Палач Фрагмент

Пыльная проселочная дорога вела в глубь большой но вымирающей
деревни с неприметным названием Онцо. Все что могло броситься в глаза
путнику это обшарпанные дома, и снующие вдоль дороги худые облезлые
шавки. Ни тебе доброй курицы смело перебегающей дорогу, ни голосов
смеющейся ребятни с криками носящейся в пышных фруктовых садах. Всюду
чувствуется смерть и упадок давно поселившиеся в городах и селах
переживающей мятежные восстания Империи.
Стояла глухая гнетущая тишина, словно сама смерть пожаловала в
Лубки, был слышен лишь томный цокот копыт неспешно идущей лошади,
прекрасной лошади изабелловой масти. Это великолепное животное, словно
соткано из неземной материи, солнечные лучи игриво ласкали ее
перламутровую шерсть.

Но и не менее загадочным был её всадник, в контраст к масти лошади, одеяние его
было словно соткано из тьмы, как ночь внезапно сошедшая в солнечный осенний день,
весь его облик излучал прямо таки смертельное спокойствие, что придавало его виду
настоящий мистический страх.

Черный шерстяной плащ ниспадал на круп лошади обволакивая её словно
щупальцами. Длинные тонкие пальцы в обтянутых кожей перчатках небрежно
касались стремени, по пальцам, как и по изящным рукам никак нельзя было сказать
что перед вами один из самых страшных людей империи. Не смотря на сидячий стан, с
уверенностью можно было сказать что это был воин внушительного роста, впрочем
отталкивающей наружности он не был, высокий лоб и коротко остриженные темно
русые волосы гармонировали с низко опущенными бровями переходящими в
оливковый цвет глаз. На мраморно точеном лице отсутствовали какие либо эмоции.
Всё говорило о том что перед вами человек знатного происхождения. Проследовав к
подобию площади путник спешился, вокруг было совершенно безлюдно, и слегка
приоткрытые ставни, в окнах дурно сложенных каменных домов, светились
молчаливой тишиной, но холодок пробежавший вдоль по спине отчетливо дал знать,
за ним внимательно наблюдают. Постояв с минуту в молчаливой тишине, он
декламировал то, что повторял уже сотни раз...И низкий холодный голос разнесся
вокруг молчаливо стоящих домов.
- Мое имя, Германик! Я здесь для того, чтобы исполнить волю великого императора
Тиберия!
сделав паузу, он достал сверток из седельной сумки и продолжил зачитывать приговор:
- Властью данной мне верховными Богами и сенатом империи, за вольнодумство,
пропагандистскую деятельность и призывы к мятежам, а так же пособничество в
вооруженных стычках против солдат легиона, приговариваю Луция Пия, именуемого в
простонародье Солнцеликим, к смертной казни через повешенье, дабы почтить
великого Бога Морса, принести в жертву тело обвиняемого, и при жизни оного лишить
его языка, глаз, носа и ушей, дабы в загробном мире ему было неподвластно перечить
воле подземных владык!
Сделав небольшую паузу, он добавил уже от себя:
- Выходи, Луций, иначе я сожгу каждый дом, и умерщвлю каждого жителя давшего тебе
кров!
Он закончил, и в воздухе повисла тишина пуще прежнего.
Через несколько ударов сердца послышался нарастающий гомон, и из широких резных
дверей соседнего дома, возбужденно негодуя, стала выходить компания из 5 человек.
Предводительствовал и шествовал во главе компании, белокурый мужчина среднего
роста, весьма нежной и привлекательной в дамском вкусе наружности. Его тонкие
сжатые губы и прямо смотрящие голубые глаза свидетельствовали о неуступчивости
характера, а висящий на поясе прямой клинок на эфесе которого покоилась его слегка
дрожащая рука, о намерениях бороться за свою жизнь во что бы то ни стало.

