Афган всё спишет глава из повести. продолжение

   Ещё тогда, когда Семин сел в самолёт, он стал соображать, как же ему найти груз, даже с подсказкой Леща. Это было достаточно трудно. Груз ведь просто исчез. Растворился! О нем не знал никто и ничего. Ни поставщики, которых он знал лично и ,уезжая на встречу к Лещу, обстоятельно расспросил. Ни те, кто мог, так или иначе, хоть где-то «прикоснуться» к этой информации. Оставалось, по прилёте в Кабул, искать всех тех людей, кто принимал по рации информацию о его переговорах с Костиным. Куда потом вся эта информация делась и нет ли в этой цепочке слабого звена, которое «проболталось», может быть и случайно. И важно узнать КОМУ, проболталось?
     Летев сейчас в самолете, он раскладывал в голове пасьянс, размышляя таким образом, как бы он, Семин, поступил в таком случае, на месте Костина. Выкидывать его из роли курьера, Костину не выгодно. Такого, как он, поди поищи. Всё знает! Все ходы и выходы ему известны, вопросов глупых не задаёт и вообще, за всё время его, Семина, работы не было ни одной осечки. За исключением конечно последней, но и она, если быть откровенным и объективным, случилась не по его вине! Хотя тем, кто его нанял, это вовсе не интересно. Им плевать, что сбили вертушку! Что он в ней тоже летел! Что они вообще могли ВЕСЬ груз потерять! Что при всех этих неудачных раскладах, он, Миша Семин, сохранил груз и убрал свидетеля, который мог проболтаться! Им на это на всё, плевать! Важен конечный результат! Но всё это только в том случае, если эта партия не последняя! Вот о чем он не подумал! А если генерал собрался «завязать» и соскочить с темы? Тогда ЭТО, совершенно спокойно, можно провернуть и без курьера, совершенно не заботясь о его судьбе! Кидая Семина, генерал  автоматически получал и его долю и, обвиняя его, в недоставлении груза в Кабул, отмывался и перед Мирзо, и перед всеми остальными, теми, кто там над Мирзо выше. В этом случае, нужно только грамотно организовать гибель капитана. И тогда «дело в шляпе», как часто говАривает его отец. Ладно, это в том случае, если вдруг генерал соскакивает! Но, когда он прилетел в штаб Армии и рассказал Костину, как было дело, Миша что-то не заметил у него на лице ничего, кроме испуга и страха, за свою генеральскую «дубленку». Не очень уж был хороший артист, этот генерал Костин. Такое трудно скрыть, если ты всё так красиво сделал! Он, вместе с Семиным, точно так же переживал и строил догадки. Нет, генерал в этом случае, не пытался сыграть скорбь и утрату, он на самом деле был напуган!  Значит, с перевесом в два-три балла запишем себе, что Костин на нашей стороне и не пытается меня кинуть. Хотя это тоже подлежит обязательной проверке. Надо позвонить домой и узнать, не приезжал ли к моим, кто-то в эти дни, не звонил ли? Потому, как если генерал все-таки задумает меня кинуть, он, по идее, должен «зачистить» и моих родных и близких. Хотя, для того, чтобы подослать киллера и сбросить жену с балкона, или выстрелить ей в голову, где-нибудь в темном переулке, совсем не обязательно приходить или звонить, а тем более предупреждать и при этом светиться… Но, на всякий случай, надо позвонить, как прилечу. Чем, черт не шутит? Не надо расслабляться!
