.
— круто! — обрадовался мальчик. — Дядь Джоник, можно погладить собачку?
— можно, — отозвался я, настраивая кнопками знакомую волну радиоприёмника. — гладь сколько тебе влезет, от него не убудет.
Сквозь треск и шипение радиочастот, отчётливо донесся из динамиков, голос взволнованного диктора:
« … а сейчас вернёмся к самым важным новостям. Сегодня, китайский агрессор, вероломно обрушил мощные авиаудары на всём участке пограничной зоны нашей родной республики Алтая…»
Снова треск и шипение неустойчивой связи, я пытался настроить и наконец прорвался голос диктора:
« ровно через час, наш глава государства, выступит с обращением к всему населению РФ…»
Пришлось сбавить скорость до минимума, но дальше пошло лишь одно неразборчивое бормотание.
Видно  мы уже заехали в такие места, где радиоприёмник не ловит ничего на свете, я выругался про себя, не возвращаться же назад, чтобы послушать обращение.
На некоторое время мы подавленно затихли, обдумывая новости, я включил музыку с магнитолы, в нем была вставлена флешка с записями старомодного шансона.
Через два часа, я смотрел на часы, когда у всех проявились первые признаки усталости, пришлось съехать с дороги в лес, делать длительный привал, состоящий из отдыха, составление плана действий, заодно на обед для нашего маленького отряда.
Джип с прицепом был спрятан в кустах, выбрана сухая полянка.
Все дружно принялись за работу.
Диоген с Короном взялись за готовку, Лола накрывать стол вилками и ложками, на расстеленное покрывало на земле, Фрейд и Фредди  с котом пошли с топорами добывать дрова, я же как егерь, изготовлением кинемура, (перекладина, лежащая на двух вбитых рогатинах, на которой подвешивается котелок), разведением костра и прочим обустройством дневного лагеря.
Айдар между тем играл с Артом в догонялки и прятки, что им ещё оставалось делать, как не резвится на свежем воздухе.
А весеннее солнце, в начале апреля, разогрело погоду, что можно было чуть ли не загорать в майке.
Пока начала кипятиться вода в большом ведре для кофе и макарон на костре, подогревались банки мясной тушенки на газовой горелке, Лола пристала с вопросом, она возилась неподалёку от меня:
—  извини что надоедаю, теперь расскажешь про Африку?
— ладно, сама извини, тогда слушай начало, — приступил к повествованию, понимая, что она не отстанет от меня, тщательно подбирая слова и выражения, стараясь рассказывать кратко и без длинных подробностей:
«В начале пути, я бежал из России на угнанном самолете в Индию.
Там я пробыл больше двух лет, обзавёлся связями, заработал приличные деньги, раздобыл купленный паспорт, на имя Жака, некоего настоящего француза, куда была вмонтирована моя фотография. Тот француз сам ведь продал фальшивомонетчикам свой паспорт за дозу героина. Было всё устроено и налажено,
Тепло и лето круглый год, экзотика, люди,  вера, океан.
Но со временем понял; это не мой Дом, не моя судьба, не приживусь.
Поэтому постепенно перебрался в Европу, остановился на неопределённое время в Париже, рассчитывая пока не закончатся деньги, или желание в нём находиться.
В нём, точнее в африканском гетто, поздней осенью, судьба свела меня с одним смышлёным парнишкой, арабской национальности.
Как-то вечером я помог ему отбиться от пары типов из враждебной банды. Через день он нашел меня и предложил мне дельце, ему требовался доверенный человек, без особого напряга очень хорошо заработать: провести контрабандный караван с благотворительными медикаментами из одной арабской страны в другую. Проводником будет он сам, так как отлично знал ту местность, языки, наречия, обычаи кочевников бедуинов и берберов.
Я же буду выступать в качестве белокожего представителя его босса и по необходимости помощником проводника.
В самом начале работы, необходимым авансом, нас обеспечат деньгами на дорогу, чистыми документами, прикрытием бумаг и мандатов из врачебных организаций «Красного Креста».
На первый взгляд выглядело серьезно и благочинно, почти ничего криминального.
