Воскрешение пенсионера

                1.
                Воскрешение пенсионера.
                Обыкновенная комедия.
                Действующие лица:
1. Иван Васильевич Прыгин 61 год.
2. Мария Петровна, его жена, 57 лет.
3. Михаил Выходов, 34 года. Дальний родственник Ивана Васильевича.
4. Елизавета, мачеха Михаила, 55   лет.
5. Тамара, женщина неземной красоты, 26 лет.
6. Евгений, муж Тамары, одноклассник Михаила, 34 года.
7. Эмиль, влиятельный гипнотизёр, экстрасенс и прогрессивный шаман в первом поколении, 55 лет.
                Картина первая.

(спальная комната, 10 часов утра, муж с женой лежат на просторной кровати)

Жена.  Ты собираешься сегодня вставать?


Муж.  В первый день на пенсии!  Ни за что! 

Жена. Мы, вообще-то, оба на пенсии.

Муж. Сравнила, -- я за пенсию  жизнь  отдал!

Жена. А за что я всю жизнь отдала тебе?

Муж.  Ты, мне отдала жизнь?!

Жена.  А кому ещё?

Муж.  Надо было предупредить.  Я бы хоть знал, отчего тяжесть.

Жена. А мне прямо всегда легко?
               
Муж.   Я еле дождался этого дня. Всё! Свободен!

Жена. Дождался и счастлив?

Муж.  Счастлив, что дождался.   Представляешь, я в последнем классе, сдуру,

влюбился в одну красотку: перестал есть, спать, учиться. Еле получил аттестат.

 Вот, если бы она мне ответила взаимностью, то всё равно бы уже всё прошло. То

 есть, любовь, уже давно бы ничего не значила.

Жена. Это ты кого-то любил сильнее меня?

Муж. Ты так извернула мою мысль…

Жена. Я спросила.

Муж. Ты как бы хочешь сказать, что меня ты выбрала своей мечтой из всех остальных

 придурков,  чтобы, наконец-то, кому-нибудь отдать  жизнь, и не думать?

Жена.  Ну, всё-таки.

Муж. Не преувеличивай. На пенсии уже можно говорить правду.

Жена. Разве раньше, ты не говорил, что думаешь?

Муж. Никогда.  Я не сумасшедший.  Я был председателем профсоюза, то есть

связующим звеном между народом и полоумным директором. Как я мог говорить то, что

думаю?

Жена. Ты меня не любил?

Муж. А ты хотела бы, чтобы я сходил из-за тебя с ума! А как бы я тогда столько

 лет был председателем профсоюза?

Жена. А когда работал, ещё мастером?
               
Муж. Это, когда каждый считал себя самым умным, особенно начальник цеха, который
 
стоил прожекты, -- да, ни в коем случае!

Жена. Ты сейчас про правду или про любовь?
               
Муж, Ну, далась тебе эта любовь, пора уж… прочитать, что написано в пенсионном

удостоверении. А там написано, что пенсия положена по старости. Должна

радоваться, что тебя больше ничего не волнует.

Жена. Ну, и зачем такая радость.

Муж.  Зачем?!  Пусть теперь всё течёт само собой.  Я, наконец, хочу

почувствовать, что живу.  То есть,  наконец, должно быть такое ощущение.

Жена.  Не будет такого ощущения.

Муж. Ещё почему?

Жена.  Для такого ощущения нужны деньги – у тебя таких нет.

Муж. Тогда, тем более, нет смысла вставать.  Вот, ты чего-нибудь хочешь?

Жена. Любви!

Муж.  Сдурела баба!  А что написано в пенсионном удостоверении? Тебе пятьдесят

 семь!

Жена. А разве ты этого не хочешь? Тебе только шестьдесят один.

Муж.  Значит, я ещё не досдурел!
 
Жена.  (энергично встаёт) Так, сдурей, пока не поздно!

Муж. (критически глядя на её фигуру)  Не преувеличивай свои прелести.  Не порти
 
мне тут нирвану.

Жена.  Даже так!
               
Муж.  Ладно, ещё сдурею, но давай только не сегодня…

Жена.  (почти с угрозой) Ну, хорошо.

Муж.  Что за ультиматум? Любви она захотела! Раньше надо было напомнить! А
 

теперь, поздно напрягать истину.

Жена. Заговорил он!
                Картина вторая. 
               
(та же квартира Прыгиных; приходит Михаил)
               
Мария Петровна. Проходи, чего же ты такой сегодня неуверенный, как не свой. 
               
Михал. Я, здравствуйте, тётя Маша, оттого такой неуверенный, что надо мне

побеспокоить Ивана Васильевича по серьёзному делу. 
               
Мария. Раньше ты его звал просто: дядя Ваня.

Михаил. Уж, дело больно серьёзное.

Мария. Может, хоть ты его расшевелишь, лежит в спальне: который день, даже не

шевелится  до полудня. Пройди к нему. Поговори.

Михаил. А он не болен?

Мария. Ну, как не болен.

Михаил. Он был таким энергичным, что за хворь?

Мария. Эта болезнь, Миша, неизлечима.

Михаил. Что за болезнь, чем помочь? Как называется?

Мария. Называется пенсией. А насчёт помощи, это идея. Мачеха-то твоя, ведь между

нами, ведьма. Ну, по-народному. Пользует кого?
               