    Теперь, что касается поставщиков дури, которые фактически напрямую были завязаны на него, лично на Семина. Ну, вот тем-то, уж точно, не имело смысла его кидать и разрывать с ним отношения! Они-то, наоборот в нём заинтересованы, как в воздухе. Именно через него, налажен хороший, а главное безопасный и надежный транзит дури в Союз, а дальше в Европу, через Леща.(ну по крайней мере, они так думают). А значит и кидать его, а тем более рисковать, вот так подставляясь, прилетать на аэродром, ночью в момент посадки аварийного вертолета, точно не будут!  Значит, надо искать среди своих. Что там Лещ на прощание мне сказал, что укажет путь. Значит, знает сука, что это дело для меня ключевое! Ведь если меня возьмут в оборот, он первый заинтересован в моей смерти! Вот кому надо заглянуть в глаза! Вот кто мог всю эту подставу слепить! Он ведь и сотрудничать-то стал, через Мотю. Хотя у того на него целый воз компромата. Что-то я совсем запутался! Так недалеко и до паранойи. Все вокруг меня хотят убить! Вот это да! Договорился! Вспомним, как нас учили в «консерватории»? Нужно искать, кому это выгодно! Правильно! Но во всех вариантах, это не выгодно никому! Лещу, я всё наговорил и уже не опасен для него, Костин, тоже вроде не похоже, чтобы соскочить хотел-деньги любит. Мирзо? Ну, этому-то зачем. Зачем ломать хорошо налаженный канал? Он обо мне наверняка, только положительные отзывы слышал. «Духи» поставщики, эти чуть ли не братьями станут, лишь бы канал не потерять. Ну, тогда, кто? Остаются…Чекисты? Так, стоп! Этих я что-то упустил. А размышлять-то следовало отталкиваясь от них, а не от тех, с кем я работаю! Это ведь чекисты по этой теме всегда работали. Так. Давай подумаем. У них вдруг откуда-то взялась информация о грузе. Может это быть? Может, но откуда? Я напрямую забираю груз и тащу его в Союз. Ну не я же им сам себя сдал? Вот уж, какая дурь лезет в башку. Зарапортовался я что-то. Надо отдохнуть. А-то совсем от этой работенки, с ума съеду. Продолжим. «Протекло?» У них поднялась холка и почуяли, что вышли на канал. Но тогда меня надо было брать в Кабуле, при передаче товара от «духов»! Хотя нет, эти так быстро не работают. Это менты, хватают на первом попавшемся эпизоде и, поймав на «горячем», тащат к себе в застенки и выбивают всё, что им надо. У  «служителей поляка», совершенно другие методы. Они даже дают тебе поработать, увязнуть, почувствовать свою безнаказанность, пока это ИМ нужно. Но за это время, выявят все твои связи, все твои концы и уже потом, когда всё про всех известно, накрывают всех разом! Тёпленькими берут, прямо тихо так и за жабры, что и не пискнешь! В этом и смертельная опасность этой публики. И ещё, если с ментами можно договориться, туда в их банду, попадает всякий сброд, то с чекистами, хрен такое выйдет. Но тогда, как же в их племя, попал Лещ? Я сам себе противоречу! То они честные и правдивые, умные и стратеги, а то попадаются такие, как Лещинский? Ладно, будем исходить из того, что Лещ простой изгой, урод и его брать в расчет не надо. Итак. Если это всё «замуты» чекистов, то в Кабуле они должны взять меня под плотное наблюдение-«под колпак» и вести меня везде, как я буду искать груз. Это точно! Если это так, то надо удвоить внимание! Как в народе говорят- «ходи и оглядывайся!» Да, но как же мне тогда, как искать груз? Рано или поздно, но придется, где-то вылезти и встречаться с людьми выясняя это. Ладно, с этим разберемся.
