Инициация. Глава 35. Новый год...

                1.

    Новый, 1992 год Водяной Обезьяны по вошедшему в моду китайскому гороскопу, накатывался неумолимо и со всё ускоряющимся темпом: время летело незаметно, часы щёлкали на циферблате часов Вороновского кабинета как минуты. А дела затягивали в свой вязкий как трясина омут, не давали продохнуть и отдышаться. Перед глазами, когда он их закрывал перед сном в конце каждого дня, мельтешили люди, люди, люди, бумаги, бумаги, бумаги…

        31 декабря уходящего 1991 года выпадало на вторник. Январь 1992 года начинался в среду по григорианскому календарю. С 1 по 6 и 8 января были объявлены выходными – новогодними каникулами. Но до 5 января Воронову нужно было составить годовой отчёт о работе и отправить его вместе с итоговой справкой в прокуратуру края. Отчёт вчерне и справку он уже сверстал к Новому году и в этом отношении был спокоен: не любил откладывать дела до последнего срока, а потом заниматься штурмовщиной, поскольку это всегда вносило в жизнь нервозность, неразбериху и ошибки…

    Со встречей Нового года тоже всё было решено заранее: его вместе с Головнёвым пригласили в свою компанию Володя и Маша Пуховы. Обещали, что будет и Катерина Кульбеда…

    О друге и соратнике Воронов не забывал, знал, как тяжело жить и работать в незнакомом и по сути, чужом, городе без друзей, без поддержки и понимания, без близкого человека. Потому и позвал он зама с собой и в разговоре с Марией, полушутя, полусерьёзно намекнул ей, что не мешало бы пригласить на Новогоднее праздненство какую-либо одинокую подругу…

    Список нужных для новогоднего стола продуктов и деньги Воронов вручил водителю:
- Ваганович, будь ласков, поезжай на продбазу райпотребсоюза с этим списочком. Я с директором договорился. Он ждёт и всё организует в лучшем виде. Заодно и сам затаришься к праздникам.
    Накануне он действительно созвонился с директором базы Кучуковым и тот был только рад услужить прокурору…

    31 декабря хоть и был рабочим днём, но традиционно сотрудники прокуратуры, как и все жители огромной и многонациональной страны, начинали его с беготни по магазинам и рынкам в поисках подарков, закупке продуктов и всего, что обычно полагается в таком, случающемся только раз в году случае. Воронов только отмахивался от заглядывающих в его кабинет просителей отлучится на полчаса:
- Да идите уж. Работаем до 14 часов. Потом все ко мне в кабинет на пятиминутку!

    Пятиминутка предполагала поздравление с наступающим Новым годом, определение дежурных следователей на период праздников и небольшой фуршет.
     К 15 часам все намеченные мероприятия были завершены. Воронов и Головнёв остались одни в кабинете.
- Ну, что, Анатольич, будем и мы закругляться, - оглядывая длинный стол для совещаний с остатками импровизированного пиршества, резюмировал он.
- Давай ещё по пятьдесят, и иди отдыхать. Я поработаю над итоговой справкой, а в 22.00 заеду за тобой.
- Есть, товарищ начальник! Отправляюсь в койку, а то не высыпаюсь последнее время, - шутливо козырнул зам.

    Прибрав наскоро со стола (уборщица всё равно придёт 1-го числа), он сел за бумаги. Справка не шла. В голову лезли навязчивые мысли о прошлом, о прожитом в Степновске времени, о Кате, встреча с которой предстояла всего через несколько часов. Этой встречи он ждал, хотя и пытался втуне спрятать это желание поглубже. Он знал свою влюбчивую натуру, осознавал, что его статус женатого мужчины отпугивает многих женщин, особенно молодых, незамужних и, как правило, находящихся в поиске спутника жизни. Воронов чувствовал Катину взаимную симпатию и интерес к его персоне, но боялся обидеть, или оскорбить её своим настойчивым вниманием. О любви говорить было преждевременно: им обуревала страсть, неудержимое притяжение, коварная и непонятая до конца ещё ни кем химия…
- Будь, что будет! – решил наконец он, - живём один раз! Оттолкнёт, отвергнет – знать не судьба. А проявит благосклонность, ответит на его чувство – тогда жизнь прекрасна и удивительна!    