Михаил. Что вы, она же депутат законодательного собрания! Разве только кого из

своих.

Мария. Тогда предупреди её, хочу встретиться. Сам увидишь, какой дядя Ваня:

лежит, как бревно. Говорит, нирвана!  Придумал слово на старости лет.
               
Михаил.  Учту. 
               
Мария. Ну, иди. Расшевели дядю Ваню.
                Картина третья.

                (спальня; входит Михаил)
               
Михаил.  Здравствуйте, Иван Васильевич, не помешаю созерцанию?   
               
Иван. Созерцанию! Понятно, уже пожаловалась, старуха.  И чего ей от меня надо?
               
Входи Миша, входи.  Давненько тебя не видел. Поди, всё деньги «делаешь», не

заходишь. Будь проще, чего-то ты какой-то осторожный, будто боишься чего. 
               
Михаил. Беда у меня, дядя Вань!

Иван. Какая беда, когда у тебя и деньги и здоровье, и это видно издалека. 
               
Михаил. В мэры баллотируюсь!

Иван. Повтори, я, лёжа, возможно не то слышу.

Михаил.  Бьюсь в кресло мэра.  Позарез надо стать мэром.

Иван.  Прямо  мэром! Позарез? И что за позарез?

Михаил. Ну.

Иван. Давно пора.  Беда-то в чём?

Михаил. Вдруг, проиграю…

Иван. Не пойму: зачем тебе в мэры — деньги есть, чего ещё? Лишние хлопоты.
               
Михаил. Деньги есть, обращайтесь, если что. Но у меня только два варианта: или

сяду в кресло мэра, или просто сяду.

Иван. А ведь я когда-то учил тебя рассчитывать последствия.
               
Мих. Увлёкся. Вот, надеюсь на мудрый совет, как раньше. Ведь умнее тебя, дядь

Вань, никого не знаю.
               
Иван. Согласен. Я тоже никого не знаю умней. Всю жизнь мечтал встретить человека

умнее себя. Бывало, как кто приедет из министерства, я сразу знакомится…. Но,

увы, почти все – пыль напустят и ходят памятниками. Один только умный был, прямо

 прелесть, но и то, потому что болел чем-то.

Михаил. Вот и я говорю…

Иван. То есть, хочешь спросить, как наверняка победить на выборах?  Получить

гарантию! Думаешь, авантюра – это моё! А ведь правильно думаешь.  Давно об этом

мечтал. И всё так просто, что смешно.
               
 Михаил. Просто?!
               
Иван. Просто.  Ты же, хорошо представляешь наш город, его географию относительно

 других городов, а главное огромное болото в центре?

Михаил. Ну.

Иван. Так это твой козырь.

Михаил. Пока не понял. Козырь – болото?

Иван. Оно, это самый значительный, то есть, ключевой объект.

Михаил. Не понимаю.      
               
Иван. Не торопись. Ты знаешь, что я открыл? – лёжа я умнее. Вот, поднимусь с

постели – дурак дураком, а как лягу – гений.  Это значит, в вертикальном

положении человеческим мозгам не хватает крови. Не зря древние греки больше
               
полулежали. Вот бы в Думе догадались лёжа всё решать, страну бы подняли. Так

 что, я  буду беседовать из постели. Ты только не болтай о моём открытии, и мы

 победим.

Мих. Каким образом?
               
Иван. Простым. Вот что обещают все кандидаты, последние двадцать пять лет? 
               
Дать чистую воду, дать горячую воду, снова открыть единственную городскую баню,

закрытую, почти тридцать лет тому назад, создать рабочие места, улучшить всё. И

 заметь, ни одно из обещаний не было выполнено ни разу! То есть, пока ТАМ

разворовывают Россию, улучшить жизнь невозможно в принципе. Твоя задача: ни

словом, не обещать ничего из этого!

Михаил.  Тогда, что обещать?

Иван.  Вот. Ведь что у всех?  -- ложь! Ложь, но не сказка. А ты пообещаешь

 сказку.

На подсознание, народ, всё равно, ничему не верит. Но сказка – сладкая штука!
               
Мы пообещаем сказку. 
               
Михаил. Но какую?

Иван. Сейчас сочиним.  Дай немного полежу. (некоторая пауза, когда Михаил

заворожённый ждёт)

Иван. Сначала ты, как бы издалека, будешь писать в местную, так сказать, прессу

  о том, что твои друзья большие бизнесмены давно прицеливаются построить на

месте болота дворец спорта регионального значения, так как город, а это правда,
                расположен в идеальном месте.  Дворец потянет инфраструктуру, мол, потребует

соответствия: гостиницу, медицинский центр, и так далее. Кроме того, мол, под это

 дело, уже обсуждается проект коррекции железной дороги, чтобы она
               
проходила через нас. А это, вообще, преобразит город. Намекни на интерес

федерального уровня, мол, большие люди интересуются.

Михаил. Дядя Ваня, но это бред!
               
Иван. А ты чего от меня хотел?  Конечно, бред, но на первой стадии. Бесконечно

массируй эту тему, намекни, что прежние руководители были против, потому что это

 портило их высокий уют.  Да не забудь про единственный лозунг: Хватит жить в

дерме! Но больше напирай на то, что московские воротилы интересуются вложить

деньги.