Конечно, недолго раздумывая, я согласился. Но тогда я не знал, что караван будет с наркотой и оружием…»
— Эй, Джоник, что там у тебя с водой? — окликнул меня Корон, сбивая с толку мой рассказ. Я кинул взгляд на ведро и костёр, вода в нём уже крупно бурлила, дрова подгорели почти вчистую до углей. Как всегда, вот так заболтаешься, или задумаешься, и вся готовка летит насмарку.
— готово, кипит мужики. Несите чашки.
— давай потом дорасскажу, — это я уже Лоле, начиная суетиться возле костра. Подбросил в него немного дровишек, с помощью рукавицы снял ведро с перекладины, поставил на землю.
Корон принёс груду посуды, зачерпывал кипяток кружкой и передавал Диогену, а тот уже делал в ней то ли чай, то ли кофе, кому что нравиться.
— Мне кофе, да покрепче, — заказал я, в свою любимую кружку.
Конечно, часть кипятка осталось в ведре.
Корон тут же сыпанул туда полпачки макарон, рассчитывая на нашу голодную группу с псом. Да ещё пару банок тушёнки, для запаха. Соль, перец, прочее, это уже по вкусу каждому.
Не съедим сейчас, так Арт доесть, и ещё вылижет до блеска.
Снова ведро на костер, через пять минут кушанье было готово.
На это раз я не оплошал: помешивал половником, смотрел на время, пробовал на готовность.
Наш отряд рассредоточился кто где на полянке, для приёма пищи, не хватало только команды: «к приёму пищи приступить».
Лола с Короном примостились на принесённых бревнах, Фредди быстро ел стоя, прислонившись к берёзе, Фрейд сидя на пухлом чемодане, Диоген как дед, тоже сидел на чём-то, а мы с Айдаром разместились на подстилках из старых вещей.
До этого я принёс маленький радиоприёмник, хотел поймать станцию, но ничего не вышло, также произошло с мобильным интернетом и связью.
Пока мы остались без информации, что твориться там, в мире.
Но это уже было не столь важно, ведь навигатор принимал сигнал со спутников, а это самое главное.
После обеда настроение у всех  в отряде поднялось, к тому же услаждала погода.
Корон вызвался быть дежурным, и занялся мытьём грязной посуды вместе с Айдаром, другие собирали вещи, грузили обратно в машину или в прицеп.
Я распорядился всем насчёт отдыха, продолжительностью в час.
Засёк время, поставил будильник, подтащил подстилку к брёвнам, чтобы стало удобней лежать, подложил под голову кепи.
И погрузился в то ли сновидения, то ли ещё куда-то
А неутраченная память, словно воскресший туман из мира мертвых, гнала и гнала по степи табун за табуном черных кобылиц мне в мозг воспоминания о прошлом путешествии в Африку.
Это было несколько лет назад. Почему я тогда согласился?
Наверно так нужно было мне, и стало.
Разумеется, я подозревал, что работа с гнильцой и подставой по крупному, ведь за нечегоделанье большие деньги никто из боссов не даёт. Не знаю, много причин, слившихся в одно решение.
Я отправился туда, вместе с Смаилом, такое было имя у того парня, чтобы попытаться найти ответы на пару вопросов давно мучивших меня…
***
Время не остановить.
Оно идет и идет себе, по кругу солнцестояния.
Кто ты, что за человек? — постоянно спрашивает жизнь с меня, спрашивают немым вопросом в глазах проходящие люди на разнообразных улицах, где бы я ни бывал.
Да кто я такой?— спрашиваю сам себя.
Нет ответа. Сложно ответить по-настоящему.
Ведь моё имя не стало брендом, как у тех, кто выбился из заурядного строя.
Бродяга, — и надо с этим жить.
Только как, если есть границы и табу на всех материках и островах.
Хотя бы одним глазом увидеть настоящую жизнь, и сам огромный Мир, а не впитывать впечатления с экрана телевизора.
Взобраться на Эверест, плевать, что там кислородное голодание, а потом наступает смерть.
Лишь бы увидеть вживую красоты, горными пиками пронзённого неба под тибетской крышей.
Но чудес не бывает и как итог судьбы: работы нет, дома нет, семьи нет, родины нет. Нет ничего. Что же тогда есть в остатке?
Когда ты касаешься пустоты, это не имеет значение.
Хорошо когда едешь куда-то очень далеко, и кто-то дома тебя ждёт. А если никто не ждёт, от слова совсем.
