820. Хуторская чертовщина. Карательные меры

           В хутор бывших помещиков Мамкиных, переименованный в Красный Партизан, возвращались отбыв положенный срок по договору местные ополченцы, с которыми вероятнее всего и были занесены смертельно опасные болезни.
           У Петюни Капустина вновь появилась работа по сколачиванию гробов, это из числа его давних помощников стали частенько тревожить Злотазана в поисках на развалинах подходящих досок.
          Контора без штаба Василия Лугового оказалась в полном ведении Захара, у которого особо и не было забот, как ожидать указаний из станицы.
          Подумывал он не раз собрать народ, для выбора комиссии по распределению земли, с озимыми вышло совсем скверная история, не только не успели вспахать нужного количество земли, но и то что было посеяно, было затоптано казаками полковника Барагунова.
             А что  возможно и вырастит, так не даст урожая, в лучшем случае соберётся столько же, сколько и было посеяно.
          Оставалась надежда на яровые, а чтоб их посеять следовало правильно распорядиться землёй.
          Народ иногда подходил к Захару с земельным вопросом, но дальше разговоров дело и не шло.
           С огородами в балке такая же проблема, многие поглядывают на барский огород, желая иметь здесь свой участок.
       Как всё это поделить, чтоб не было обиженных.

         С возвращением хуторских ополченцев у Захара была надежда на их помощь, ребятки они организованные, знают, что такое дисциплина, вот из них следовало бы создать комиссию.
            В томительном ожидании проходили дни, среди местного населения чувствовалась нарастающая нервозность, да и как ей не быть,  когда и до этих мест доходили слухи, что Добровольческая армия теснит на восток красных.
            Хотя уже один раз было, что хутор подвергся пушечному обстрелу, и случилось в поместье яростное сражение, после которого остались одни руины от усадьбы, то повторное нападение может разорить сам хутор.
          Две противоположные силы борющиеся друг против друга не на жизнь, а на смерть, не станут вдаваться в мелочи, где и когда вести сражение, где это случиться, там и станут воевать.
          Да и воюющим сторонам без особой разницы, кого обирать, хорошее обеспечение продовольственной базой, уже гарантия на победу.
         Уже ходили слухи среди хуторян, что в скором времени может случиться так, что вновь смениться власть, вон, хуторское зажиточное крестьянство, уже приподняло свои головы.
         В радостном  ожидании освободителей притаились местные богатеи, и что тогда начнётся, только одному богу известно.
         
            А события развивались таким образом, что случилось так, Красные под напором Добровольческой армии всё далее отступали на восток.
        В решительном и упорном бою был занят генералом Улугаем Святой Крест, где располагалась основная база снабжения Таманской армии,  огромные запасы вооружения, продовольствия, а также медикаментов  и всего остального, брошенного в результате вынужденного отступления, достались Добровольческой армии.
         Направленная Врангелем колона Топоркова занимает  с боем село Ново – Григорьевское, тем самым перерезая железнодорожную ветку Святой Крест – Георгиевск, отрезав путь к отходу на юг эшелонов красных.
          Началось массовое отступление красных войск по всем направлениям.
         Приняв командование первым конным корпусом, генерал Покровский с севера – запада Ставропольской губернии начал наступление несколькими колоннами в сторону Моздока, наперерез отступающим большевикам по долине Терека.
         Стремительным броском от села Отказного через степь и зайдя с тыловой стороны, в последней декаде  января была с боем занята станица Государственная.
       Оставляя раненых и больных на милость победителей, Красные казаки станицы Государственной начали отступление, прикрывая тылы уходящих на восток.
       С сожалением наблюдало  беднейшее население переименованного хутора бывших помещиков Мамкиных, как отступали, разделившись на две колонны бойцы революционного отряда, уходя на восток по обеим берегам долины Куры.
         У села Ростовановского ими будет дан бой,  чтоб сдержать наступление отряда Покровского и дать отступающим возможность оторваться от наседавшего противника.
           Ещё гремел бой у села и гибли бойцы с обеих сторон, а  в самой станице новая власть уже устанавливала свои порядки.
          Начались массовые аресты не без участия местных станичников, раненых и больных участников и сочувствующих Советской власти подвергали жесточайшим поркам, выбивая из них таким образом  большевицкий дух.
       В самое короткое время создаётся военно – полевой суд, в состав которого входили и почтенные казаки станицы Государственной.
          И вот до хутора, теперь уже  с бывшим названием, доходят вести, что на церковной площади повешены активисты Советской власти.
         А дальше больше, за Курою в глиняных копях расстреляно двадцать человек принимавших активные действия в становлении Власти трудящихся.
          Вот уже в холодное январское небо над станицей потянулись дымы, это мечом и огнём уничтожали большевицкую заразу, сжигая полностью подворья красных казаков.
          Хуторской народ замер в ожидании, чувствуя, что и их не минует подобная участь.
          А тут снова прилетела пугающая новость, в станице расстреляны две женщины, которых обвинили в укрывательстве, вот только кого или чего не совсем понятно.
           В итоге репрессивных мер в станице  военным  полевым судом были преданы смертной казни 88 жителей станицы Государственной.