Михаил. И всё?

Иван. Не всё, это пока слова, вот поговорим о деле. 

Михаил. О деле?

Иван. Любой спектакль требует декораций. Сечёшь? 
               
Михаил. Пока нет.

Иван.  Где-нибудь, за неделю до голосования, объявишь о готовности

предпринимателей из центра вкладываться в проект. А некоторые, мол, не желая

упустить сладкий кусок, уже приступили к отсыпке болота. Сгонишь к болоту 
               
технику и наглядно начнёшь отсыпку. Кроме того, объявишь набор на предварительные

 курсы строителей по новым технологиям, для дворца.
               
Михаил. Но!

Иван. Никаких но! Ты хочешь выиграть иди построить дворец?
               
Акцентируй, что стройка связана только с тобой. Твой проект. Подключи, наконец,

 московских журналистов. Чтобы в центральной прессе! И тогда…

Михаил. Допустим, выиграю, а потом?

Иван. А потом, ты станешь мэром, королём города! Твёрдый статус.
               
Михаил. Но, что… 
               
Иван. Наши горожане, более чем другие, одарены самоиронией. Они посмеются над

собой, но никогда не будут смеяться громко. И вскоре,  все уважительно оценят

твою  шутку. А теперь иди домой и подумай обо всём лёжа, как я. Детали обсудим

 дополнительно.

Михаил. (в неуверенном оживлении) Но я подумаю. (прощаются, уходит, в спальню

 входит Мария)

Мария. Встань, нехорошо: к тебе соседка, Ирина.

Иван. Ты скажи, что меня больше нет. Всё — я пенсионер.
               
Мария. Ну, не валяй дурака: её увольняют с работы.

Иван. Пусть придёт через час.

Мария. Почему?

Иван. Я думаю.
               
Мария. О чём?

Иван. О том, как захватить город! 
 
Мария. Ну, долежал!  Впрочем, я тебя понимаю.
               
Иван. Это, в каком же смысле? 
   
Мария. В прямом.

Иван.  Поясни, не будь таинственной. Уже ни к чему быть загадкой.   

Мария. Конечно, раньше тебя возбуждала работа: молоденькая секретарша, ну и,

вообще. А теперь, тебе трудно без подогрева нуждаться в моём немолодом теле.
               
Иван. Подожди, дай переварить высказывание. Меня беспокоит продуманность

монолога. Это маразм или раньше ты скрывала от меня шизофрению? Сдурела на

старости! 
 
Мария. Может и сдурела: я живой человек. Женщина.

Иван. Чего раньше не говорила, что  женщина – я бы принял меры.
 
Мария. Но раньше…

Иван. Поздно.  Не  мешай!  Видишь, думаю!
   
Мария. Ну. Долежишь до психушки!
   
Иван. Тьфу! Какую мысль испортила! Кем бы я стал, если бы не ты!

Мария. Тебя бы без меня, вообще бы, не было! Кем бы он стал?  Тьфу!

Иван. Ладно. Поговорили.               
                Картина четвёртая.

(Мария Петровна в гостях у Елизаветы; женщины пьют чай)

Елизавета. Маш, может настоечки? Чего-то любимый чай тебя не веселит.

Мария. А что, напьюсь, разгоню мужа.

Елизизавета.  А что, муж?
               
Мария. Умер. Просто покойник. Ещё недавно спать не давал, а теперь, словно нет

меня.  Не встаёт с постели до двух часов дня.
               
Елизавета. Понятно.

Мария. Тебе понятно, как депутату, как женщине или как медику в прошлом? 
               
Елизавета.  Как внучке своей бабушки, ведьме, у которой лечилось всё село. 
               
Мария. (с надеждой) И можно это вылечить?

Елизавета. У него резко кончился тестостерон.  Может стресс, может, что похуже.

Мария. Что может быть похуже?

Елизавета.  Возраст, исчерпанность энергетических ресурсов.

Мария. Не пугай.  Так поможешь или нет? 
               
Елизавета. Маш, ну, как не помочь. Только не понимаю: усмирился мужик, ничего не

 требует, никуда не рвётся, -- это же, плюс. Вот года четыре назад, соседка

 умоляла меня избавить муженька от импотенции. Избавила – и где он теперь,

кобелина!  Ему, правду сказать, было тридцать семь.
               
Мария. Ну, мой  не убежит, хоть бы с постели вставал. Ведь отлежит себе чего-

нибудь до инвалидности.

Елизавета. Ладно, посмотрю, вроде осталось снадобье. (отошла к шкафчику)

Осталось.  Двенадцать капель в красное вино! Ну, можно четырнадцать.

Мария. Он красное не пьёт.

Елизавета. В водке будет заметно.

Мария. Может, в борщ?

Елизавета.  В манную кашу! Не кощунствуй тут, купи коньяк.
               
Мария. Коньяк, так коньяк, разве жалко. Больше теряю!

(Елизавета смеётся)
               
Мария. Ты, чего…

Елизавета. Вспомнила. 
               
Мария. О чём?

Елизавета. Вспомнила, как лет десять назад, он на масленицу влез на столб за

сапогами, когда никто не смог из молодых.  А сапоги тебе не подошли, он отдал их

 какой-то красавице, она поцеловала. На что он сказал: «мало», а она: «тогда лезь

 ещё!»