                2.

    За Головнёвым он заехал на такси – не стал беспокоить своего водителя. Всё заготовленное для праздничного стола тот ещё днём завёз к Пуховым.
Зам встретил его уже наготове с пакетом, в котором обозначилась бутылка шампанского и коробка конфет.
- Цветы будем покупать? – лукаво прищурившись, поинтересовался он.
- Да ладно, не на день рождения едем, - сконфузился Воронов.
- Надо будет – и цветы найдём…

   Новый год выдался бесснежным, но подмораживало неплохо: к вечеру мороз был уже под минус десять градусов, поэтому доехали быстро, дороги были сухими.
   В половине одиннадцатого друзья входили в калитку Пуховского двора.
   В доме светились все окна, играла громкая музыка. Суетились на кухне Мария, её (незамужняя) подруга Клава – тоже парикмахер. В окна зала виднелась наряженная и сияющая гирляндой и мишурой новогодняя ёлка.
      
    Хозяин встретил гостей во дворе с неизменной сигаретой во рту.
- О, наконец-то, Александр Васильевич! – радостно пыхнул он дымом в свои усы.
- Всё готово к разврату, тьфу ты, прости, Господи, к веселью, - хохотнул он.
- В одиннадцать обещалась Катька подъехать и кумовья наши Андрюха и Ленка Сафоновы, да Гарик Карапетян с женой Анжелой. Хорошие ребята, проверенные. С Гариком вы уже знакомы. Я думаю, вы не против такой компании будете? 
- Не против, Володя, не против, - похлопал Воронов приятеля по плечу. С хорошими людьми чего ж не пообщаться. А тем более в Новый год!
- Да, чуть не забыл, - как бы извиняясь, развёл руками Пухов, - ещё Марусина подружка с нами будет – Клавдия. Тоже хороший человек, разведёнка и с привлекательным организмом – ухмыляясь, изобразил он руками воображаемые округлости женского тела.

   Запыхавшаяся, раскрасневшаяся Маша встретила гостей, вытирая руки о фартук:
- Ой, а я ещё не переодевалась. Здравствуйте! Вовочка, проводи гостей в зал. Мы тут с Клавой заканчиваем, всё уже готово: и пюре, и котлетки. Сейчас ещё гуся в духовку поставим и можно садиться за стол.
- Не переживай, Машуня, приобнял хозяйку Воронов.
- Мы не заскучаем, но и вы там особо не задерживайтесь! Да, кстати, а где ваши разбойники? (У Пуховых было двое мальчишек – Мишка и Славка, десяти и двенадцати лет.)
- Отправили к бабушке и деду. Здесь им скучно будет, да и нечего взрослые разговоры слушать, - махнула рукой Маша.
- Ну, тогда пошли, мужики, - скомандовал Воронов.

    Середину просторного зала занимал длинный раскладной персон на двенадцать стол. Он практически уже был накрыт: расставлены столовые приборы и фужеры с рюмками, манили яркими сочными красками глубокие вазы с салатами и домашними соленьями. Между салатницами теснились блюда с мясной нарезкой, тарелки с жареной курицей и рыбой. Никаких излишеств, в то же время достойно, красиво и, вероятно, вкусно с учётом заявленных хозяйкой горячих блюд...
 
     Само собой, спиртное было в ассортименте: от водки и коньяка до шампанского и полусладких вин.
     Вслед за прокурорами с хлопушками и бенгальскими огнями во двор Пуховского дома ввалились находившиеся явно подшофе их кумовья – все четверо. Стали весело знакомиться. Вышла к гостям и смущённая подруга Маши – Клавдия.    
    Пока суть, да дело, за суетой и разговорами время приблизилось к одиннадцати. Пора было провожать уходящий год, и вся компания дружно стала рассаживаться за столом. Мария лично рассадила мужчин через одного.
- Нечего мужские посиделки устраивать. Наговоритесь после. А за столом ухаживайте за дамами, - безапелляционно заявила она.
    Спорить и возражать никто не стал. Правда, стул слева от Воронова пока пустовал: Катерина опаздывала…

    Открыли спиртное. Шампанское не трогали до звона курантов. Дружно выпили за уходящий год. Вести стол в качестве тамады Воронов вежливо отказался, сославшись на то, что устал. Честно говоря, ему было немного грустно и тревожно. Почему так – он не знал и сам. Вроде, последнее время в городе и районе было довольно спокойно. Именно это обманчивое спокойствие и настораживало. А грусть навалилась, когда он не увидел в компании Екатерину. Тамадой единодушно избрали хозяина дома – Володю Пухова. Тот сразу же взял бразды правления в свои руки, пригрозив всем, кто ослушается его слова, или перебьёт, штрафом в виде внеочередного полного бокала спиртного.