            Как и ожидалось, вскоре нагрянули каратели в хутор помещиков Мамкиных.
       К удивлению многих проявились и местные активисты тайного подполья.
        Вот так вышло, что ходишь, здравствуешься и не подозреваешь, что этот улыбчивый человек, затаил злобу на Советскую власть в ожидании удобного случая, чтоб нанести ей смертельный удар в спину.
            Особенно усердствовал перед новой властью Назар Савич, так и крутясь возле прибывших карателей, но как оказалось не он был главным среди заговорщиков.
           А главарём хуторского подполья являлся Семён Мазякин, с виду не примечательный человек, но довольно сообразительного склада ума, на которого ни как нельзя было даже подумать, что он заправлял здесь тайной организацией по свержению власти большевиков.
           У Мазякина был готов список всех тех, кто поддерживал Советскую власть или же ей проявлял сочувствие.
       Начались аресты, и первым из них оказался Захар Лёночкин, председатель хуторской бедноты.
          Ему бы по совету Василия Лугового уйти вместе с отступающими, куда примкнуло большинство бывших хуторских ополченцев, но жалуясь на хворобу, Захар остался в хуторе.
          А далее за Захаром аресты в хуторе пошли по списку, прибывшим карателям из других мест, откуда было знать, где и кто живёт, вот и способствовали арестам не довольные властью большевиков хуторяне, в лице которых особенно выделялся Назар Савич.
         Уж он выплёскивал свою обиду, не стесняясь в выражениях, указывая конкретно, где и кого следует подвергнуть аресту.
        Уже к обеду арестованных хуторян под завывающий плач родных под конвоем конных казаков увели в станицу.
          Так уж вышло, что те, кто был не доволен Советской властью, а тем более недоволен её действиями по отношению к себе и личному имуществу с радостью встречали освободителей, которыми будут восстановлены прежние порядки.
             Нужно отметить, что и Злотазан был очень рад смене власти в надежде возвращения в поместье бывших владельцев, уж если Анна Владимировна лично не пожелает вернуться, то кто – то из ёё сыновей должен продолжить традиции отцов, чтоб сделать ещё цветущей родовое поместье.
           Но вскоре Злотазан разочаруется в этом, когда собственными глазами увидит, как горят хаты и дворы хуторян, приверженцев большевицкой власти.
           Чёрная щербатость сгоревших хуторских подворий на фоне морозной белоснежной зимы не лучший вид.
            Да и какая польза сгонять со своих мест людей, когда и так большой недостаток в рабочей силе.
       Кому тогда восстанавливать усадьбу и распахивать поместные земли, сеять и собирать урожай, когда разбредутся люди не пойми по каким окрестностям.