Мария. Да, бойкий был. Общественник.

Елизавета. Не переживай – возбудим до кондиции!

Мария. (мечтательно) Может поживу ещё, как женщина-то.

Елизавета. Ну, ты коза!  Коза!

                Картина пятая.

             (Прыгины готовятся обедать)
               
Мария. Встанешь ты, наконец, или нет: третий раз подогреваю! Уж, накрыла в

спальне! Хоть бы кран починил.

Иван. Из крана вода течёт?
               
Мария. Течёт.
               
Иван. Так чего ещё надо!

Мария. Можешь ты встать или нет, ради меня?

Иван. Не вижу большого стимула.

Мария. Есть у меня стимул.
               
Иван. Не фантазируй!

Мария. Не фантазирую.  Была в гостях; Миша за совет послал дорогой коньяк.
               
Иван. И ты молчишь! ( поднимается с постели) Боюсь, всё бестолку: не понимает

 молодёжь, что всё дело в деталях. Надо так их выстроить, чтобы пошёл гипноз.
               
Мария. Что вы с ним затеяли? 
               
Иван. А, захватить город. 
               
Мария. Шутишь по крупному?

Иван.  Увы, жизнь шутит крупнее. Где напиток бездельников, наливай!

Мария. Иди,  хоть умойся. (Иван выходит) Что двенадцать,  хоть и двадцать: капли-

то маленькие – капну шестьдесят! (муж возвращается, садятся за столик)
               
Иван. Нет, всё-таки дорогой коньяк пахнет как-то ненатурально.

Мария. А чем он должен пахнуть, клопами?

Иван.  Ну, если клопов кормить виноградом. Налей-ка ещё.

Мария. Для аппетита достаточно. 
               
Иван. Дался тебе этот аппетит. Наливай!

Мария. (наливает с опаской) Алкоголь, вообще-то, вреден.
               
Иван. Откуда ты знаешь?  Ведь ты не пьёшь. Страна теоретиков. (выпивает) Запомни:

 алкоголь вреден, только тому, у кого всё хорошо! А у второй вкус более приятный:

налей-ка  третью. Надо исследовать этот вопрос. Интересно: чего это меня сразу

потянуло выйти из дома?
                Картина шестая.

(Иван и Михаил сидят за столиком в ресторане)
               
Михаил. Что меня поражает и настораживает: за нашу тему взялись те, кого я не

 привлекал. 
       
Иван. Всё нормально: жизнь шире!

Михаил. Шире чего? 
               
Иван. Прогнозов.  Я же говорил, что город выгодно расположен. Даже подозреваю,

 что при строительстве железной дороги, кому-то было выгодно заказать эту петлю,

 чтобы обойти город, а теперь логично выпрямить путь.
               
Михаил. Но как мне быть с теми, которые мне поверили всерьёз? Конкуренты подняли

 «зелёных» на акцию протеста. Они вышли с лозунгами: «Руки прочь от болота!» Что

 думаешь? 
               
Иван. Беда в том, что я теперь не могу думать, как раньше,  лёжа, -- только стоя,

 а это не тот уровень.

Михаил. Что-то случилось?

Иван. Случилось, Миша, случилось. Места себе не нахожу. Дурею я, Миша!

Михаил. Как так?
               
Иван. Сам ничего не пойму: как так.? Влюбился я Миша. Только  не смейся. Это

какое-то умственное горе.

Михаил. Ты? 
               
Иван. Именно я. Даже не понимаю, что со мной: на баб стал так засматриваться, что

 чуть не попал под автобус. Что-то в мозгах. Видать, гениальность, не даётся

даром.
               
Михаил. (с сочувствием) Расскажи.          
               
Иван. В молодости меня пронзила  одна красотка. Ох, что со мной было! И всё зря.

 Больше я ни в кого не влюблялся, даже в жену: видимо, перегорел. И вот недавно я

 встретил её, точно такую же, но вдвое моложе меня. Как меня обожгло! В пепел! Я

 мгновенно понял, что прожил напрасно. Что всё было не то. Меня ошпарило!

Михаил. Как напрасно: ведь у вас с тетей Машей классная дочь в Америке! Внуки.
               
Иван. Это конечно. Но я не о том. Понимаешь: я пошёл за ней, как на верёвочке.

 Знаю, в каком доме живёт. Караулю, чтобы только взглянуть. Я смешон, но не могу
               
иначе. Схожу с ума. Думаю, она заметила полоумного старика. Что мне делать, Миша?

     Не знал, что  бывает так горько.   Наваждение.
               
Михаил. Да, неожиданный случай. Скажи, в каком доме, опиши, и я попробую

выяснить, кто такая, -- мы же, компаньоны.

Иван. Зачем описывать, ты сразу поймёшь и так.

Михаил. Но у нас могут различаться вкусы.
               
Иван. Не смеши меня. Сладкое от горького  различают все. Ну, а я, как видишь, к

анализу непригоден. Так что пока мозгуй всё сам. У тебя тоже всё неожиданно.
 
Михаил. Похоже, жизнь – внезапная штука.

Иван. Ну, да.  Пропасть неизвестного.  Про-пасть!

