Дети война часть2 глава3

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
                1
Поместили весь наш факультет на пятый этаж административного здания возле стройки; здание с первого по пятый этаж пустое, только мы. Гулкое эхо на лестницах, лампочки горят через два этажа, - жутковато после нашей всегда шумной общаги. Никаких вахтеров, как мы привыкли, - гуляй хоть всю ночь, лишь бы утром вышли на стройку работать. Много ли от нас было пользы, - не знаю. Девчата все хрупкие, нежные, весь год тяжелее ручки ничего не держали.
Недалеко была столовая, готовили повара неплохо и кормили два раз (утром и в обед) даром. До транспорта было далеко, начались дожди, и мы никуда со стройки не вылезали. Но скучать пришлось не долго; вдруг на нашем этаже как десант высалился – двадцать молодых парней в военной форме демобилизованных солдат. По чьему-то распоряжению в нашу женскую колонию направили исключительно только что зачисленных, абитуриентов юридического института.
Они мало походили на рыцарей, да и «белых коней» у них не наблюдалось, но нам стало сразу теплее и безопасней, под защитой прежних солдат и будущих юристов.
Бывает, что вовремя опущенная теплая ладонь на одиноко лежащую на перилах руку запоминается больше, чем чей-то весьма горячий поцелуй. Наверно так и произошло в нашу первую встречу с моим рыцарем. Совру, если скажу, что я сразу почувствовала, что это ОН, - пришла моя судьба, что я больше никогда не буду одна, что теперь не надо бояться жизни.
В общей массе, пробегающих по коридору парней, – (я дежурила вахтёром у входа, сидела за столом и читала журнал «Юность»), этот солдат ничем не отличался. Ростом – не выше меня, красотой не поражал; но то, как он смело подсел ко мне за стол, как заговорил, (хотя видел, - я читаю увлеченно и разговаривать не собираюсь) был определенный натиск и уверенность.
Накануне мне приснился яркий сон: я маленькая мчусь под горку на своем трехколесном велосипеде и чувствую, что сейчас разобьюсь. Но вдруг передо мной появляется человек, берется за руль и говорит:
- Не трусь, ты хорошая и я буду с тобой!
Я проснулась, но сон долго помнила по ощущению чей-то заботы, когда в реальности у меня ее не было.
Любому рыцарю, чтобы ценить добычу, надо ее добиваться, и я ему полностью предоставила эту возможность. Не сразу растопилось сердце к моему избраннику, сначала я делала вид, что его не замечаю в столовой, не выходила по вечерам в просторный коридор на импровизированные танцы. А он ходил, смотрел, боясь подойти.
Однажды наши рабочие бригады на стройке оказались рядом. Накануне был сильный дождь, и образовалась грязь непролазная. У меня в глине застряли сапоги, и я в мокрых носках выбралась на сухое место, села на какие-то доски и не знала, что дальше делать.
Один парень из бригады юристов принес чистые солдатские портянки и собрался их мне на голые замершие ножки навернуть, так как я сама портянки никогда не наворачивала и не знала, что с ними делать. Но мой Славик вежливо так его отодвинул, что-то ему тихонечко сказал и стал мне сам наворачивать эти счастливые портянки. Счастливые, потому что обоим запомнились, как момент нашего настоящего сближения, о котором помнят всю жизнь.
После уже Слава заходил к нам в комнату, очаровал обхождением всех девчонок, хотя сначала смотрели на меня скептически:
- Ну не красавец, что ты в нем нашла?
А мы по вечерам гуляли по Уралмашу, он качал меня на качелях во дворах, одежды у него другой не было, кроме солдатской формы,  но он всегда выглядел очень аккуратным.
Так незаметно пролетела неделя нашего знакомства. Тут в Свердловск должен был приехать какой-то модный зарубежный ансамбль. В Свердловск в то время редко приезжали подобные гастролёры. Сходить послушать хотелось очень, но «билеты кусались».
Вдруг приходит мой Славик в отглаженном новом с иголочки коричневом костюме и приглашает на концерт. Оказывается, его мама прислала ему деньги и посылку с новым костюмом. Так мы с ним пошли нарядные на концерт. Я, как раз, продала в комиссионке свои новые туфли-лодочки на каблуках и купила туфли на низком каблучке, чтобы не быть выше Славика (он даже не заметил, чем я пожертвовала). Ему было все равно – выше он или ниже.