Наверно плохо. Что ж плохо, так плохо. Надо смириться.
Но разве это имеет значение, когда стоишь на перепутье всех дорог.
«Жить», — что за выражение?
Есть два понятия: жажда жизни, когда человек цепляется за нить существования всеми способами.
И есть усталость от жизни, когда человек кончает с ней разными вариантами. Не хочет жить и всё тут, что поделаешь с ним, разве в психбольницу лежит принудительная дорога.
Я видел и встречал на пути таких людей.
Большое видится через призму малого, или на расстоянии.
Но как это уложить в разуме. Понять, как возможно так устроено.
Перелет за перелетом, часовые и климатические пояса следуют одни за одними, вместе со странами в них расположенными, попадая изо дня в ночь, переходя из лета в зиму, или наоборот.
Когда судьба сталкивает в одном месте, в тесном пространстве столь разных людей из множеств наций на планете.
В самолете, вместе с нами летели: арабы, французы, негры, немцы, китайцы, много других людей, различных по цвету кожи и вероисповеданию.
И такое также трудно уразуметь, как если это неотвратимость течения, где мы все куда-то плывем.
Непоколебимость судьбы, которая может в любой миг измениться.
Такова шутка мироздания.
Да, мир устроен с тонким юмором, подчас и горьким.
Он огромный и маленький, — одновременно.
Понять это тоже непросто, как непреложные истины, что такое любовь или вера.
Если смысл странствий, это само путешествие.
Даже проделанное без всякого смысла.
Снова такое чувство, будто стою на крыше перед выбором высоты. Необратимость судьбы, как она есть.
Она идет впереди меня, ступая тяжелыми шагами, предвещавшая череду испытаний.
Она катится колесами шасси самолетов по взлетной колее.
Я тенью иду вслед за ней к призрачному гейту, едва открывшемуся проходу в иные миры.
Вот он, момент истины, самопознания себя и мира.
Человек должен выживать, как говорят некоторые учителя.
Да никому он не должен.
Мы все идём, подстраиваемся к социуму, к грёбаному миру, ползём через силу, грызём зубами, и всё равно двигаемся вперед.
***
У нас в отряде стало два командира: Фредди, и я.
Он сразу обозначил наши компетенции: по факту — он вожак, ведет нашу стаю к цели.
Я же, как простой проводник, обеспечиваю доставку группы к месту назначения. Мое дело техническое, —  обслуга, принеси – подай. Да я не гнушался, тут мы все равны в какой-то степени, пред богом, пред собой, пред законом. Да собственно не важно.
Если считаешь что друг умрёт за тебя, то считай друга у тебя нет
Конечно нет, нет, и никто за тебя умирать не собирается.
Тут нет друзей и подружек, тут стая.
И скорее всего волчья, так мне подсказывал опыт выживания.
Почему стая, не отряд, или группа?
Сейчас люди, по сути, стали злее животных под маской которых скрываются мальчики-дибилы в уродливом виде, они свирепее волков во много раз в нашем сообществе выживших в режиме карантинов, как в первом переходном периоде времени, ведущему к кровавой революции.
Хотя до пандемии они, люди и общество, тоже были совсем не вайс, или даже превосходили в разы по накопленной озлобленности внутри их собственного эго.
Мужчины превратились в подъездных баб, которые разносят желчные сплетни по углам.
Куда делись нормальные люди? Куда делось нормальное общество?
Хотел бы я знать отчего так происходило и вышло, несмотря на цивилизацию, эволюцию, прогресс и другие мудрёные слова, которые произносили разные коучи на тренингах.
А теперь эту жизнь невозможно повернуть назад.
Но лишь для того, кто ясно осознает, что он живет последние минуты, часы, и дни…
Прозвенел будильник на наручных часах, он резко очнулся, как и я.
Я поднялся на ноги, Фредди тоже стоял наготове, наверно он и не думал предаваться сну или отдыху.
Ладно, надо заняться делами, подумал я, поднимая отряд командой «подьём». Сходил к нашему транспорту, проверил джип: колёса в норме, к тому же две запаски, одна родная, другая с «уазика», уровень топлива на треть в баке, резервной аккумулятор заряжен.