Михаил. Что ж, будем держать хвост пистолетом! Хвост-то хоть в норме?
               
Иван. Ну, пока Виагрой не пользовался.
               
Михаил. Тогда, вперёд! Разведку беру на себя.

                Картина седьмая.               
                ( Мария у Елизаветы)            
               
Мария.  Лиз, я пришла бухнуться тебе в ноги!

Елизавета.  Иван?

Мария. Иван.
 
Елизавета.  Что с ним?
               
Мария. Он так ожил, так ожил! Не спит. В квартире мечется, как в клетке, подолгу

 смотрит на себя в зеркало, куда-то порывисто уходит. Он невменяем.  Он никогда

раньше  не глядел в зеркало!  Смотрит сквозь меня!
               
Елизавета. Сквозь тебя? 
               
Маша. Сквозь! А глаза! У него никогда не было таких глаз.  А вот, соседка, Ирка,

 зайдёт, -- на неё глядит. Причём,  таким долгим взглядом.

Елизавета.  Долгим?

Мария. Таким, что Ирка чувствует и цветёт.  Так что, Лиз, надо его  усмирить

  обратно, пока не поздно.
               
Ел.  Ты сколько ему накапала капель? 
               
Маша. (мнётся) Шестьдесят, потом ещё несколько.

Ел. Ты сумасшедшая! Я же сказала: четырнадцать – максимум!   Поди  уж, влюбился в

 какую-нибудь бабу молодую. Они же, когда в тонусе видят себя изнутри юношами.

Вот и сходят с ума. 
               
Маша. Как же, быть, Лиза?
               
Елиз. А ничего теперь не сделаешь.  Теперь, пока все газы не выйдут…. Уж, что

будет, то будет. Говорила: лучше не трогать, лучше бы лежал себе мужик  и лежал –

 зато рядом. А теперь ревнуешь?               
               
Маша. Да какая ревность, пусть хоть изменит, лишь бы не спятил. Такие глаза!

Елизавета. Тогда и не переживай: побегает, силы выйдут, дурь спадёт. Ещё лучше

станет.

Маша. Думаешь, пройдёт само?
               
Елизавета. Но он же, не вечный двигатель.

Маша. Ну, считай, успокоила. Так, опять же, поразит: на меня-то, ни взглядом!

Елизавета. Сама виновата. Считать надо было капли.

                Картина восьмая.
               
(квартира Тамары и Евгения; после звонка впускают Михаила; все громко

здороваются) 
               
Евгений. Давно не виделись; мне кажется, ты стал ещё выше. С такой вырисованной

 фигурой я бы тоже попробовал стать мэром.

Михаил. Надеюсь, вы проголосуете за меня?

Евгений.  Никаких сомнений.   Мэр – одноклассник, это больше, чем родственник!
               
Михаил. Слушай, как тебе удаётся сохранить иронию, при  такой умопомрачительно
 
красивой жене?
               
Евгений. Именно, благодаря жене. Если в какой-нибудь редкий день в неё влюбляется

 менее трёх человек, нам не о чем посмеяться за ужином.

Михаил. Тогда я пришёл по теме.
               
Евгений. Не напрягай меня: ты тоже вклеился в мою супругу?  Ты слишком не смешной

 соперник.               
               
Михаил. Я стараюсь не смотреть на ослепительных женщин, а вот мой родственник,

посмотрел…

Евгений. Сочувствую родственнику. 
               
Тамара. Жень, пригласи товарища к столу: я как раз напекла блинчиков.

Михаил. Как, вообще, можно что-то жевать, в присутствии богини?

Тамара. Да, ладно вам, с комплиментами.
               
(Тамара накрывает на стол, рассаживаются)

Евгений. А как, вообще, ситуация: ты так нестандартно обещаешь?

Михаил. А, всего не предскажешь, чего ни гадай, будет, как будет.
               
Тамара. Михаил, вы вот с мёдом попробуйте: я добавляю в мёд  клюквенный сок.
               
Михаил. Спасибо, но я не зря упомянул родственника: как бы, Тамара, он не сошёл с

 ума.

Тамара. Так слаб умом?

Михаил. Так пенсионер. Хотя  ум у него был прямо зверский!

Евгений. Грех смеяться над старостью, но что делать? 
               
Михаил,  Надо подумать. Понимаете, Тамара, вы необычайно похожи на его первую,

 единственную и безответную любовь.
               
Тамара. Боже! Как меня угораздило!

Михаил. Да, вот  именно в этом дело.
               
Тамара.  Сложный случай. Вам родственник, как я понимаю, нужен живым? То есть,

 неповреждённым.
               
Михаил. Именно, он мне нужен. У него редкий, как бы нетипичный, ум. То есть, был.

   Раньше, думаю, он не уступил бы Наполеону.  Голова!
               
Тамара. Ну, если у него, всё же, был ум, тогда можно попробовать «встречный
 
огонь».

Михаил. Смутно понимаю.
               
Тамара. Я напугаю его своей безумной любовью – к нему! Я теперь знаю, о ком вы

беспокоитесь, заметила.
               
Евгений. А он ещё не совсем того…   Чтоб без лишних неожиданностей.

Михаил. Вроде, ещё рассуждает.  Друзья, я очень на вас надеюсь.

Евгений. Ну, нам не впервой.  Хотя, это новый уровень развлечений.