    На время тостов выключили музыку. Выпили за тамаду и тут в прихожей задребезжал звонок.
- Ура, это точно Катька прикатила, принцесса наша, - вскочила и бросилась встречать гостью Мария.
    Все оживлённо закусывали. Головнёв подкладывал закуски в тарелку Клавдии. Процесс пошёл…

    Только Воронов ничего не ел, а напряжённо смотрел в сторону двери, машинально покручивая в руке вилку.
    Катя в сопровождении Марии вошла действительно, как принцесса: в роскошном, цвета кофе с молоком, вечернем платье, украшенном чёрными кружевами. По плечам струились завитые в локоны густые чёрные волосы. Изящная головка увенчана заколкой в виде хрустальной короны…
- Всем привет! С наступающим Новым годом! Прошу простить за опоздание: поздравляла тётушку и папу, - с улыбкой оправдалась она, водружая на стол принесённую ею бутылку виски Johnnie Walker "Black Label" в картонной подарочной коробке.
- Вот это извинение, - одобрительно крякнул Володя, рассматривая коробку, - принимается, но штрафную всё равно придётся налить. Садись, Катерина, вот сюда, указал он на свободный стул по правую руку от себя, туда, где сидел Воронов.

    Все одобрительно загудели. Под выкрики «пей до дна», Катя выпила бокал сухого красного вина и села рядом с Вороновым.
- Добрый вечер, Александр Васильевич! Рада вас видеть, - проговорила она, наклонившись к его уху, чтобы было слышнее, а может чтобы не слышали окружающие. Хотя остальным за столом в общем-то было не до неё: праздничное застолье стремительно набирало обороты, все устали от напряжённых и беспросветных будней, оживлённо общались, не забывая есть и пить…
- Здравствуйте, Катя! И я очень рад, - наклонился к девушке в свою очередь Воронов, вдохнув при этом тонкий и немного терпкий аромат её духов. Катины волосы щекотали его нос и губы и ему так захотелось окунуться в них и поцеловать, что он чуть не задохнулся от этого манящего чувства и от близости молодого, дурманящего прекрасного женского тела. Всё окружающее как бы исчезло, растворилось и он видел и слышал только её, словно токующий тетерев ранней весной. Он нёс какую-то чепуху, не забывая ухаживать за девушкой, подкладывал ей на тарелку закуски, подливал в бокал вино. А она благосклонно приняла ухаживание, смеялась его шуткам, пробовала угощение, отпивала по глоточку вино. Волна тепла и доброй, уверенной силы, исходящая от сидящего рядом, давно понравившегося ей мужчины, накрыла её словно море, которое она с детства любила. И пахло от него морем с горьковатой лёгкой ноткой мускатного ореха и каких-то восточных пряностей.

     Сквозь эти взаимные волны приязни, интереса и влечения, накрывшие их, пробился наконец голос тамады:
- Друзья мои, прошу открыть шампанское! До Нового года осталось пять минут! Сейчас будем слушать поздравление Президента! Всем налить!
    Захлопали пробки шампанского. Мужчины разливали по бокалам шипящий, пенящийся и искрящийся янтарный напиток. Советское шампанское делали тогда неплохо…

     Мария прибавила звук у стоявшего в углу у окна, выходящего на улицу, большого цветного телевизора «Рубин», показывавшего новогодний «Голубой огонёк». Вёл его популярный юморист и писатель-сатирик Михаил Задорнов вместе с Лолитой Милявской и Александром Цыкало.
 