Такой уж он был в себе уверен во всем. Редкое качество, только со временем я его оценила, качество, конечно. Славика я оценила гораздо раньше, после двух недель знакомства у нас, так скажем, произошла помолвка, мы признались во взаимном притяжении и решили, что обязательно поженимся, а пока для нас главное будет учеба и проверка наших чувств.
Воспитывала Славика одна мама – учительница младших классов и воспитала настоящего мужчину: - благородный, преданный, принципиальный. Такими же были его друзья детства – Николай Удяков и Фёдор Ильин. Вместе они провели деревенское детство в солнечной Чувашии; бегали в лес, перечитали всю местную библиотеку и сохранили дружбу между собой на всю жизнь.
После отработки студенты разъехались по домам, но быстро возвратились на занятия. Нам со Славой трудно было даже день не встречаться. Общежития располагались далеко друг от друга. Славику приходилось много заниматься; юридические науки требуют отличной памяти. Но все равно встречались чуть ли не каждый день, и не могли расстаться до поздней ночи.
Туристический клуб в УПИ был заброшен – в юридическом институте тоже были туристы, и я перешла к ним. Меня потерял Гена Лавров и однажды, встретил возле общежития. Я была со Славой. Гена был выше и солидней Славы, они оба отошли в сторону, поговорили, и Гена молча ушел не прощаясь.
Я начала ходить в походы с группой юристов. Интересный у них был состав туристов: были первокурсники, были выпускники и  аспиранты и даже без пяти минут академик – профессор Сергей Сергеевич Алексеев (главный идеолог демократии Ельцина).
В походах у костра все сидели, не различая рангов, шутили, пели песни, пили походный чай из лесных трав. Иногда юристы спорили о политике, но все несерьезно. В той группе меня начали называть Ёлкой, -  производное от Элеоноры.
Можно подумать, что наша дружба шла без ссор. Но не все было так гладко, были и у меня капризы.
В конце ноября нас перевели в другое общежитии во Втузгородок; как то мы со Славой торопились к трамвайной остановке, чтобы ехать на концерт знаменитого чтеца стихов Андрея Гончарова в филармонию, Слава нёс под мышкой мои туфли; и я вдруг вспомнила, что оставила в общежитии билеты.
- Вернись за билетами, - запаниковала я.
- Нет, лучше не пойдем вообще.
- Нет, пойдём! - настаиваю я.
- Всё равно опоздаем, не побегу за билетами.
- Нет, побежишь! – и  Слава мой психанул, зашвырнул туфли далеко в сугроб и пошел прочь, я за ним. Еле уговорила вернуться за билетами. На концерт мы, все таки, попали, хоть и опоздали, но «концерт» устроенный моим кавалером, я запомнила.
Но опасней всего для моего благополучия был случай в одном из походов. За мной поухаживал старшекурсник, я пококетничала, а Слава устроил мне небольшой скандал ревности. Я тоже возмутилась:
- Что и поулыбаться уже нельзя никому?
- Ну и улыбайся, - как то так сказал.
- Ну и пошел подальше, - это уж я психанула.
Он и ушел, может быть даже, хлопнув дверью.
На другой день я опомнилась и давай ему записки передавать: «Вернись, я всё прощу».
А он серьёзно решил меня бросить, раз я такая вздорная, неуправляемая. Собрался переводиться в другой город. А тут ему передали записку, и он растаял: значит, я могу быть белой и пушистой. А я поняла, что просто не могу без него жить.
                2
Но на этом мои приключения по поводу Славиной ревности не закончились. В очередном из походов мне начал уделять внимание студент-юрист Толик Портнов. На привалах садился рядом, всячески угождал, несмотря на недовольство моего Славика. В походе как бы все равны, рядом садился Сергей Сергеевич Алексеев, а с его авторитетом все невольно считались (преподаватель, ему сдавать экзамен), Славе приходилось подвинуться. Сергей Сергеевич явно старался, чтобы мне понравился Толик Портнов, да и как он может не понравиться – белокурый голубоглазый, совсем как Сергей Сергеевич в молодости, хотя ему тогда было всего-то сорок два года, и весь женский коллектив студентов был к нему не равнодушен.
