Северные ленты или Метель в сочельник Ч. 3, гл. 13

Глава тринадцатая

Его разбудила постучавшаяся в дверь горничная, явившаяся для того, чтобы произвести ежедневную уборку номера. Стрелки настенных часов показывали ровно 12.30, завтрак в гостинице давно уже закончился. Впустив к себе молодую веснушистую девушку, Ольгин поспешил уединиться в ванной комнате. Сотрудница обслуживающего персонала выполнила свою работу в считанные минуты:  аккуратно заправила кровать, оставила на ней свежие полотенца, убрала пыль с журнального столика, и, наконец, привела в порядок туалет, не сказав при этом ни одного слова упрёка. «Ну что же,  потревожим Арсения! – воспрянул духом Алексей, набирая полученный вчера вечером номер телефона, - будем надеяться, наш поэт уже успел проспаться!».

Увы, надежды, оказались лишь надеждами - на звонок никто не ответил.

- Проклятый алкаш, – в сердцах выругался  он в адрес Щербицкого, - чтоб у тебя водка из жопы полилась!

Однако, как известно, руганью делу не поможешь, поэтому было решено позвонить другому человеку, встречи с которым Ольгин давно ждал и одновременно немного побаивался  - Виталию Крестовскому, тот как раз оказался дома.

- Алёшенька, здравствуй, милый, – обрадовался маэстро, - не поверишь, только что тебя вспоминал! Ты уже приехал, откуда звонишь?
- Добрый день Валерий Павлович, да, уже приехал, звоню из гостиницы.
- И я тоже только вчера поздно вечером вернулся с дачи, как у тебя обстоят дела  со временем?
- Сегодня  совершенно свободен.
- Тогда приезжай ко мне на Большую Пороховскую, тебе надо будет добраться до  метро «Ладожская», а оттуда на автобусе проехать пять остановок. Я только что купил на рынке свежей говядинки и сейчас собираюсь сварганить настоящий венгерский гуляш, так что советую поторопиться!
- Уже собираюсь! – восторженно отвечал Алексей.

Записав номер дома и квартиры корифея городского романса он, накинув на плечи синюю ветровку, отправился в своё первое большое путешествие по Ленинграду,  его путь лежал прямиком к станции «Площадь Восстания», здание которой произвело на него вчера такое неизгладимое впечатление. 

Разменяв деньги в специально предназначенном для этого автомате, и пройдя через турникеты, Ольгин оказался на эскалаторе, не спеша перенёсшим его с наземного вестибюля прямо в центральный подземный зал.  Свод этого зала оказался пересечённым белыми лепными арками, со встроенными в них световыми дугами, а по его бокам, сквозь другие арки гораздо меньшие по размерам, справа и слева, были видны посадочные платформы. Шум пребывающего к одной из них поезда, словно бритвой резанул непривычный к таким звукам слух гостя города на Неве, из открывшихся дверей вагонов хлынула толпа пассажиров, грозившая смести на своём пути всё вокруг. Когда людской поток закончился, Алексей подошёл к большой схеме метрополитена, с целью разобраться, куда же ему следует идти дальше, однако вникнуть в суть пересечений разноцветных линий  не смог, и совсем отчаявшись обратился за помощью к дежурной по станции.

- Отсюда Вы не сможете приехать туда, куда хотите, - ответила она, выслушав его вопрос, – поднимитесь вот по тому малому эскалатору наверх, попадёте на другую станцию – «Маяковскую», там сядете на поезд, доедете до «Площади Александра Невского», перейдёте на Правобережную линию  и, всего через одну остановку, окажетесь на «Ладожской»!

Ольгин прошёл туда, куда ему было указано и, поднимаясь наверх, обернулся назад, посмотрев на стену, отделанную белым мрамором, на которой висел текст указа Президиума Верховного совета СССР о присвоении метрополитену имени В. И. Ленина. Оказавшись на «Маяковской», ему удалось самостоятельно сесть в нужный поезд, добраться до «Площади Александра Невского»  а там, воспользовавшись помощью другой дежурной, наконец, достичь «Ладожской». «Это просто пытка, каждый день мотаться по городу в этих переполненных вагонах, где все стоят вплотную друг к другу!- думал он, выходя на улицу, - как хорошо, что в моём родном Саратове нет этого проклятого вида транспорта!»