В отличии от Луция, одетого в простую светлую льняную тогу на южный манер и
опоясанного легким желтоватым пояском со снаряженным на нем легким мечом, его
компания из 4х человек носила самый угрожающий характер. Это были хорошо
экипированные и со знанием дела вооруженные воины.
Впрочем это не стало новостью для Германика, он прекрасно знал этих людей,
и был знаком с их репутацией безжалостных убийц. Расположившись по двое, и
сопровождая Луция в центре, в случае нападения они легко могли перейти в защитную
позицию, тем самым поместив жертву в защитный квадрат.
По левую руку от него находились два брата близнеца, Давид и Фалько, оба
огненно рыжие, и лишь несколько различий в их внешнем виде давало понять кто есть
кто. Давид предпочитал орудовать прямым угрожающих размеров палашом, что
касалось Фалько, то он опирался о древко своего излюбленного копья, которым он
владел виртуозно. Оба паскудно ухмылялись глядя на палача. Двое других были
людьми известными лишь в очень узких кругах, которые предпочитают хранить свои
имена в тайне. Не вдаваясь в подробные описания внешности этих безликих убийц,
можно было выделить их двуручные фламберги с зазубренными лезвиями.

- Надо же, Тиберий послал за мной своего верного выродка! Как он вам, ребята?
- На этом копье еще ни разу не болтались кишочки палачей, с серьезной миной
произнес смотревший на острие своего копья Фалько.
Германик стоял в молчаливом бездействии, ему не нужно было ничего предпринимать,
его прямо таки нечеловеческое каменное спокойствие, пронизывало холодом и
вселяло первобытный страх в души стоявших напротив него людей.
- Вы все умрете, Луций. И лучше тебе добровольно подчиниться приговору, тогда
умрешь лишь ты один.
Сделав неопределенный жест в сторону палача,вероятно имитирующий
какую-то похабищу, осужденный смачно сплюнул себе под ноги.
- Ну уж нет, не тебе палач вести меня на убой словно скотину! За мной идут
сотни, даже тысячи, а вскоре я подниму целые города, и этой варварской
тирании придет конец, не будет больше рабства, не будет голодных и
обездоленных, несправедливо осужденных и зверски убитых волей этого
больного тирана, да кем он себя возомнил? Богом? Я уйду отсюда живым, а ты
покорно уступишь мне дорогу. И кто знает, может быть я сжалюсь над тобой, но
сжалятся ли сыны, жены, отцы тех несчастных кого ты убивал, сколько их
накопилось? являются ли они тебе во снах, зовут за собой?
Ты безвольная кукла, ведомая волей чудовища, и мне жаль тебя. А теперь
отступись!
Ни один мускул не дрогнул на лице палача, и лишь уголки губ сложились в
искривленной гримасе.
- Ты глуп, Луций, и жалок. Простак возомнивший себя мессией, избавителем
народа от кровавой тирании. Но в чем твоё отличие от тех иных, которые тоже
пытались. И которые добивались своего. Знаешь что бывало после? Кладбища,
огромное количество человеческих судеб было исковеркано и брошено на убой
ради какой-то великой цели. А после наступало затишье, некому было брать в
руки копья, мечи, один правитель сменял другого, и насаждал свою волю
народу, в душах которых уже не осталось никакой веры в перемены, а лишь
разочарование и упадок, они как были, так и остались орудием, винтиком в
руках тех, кто жаждет власти прикрываясь великой целью и даже веря в нее. И
пускай я безвольная кукла, ведомая волей тирана, но я не позволю что бы
пожар разгорелся вновь. Сегодня я буду твоим персональным палачом, я
избавлю тебя от тех мук которые тебе предстоят, случись то чего ты так
добиваешься. Стану роковой тенью для всех тех кто последует твоему примеру.
И твоя смерть составит гораздо лучшую службу, чем твоя жизнь.