Сергей Сергеевич преподавал теорию государства и права; Слава подсаживался к нему с другой стороны, и у них начиналась дискуссия на тему государственной демократии. Кто бы мог подумать, что состоявшийся академик Сергей Сергеевич Алексеев воодушевит Ельцина внедрить теорию демократии в нашу жизнь.
Я тоже иногда разговаривала с Сергеем Сергеевичем как член туристической группы, не боявшийся снижения оценок, высказывала свои мысли. Обычно мы размышляли на тему умственных способностей мужчин и женщин. У Сергея Сергеевича были две дочки, и не было сына, поэтому, наверное, так благосклонно он относился к Толику Портнову.
Общаясь с юристами, я многое у них нахваталась премудрости, особенно мне нравилось заучивать поговорки на латыни: «Пока живу – надеюсь»; или «Человек человеку волк». Однажды я перепутала поговорки; меня она знакомая попросила научить ее поговорке на латыни, чтобы блеснуть перед своим ухажёром-медиком. Я ее вместо одной поговорки научила другой. Она долго на меня потом дулась, думала, что я нарочно, а я честно забыла.
Раз в поход я взяла с собой Шурочку Сивинцеву, она тоже подружилась с Сергеем Сергеевичем, читала ему свои стихи, высказывала свои мысли по поводу умственных способностей женщин, привлекала его внимание своей оригинальностью.
Спустя два года я встретила в трамвае Сергея Сергеевича, поздоровались, разговорились. Он вспомнил о моей подруге, спросил:
- Как поживает Шурочка, подруга твоя, замуж еще не вышла?
- Нет, - отвечаю.
- А что так?
- Она не хочет терять свою оригинальность.
- А ты, почему вышла так рано?
Мы тогда как раз со Славой поженились.
-Ты не боишься потерять свою оригинальность?
- Я никогда не потеряю свою оригинальность, - ответила я.
                3
Среди моих подруг начались осенние свадьбы – первыми поженились Наташа с Амиром, но жить продолжали пока в разных комнатах, в общежитии проживание семейных пар не предусматривалось.
Незаметно заканчивался 1962 год, общежитие готовилось встречать Новый год в столовой на цокольном этаже, желающие записывались у коменданта. Мне пришло письмо от знакомого по школе, - от Валерки Городилова. Ему сказали мой адрес, так как он служил как раз в Свердловске, а на Новый год в увольнение не к кому было идти. Он спрашивал, можно ли ему прийти к нам в общежитие встречать Новый год. Я спросила у Славы:
- Можно Валерке прийти встречать Новый год в общежитие? - мы в школе тоже вместе встречали еще в девятом классе. Валерка тогда учился в десятом, и встречали мы дома у Нади Муковоз.
-Пусть приходит,- почти равнодушно ответил Слава, но, наверное, все же заревновал.
Праздник прошел весело; я танцевала, Слава о чем-то разговаривал с Валерой. После Слава понял, что школьный друг не является его соперником.
Но это все были мелкие испытания по сравнению с тем, что ждало нас впереди.
На зимние каникулы мы с группой юристов отправились в многодневный лыжный поход с ночевками в деревнях, в основном в школах, а одна ночёвка проходила в лесу. Слава должен был поехать на каникулы домой, так как с самой демобилизации дома не был. Он изучил наш предполагаемый лыжный маршрут и обещал нас догнать, как побывает недолго дома.
У нас с собой  были спальные мешки, на ботинки одевались холщёвые чуни, завязанные верёвкой, чтобы в ботинки не попадал снег. Ночевка в лесу намечалась на второй день похода. Погода по прогнозу обещала быть хорошей. Развели костер, подготовили лежанку, настелили лапник, поужинали и заснули. А утром ударил мороз. Мы спали и изрядно промерзли, согрелись у костра и направились дальше по маршруту.
Слава нас догнал вечером на стоянке в деревне. Он тоже весь день шел за нами по морозу на лыжах и тоже промерз. Как он позже вспоминал, встретили его стаканом водки и стаканом замороженного томатного сока. Запомнил на всю жизнь, а не встречу на стоянке с невестой. Мне даже не было обидно, что помнил именно такую встречу. Все равно он ко мне спешил.