            Но не будем забегать вперёд, а проследим далее, что же произошло с хуторскими арестантами в станице.
        Здесь согласно военно – полевому суду началось разбирательство каждой личности.
         И вот уже к вечеру на удивление хуторян вернулись обратно в хутор несколько человек, а среди них и хуторской писарь Николай Попов, получивший, как и все остальные,  изрядную порцию плетей.
        Как говорили старые казаки, для науки, чтоб надолго запомнили, что власть дана от бога и не стоит подаваться на чужую агитацию от лукавого.
         А вот Захара и ещё несколько хуторских мужиков будут конвоированы со станичниками в Георгиевск для дальнейшего разбирательства.
       По указу станичного военно – полевого суда уже на второй день в хутор заявились каратели,  которые без всякого сожаления изгоняли из хат женщин и детей, предавая огню места проживания активных поборников Советской власти.
          Первой запылала контора, как рассадник и осиное гнездо распространения большевицкой заразы.
      Затем скудное подворье Захара Лёночкина.
        По настоятельному требованию Назара Савича предали огню и хилую хатку Лёхи Юркова, не простил Назар уже ныне покойному Юркову, за то, что у него трое дружков выпивох, по пьяному делу  вынесли несколько мешков зерна.
            Заодно с Юрковой хатой, сожгли и подворье Федьки Скибы, как революционного матроса предавшего присягу данную царю.
          Особо стоит отметить, с какой злобой Савич заискивающе подначивал сжеч подворье Ищенко, которое также числилось в списке приданию огню, причин этому было несколько, из этого бедняцкого двора  в ряды Красной армии записалось  трое человек, которые предано воевали за новую власть.
           А ещё ходили давние слухи, что старая бабка Фёкла, которой давно бы отправиться на погост, имела дурной глаз, отчего в хуторе случался падёж птицы и скота.
           Вот однажды, когда Назар проезжал мимо их двора на двух здоровенных и откормленных быках, старая Фёкла стоя у своих кривых ворот, возьми да похвали Назаровых быков, которые в скором времени и издохли.
           Большой ущерб тогда понёс Савич, вот и затаил обиду на Фёклу, да всё не подворачивалось случая, чтоб с ней расквитаться за своих быков.
           И так было угодно судьбе, что такой случай подвернулся, вот уж где Савич показал всю свою подлую натуру, сам лично  руководил действиям, при этом проявляя невероятное усердие, обкладывая хату соломой.
           Во всей этой суете с криками и слёзной мольбой, как – то позабыли про старую бабку Фёклу, которая к этому времени уже не слезала с печки.
           Хата у Ищенко была самого примитивного строения из параллельных плетней по ширине вкопанных столбов, куда закладывалось всё, что могло служить утеплителем, а затем с двух сторон обмазывались глиной, крыша, крытая из местного болотного тростника, также как и чердачное перекрытие с толстым слоем болотной растительности.
         Подожженная хата с четырёх сторон вспыхнула, что подожженный стог сена, выдавая в морозное небо клубы сизого дыма.
             Когда снаружи хата полыхала жарким огнём, а внутри наполнилась дымом, что и не увидеть пальцев на вытянутой руке, неожиданно из облака дыма у окна появилась старуха Фёкла, которая к удивлению наблюдавших это зрелище ни разу не закашлялась, а утробным голосом произнесла, грозя пальцем:
-И вам в скорости ироды гореть.
-Сроку будет отпущено до следующей весны.
           После сказанного старуха удалилась, кто – то из хуторских выкрикнул:
-Надо спасать старуху пока живьём не сгорела.
         Кто – то более рассудительный ответил:
- Куда уже спасать, в таком жару уже кончилась старуха.
          Назар Савич, презрительно сплюнул в сторону и растерев ногою, грозно высказался:
-Пусть горит эта ведьма.
-Ей только в пользу пойдет.
-Пусть её душа очистится огнём, а тело что, сгорит всего – то.
       Одна из хуторских пожилых женщин, соседка Ищенко через двор Олениных, бабка Агафья, пришедшая посмотреть на пожарище, было высказала Савичу:
-Ну нельзя, же Назар, быть таким бессердечным.
- К людям надо жалость иметь.
-Так уж самим богом заведено.
          Савич побагровел всем лицом, что рак брошенный в кипяток, вылупил свои бычьи глаза на бабку Агафью и почти с криком, стал ей высказывать:
-Пожалеть?!
- Кого пожалеть?!
- А меня кто пожалел, когда из моего двора вывозили возами зерно и сено, да уводили скотину?!
- Разве у меня на то спрашивали разрешения?!
- Разве кто – то пожалел меня?!
                Задыхаясь, как цепной пёс, которому ошейник впился в горло, уже переходя на хриплый крик, Савич продолжал выкрикивать:
-Да радовались, что Назара обобрали до ниточки!
-А они, эти наглые  большевицкие  рожи, только улыбались да посмеивались!
-Ведь ни кто из них не удосужился спросить, сколько и каким это образом всё нажито хозяйство!
-А нажито оно вот этим самым горбом,
                и Савич демонстративно похлопал себя сзади по толстой лоснящейся шей, что у того хуторского бугая.
-А ты меня старая ещё пытаешься совестить при всём народе, хотя у самих этой совести с гулькин нос.
 -Сама знаешь, что долг платежом красен, вот и пришло моё время со всеми расплатиться.
            В четверть часа сгорела хата Ищенко, обрушившись сгоревшей крышей внутрь, а там уже и до Луговых добрались, командиру отряда хуторских ополченцев и его семейству ни какой жалости, всех родных на улицу, а хату предать огню.
             И заполыхала очередная хата в хуторе, переименованном обратно в старое название помещиков Мамкиных.
           Новая власть устанавливала свои порядки, огнём и мечом изгоняя большевицкий дух.

                17 – 18 ноябрь 2021г.