   Он откинулся на подголовник кресла и старался задремать. Хотя креслом это вряд ли можно было назвать. Это было сиденье, а то место , куда он откинулся, был покрытый искусственной кожей подголовник. Такие для чего-то иногда прикрепляли на транспортные самолеты при перевозке раненых. Сейчас борт был заполнен в основном отпускниками и новичками. Люди летели из дома. Отдохнувшие, и что очень странно, даже весёлые. «Даже не подумаешь со стороны, что на войну летят. Как в санаторий.» В самом углу, компания из трех прапоров и лейтенанта играли в карты и каждый раз, те кто проигрывали, кукарекали на весь самолёт. Потом они доставали откуда-то из недр своих сумок «поллитру», разливали по бумажным стаканчикам. Пили чуть-чуть(ну по стаканчику), крякали, доставали огурчик, сальце и продолжали рубиться, убивая время. Семин видел прекрасно, что все, кто летят этим рейсом, не большие любители войны, что большинство из всех этих ребят, уже приняли по «соточке» и от этого нервы отпустились, стали более мягкими. Матом почти никто не ругался. Если только в сердцах и то, с извинениями. Рядом с ним сидел солдат в шапке ушанке, который обхватив ноги руками, уткнулся головой в сложенные коленки и тихонечко, что-то то ли говорил, то ли пел. Понять было трудно, гудевшие на всю силу турбины, не давали ничего толком расслышать. Самолет наконец-то набрал нужную высоту и тут вдруг под потолком, заорал ревун и стала моргать красная лампочка. Все сидевшие в хвосте на рампе бойцы, офицеры, прапорщики, сломя головы начали отбегать от места соединения аппарелей между собой. Красная лампочка мигала совсем недолго, затем загорелась зеленая лампочка и чуть погорев, погасла. Во время этой суматохи рядом с Семиным оказалось несколько человек, которые отбежали со своих мест, вглубь самолета, когда стал реветь звонок и мигать красная лампа. Все они сейчас в недоумении переглядывались и спрашивали, друг друга, «что это было»? По этим переглядкам и вопросам, можно было понять, что все они летят в Афган впервые. Основная же масса людей сидела спокойно и неподвижно на своих местах. Семин поднял голову и сквозь гул турбин, крикнул ближайшему к нему прапорщику, что так летуны обозначают для всех пассажиров, что пересекли госграницу. Он им со смехом крикнул, чтобы смело возвращались назад, на свои места- десантирование откладывается! Эта новость, мигом разнеслась по самолету и народ, так быстро только что убегавший от рампы, стал несмело возвращаться назад, по своим местам. Семин оглядел оставшихся, сидящих пассажиров, которые , было видно, что потешались над новичками. Большинство улыбалось, вспоминая себя в этой роли, год –полтора назад.
   «Как же я лоханулся, то? А? Лещ меня здорово подловил, с пропажей груза. Вот сука, даже диктофончик притащил. Ну, как же я лоханулся! Что теперь делать?». Самолет, мерно урча турбинами, пролетал уже над горными вершинами Гиндукуша. Семин лениво посмотрел на заснеженные верхушки гор, в маленький иллюминатор, бокового аварийного выхода, рядом с которым он сидел и набрасывал в голове план действий, чем он будет заниматься в Кабуле. «Сначала к Костину. Согласуем, чтобы дал мне командировочное и машину. Чтобы дал денег на «подмазывание». Затем у него же, узнать состав всех спасшихся с той вертушки, узнать про экипаж.» Работы было немного, но она была настолько «душная», для него и такая опасная. То ли дело перевозка товара… Но он тут же себя и осадил. Об этом, даже думать не хотелось. Переживать всё, что с ним было совсем недавно, очень не хотелось. Всё время из памяти вылезал горящий вертолёт. Падение и совершенно чудеснейшее спасение! Но повторения этого не хотелось совсем. Жить от этого захотелость по-настоящему, а не выполняя чьё-то очередное задание.