Такое вот наше обручение было в мороз, в промокших чунях, с выпитым стаканом водки. Когда вернулись в Свердловск, начались каникулы у меня, - снова разъехались на неделю, но уже скучали отчаянно, хотели быть рядом.
Вернувшись к учебе, я продолжала выдумывать себе приключения. В нашей группе училась студентка Лида Пакулева, та еще «зажигалочка», всё что-то придумывала. Она первая из группы съездила на целину.
 Одна наша однокурсница Вера Жиляева занималась в секции парашютного спорта, вот Лида мне и говорит:
- Пойдем тоже в секцию, прыгнем хоть раз с парашюта.
А я помню, как Слава рассказывал про свои прыжки в десанте, а дай, думаю, и я прыгну, сделаю ему сюрприз. Сюрприз, конечно, получился, но не такой, как я ожидала.
Пошли мы с Лидой в секцию, прошли теоритический курс подготовки.
Для прыжков нужна была медицинская справка. Пошли в поликлинику при УПИ, прошли по кабинетам, сделали флюорографию, и тут меня ждал неприятный сюрприз, - у меня обнаружили туберкулёму. Вот такая коварная штука незаметно подобралась ко мне. Меня положили на операцию, но позволили сдать очередную сессию, перейти на следующий курс, съездить к родным, а потом лечь в клинику. И мне тогда исполнилось всего двадцать лет.       
                4
Слава твердо решил, что после моей операции мы поженимся. Мне хотелось сначала познакомиться с его мамой Екатериной Степановной Рукавишниковой, опасалась, как она меня примет. Все же он у нее единственный сын. Поехала я со Славой в Чувашию, встретилась с будущей свекровью и сразу прониклась к ней доверием.
Не знаю, с каких позиций она меня одобрила. Наверное, подумала:
- Красивая, берём, - больше ничего она обо мне не знала. А красотой в Чувашии не удивить. Недаром мисс России в 1996 году была из Чебоксар Александра Петрова, с известной трагической судьбой.
Повезла я Славу на смотрины в Чёрмоз, как же без одобрения родных. Бабушка моя всю дорогу на пути с пристани на Славу поглядывала, разговаривая со мной. После, уже сидя за чаем за общим столом рассказывал Слава о себе, о своей маме, чтобы мои близкие имели представление в какую семью я попаду. После наедине бабушка одобрила мой выбор, а мама сказала:
- Не Аполлон, - конечно, где уж Славе сравнится с Толей Кулаковым, которого мама обожала за красоту.
Я напомнила бабке, что она видит Славу не в первый раз. В Свердловске, когда мы со Славой только познакомились, он увязался со мной на вокзал, когда там делали пересадку бабушка с сестрой Верой, чтобы ехать к ее родителям в Новотроицк. Встреча была кратковременна, и Славе я тогда я не придавала значения.
В Чёрмозе мы пробыли не долго, но Славику там понравилось, особенно рыбалка на Камском море. На рыбалку его возил муж тети Вили, заядлый рыбак и мастер эту рыбу солить,  намного вкусней покупной сушеной воблы. Но наш Чёрмоз славился еще и грибами, в сезон лодками привозили с другого берега Камы. Охотой из родни не увлекался никто, но был случай, когда мой двоюродный брат Витя поймал глухаря, упавшего прямо на него возле вечернего костра. Случилось это во время осеннего сбора грибов, когда грибники, задержавшись, решили ночевать на том берегу водохранилища. 
Про предстоящую операцию я дома ничего не сказала, и они даже не подумали, что мы так скоро поженимся.
Вернувшись в Свердловск я легла в клинику, начала готовиться к операции. Мои подружки студентки все разъехались на каникулы, но я не чувствовала одиночество, ко мне Слава приходил каждый день. Вместе со мной в клинике лежал студент однокурсник Славы Володя Соколов, он ходил с нами в походы.
Операцию мне и Володе назначили в один день. Накануне вечером мы сидели втроём в саду при клинике, как-то старались развлечься, чтобы не думать о предстоящем испытании. Я еще как-то шутила:
- Вот завтра полежим с тобой, Володя, в одной реанимационной палате за ширмочкой.