Тамара. Ну, дела!
                Картина девятая.

(Иван, как бы гуляет в парке; внезапно Тамара разворачивается и стремительно

 подходит к Ивану)
               
Тамара. Не смущайтесь! Вы ходите за мной уже много дней: думаю, что вы в меня

влюблены! Кажите:  «да», если так.

Иван. (он окаменел) Да.

Тамара Я рада этому, как никогда в жизни. Я вижу, что ещё никто так в меня не

влюблялся. Я тоже размышляю о вас ночами. Не думайте, что это не так! Я всё

объясню. Видите ли, я могу по-настоящему любить, только того, кого жалею. Я 
               
опять поняла, что ничего не испытываю к своему четвёртому мужу, потому что его не

 за что жалеть:  он слишком молод, красив и силён. Я снова ошиблась.  Кроме
               
того, он не желает, чтобы с нами жили мои дети от предыдущих браков, и они живут

 с бабушкой. Я всё продумала: ты старенький, лысенький, пузатенький – мне
               
тебя так жалко, что я тебя уже обожаю. Я женщина неумеренных страстей. Я тебя

буду лелеять! У нас от деда есть домик на севере области, в деревне. Мы будем

жить там вместе со всеми детьми. Ты мне будешь стихи писать. Ты согласен? 
               
Молчишь, значит согласен! Тогда пока не ходи за мной. Надо как следует

подготовить эту перемену в жизни. Давай встретимся здесь через десять дней.
               
(Тамара берёт его за руки, прижимает к его ладоням лицо) Мой ненаглядный!  Через

десять дней в этот час! ( резко разворачивается, уходит; Иван стоит поражённый).

Иван. Что это – глюки? Она удаляется. Но разве глюки, так отчётливы?

(из-за дерева появляется Евгений)

Евгений. Глюки у тебя ещё будут!  А я подозревал, что у жены кто-то есть! Но не

думал, что это такой сморщенный урод!
               
Иван. (опомнился) Сам ты урод, только ещё не догадываешься.

Евгений. Да, это пафос будущего калеки! У тебя ещё нет инвалидности? Сейчас

будет!  Если,  конечно,  не скажешь: ну, чем ты её, сука, взял?  До того

интересно, что ботинок чешется, пнуть тебя в харю. Ну, что там у тебя: широта

души или  мощное достоинство! Уж, похвались. А то ведь помрёшь героем, старый

паскудник. У тебя ведь мощное достоинство?
               
Иван. Не жалуюсь.  (презрительно) Увы,  могу  только посочувствовать. Выходит,

  внешность обманчива.  И этим ты её нехорошо обманул.
               
Евгений. (наступая) По-твоему, я ещё и виноват в её измене?   
               
Иван. Я не психолог, но что-то в тебе не так. Иначе, ты бы не следил за ней по

кустам. (презрительно) Четвёртый муж!

Евгений. (вдруг, как бы опал)  Ты прав. Не могу понять, что ей надо! Извела меня!
               
Ах, да, понимаю, мощное  достоинство. Ну, что ж, тут я тебе не конкурент. Пойду

 повешусь. Значит, судьба.  Что толку, прибью тебя, будет следующий. Живи.  Это

конец. (подавленный, отходит)
               
Иван. Куда я влез?! Постой! (бросается к нему) Поверь: у меня с ней ничего не

было. Разве можно вешаться из-за бабы!  Осенью вредно быть дураком.

Евгений. Не утешай, ты у неё при мне не первый. Ещё  Пушкин предупреждал:

красоту-жену часто в пир зовут. Или как-то так. Сил моих больше нет. Ведь и

бросить не могу – красива! Глаз не могу оторвать. Здесь только одно счастье: быть

 слепым, глухим и ненаблюдательным. Ведь я у неё четвёртый муж! Это только

официально.

Иван. Да, это цифра! Только официально. Мужик, давай, выпьем, поговорим. Не делай

 глупости. Ты молод, а баб ещё много. 
    
Евгений. Предлагаешь выпить?

Иван. Приглашаю. Пойми, я тоже жертва жизни. Сам не пойму, что со мной, подумать

стыдно. У меня в Америке внучка замуж выходит!  Вокруг меня было столько баб,

 когда возглавлял профсоюз, что тьфу на них. А поди же, как…   
               
                Картина десятая.      
               
(Иван и Михаил, снова сидят за столиком в ресторане; вид Ивана Васильевича

выражает отчаяние) 
               
Иван. Миш, спаси меня, я тебе рассказал всё, что было в парке. Я настолько не

уверен в своём уме, что не знаю: это правда или не знаю что?  Впрочем, и то, и

другое ужасно.  Я реально тронусь. Уж, себя я точно не узнаю.

Михаил. Да, дядя Ваня – дела! Может отправить тебя куда-нибудь недалеко, в

Турцию?  Отдохнёшь, одумаешься.

Иван. Бесполезно: беда-то  внутри.   
               
Михаил. А в сауну, к девочкам. Есть, знаешь, какие ловкие!   Так захватят… 
               
Иван. Мне кажется, не понимаешь ты, Миша, моей катастрофы.

Михаил. Ладно, давай закажем ещё коньячку.   
               