    «Одесские джентельмены», знаменитые юмористы и певцы сменяли друг друга. Задорнов шутил по поводу ЦК КПСС и бывших союзных республик. Страна веселилась на развалинах бывшей могучей советской империи, окончательно рухнувшей буквально за неделю до Нового 1992 года. А новогодний праздник в нашей стране не могут отменить никакие катаклизмы. Из последних сил люди собирали новогодние столы и рассаживались перед телевизорами в ожидании боя курантов. Все ждали выступления Президента и мучились одним вопросом: кто будет выступать и что хорошего он скажет уставшим от неопределённости людям.
   
     Еще с 1970 года была заложена традиция — наступление Нового года предваряет обращение к советскому народу главы государства. Когда в начале 1980-х советские лидеры болели, зачитывать обращение доверяли диктору Игорю Кириллову. Однако в атмосфере всеобщей неразберихи, когда Советский Союз перестал существовать, а самоопределившиеся бывшие союзные республики ещё не научились в полной мере распоряжаться своим суверенитетом, в России появилась проблема с определением человека, который будет поздравлять граждан с Новым, 1992 годом. Вопрос о поздравлении народа Президентом отпадал: кандидатура Михаила Горбачева отпадала в связи с его отставкой, а Борис Ельцин, который в принципе и должен был появиться на голубых экранах как первое лицо государства, своим обращением мог создать неловкую ситуацию среди собственных коллег в бывших союзных республиках, поскольку главный телеканал по-прежнему вещал на них. Борис Ельцин все-таки записал обращение, но посвящено оно было не столько празднику, сколько либерализации цен, и вышло в эфир 30 декабря.

      Честь поздравить Россиян с Новым годом таким образом выпала Михаилу Задорнову.
   - «…Мы поздравляем всех бывших граждан СССР, - сказал он, - СССР больше нет, но есть наша Родина. Можно разделить Родину на несколько государств, но Родина у нас одна, не зависящая от этого. Поэтому предлагаю поднять бокалы за нашу Родину. С Новым годом, друзья!...».
    Позднее Задорнов напишет в своих мемуарах:
- «…С утра 31-го декабря мы репетировали. Вдруг, ко мне подошёл побледневший редактор телевидения, отозвал меня в сторону и, продолжая бледнеть на глазах, зашептал:
— У нас ЧП! Горбачёв не президент и уже не может поздравлять советский, нет, русский… короче, наш народ с Новым годом. А Ельцин — он выждал паузу и добавил, — тоже уже не может! Ты понял?
— Почему?
Тогда мы ещё не знали, что означает выражение „президент работает с документами“.
— Потому что не может. Как ты не понимаешь? Как мне объяснила его охрана, он сейчас работает с документами! И будет работать с ними всю неделю запоем! Охрана жалуется, что он оказался абсолютным трудоголиком, и они устали бегать за документами в магазин! Понимаешь? — Он выделил слово „понимаешь“, как будто разговаривал со мной, как с дебилом.
— И что же делать?
- Как ведущему телеогонька, придётся поздравлять народ тебе. Без поздравления народ оставлять нельзя…».

    Под бой курантов, запоздавший ровно на одну минуту из-за многословного выступления Михаила Задорнова, все за праздничным столом дружно опорожнили бокалы.
- Загадывай, желание, - машинально перейдя на «ты», перекрикивая гостей, наклонился к Екатерине Воронов.
- Загадала! - блеснула глазами возбуждённая от его близости и внимания девушка.
- Хочу, хочу, хочу… хочу, чтобы он меня поцеловал, - подумала про себя Катя, закрыв на несколько секунд глаза.

    Веселье вступило в самую активную фазу. На улице гремели выстрелы и рвались петарды. Праздничные салюты и фейерверки осветили ночное небо.
    Клава интенсивно ухаживала за краснеющим и оробевшим от женского внимания Головнёвым, подкладывала ему самые аппетитные кусочки, предлагала салаты, щебетала что-то на ухо. Глядя на эту идиллию, Воронов довольно подмигнул заместителю: дескать, не робей!
- Идём на улицу, у нас тоже есть петарды! – скомандовал Володя и все дружно заспешили вслед за ним во двор. 
 
                3.