Оттуда на полянку принёс рации, оружие, подсумки с магазинами и патронами, разгрузки, аптечки, фонари, защитные маски, —  надо распределиться перед выездом, а то потом будет поздно. Раций три шутки: одну забрал себе, вторую отдал Фредди, последнюю кому-нибудь, например пока Лоле, так рассудил.
Из оружия у нас имелись три карабина, охотничьей модели «вепря»: два были у меня в бараке, один позаимствовал в леспромхозе вместе с патронами. Один ствол отложил для себя, другой вручил Корону, он ведь служил как-никак старшиной в армии.
Остался последний карабин на четверых; Фредди — не тот стрелок, у него другая задача будет в случае чего, с его способностями;
Лола, Фрейд, Диоген, — подал карабин ему, мальчику же не отдашь стреляющую штуку! А остальное вроде на всех хватало: аптечек, жилетных разгрузок.
С этим разобрались, Корону я сказал чтобы он подучил Диогена как пользоваться карабином, народ стал экипироваться, я посмотрел на Фредди, он стоял отдельно от всех, с замершим Диком возле ног, с хмурым, враз постаревшим лицом.
Дик выглядел неживой статуей, очень большим, почти чуть меньше моего пса, но старым котищей.
Фредди отрешённо думал о чем-то, всматриваясь в даль  синих тревожных небес с тучками у горизонта.
За ними скрылось солнце, погода портилась на глазах.
Понятно, — чем тише, — тем громче, — интуиция мне подсказала, что лучше их сейчас не тревожить мелкими заботами, и я один побрел заправлять джип.  Лучше сделать самому, чем полагаться на других. Сама заправка отняла у меня минут пять вместе со сливанием и переливанием, надолго только остался резкий вкус бензина во рту, несмотря на прополаскивание его водой.
И спустя это время уже выезжал на полянку, наши люди загрузился внутрь машины, я провел краткий инструктаж:
— аптечки не вскрывать, НЗ не трогать, у кого рации, — отключить, у кого карабин — зарядить и поставить на предохранитель, держать строго между колен. Приклад упереть в пол…
— не учи ученого! — огрызнулся Корон. — Плавали, знаем.
Свой же карабин я заранее приспособил к водительской дверце, чтобы он крепко держался, но и можно просто его выхватить.
Я не стал слишком грузить их наставлениями, зачем?
Все были не в духе, бодрое обеденное настроение покинуло отряд.
Конечно, повидав смертельное оружие, соприкоснуться с ним на деле, не так весело для психики, ведь нормальный человек понимает что, всё, — шуточки закончились, тут серьёзно, скоро начнутся опасности, будут стрелять свинцом, будут смерть, кровь, боль, страдания, и прочие прелести нынешнего животного сообщества, ведь теперь обществом в мире и не пахнет.
Но это настоящая жизнь, а не киносериал с экрана телевизора, или видосы хайпанутых блогеров с монитора.
Ведь настоящая жизнь, — она очень ужасная, причем ужасней во много раз именно сейчас, во втором  переходном периоде.
В ней уже нет мест для порядочности, честности, взаимного уважения.
В ней нет понятий о чести, достоинстве, гуманизма, и даже с приставкой «транс».
В ней нет ничего, а есть морально трахнутая и опущенная, крысиная стая уродов в количестве  миллиард животных на планете Земля.
А сейчас кто со мной, они панически боятся всего на свете, наверно кроме Фредди и мальчика.
Вон гляди, как Корон оскалился, тоже боится, прячет под маской матерого хищника свой страх.
Не говоря уже о других из отряда, и рисовать их психологические портреты, — это меня уже достало вконец!
Я простой проводник, мое дело сидеть за рулем и вести группу, как верный пёс хозяина  охотника к подстреленной добыче.
Это моя работа.
Работа, работа, и снова работа.
Хотя если подумать без работы тоже плохо: нет денег, нет общения, нет ничего.
Крыса среди нас? Да никто.
Вы не поняли?! Крыса, — это мы сами, огромная, с восьми головами, которую мы все вырастили в своих недалёких мозгах.
Надо взаимодействовать с миром, это Фредди научил,
Открываешь калитку  — и мир.
Открывается здесь и перед тобой
Не научил, я вру тут, украл и подсмотрел, как он это делает
Даа, кот помогал, тот кот не кот а целый бегемот.
Я тихонько подсмотрел и вышел оттуда.