    Прошло каких-нибудь минут пятьдесят и самолет стал потихонечку снижаться, подходя по большому кругу к видневшемуся вдали городу. Вот уже стала видна взлётка, но «горбатый»(так в народе звали военно-транспортный Ил-76) сильно не снижался и спускался по очень-очень маленькому кольцу, прямо над городом, как будто орёл, который высматривает с высоты добычу, чтобы потом внезапно ее настигнуть! Самолет всё кружился, плавно снижаясь, но потом вдруг накренил нос к земле и стал резко опускаться вниз. Причем угол крена был настолько большой, что в ушах стало резко свистеть и резать от такой скорости снижения. Салон самолета был, не герметичным и давление в нём падало естественным образом, как и за бортом, вызывая у пассажиров боль и звук набора давления. С падением высоты, в хвостовой части машины стали отстреливаться тепловые ракетницы-ловушки, которые были нужны, чтобы вызвать на себя огонь душманских наземных пусковых установок, которые работали на тепло турбин. Со стороны, могло даже показаться, что самолет неуправляемо падает, но это было весьма обманчивое впечатление. Самолёт управлялся. Причем управлялся мастерски! И угол такого приземления был выбран не случайно. Ведь если бы он заходил на посадку по-граждански, плавно снижаясь над аэродромом, был бы лакомой добычей «духов», которые за каждый сбитый самолет «шурави»,  получали очень солидное денежное вознаграждение. И не случайно был выработан такой тип посадки! Дело в том, что вокруг аэропорта стояло боевое охранение из наших военных, которые не допускали на земле в это кольцо, никого постороннего, особенно во время посадки. То есть даже если с земли был бы выпущена ракета с целью подбить садящийся самолет, то она, по-просту, не долетела бы до него и самоликвидировалась. Поэтому-то и спуск, такой крутой и страшный(особенно в первый раз), выглядит очень жутко. Падение-спуск прекратилось так же резко, как и началось. Самолёт снизился почти до ста метров и не давая никаких дополнительных кругов, сразу же по глиссаде зашел на посадку. Приземлившись, тут же включились реверсы и огромная, многотонная машина, стала тормозить, как вагон метро, перед станцией. Все сидевшие в хвосте самолета и вдавившие от страха голову в плечи, поняли, что они на земле и можно даже расслабиться и улыбнуться, стали переговариваться и даже смеяться, обмениваясь восторженными впечатлениями от управляемого падения и последующей быстрой посадки. Большинство же «стариков», совершенно бесстрастно, восприняли посадку и стали потихонечку собираться на выход, пока многотонная крылатая птица рулила по бетонке аэродрома. По салону стали раздаваться голоса. Какие-то команды, называться фамилии. Тут открылась дверь гермокабины и из неё вышел старый, то ли летчик, то ли бортач и зычным голосом крикнул, чтобы все находились на месте, «сейчас, после остановки, на борт зайдут пограничники и таможня, а посему всем приготовить документы для проверки. Только потом, после прохождения таможни, всем можно выходить.»
   Семин встал, потянулся и снова сел на свое место. Эту процедуру за прошедший месяц, он проходил уже в который раз. Наконец, самолёт остановился, скрипнув тормозами и только что ревущие турбины, стали по очереди выключаться и останавливаться, давая всем возможность, свободно говорить и общаться. Бортач подошел к хвосту самолета и, найдя там приборы управления, стал манипулировать с открытием рампы для входа погранцов и таможни.  Как только створки рампы открылись и пол ушел вниз на бетон взлетки, тотчас же в салон самолета ворвался горячий пустынный воздух, наполненный запахами пыли , отработанного керосина и …духов молоденькой таможенницы. В салон самолёта зашли четверо. Два пограничника. Таможенник и симпатичная улыбчивая таможенница, которая и источала тончайший, давно забытый, запах духОв. Они быстро всё проверили и ушли. Тут же разрешили высадку из самолёта. Народ стал потихонечку выходить на бетон взлётки и рассасываться в сторону пересылки. Она была метрах в тридцати-сорока от борта. Тех, кто впервые прилетел, встречал прапорщик с пересылки, который собирал прилетевших прямо здесь, возле рампы. Зачитав всех по списку, собрав и построив, прапорщик повёл новичков в штаб пересылки для распределения по местам службы.