Автобус, несомненно, являлся более привычным для него, через пятнадцать минут Алексей уже был на Большой Пороховской и без труда нашёл дом и квартиру Виталия Крестовского.

- Слышу, Алёша, слышу! – раздался голос за дверью, - Подожди, иду, открываю!

Глухо заскрежетал старый замок и перед ним предстал мужчина чуть выше среднего роста с усами и бородой, на нём были обыкновенные тренировочные штаны и свежая клетчатая рубашка, а выразительные серые глаза светились радостью от встречи.

- Виталий, Валерий Павлович… - начал, было, Алексей, но хозяин квартиры остановил его:
- Можешь звать меня Виталий, - сказал он, крепко пожимая своему гостю руку, - я к такому обращению привык ещё задолго до записи с «Крёстными отцами», моя бабушка, царство ей небесное, очень хотела, чтобы  родители дали мне это имя, потому так и назвался на своём первом подпольном концерте. Фамилия Крестовский – ты, должно быть, догадываешься, она взята от персонажа Олега Даля из кинофильма «Земля Санникова». Но что же мы стоим, пойдём на кухню, я уже вовсю колдую над гуляшом!

Ольгин прошёл вслед за артистом, обратив внимание на то, что тот заметно прихрамывал, это от него не ускользнуло.

- Моя хромота - последствия давнего ДТП, - пояснил он, - Вроде бы тогда всё обошлось, но вот пару лет тому назад я неожиданно почувствовал боль в ноге.  Какое-то время не обращал на это дело внимания, но потом всё стало настолько плохо, что даже заснуть ночью  не мог, пошёл к врачу, он назначил серию уколов, но толку от них оказалось не много, они дали лишь временное облегчение. Теперь мне говорят - надо менять тазобедренный сустав, операция эта сложная, но, наверно, всё же придётся на неё решиться, иначе, как прикажешь мне петь в таком виде со сцены?! Да ты не стой, как истукан, вот тебе табурет, располагайся, чувствуй себя как дома!

Алексей присел, и только тогда осмотрелся по сторонам. Кухня была не особо большая, но уютная, в её центре стоял деревянный стол, накрытый белой скатертью, по одну сторону от него – холодильник «Минск» с небольшой столешницей и напольной тумбой, по другую – газовая плита, рядом с нею – пара навесных шкафчиков для посуды и ещё одна тумба. На подоконнике выделялась небольшая вазочка с несколькими садовыми хризантемами, источавшими свой ароматный запах по всему помещению.