Иван. Не берёт меня коньяк, даже не пьянею. Боюсь, что-то с  головой.  Ведь

столько лет жил спокойно. Кто придумал эту любовь?

Михаил.  Трубадуры в средневековье, видимо, для прикола. Ведь надо было о чём-то

 петь.
               
Иван. Лучше бы они больше пили и плясали.  Видно и впрямь: вначале было слово?

Михаил. Слушай, дядя Ваня, не уж,  нельзя просто всё послать на другое слово? Ты

 же мужик!

Иван. Чем послать? Мозги-то не слушаются!

Михаил. Ладно, есть у меня идея.

Иван. У тебя? Я уже слышал.

Михаил. Не.  Другая. Решительная.       
               
Иван. Валяй.
               
Мих.  Есть у меня знакомый, Эмиль. Мистический гипнотизёр. Он твою голову, от

чего хочешь, освободит. Ему главное самому выйти из запоя. Я с ним тогда свяжусь.

 Мне, дядя Ваня, твой ум нужен холодным.

Иван. Давай для полного безумия! Чудить, так чудить!

                Картина одиннадцатая.

(квартира гипнотизёра;  холостятский беспорядок; хозяин задумчиво что-то

наигрывает на гитаре; звонок)
               
Эмиль. (кричит) Открыто!
               
(входит Иван, озирается на холостятский беспорядок)

Иван. Я от Выходова,  от Михаила. 
               
Эмиль. А-а. Подходи ближе, вон кресло.  (играет, поёт)

Что жалеть: жизнь мне даром подарена,

Мне смешна ваша жалобность слов.

Вы меня не печальте, сударыня,
               
Я к печали совсем не готов.

Я отпущен на волю свободою.

Может, встретимся где-то, потом.

Вам бы только любовь израсходовать,

И не так уже важно: на ком.
               
               
Там в лесу, за последними избами.
               
Мы, конечно, встречались не раз.

Только мне не хотелось быть избранным,

Ни тогда, ни потом, ни сейчас.

(он остановился) Налей себе водки, она на столе. Смелей. Я не беседую с трезвыми.

 Трезвому никогда не подняться над тем, что он, по глупости, считает реальностью.

 Значит, и не о чем с ним говорить. Мысль – это подъём над реальностью. Пей!

(Иван подчиняется) 
               
Иван. А закусить?
               
Эмиль. Не святотатствуй над чистотой духа!

Иван. Ладно, не буду. ( ему сделалось весело)
               
Эмиль. Чего тебе от меня надо?

Иван. (он растерялся) Но, даже не знаю, как лучше объяснить….

Эмиль. Дожил до облысения, а не знаешь, чего тебе надо.

Иван. Видишь ли, я почему-то вдруг смертельно влюбился, в мои-то годы. 
               
Эмиль. Влюбился, и что?

Иван. Так не сплю.

Эмиль. Ну, и не спи.

Иван. Не ем.

Эмиль. Ну, и не ешь.

Иван. (отчаянно) Так страдаю!

Эмиль. Так страдай!               
               
Иван. А я не хочу.
               
Эмиль. Другой разговор. Ты жил в пустоте, и, вдруг, влюбился! Случай, конечно,

дурацкий, но это что-то. Ты поднялся выше пустоты! Ты стал содержанием в природе.

Иван. То есть ты мне не поможешь избавиться?

Эмиль. Да, помогу, но зачем? Что останется после этого? Ради чего? Но, между

нами, я тоже такой дурак. От меня ушла женщина, которой я любовался. Вот, смотрел

 на неё и радовался.  Даже пить перестал. А ей этого мало. 
               
Ей надо было что-то ещё.
               
Иван. Что?
               
Эмиль. Не знаю:  я не спрашивал. Я просто понимал, что у меня этого нет, но я-то

 без этого обхожусь.

Иван. И  что?

Эмиль. И всё. (играет, поёт)      
               
Говорите: любите,

Но скажите враз:

Куда делись люди те,

Что любили вас?


Что ж,  такие убыли

В виде удальца.
               
Или вы излюблены 
               
Кем-то до конца.

               
Сколь сердец похитили,

Вы, в который раз.

А ещё хотите вы,

Чтоб любили вас.

Иван. Можно ещё водки?

Эмиль. Сколь угодно для умственного равновесия с природой. 
               
Иван. Однако, как вы  выразились. Что сиё означает? 
                               
Эмиль. Когда человек настолько абстрагируется, что ему на всё наплевать, он равен

 природе.  Тогда он живёт сам по себе. Но чтобы это понять, надо ещё выпить.

Иван. И где точка совершенства?

Эмиль. Ты начинаешь мне нравиться. (играет, поёт)
 
               
Сколько было лишнего.

Помню: у плетня,

Ты кидалась вишнею

Спелою в меня.


Всю рубаху в ягодах

Обмарала мне.
               
Словно знала загодя:

Встречу при луне.
               
               
Был той ночкой лунною

Краток разговор.
               
Я той встречей юною

Полон до сих пор.


Я любые тяготы
               
Встречу налегке. 
               
Но рубаха в ягодах,
               
Где-то в сундуке.
               
(он затих)

Так на чём мы остановились?

Иван. Ты должен меня разгипнотизировать.
               