  Семин вышел из самолета почти последним. Спешить ему не хотелось, да и полёт он перенес не ахти. Сказалось нервное напряжение последних дней. Сойдя по рампе на бетонку, он достал сигарету, прикурил и сладко затянулся. Вообще-то он старался не курить. Причем не по каким-то принципиальным причинам, а потому, что ему никогда не нравился запах от курящих. Но иногда, в минуты сильного нервного напряжения или размышлений, эта сигарета была, как спасительный буёк, в шторм. Она давала, как бы паузу, своеобразный тайм-аут, от всего происходящего. Давала иллюзорную возможность отгородиться и всё расставить на свои места, как ставят вещи после землетрясения. И ставя всё на свои места, отпускают страх, отпускают стресс и восстанавливают свой пошатнувшийся было, от всего этого ужаса, ливер, давая ему малюсенькую возможность, почувствовать себя главным, в этом сумбуре и возникших непонятках.
  Затянувшись сигаретой, он закашлялся с непривычки, потом медленно побрёл в сторону пересылки. Возле шлагбаума стоял броник и четверо бойцов грузили в него цинки с патронами. Молодой лейтенант вышел из палатки-штаба пересылки и направляясь к бронику крикнул, очевидно обращаясь к водителю: «Борисов, всё? Загрузил?» Из люка вылезла чумазая, светловолосая физиономия водителя, очевидно Борисова, который в ответ крикнул: «Так точно, товарищ лейтенант! Можем ехать!» Лейтенант залихватски запрыгнул на колесо броника и ,просунув левую ногу в люк, оставив правую на улице, крикнул внутрь машины: «Погнали!». Машина завелась и вот-вот было уже тронулась, но Семин её буквально в последнее мгновение перехватил, свистнув. Видимо свист был услышан. Броник дернулся, но не поехал, а застыл в ожидании, на тормозах. Лейтенант тоже услышал свист и оглянулся на него. Семин уже стоял возле колёс и крикнул ему: «Братишка, возьми до Штаба Армии, ты же туда едешь?» Лейтенант улыбнулся и крикнул: «Почти! Я до тропосферщиков, ну там недалеко, добежишь, там через горку! Садись!» Семин быстро забрался на машину, сел на броню, сзади башни, рядом ещё с двумя бойцами и броник помчался по Кабулу.
     Доехали сравнительно быстро. Не смотря на то, что весь город был забит битком бурубухайками, как кильками, но все они уважительно расступались, перед бронированной мощью Советской Армии, которая быстро ехала по своим неотложным делам. Обращать внимание на пробки было некогда. В одном месте правда была маленькая заминочка, когда на огромном перекрестке, которым руководил немолодой полицейский-траффик. Тот стоял спиной к приближающемуся бронетранспортеру и понял, что как-то очень странно себя ведут управляемые им автомобили, которые в сплошном плотном потоке вдруг, как по мановению волшебной палочки, вдруг стали рассыпаться в разные стороны от общей линии движения, не смотря на хилые попытки полицейского-траффика их собрать и отрегулировать. Это для кабульской дороги было настолько нетипично, что полицейский-траффик обернулся и увидел, что к перекрестку быстро приближается бронетранспортер шурави. Он тут же дунул в свой волшебный свисток и все замерли. А поскольку дорога была заранее предусмотрительно очищена, давшими дорогу бурубухайками, броник, начавший было притормаживать, не снижая скорости, проехал мимо, обдав его клубами пыли и выхлопных газов.