Первым не выдержал Давид, его палаш был извлечен с такой скоростью, что
лишь солнечные блики скользнувшие по клинку указали на какое-то движение, он
двинулся вперед, а вслед за ним интуитивно влекомый брат близнец Фалько. И это
была ошибка, роковая ошибка. Палач не принял бой, а подпустив их на 5-7 шагов
ближе и молниеносно сорвавшись с места он миновал братьев, и двинулся в брешь
образовавшуюся в защитном квадрате, в прыжке сильным ударом кулака в висок
напрочь сбил с ног Луция не успевшего извлечь свой клинок из ножен, перешагнув
бесчувственное тело с окровавленной головой и видимых следов оставшихся от
металлических шипов склепанных на перчатке палача, и оказавшись в том самом
месте где только что стоял Луций, он оставил свою спину незащищенной от успевших
сообразить что к чему братьев, предприняв единственное правильное решение он
моментально атаковал двух стоящих по правую руку наемников которые ощерясь
огромными зазубренными клинками сами пошли на него, готовясь замкнуть его с двух
сторон вместе с подступающими со спины близнецами. Но они не учли скорость
палача, не могли учесть. Это был непредсказуемый выпад, встав на правое колено
один из наемников нанес коварный колющий удар направленный точнехонько в пах
палача, в то время как второй боец наносил рубящий удар в шею, в данной
комбинации невозможно было парировать такие удары, невозможно для обычного
человека. Выверенным движением отводя колющий удар, и в развороте уклоняясь от
удара в шею, он нанес диагональный верхний удар слева вниз рассекая легкий
стеганый камзол от подмышки до бедра и моментально вернувшись в предыдущую
позицию перерезал глотку потерявшего равновесие и не успевшего встать с колена
первого атакующего наемника. В этот момент его уже окружали Давид и Фалько,
осторожно кружа вокруг, не решаясь сделать решающий выпад. В их глазах читались
смесь решимости с неизбежностью, не смотря на всю их репутацию безжалостных и
бесчестных убийц, они не были теми кто бежит с поля боя. В паре, они составляли
очень грозный дуэт, сочетая в себе многолетний опыт убийств, и врожденное кровное
чутье близнецов. Они действовали молча, настоящие профессионалы. Нанося удары
поочередно, разным оружием , в свойственных ему стилях. Палач выжидал малейшей
ошибки, с искусным спокойствием парируя их колющие и рубящие удары. Как и в
начале боя, первым подвел Давид, решивший закончить всё одним быстрым и
невероятно мощным рубящим ударом сверху вниз, нарушив тем самым эффект
неожиданности, который сдерживал палача. Молниеносно уйдя от удара палашом,
Германик оказался беззащитным перед стремительным ударом копья в грудь от
Фалько, казалось бы все предрешено, и в глазах близнеца читался неподдельный
триумф, ликование. И каково было его удивление после. Остриё копья уже вот-вот
должно было впиться в защищенную лишь легким стеганым камзолом грудь палача,

сделав шаг назад, и развернув свой корпус чуть правее, дало возможность пропустить
удар вскользь правого предплечья оставив лишь небольшую отметку на камзоле.
Схватившись левой рукой за древко копья палач сильным рывком потянул изрядно
меньшего по габаритам Фалько прямо на острие зажатого в правой руке клинка.
Клинок прошел сквозь живот с хрустом ломая позвонки показавшись кровавым
острием в спине близнеца. Не вынимая клинок из живота мучительно умирающего
Фалько, Германик отбросил его оставаясь с одним копьем против съедаемого гневом и
отчаянием Давида, смотрящего округлившимися от ужаса глазами на смерть родного
брата.

- Тыыыы!

только и успел вымолвить он, с диким ревом и затуманенными от гнева глазами,
бросился на палача, занеся над головой свой огромный палаш.
Германик не пытался парировать, или уйти от удара, в молниеносном прямо выпаде,
он направил острие копья в незащищенное горло Давида. Выронив палаш за спину и
схватившись обеими руками за древко торчащего из его горла копья, близнец рывком
выдернул наконечник из своего горла, и спустя мгновение упал на колени,
захлебываясь собственной кровью.
Вынув клинок из переставшего вздрагивать Фалько, Германик направился к уже
пришедшему в чувства Луцию, с немым ужасом наблюдавшим картину жуткой резни.
- Ну что, Луций, прошу простить меня за небольшую заминку, пришло время
привести приговор в исполнение. Начнем пожалуй с твоего языка.