- Ну как, нравится у меня? – осведомился Крестовский, - Некоторые говорят, что вот он - бывший партийный функционер зажрался, шикует, а на самом деле всё совсем не так. То, что ты здесь видишь: стол, шкафчики, столешница и даже разделочные доски изготовлены лично мой, вот этими двумя руками, дом на своём загородном участке тоже я сам построил, машина у меня, конечно, есть – «копейка», как же без неё, но такой тачкой нынче никого уже не удивишь.
- У вас красивые цветы, - Ольгин указал взглядом на подоконник.
- Они моё хобби, - улыбнулся Крестовский, забрасывая в глубокую сковороду с разогретым растительным маслом куски говядины, нарезанные кубиками, - и кулинария тоже, мне это занятие доставляет огромное удовольствие. А ты у себя дома готовишь?
- Готовлю, я ведь разведён, к тому же недавно похоронил мать, так что пришлось освоить это дело.
- Да, ничего на свете нет ближе и дороже матери, - Крестовский грустно вздохнул, - я, между прочим, недавно записал песню на стихи Расула Гамзатова, она так и называется – «Памяти матери».
- Виталий, а почему после Вашего альбома 1978 года больше ничего не последовало в таком же духе?
- Тому было много причин. Сразу после той записи я поругался с Володей Мазуриным, на квартире которого всё это писалось, потом Аркаша Северный умер, вслед за ним, буквально через год  ушёл Володя Раменский, все были просто в шоке от этого. Затем появился Розенбаум, Сергей Иванович стал заниматься его записями, забыв про меня, на Сашу тогда начался самый настоящий бум, у меня же был ещё один концерт с «Крёстными отцами», но там плохо прописали мой вокал.
- А с Аркадием Северным Вы были знакомы?
- Чисто шапочно, незадолго до его смерти мы встретились в какой-то компании, поговорили совсем немного, он уже больной был, не человек, а просто скелет ходячий, одни кожа да кости, и лицо какое-то жёлтое, неприятное.
- А о чём говорили, не помните?
- Конечно, помню, ему деньги зачем-то были нужны, тысяча рублей. По тем временам это была очень  большая сумма, спрашивал Аркадий её  у меня, но я никак не мог тогда ему помочь, всё вкладывал в дачу, наличных средств, просто не было.
- А Рышкова тогда в разговоре он не упоминал?
- Упоминал, причём в очень негативном духе. Я, кстати, тоже его не особо любил, хоть и посвятил ему песню Лобановского «Нерусь». Да, согласен, Гаврилыч, был талантливым человеком, хорошим организатором, но в тоже время очень жадным до денег, - сказав это, Крестовский положил на сковороду к уже обжарившемуся мясу нашинкованный болгарский перец, лук, морковку, чеснок и принялся усиленно перемешивать всё это деревянной лопаточкой.
- Ты знаешь, в чём секрет настоящего, правильного гуляша? – сменил он тему разговора, - В том, что мясо необходимо действительно хорошо прожаривать, в противном случае оно получается тушёно-варёным, а это  недопустимо, запомни это! Ну вот, всё у нас дошло до нужной кондиции, а раз так - добавляем немного муки, перца, томатной пасты, заливаем  водой, ещё раз всё перемешиваем, и теперь ставим наше произведение искусства на маленький огонёк, ждём-с. Не желаешь ли пока принять стопочку для поднятия тонуса?
- К сожалению, от стопочки откажусь, после травмы головы мне это дело противопоказано, прошу не обижаться.
- Никаких обид, но я себе немножко позволю, - Крестовский достал из холодильника бутылку «Московской» и неглубокую тарелочку с  кусочками свежей сельди, - кто-то любит ром, кто-то коньяк, а я считаю, что нет ничего лучше нашей водочки. Но, может быть, ты тогда хоть кваску выпьешь? У нас в Питере очень хороший квас, нигде такого больше нет. Налей себе его в кружку, вот там, на тумбе бидон стоит.

Алексей сделал, как было предложено, и вот он уже снова сидел напротив своего собеседника, прихлёбывая квас и  ловя каждое сказанное им слово почти так же, как когда-то во время общения в больнице с Семёном Верблюдинским.

- Только не подумай, что у меня был некий творческий застой, - снова заговорил Виталий, приняв на грудь порцию беленькой, - я пытался пробиться на официальную сцену, все данные для этого имелись: и музыкальное образование, и опыт выступлений, и некоторые знакомства, но не сложилось, музыкальные чиновники шарахались от моего творчества, как от огня. Я написал прекрасную песню, посвящённую нашему футбольному клубу «Зенит», ставшему чемпионом страны в 1984 году, она должна была прозвучать на стадионе во время чествования команды, футболисты и их тренер, Павел Садырин этого очень хотели, но наверху решили, что исполнитель блатняка в таком мероприятии принимать участия не должен. В итоге  гимном команды стала другая композиция в исполнении Юры Охочинского, ты наверно помнишь её:

А стадион шумит: Зенит! Зенит! Зенит!
Играй смелей, болельщики помогут.

Ничего против Юры не имею, мы друзья, он очень хороший певец, но считаю, что моя песня о «Зените» была лучшей.