На душе не было тревожно, как-то верила, что всё будет хорошо, и я выйду из клиники здоровой. Володя был явно подавлен, хотя виду не показывал нам, - стеснялся. Я никогда не верила в разные предчувствия и предугадывания; - что впереди, то нам не ведомо.
Наутро Слава был уже в клинике, первого повезли на операцию Володю Соколова. Все проходило как обычно, по коридору проходил медперсонал, больные завтракали, пили лекарство, ходили на процедуры. Слава в вестибюле сидел, ждал, курил, может и тревожился, но надеялся, что скоро все закончится хорошо.
И вдруг весь медперсонал тревожно забегал по коридору; никто ничего не говорит, но чувствуется, - что-то случилось. Славик весь напрягся, любимая в предоперационной палате, а может уже на столе хирурга? Что с ней? Пытается перехватить бежавшую по коридору сестричку:
- Что случилось? Там у меня невеста на операции, что с ней?
- Это не она, - только и успела прокричать медсестра.
Слегка отдышавшись, сел мой Слава на скамейку и выкурил еще одну, наверно двадцатую, сигарету.
Да, это была не я, первым в операционную повезли Володю, больше я его не видела живым, он умер на столе хирурга, - при операции хирург перерезал аорту. Такое, оказывается, случается.
Следующей в операционную ввезли меня, я еще глядела по сторонам, - Володя лежал на животе у стены на железной каталке, ничем не укрытый. Я еще подумала, что же его в палату не увезли, расскажу, как его голым видела.
Накануне операции пациент беседует с хирургом, не всегда с тем, который назначен оперировать, - рассказывает весь предстоящий процесс операции и спрашивает в последний раз согласие.
Так же было и со мной, врач рассказал, что и где мне будут отрезать, я попросила только, чтобы не испортили мне фигуру, разрез сделали спереди под грудью, а то я видела, какие последствия происходят с женщинами, у которых во время операции со спины перекусываются рёбра. Хирург сказал, что меня оперировать будет профессор, - (фамилию не помню), и он сделает все как надо для молодой невесты. Слава с врачами общался, так как других родственников рядом не было. Этот самый хирург, такой симпатичный, такой убедительный еврей полоснул скальпелем Володю не туда, и такой красивый, такой умный будущий юрист погиб.
После мне рассказывали, как его хоронили всей больницей, как медсестры рыдали, из родных приехала только мама. У меня на память осталась его фотография. Но все это я узнала много позже, на все вопросы о Володе Слава отвечал, что он в другой палате. Славу пустили ко мне почти сразу, как я вышла из наркоза.
                5
Через две недели после операции, когда мне разрешили выйти за пределы клиники, мы со Славиком поехали на трамвае подавать заявление в ЗАГС. Дворцов бракосочетания тогда еще не настроили, а заявления принимали там же, где выдавали свидетельства о рождении и смерти, - все за одним столом. Подали мы заявление и нам назначить день регистрации ровно через две недели.
Конечно, ни о какой фате и белом платье не могло быть и речи, но главное, нужны были два свидетеля, а на лето все мои и Славины студенты разъехались. Позвал жених малознакомых из своего общежития парня и девушку, после регистрации пришлось их в Славиной общежитской комнате угощать свадебным тортом и шампанским, и никакого марша Мендельсона. Так до утра я осталась у Славика законной женой, - беспомощная, уставшая, обессиленная волнением и постоянной болью в груди. Наутро снова вернулась в клинику долечиваться.
Может это и правильно, когда судьба сводит не в пышном убранстве дворца и шума родственников, а в час морального и физического напряжения. Время подтвердило, не в праздниках рожденная наша семья оказалась счастливой.
Много лет спустя мы со Славой даже обвенчались по православному обычаю. До этого, правда, я крестилась в Чёрмозе, уже справившей пятидесятилетний юбилей, и только потому, что бывшем клубе снова открылся храм. Крестил меня весьма уважаемый в Чёрмозе отец Александр, нарекли меня новым православным именем, имя Элеонора в святках не значилось.
Заканчивается срок жизни поколения детей войны, как ушли почти все ветераны той Великой войны, стирается память о той жизни. Для того, чтобы будущее поколение почувствовало как мы жили, как нас учили, как лечили в победившем врага государстве, как заботились, и, может, позавидует нашей беспечности, открытости.