     Распрощавшись с гостеприимным лейтенантом, Семин спешился и пошел в сторону Штаба Армии. Дорога была не очень далёкая, но пыльная и совершенно не утоптанная. Точнее тропинка, вокруг горы.  Идти приходилось, перепрыгивая с камня на камень, порой попадая в пыль по самую щиколотку. Поэтому, когда он пришел в кабинет к Костину, то вид у него был просто удручающий. По пояс в пыли, весь мокрый, на лице, на пот насело столько пыли, что на этом фоне выделялись только глаза и зубы. Все остальное было, буквально коричневым. Зайдя в кабинет Костина, он, не спрашивая разрешения, с порога, поздоровавшись, плюхнулся в кожаное кресло, стоящее почти у входа. Вытер рукавом лицо и устало проговорил: «Ну, что будем делать, генерал? Есть мысли, как будем искать?» Генерал уставился на него с вопросительным взглядом и сказал: «Мы? Мы будем искать? Я не ослышался?». Семин встал с кресла и твердо сказал: «Да, мой генерал, Мы! Вы не ослышались! Без Вашей помощи я и шага не смогу сделать, чтобы хоть что-то узнать о судьбе груза! Я Вам с вертушки сообщил, что лечу! И то, что груз у меня заберут, Вы мне подтвердили! А так, я бы его никому не отдал! Вы, что же думаете, я полностью дебильный, упав с вертолетом в ущелье, выжив там, в этом аду, собрав весь груз на глазах у гибнущих людей. Сохранив его, привез Вам, чтобы отдать, куда-то на сторону непонятно кому?»
    Костин только сейчас понял, что капитан прав! Причем всё так и выходило, как он говорил. А дело-то действительно могло сорваться и он, генерал Костин, уже ни перед кем и никак не оправдается. Всё, что капитан говорил, тот ведь повторит везде, где его спросят. И спрос –то будет не выговором или отставкой, а шкурой! Ну что же, надо меры принимать сразу и не ждать, пока пи..дец придет за нами!
    «Что предлагаешь?- хмуро спросил генерал.-Чем я могу тебе помочь?»
   « Мне нужно командировочное, чтобы я мог передвигаться по Армии в любую сторону и чтобы мне не задавали глупых вопросов, броню и человек восемь бойцов, поопытнее! Ну и естественно пайса!»
   «А бабу тебе в сопровождение не отправить? Ты что, охренел? Как я тебя отправлю, куда, с какими задачами? И потом, когда ты поедешь, особисты наверняка спросят, что это у тебя генерал Костин, капитан твой разъезжает, будто что-то ищет? Ну-ка подай нам его сюда на блюдечке с голубой каёмочкой, да объясни, какая связь между его поездками и твоими подписями в его командировочных? Что ты на это скажешь? Ты же молодой, умный, а рассуждаешь по–московски! Это там у вас всё, что угодно без обсуждения приказов, делают. Потому, что знают, задашь глупый вопрос и еще не успеешь вопросительным знаком его завершить, а уже начинаешь тонуть в арктическом снегу и отгонять папахой белого медведя! Здесь не так! Здесь надо всё обдумать, обставиться со всех сторон! Чтобы каждый твой шаг был в тему, чтобы даже если мы будем замечены в связи друг с другом, всё это должно выглядеть, как служебная необходимость!»
   Семин встал, потянулся, прошелся по кабинету и сказал: «Знаешь, дорогой мой Павел Андреевич, а ведь ты прав! Давай всё обдумаем, давай примем решение, давай нанесём всё на карту, отдадим приказом и вообще. Всё, абсолютно всё сделаем по уставу! Ну, а главное ответственность за те результаты, которые будут после такой тягомотины, ты, мой любезный начальник, принимаешь тоже на себя! Я свою часть операции выполнил? Выполнил! Я груз доставил? Доставил! Мне тобою было обещано, что меня встретят? Было! Меня встретили? Встретили! Ко мне вопросы есть? Вопросов нет! Честь имею, кланяться!» Семин развернулся и пошел к выходу. «Стой!-почти прокричал генерал- Ну, что ты ерепенишься? Давай вместе подумаем!»