    Ровно за сутки до этого в отдельном кабинете ресторана «Кавказ» начальник милиции полковник Манукян отмечал наступление Нового года со своим ближним окружением. Были за столом не только его подчинённые, но и опальный Иван Иванович Андронов; Горжеткин Николай Иванович – председатель совхоза «Терские Зори» - ставший в последнее время главным координатором заготовок зерна для Манукяновского спиртзавода; Водопьянов Василий Васильевич – начальник налоговой полиции; Кучуков Хамид Амирович – директор райпотребсоюза. Застолье было в самом разгаре, когда в зал вошёл приехавший из Ставрополя Абдулла Керимов, занявший к тому времени должность заместителя начальника 6 отдела РУБОП УВД края. Его приветствовали шумными возгласами. Абдулла был и оставался своим, надёжным и проверенным.

    Когда тосты в его честь закончились и общение перешло в стадию пьяных разговоров о женщинах, автомашинах, охоте и рыбалке, Абдулла пересел на диван, у которого стояли два низких столика с пепельницами и кальяном. Манукян понял, что это приглашение к разговору и подсел к бывшему своему фавориту.
- Как служба, какие новости из столицы, нукер, - шутливо подмигнул он Абдулле.
- Всё хорошо, Володя джан. Над вопросом о твоих генеральских погонах Москва уже думает. Попросили подождать пару месяцев, пока не закончатся организационные мероприятия. Само собой, к этому времени нужно лимон зелени приготовить. Мне обещают перевод в ГЛАВК, а тебе освободят кресло первого зама в краевом управлении, - хищно ухмыльнулся тот.
- Бабки уже практически собрали, не переживай. Обстановка в городе и районе тоже вроде стабильная, без особых залётов и ЧП, так что характеристику мне не испортят, надеюсь. С урками трения мы уладили, платят долю исправно. И прокурорские нас пока не трогают. Хоть это и настораживает: может пакость какую задумали, или просто им не до нас. Там в краевой прокуратуре тоже перестановки, я слышал?
- Правильно слышал, дорогой, - согласился Абдулла.
- Вот только насчёт прокурорских ты не обольщайся. Может пугануть их, подарочек новогодний преподнести? – снова ухмыльнулся он.
- Надо подумать. Только я считаю, что не стоит снова ворошить это осиное гнездо: только себе хуже сделаем, - умерил воинственный пыл степняка полковник.
    О подозрительных движениях в городе он заикаться не стал: мало ли, вдруг Абдулла отработает в обратную и порушит все планы с новым назначением и званием…
     Именно эта осторожность полковника Манукяна и спасла в тот раз Воронова и его друзей от беды… 

     Разошедшийся Генннадий Тер-Петросов стал агитировать компанию ехать в баню, куда обещал доставить девочек.
     Это предложение было воспринято на «ура» и почти вся компания потянулась на улицу к автомашинам. Манукян, Кучуков, Андронов и Керимов ехать в баню отказались, сославшись на дела. На душе полковника всё равно было неспокойно. У остальных были свои собственные планы на этот вечер…
               
                4.
 
       А во дворе Пуховского дома веселье продолжалось. Мужчины встали в сторонке и закурили. Петардами занялись Володя Пухов и Гарик. Через пару минут в воздух взвились первые разноцветные ракеты и двор затянуло пороховой гарью. Бросив в ведро с водой недокуренную сигарету, Воронов подошёл к Екатерине и приобнял её за плечи, укутанные накинутым наспех светлым пальто с роскошным песцовым воротом.
 - Не продрогла, Катя? А то пойдём в дом, - наклонился он к её ушку.
- Нет, мне тепло. Посмотрим салют ещё немного, - доверчиво прижалась она к Воронову.

   За десять минут Володя расстрелял почти весь запас новогодней «артиллерии».
- Всё! Пока хватит! Оставим немного на старый Новый год! Пошли греться, - крикнул он, потирая замёрзшие руки.

   Компания, смеясь и толкаясь, направилась в дом. Там ждало горячее.
   Часам к двум ночи все подустали: сказывался предыдущий рабочий день. Да и шумное веселье с застольем в конце концов утомляли. Хотелось расслабиться в непринуждённой обстановке, побыть в тишине. По крайней мере, такие ощущения и желания обуревали Воронова. И Катя, когда он поделился своими мыслями с нею, с удовольствием согласилась покинуть компанию. Ей хотелось продолжения вечера уже вдвоём. Обозначившиеся душевная близость, понимание и взаимная симпатия требовали развития! А если проще – Кате, как и Воронову просто хотелось сердечного тепла и любви. Чувства обострились и будоражили душу и кровь. В ней образовывалось то гремучее химическое соединение, которое люди привыкли называть страстью, влюблённостью. Только потом, по прошествии определённого индивидуально для каждого человека времени и благоприятном сложении многих личностных параметров и обстоятельств, эти чувства могут перерасти в то большое, что люди привыкли называть ЛЮБОВЬЮ!