- А Вы не могли бы её сейчас исполнить?
- Нет, - отрезал Крестовский, - не буду, она уже давно потеряла свою актуальность, ну как можно её петь, когда мой любимый «Зенит» выбыл из высшей лиги?! Я с удовольствием спою для тебя что-нибудь другое, подожди пару минут!

Он вышел с кухни и вскоре вернулся назад с гитарой в руках. Выпив ещё одну стопку и ощутив её согревающее действие, Цыганок-Крестовский запел:

Я одинок, но ты проходишь мимо,
Даря свой взор и свой веселый смех.
Ведь знаю я, что многих ты любила,
Но без тебя мне в жизни нет утех.

Я одинок, но время мчится быстро...
Проходят дни, недели и года,
Но счастье во сне мне только снится
И наяву его не будет никогда…

- Это одна из самых моих любимых песен, - сказал он, закончив пение,- она обязательно появится  на моей будущей пластинке в новой аранжировке.
- Виталий, расскажите подробно об этом готовящемся издании! – попросил Ольгин, - это ведь, как я понимаю, будет Вашим долгожданным официальным дебютом.
- Да, ты правильно сказал, фактически это мой официальный дебют, кговорится, лучше поздно, чем никогда.  А началось всё спонтанно, я как-то зашёл в гости к Маклакову, застал у него Колю Резанова, и вот с его подачи вернулся в мир музыки, слава Богу, все запреты к этому времени были уже сняты. Резанов теперь вместе со своим ансамблем работает в ресторане «Виктория», я тоже иногда с ним выступаю, и там же мы все вместе  репетируем. Пока не знаю, в каком виде издадут мой новый альбом: в двойном, или в одинарном, но то, что он будет –  это абсолютно точно. Вот я тебе сейчас покажу ещё одну песню, а ты скажешь, как она тебе, только, чур, говори честно!

Песня, исполненная Виталием, завела Ольгина с первых аккордов. Она была в духе того самого Крестовского, которого он так любил слушать у себя в Саратове:

Эх, ты, жизнь кабацкая,
С песней залихвацкою,
С водочкой прохладною,
С девочкой блатной.
Жизнь в блестящем лацкане,
Эта холостяцкая
Будет вспоминаться мне,
Мне не раз порой…

- Это что-то! –  совершенно искренно сказал Алексей, сделав несколько хлопков ладоши, - Такое слушать – настоящее удовольствие!
- То ли ещё будет, – Крестовский хитро улыбнулся, - я ведь тебе уже говорил, что песен у меня очень много. После этой пластинки можно подумать и о нашем с тобой совместном проекте, сейчас этот жанр востребован, поэтому необходимо ловить момент. Под каким именем, ты говоришь, записываешься у себя в Саратове?
- Макар Волжский.
- Нет, такое имя совсем не подходит, звучит оно как-то по-гопницки, и извини за прямоту – слишком провинциально. Наш исполнитель  интеллигентный, образованный и псевдоним у него должен быть соответствующим. Подумай на досуге об этом, а пока, вот, что я предлагаю - запишем и издадим совместный альбом, песен пять споёшь ты, песен пять я, ещё одну – дуэтом. Договоримся с Резановым, запись в студии будет стоить недорого, издатели  надёжные – Кононов и Церетели. Репертуар возьмём приблатнённо-кабацкий, но ни в коем случае не чисто уголовный, мы же с тобой не бандиты какие-то. У меня как раз для этого проекта есть очень подходящие композиции, вот, например, такая, смотри!

Алексей не успел рта открыть в ответ, как началась новая песня под быстрый гитарный бой:

Рыжеглазая, рыжеглазая,
Заходи ко мне скорей!
Рыжеглазая, солнцеглазая,
Будь немного ко мне подобрей!

- Вот тебе настоящая премьера! – исполнитель, выпил  третью стопку, - Ты – мой самый первый слушатель.
- У меня просто нет слов, - произнёс Ольгин, - а можно ещё что-нибудь послушать?
- Ещё что-нибудь – только за деньги! – рассмеялся Крестовский и, увидев удивлённую реакцию Ольгина, рассмеялся ещё больше, - Да не переживай ты, это у меня просто шутка юмора такая! Между прочим, наш гуляш уже готов!