  «А я Павел Андреевич, уже подумал, когда в самолете летел, когда в Ташкенте и Каршах, встречался с нашими знакомыми! Я всё продумал! Мне, в принципе, терять-то нечего! Я семью уже спрятал, а моя жизнь при таком раскладе, сейчас не стоит и пакета, от груза! Хотя, конечно, я за неё еще постараюсь подраться, но, тем не менее…. Мяч на твоей стороне. И все, кому я разложу наш пасьянс,  тоже будут на моей стороне! А ты думай, взвешивай, приказы пиши! Только вот с этой минуты я и за твою, повидавшую виды, больную, радикулитно-геморройную сморщенную задницу, не дам даже жетона на метро!»
   Павел Андреевич понял, что его загнали в угол и сейчас для него момент истины. Если он вот так отпустит этого наглеца и не выполнит его условий и не договорится с ним, то он пропал.
  «Хорошо, будь по твоему, бумаги и технику я тебе сделаю, но где ты собираешься всё это искать?»
  « Послушайте, Павел Андреевич, Вы настолько наивны, что я удивляюсь, как Вас всё еще держат на этой должности? И это в воюющей, боевой Армии, такой наивный генерал! Курам, на смех! Я начинаю нервничать за нашу оборону и тем более за наши тылы! Это же элементарно, Ватсон! Деньги, хорошие большие деньги!»
  «Но, где же Вы их возьмёте?»
  «У Вас, мой генерал, у Вас! И больше того, Вы мне дадите их столько, сколько я попрошу! Обещаю, больших комиссионных, брать не буду! Но для того, чтобы найти груз, нам понадобятся доллары. И Вам, друг мой, придется раскошелиться! А иначе, ищите всё сами и я пошёл!»
  Генерал, аж задохнулся от такой наглости! «И с какой такой радости, я должен платить за поиски? Давайте хотя бы пополам? Так будет честно!»
   Семин рассмеялся ему в лицо и сказал: «А Мирзо говорил, что Вы очень умный и благородный человек! Но он не говорил, что такой мелочный! Если мы сейчас не находим груз, Вы лично, отдадите ему всё и будете ещё должны, вернее не ВЫ, а Ваши внуки будут должны, чтобы ему всё отдать! А Вы сейчас спорите из-за каких-то тысячи-двух долларов! Я Вам еще раз повторяю, мне не подходит, рисковать собственной башкой, за Ваш гешефт! Так всё! Мне это надоело, я пошёл» и Семин направился к выходу, не ожидая никаких возражений. Но генерал, опять его остановил и сказал, что согласен. «А куда бы Вы делись, мой дорогой! Или хотите самостоятельно ехать искать всё и отправлять?» Семин, нагло ухмыльнувшись, зашагал к выходу, на ходу, не оборачиваясь презрительно бросил: «Завтра к девяти, всё! К модулю гостиницы!» и вышел.
    Павел Андреевич был раздавлен. У него подкашивались ноги. Сердце стучало, как барабан. «Всё, это последнее дело, я выхожу из игры! На старости лет, в такой блудняк впёрся! И, на кой чёрт, я с этим Лещинским вообще речь вёл?» Генерал вышел из кабинета и медленно пошел к себе в модуль. Зайдя в комнату, он, прямо не разуваясь, лёг на застеленную кровать и стал размышлять. «Капитан заигрался, надо будет с Мирзо говорить, что пора его снимать с пробега. Ишь, какой смелый стал! Ведет себя со мной, как с мальчишкой! Ну, да ладно, я потерплю! Я всю жизнь терплю, может к старости всё и закончится…»
      Вот так, сам того не желая, генерал, заслуженный человек. Ступив на тропу наживы, подвёл себя под расстрельную статью. Вокруг война. Вокруг стоны и смерть, а доллары, заработанные на чужой беде, сначала дают призрачное удовлетворение , а потом раздевают, разувают, а затем и поедают своих курьеров. Но  АФГАН, ВСЁ СПИШЕТ!