    В любовь с первого взгляда Воронов не верил: первый взгляд как правило, бывал обманчив, не проникал в душу, в сердце и мысли объекта интереса. Влюблялся он легко и довольно часто. А вот любил…
    Да, была в его жизни и любовь. Притом не однажды: сначала детская, в детском саду – сладкая как первая весенняя клубничка; потом тоже детская, но уже более чувственная, осознанная, со сладковато-терпким запахом цветущей яблони и вишни - в четвёртом классе школы; затем, в старших классах – юношеская, ассоциировавшаяся с дурманящим запахом цветущих сирени, роз и пеонов; и, наконец, зрелая, взрослая – с заполошным биением сердца и бурлением адреналина, с ревностью, страданием и горьковато-солёным привкусом крови на прикушенной губе...
   И каждый раз ЛЮБОВЬ брала его в свой сладкий плен по-разному, дурманила, опьяняла, толкала на безрассудства, заставляла смеяться и плакать, писать стихи и петь песни…
   И по-разному он расставался с нею, но всегда не легко… 

                5.
 
   Автомашина такси – светлая «Волга» с традиционными шашечками на дверях и горящим зелёным фонарём на лобовом стекле, как это было ни странно в Новогоднюю ночь, подъехала быстро. Головнёв по предложению Володи и Маши Пуховых остался ночевать у них: благо, что места в доме было достаточно, да и Клавдия не спешила уходить…
  - Едем в Северный микрорайон, - предложила Катя.
  - Там у меня однокомнатная квартира. Отец подарил на двадцатипятилетие. Правда, я там бываю редко. Всё чаще остаюсь у отца: и к работе ближе, и за отцом приглядываю, да и веселей вдвоём, - пояснила она смущённо.
- Хоть на край света, принцесса! – крепко прижал к себе девушку Воронов.
- Давай, командир, двигай в Северный. Там уточним маршрут, - скомандовал он таксисту – молодому светловолосому мужчине лет тридцати.

   Воронову нравилось, что Катя весь вечер больше молчала и слушала его, легко смотрела в глаза, легко поддалась его страсти и притягательной силе. Давно хотелось поцеловать ее. И он сделал это сразу же, когда они сели в такси. А Катя давно этого ждала, и они так увлеклись, что оторвались друг от друга только когда водитель притормозил и, не оборачиваясь, сказал:
- Приехали! Куда дальше?

    Автомашина пересекла границу микрорайона и потянулись длинные кирпичные многоподъездные девятиэтажки.
    Дальше дорогу указывала Катя. В подъезде света не было – видимо лампочка перегорела, или её разбили. Хорошо, что подниматься было невысоко – на второй этаж. Воронов освещал ступени зажигалкой. Ключи Катя предусмотрительно достала из сумочки ещё в такси, поэтому через пару минут они уже были дома…

    Света не зажигали: не до того было. Целуясь, оба стали судорожно срывать с себя одежду, помогая друг другу.
    Волнительно всегда то, что неизвестно. Странно и притягательно то, что необычно. Путешествия в призрачные области сознания начинаются всегда исподволь. И то, что Катя сразу начала раздеваться, упростило все уже представленное. И это был не признак её опытности, или распущенности, а это был порыв, взрыв нахлынувшей страсти, сдерживающие оковы которой были расплавлены выпитым накануне шампанским…

     В квартире царил полумрак: рассеянный свет падал в большое панорамное до пола окно. Большой, двуспальный диван-кровать был разложен и покрыт мягким стилизованным под мех покрывалом. Любовники упали на него, срывая остатки одежды…