Отложив гитару в сторону, Виталий встал, достал пару  тарелок, вилки, ножи, извлёк из хлебницы  любимый Алексеем батон, стоивший  ещё совсем недавно в булочных страны 22 копейки, и отрезал несколько  кусков.

- Ну что, Алёша, готов ты к дегустации? - задал он риторический вопрос, потирая руки.

Сковорода с кушаньем оказалась в центре стола на округлой подставке, и вскоре в тарелке гостя дымилась весьма основательная порция ароматного мяса с густой подливой.
 
- Наворачивай, не стесняйся, - ободряюще произнёс  кулинар, - а будет мало – положу добавки, ты только скажи, не стесняйся!
- Просто божественно, - отвечал Ольгин, пробуя еду, - здесь всё в нужных пропорциях, и мясо действительно получилось не тушено-варёным, я обязательно возьму этот рецепт себе на вооружение.
- И поступишь совершенно правильно, ну а теперь, скажи, а что бы ты сам хотел исполнить и записать в рамках нашего совместного проекта? Повторяю, рассчитывай на пять песен, максимум шесть.
- Если вопрос ставится так, то я отвечу следующим образом - четыре песни на стихи моих земляков, далее нечто общеизвестное, но любимое слушателями, например, «Что-то сигарета гаснет…», и ещё хочу одну, на стихи Владимира Высоцкого.
- Интересный подход, - Крестовский закурил сигарету, -  ничего против этого не имею. «Сигарету» я сам частенько в компаниях исполняю, а вот песни Володи  –  ещё ни одной до сих пор не спел, хотя очень их люблю. Знаешь что, Высоцкий – это, конечно, хорошо, но мне больше всего интересно, то, что пишут, поют и сочиняют в твоём городе. Будь другом, покажи мне что-нибудь чисто ваше, возьми мой инструмент!
- Виталий, это большая честь для меня! – сказал Ольгин, принимая в свои руки гитару, так, словно она была золотая.
- Главное, не волнуйся. Исполняй, без выпендрёжа, так, как ты обычно исполняешь, считай, что перед тобой не Виталий Крестовский, а скажем, твой самый близкий школьный друг, понял меня?! Давай, начинай!

Немного подумав, Алексей решил спеть одну из лирических песен на стихи Вениамина Крюкова, посвящённую чьим-то пальцам, которые каким-то образом оказались на клавишах, и согласно видению покойного автора, были очень неуверенны в себе и чем-то походили на грусть Есенина. Он успел пропеть всего лишь два с половиной куплета, как вдруг неожиданно услышал грозный голос:

- Прекрати!
- Прекратить что? – не понял Ольгин.
- Прекрати петь! – взревел Крестовский, стукнув с такой силой кулаком по столу так, что зазвенела посуда, - я принял тебя как талантливого барда, а ты оказался просто бездарем, который не умеет ни петь, ни играть, что за х..ню ты тут мне показываешь, кто такое говно сочинил?!  Это ты называешь пением??? Убирайся отсюда ко всем чертям, очкастый засранец!
- Но, Виталий, как же так…
- Я сказал, убирайся!!!

В следующую секунду сковородка с гуляшом просвистев всего лишь в паре сантиметров от правого виска Алексея, с грохотом ударилась о кухонную стену и, оставив на ней огромное красное пятно соуса, рухнула на пол. Что касается самого Крестовского – тот вскочил со своего табурета, сжав в руке вилку, его глаза были полны злобы и ненависти. В ужасе Ольгин бросился вон из этой квартиры, но её хозяин двинулся за ним, как назло, пришлось повозиться с плохо смазанным замком, и когда дверь наконец-то поддалась, преследователь уже дышал ему в спину. Сильнейший удар носком ноги под зад чуть не сбил Алексея с ног, превозмогая боль, он сбежал на несколько пролётов вниз и только тогда остановился, чтобы перевести дух.
- И не смей больше сюда звонить, гадёныш, попадёшься мне ещё где-либо – башку отверну! – донеслось до него сверху.