Эмиль. Ты невольно сказал, что любовь, это гипноз, и больше ничего. Обидно, что

больше ничего. Любовь, вообще, абстракция, и реальность её убивает. Ты сходишь с

ума, пока представляешь всё абстрактно. Тебе надо просто представить максимально

 реальную картину. В силу ума и опыта представить и подержать в уме.   Но спроси

 меня: чем я дорожу, и я скажу – абстракцией! (играет поёт)

Твоё синее платье,

Как частица небес.
               
Словно воздух объятья,

Не имеющий вес.

               
Как пленительно было,

Губы выловить ртом!   
               
Только встретить забыла,

Ты милого потом.

Иван. Ну, я пошёл. 
               
Эмиль. Ну, ты иди.   
               
                Картина двенадцатая.
               
(Спальня Прыгиных; 9 часов утра; Иван Васильевич пребывает в постели)
               
Мария. (Входит в спальню с подносом) Изволите ли подняться, или кофе в постель?

 Кофе бодрит. 
               
Иван. И какой смысл в бодрости?

Мария. Всё веселей. Мы могли бы погулять в парке, по золотой листве. Почему ты

перестал гулять в парке?

Иван. Из-за обилия кислорода. У меня от него зуд.

Мария. Жаль.  Такая погода, могли бы сходить на рынок, купить фруктов. Всё-таки,

 витамины, необходимые в старости. Прогулялись бы.

Иван. Где ты видела во фруктах витамины, почему ты уверена, что они там есть?

Мария. Ты уже  сомневаешься в витаминах?
               
Иван. Особенно, в их пользе.  Любая польза – миф.

Мария. Что так? 
               
Иван. В молодости, съел на спор три коробка поливитаминов –  организм даже не

заметил!

Мария. О чём ты всё думаешь?
               
Иван. Думаю, начать курить.

Мария. И зачем, если это вредно?

Иван.  Вредно для чего?

Мария. Для организма.               
Иван. Для организма, но не для человека!     Для души! 
               
Мария. Ну, кури. Я в молодости курила с подружками. Было модно. Кофе стынет.
               
Иван.  (поднимается, одевает брюки, рубашку) Далось тебе это кофе. Коньяк

остался?  (звонок в прихожей)

Мария. Кто это так рано? Открою. (уходит; входит Михаил)   
               
Михаил. Приветствую! Не разбудил?

Иван. Здравствуй. Присаживайся, если нужна бодрость: горячий кофе. Что случилось,

 с утра? Ты, практически, мэр. Говорят: все отказались в твою пользу. Кстати,

поздравляю.

Михаил. Мэр, но это теперь моя катастрофа.

Иван. В чём она, вдруг?

Михаил. Мне поверили всерьёз!  Хоть кидайся в бега.

Иван.  Огласи подробности.
               
Михаил. В мои проекты уже вкладывают деньги московские  и питерские  чрезвычайно

серьёзные люди.
               
Иван. Серьёзные, это хорошо: я так и хотел.

Михаил. Ты предвидел эту опасность?

Иван. Да, причём, лёжа: то есть, в результате прозрения.
               
Мих. Ты меня подставил!

Иван. И что? Мы же, компаньоны.

Мих. Живьём-то закапают меня.

Иван. Кто?
               
Мих. Эти серьёзные ребята.
               
Иван.  Но они же, не идиоты, значит, они всё сто раз взвесили и оценили

перспективу, тебе остаётся только не дёргаться.

Михаил. Ты думаешь, я потяну?

Иван. Да, именно ты: всё элементарно.  Ты знаешь, как я долго мечтал, проложить

через город железную дорогу, для поездов центрального сообщения! Но кто я был

 такой!
               
Михаил. Выходит, всё-таки, подставил? (смеётся)

Иван. А что в этом плохого?  Наконец-то, жизнь обретает хоть какой-то смысл!
               
                Картина последняя.               
( Мария в гостях у Елизаветы)

Елизизавета.  Маш, теперь что за беда?

Мария. Но, теперь печаль поменьше. Во-первых, Иван успокоился. Спит. Ест.
               
Елизавета. Ну, я же говорила: газы выйдут и всё… 
               
Мария. Газы эти, конечно, вышли, но как-то чересчур  все!
               
Елизавета. То есть?
               
Мария. Ну, обидно мне до слёз его мужское невнимание! Должна же быть золотая

середина.
               
Елизавета. Ох, Маша. Мужики и помоложе уже без золотой середины.

Мария. Да знаешь, какой он был энергичным три  месяца назад.  Спать не давал!

Елизавета. Ну, Машка, сожжём мужика!

Мария. (заискивая) А если только чуть-чуть: капель пять – шесть? 
               
Елизавета.  Ну, смотри, коза, только капель пять!
               
Мария. Вот только что-то соседка к нам зачастила.  Ириной зовут. Так и цветёт,

язва!  Нет ли у тебя, чего ей капнуть, противоположного? Чтоб уж, спокойнее…

Елизавета. Ну, ты Машка и коза!  Ревнует она!   А он что, на неё?

Мария. Смотрит, правда, не так, как раньше, не истерически, но смотрит.

Елизавете. Так и пусть смотрит, ведь как-то ему надо пенсионеру возбуждаться для

твоей же пользы.

Мария. А что, я одна разве не потяну?

Елизавета. Ну, всё-таки, поддержка.

                Конец.