     А потом…
     Потом их накрыла волна блаженства, горячечный угар до головокружения, до изнеможения, до беспамятства. Катя тихо постанывала, а он обнимал ее, голую, теплую, легкую, волнующую. Грудью ощутил её упругую, крупную девичью грудь с набухшими от возбуждения сосками. Стал исступлённо целовать эти соски, грудь, шею, запрокинутое лицо. Затем поцелуи стали опускаться сверху вниз, на плоский, упругий живот с аккуратной раковинкой пупка, на нежную кучерявящуюся шёрстку лобка и дальше – в сладковато-солоноватую, исходящую горячей влагой пещерку промежности…
 
    Разум спал, сознание регистрировало, душа и тело жили своей, отдельной от сознания и разума жизнью. Отчетливо осознавались и помнились только губы, Катины губы везде. Такой нежности в себе и к себе он не чувствовал никогда до этого…
    И навсегда запечатлелось в памяти, как Катя, выгнувшись под ним, а затем и над ним, стонала в полубредовой истоме что-то вроде: «какое это блаженство, ты сумасшедший…», и губами искала его губы.

    Любовником Воронов был искушённым, опытным, поэтому не спешил с завершением блаженного действа. Пика наслаждения они достигли одновременно и бурно. В какой-то миг остановились в изнеможении. Невесомость продолжалась, и выходить из нее не хотелось. Они превратились в одно целое, соединились во что-то новое, ранее не сосуществовавшее. Для страстного человека соитие, слияние - всегда катарсис, очищение!

   Катя обессиленно раскинулась на покрывале. Воронов нежно гладил её мокрые от горячего пота волосы, влажное пылающее и ещё подрагивающее от возбуждения стройное тело, любуясь тонкими, обострившимися в полумраке, чертами её лица, высокими упругими холмиками грудей, изгибом бёдер…
    - Хочешь шампанского, или чего покрепче? – немного погодя, успокоившись и отдышавшись, поинтересовалась она.
- От коньяка не откажусь, - благодарно поцеловал девушку снова Воронов.
- Ну, а я буду шампанское. Посмотри, там в стенке есть бар. Выбери, что понравится.

    Воронов выбрал наугад, то, что стояло ближе. Откупорил бутылку шампанского, налил в фужер для Кати. Себе плеснул в такой же бокал из початой бутылки, кажется, французского коньяка. Был ли он настоящим французским, а не польского разлива, определить в полумраке было трудно. По крайней мере на запах и вкус напиток оказался совсем неплох. Свет зажигать не хотелось. Там же в барном отделении нашлась и коробка шоколадных конфет.
    - За нас, и за любовь! – предложил тост Воронов.
- Ура! За нас, за любовь, - согласилась Катя, соприкоснувшись своим фужером с бокалом Воронова, - и за тебя, - сделав глоток, добавила она.
 - Ты, Воронов, конечно та ещё штучка: довёл девушку до потери сознания! Я улетела конкретно!
    И рассмеялась счастливо.

    Потом они болтали о всяких пустяках, дурачились, целовались, шутливо боролись, пока борьба и объятья снова не завершились бурным соитием.
    Уставшие любовники заснули уже под утро…

    Проспали почти до обеда. Воронов встал первым. Бережно укрыв Катю одеялом, направился исследовать квартиру девушки. Квартирка была уютно и со вкусом обставлена импортной, то ли венгерской, то ли итальянской мебелью: диван-кровать, небольшая стенка-горка с цветным японским телевизором, два мягких кресла, журнальный столик. Честно говоря, Воронов в этом мало что-либо понимал. На кухне было чистенько и тоже уютно: кухонный, под цвет мебели в комнате, светло-коричневый гарнитур, пластиковый столик с четырьмя табуретами, большой корейский холодильник «Sanio», электрическая плита. Включив электрический чайник, Воронов шарил по полкам в поисках кофе, или чая, когда неожиданно его обняла сзади незаметно и тихо подкравшаяся Катя.
- Ага! Попался грабитель одиноких девушек! – смеясь, повисла она у него на плечах.
- Садись за стол. Я сейчас всё организую. Что пить будем? Кофе, чай?
- Давай то же, что и себе, - не стал привередничать Воронов. Поцеловал девушку и уселся за столик.
- Не мешало бы и съесть что-нибудь. А то я проголодался как медведь после зимней спячки. Могу и вот эту красивую, вкусненькую девчонку слопать! – схватил он в охапку не успевшую увернуться Катю.
- Прости, Саша, в холодильнике мышь от голода повесилась, - засмеялась она, усаживаясь к нему на колени.
- Есть китайская тушёнка, да палка сырокопченой колбасы. За хлебом и яйцами надо в гастроном идти. Здесь продмаг во дворе дома. Можешь сходить, пока я кофе заварю. Отпускай, медведь, а то кофе сбежит!