Ольгин уже не помнил, как достиг автобусной остановки, доехал до метро и после долгих мытарств по эскалаторам, переходам и вагонам поездов, вышел в город со станции «Площадь Восстания», прямиком к ставшей уже родной гостинице «Октябрьская». Быстрым шагом он пошёл в её сторону, плотно стиснув зубы, всё его нутро разъедала обида, а руки дрожали от испытанного унижения. «Чтоб предстоящая тебе операция оказалась неудачной!»- думал он о Крестовском.

- Алексей Антонович, к Вам пришли, - сказал ему швейцар, дежуривший у входа в гостиницу, - я разрешил этому товарищу  подождать Вас в холле.
- Отлично, очень Вам признателен! – отвечал Алексей, увидев Щербицкого,сидевшего в кресле для гостей, и жадно взирающего в сторону дверей ресторана.
- Алёша! – воскликнул Арсений, повернув в его сторону голову, - Ну наконец-то, как твоё настроение, как погулял? Что-то у тебя сегодня лицо красное, глаза блестят, а брюки так запачканы, как будто ты только что пендаля получил. Твой вид меня серьёзно беспокоит.
- Со мной всё в порядке, - Ольгин присел в другое кресло рядом, - а вот до тебя сегодня утром мне почему-то не удалось дозвониться!
- Дело в том, что я вчера вечером по дороге домой  угодил  в вытрезвитель и провёл там всю ночь. Спасибо папе родному, приехал  и забрал меня, заплатив штраф, вот, такая беда со мной приключилась!
- Сочувствую, но всё же давай к делу, ты говорил с  Румянцевым?
- Я созвонился с ним, он как раз завтра собирается к твоему Жаворонкову и готов нас обоих взять с собой. Приезжай в шесть вечера к метро «Проспект Ветеранов», мы будем ждать тебя на выходе со станции.
- А можно ли как-то добраться до этого места наземным транспортом?
- Тебе не понравилось наше метро? Это с непривычки, в первый раз всегда так,пройдёт ещё пара дней, и ты его полюбишь! – заверил Щербицкий, - Можно доехать и на такси, но зачем тебе тратить лишние деньги, давай лучше  сделаем таким образом –  встретимся завтра здесь у тебя, ровно в пять, и вместе отправимся на встречу с Румянцевым. Со мной в метро тебе будет очень комфортно.
- Замётано, только не надо больше попадать в вытрезвон!
- Постараюсь, но стопроцентной гарантии дать не смогу, жизнь – непредсказуемая штука.  А теперь самое главное, я уже говорил о том, что Жаворонков человек очень непростого нрава, к нему с пустыми руками идти нельзя, запросто может прогнать.
-  Что необходимо взять с собой, чтобы он меня принял? Водки? Конфет? Фруктов? Может быть каких-то дефицитных лекарств?
- Нет, - Щербицкий покачал головой, - нет, и ещё раз нет! Слушай внимательно и запоминай, ты возьмёшь с собой бутылку шампанского, две бутылки коньяка, желательно армянского, плюс к этому ещё две бутылки креплёного вина, жареную курицу, мисочку оливье и десяток бутербродов с копчёной колбасой.
- Ни хрена себе! – вырвалось у Алексея, - и как же я всё это один потащу?
- Вот для этого я и приеду, чтобы помочь, нельзя же одного тебя оставлять с такой поклажей, ну а сейчас, извини, мне надо идти. Напоследок хочу тебя кое о чём попросить, дело в том, что мне очень нездоровится…
- Так и быть, поправлю твоё здоровье, - Ольгин вложил в его руку мятую трёшку.
- Спасибо за материальную поддержку! – Арсений поспешил на улицу, а Алексей, в ресторан, пришло время ужина.

После еды он ощутил  усталость, и ему захотелось спать. Место на его теле, по которому пришёлся удар ноги Крестовского, очень неприятно ныло…