     Одевшись и взяв ключи от квартиры, висевшие на крючке вешалки в прихожей, Воронов вышел на улицу. В первый день Нового 1992 года наконец-то пошёл долгожданный снег. Воронов подставил лицо под кружащиеся и медленно падавшие крупные узорчатые хлопья. На душе было тепло, светло, легко и радостно.
- Не так уж много нужно человеку для счастья, - подумал он, - всего лишь, чтобы его любили…
 
     Магазин и вправду был недалеко, в обособленном, стоявшем в глубине двора одноэтажном строении из белого силикатного кирпича. Дома у него, благодаря заботливому водителю холодильник не пустовал, хотя многие продукты (масло, колбаса, мясо) до Нового года продавались по талонам. В магазине его ожидал кратковременный шок: в свободной продаже было все, о чем мечтал советский гражданин – и сливочное масло, и колбаса, и мясо, и красная рыба горячего копчения, и яйца, и творог со сметаной. Повторно шокирован он был, когда присмотрелся к ценникам: внезапно появившееся изобилие продавалось по немыслимым (по тогдашним меркам) ценам. К примеру, масло стоило больше 200 рублей за килограмм, колбаса двух сортов - докторская и столичная, ненамного меньше! Людей в магазине было немного. И те, подходили к прилавку, спрашивали, можно ли купить без талонов, получали утвердительный ответ, затем, почесав голову, отходили.
А чесать затылок было от чего - ценники обескураживали:
 - хлеб - 1 р. 44 коп. и 1 р. 68 коп. за булку;
- мясо - 42 р/кг;
- рыба - 27 и 31 р/кг;
- яйца - 8 - 10 р/десяток;
- колбаса варёная - 31 р/кг;
- ветчина - 63 р/кг;
- сахар - 11 р/кг;
- водка (коммерческая) - 40 р. за пол литра;
Бутылка пива подорожала с 1 рубля 20 копеек в декабре до 5 рублей 62 копеек...

     Купив хлеб, двести граммов сливочного масла, десяток яиц и полкилограмма ветчины, Воронов поспешил обратно. Надо было кормить завтраком Катю, да и самому подкрепиться.
     Пока девушка приводила себя в порядок в ванной, он приготовил царскую яичницу с ветчиной, сделал два полновесных бутерброда с маслом и красной икрой, баночку которой обнаружил в холодильнике.
- Завтрак готов, принцесса! – крикнул он из кухни, когда услышал, что Катя вышла из ванной.

    После завтрака решили погулять. Нужно было подышать свежим морозным воздухом. Гуляли по Северному микрорайону, играли в снежки, в догонялки, вывалялись в свежевыпавшем пушистом снегу. Возвратились в квартиру уставшие, раскрасневшиеся от мороза, активного движения и удовольствия. На обед Воронов сварганил жареную картошку с тушёнкой.
- Вкуснотища! – похвалила Катя, - с тобой, Воронов, с голоду не пропадёшь!
- Десерт за мной, - лукаво улыбнулась она, целуя Александра в щёку.
    «Десерт» затянулся надолго и понравился обоим. На улице уже смеркалось, когда, крепко обнявшись, они уставшие и счастливые, забылись кратковременным сладким сном…

    Поздно вечером наконец-то решили разъехаться по домам, поскольку телефон в новой Катиной квартире ещё не подключили, и она волновалась из-за того, что её будет разыскивать отец. Воронову нужно было сменить на дежурстве своего заместителя, узнать оперативную обстановку.
     Стоянка такси была недалеко, за продмагом. Пара свободных автомашин дымила выхлопными трубами в ожидании клиентов. Вначале заехали к Кате.
     Проводив её до двери подъезда и поцеловав на прощание, Воронов пообещал позвонить, как только закончит с делами, а сам, несмотря на позднее время отправился в прокуратуру…