Риданские истории. Живые звезды

Старенькая гужевая повозка тихо поскрипывала в сумрак октябрьского вечера, жалуясь на износ. Лошадь, что тащила ее за собой, вязла копытами в грязи размытой дождем проселочной дороги и уже несколько раз оступалась, устав от нагрузки.
Вновь рожденная луна освещала серебром тракт, лежащий вдоль голых полей, и первые звезды уже начали появляться в небе, словно желтые веснушки на темном лице небосвода. Легкий прохладный ветер колыхал невидимой рукой волосы желтой поникшей травы, напевая ей песню о далеких землях, бурных реках и высоких горах, которые когда-то встречал на своем пути.
Молодой бородатый мужчина, одетый в пальто с отороченным заячьим мехом высоким воротником, устроился на облучке, покуривая измусоленную трубку. Держа поводья сильными руками, он задумчиво глядел вдаль, изредка выпуская изо рта клубки табачного дыма. Он размышлял о том, сколько денег сегодня смог выручить на ярмарке от продажи изготовленной им мебели. Затем, удовлетворенно кивнув, он обернулся через плечо и посмотрел в телегу. Среди купленных на рынке кое-каких продуктов и нового инструмента на замену старому, на соломенной подстилке дремал его укутанный в теплую шерстяную шаль матери шестилетний сын Ронни, обняв рукой посапывающего беспородного щенка по кличке Клык. «– Сморило наконец этих двух озорников, – подумал отец и улыбнулся, глядя как подергивает во сне задней лапой Клык. Ронни слегка пошевелился, но не проснулся, а лишь крепче прижал лохматого друга к груди. – Намаялись за целый день на ярмарке... Ничего, к работе приучать нужно с раннего возраста, как воспитывал меня мой отец, а отца в свое время дед. Иначе никакого толку из человека не выйдет, это уж точно…»
Повозку тряхнуло на кочке, и лошадь снова споткнулась, но удержала равновесие. Ронни подскочил на полу и открыл глаза.
– Где мы едем, пап? – сонно пролепетал он и привычно почесал Клыка за ухом, слегка растрепав тому шерстку.
– Осталось совсем немного, сын, уже начались пшеничные поля. Поспи еще.
– Я выспался, и Клык, кстати, тоже, – Ронни приподнялся и облокотился спиной на бортик телеги.
Услышав свое имя, щенок тут же привстал на лапы и широко их расставил, чтобы не упасть от тряски. Затем, вращая телом из стороны в сторону как маленький торнадо, отряхнулся и лизнул мальчика в щеку сухим языком, преданно глядя на маленького хозяина умными карими глазками.
– Пап, а дедушка теперь живет на небе? – Ронни оторвал соломинку, сунув ее в рот, и обратил взгляд ввысь.
– Почему ты спрашиваешь? – отец был сильно удивлен такому вопросу.
– Ну, просто хочется знать, что там дальше, только и всего, – безобидно ответил Ронни.
– Тебе то чего забивать голову этим всем. Вам с Клыком еще жить да жить! – мужчина усмехнулся и, повернувшись в полоборота к сыну, потрепал его по светлым волосам рукой.
– И все-таки, ты веришь, что звезды наверху - это люди? – не отступал от темы Ронни.
– Хм, пожалуй, да, верю, – после небольшого раздумья ответил отец. И откуда такие мысли в голове мальчонки? – Их очень много, и они такие разные, как и люди. Одни темнее, другие ярче. Есть большие звезды и маленькие...
– Разные, как и люди, – шепотом повторил Ронни. – А, я понял! Те звездочки, которые больше это взрослые, как дедушка, а те, что поменьше…, – мальчик осекся, – это дети…
– Выходит, что так…
– Ну, а которые светят ярче? Какие они?
– Думаю, это люди, прожившие светлую жизнь. Кто не нарушал закон, был честен с остальными и не отказывал нуждающимся в помощи. А темные звезды, другие, понимаешь?
– Да, теперь я все понял, – воскликнул Ронни и вскинул ладошку к небу. – Вон та самая большая и яркая звездочка, видишь, это дедушка, я точно уверен! Но почему эти звезды видно только ночью, а днем их нет?
– Наверное, потому, что им, как и нам нужно спать, чтобы восполнить силы. Мы отдыхаем ночью, а звезды днем. Чтобы не мешать друг другу…
Мальчик снова привалился на сено, подложив под голову руки, и с замиранием сердца глядел в освещенное далекими золотыми огоньками небо. Клык зашуршал сухими соломинками, ерзая на месте. Затем понюхал пол, фыркнул и уткнул мокрый нос в подмышку Ронни.
– Смотри, Клык, какие красивые желтые крупинки, – проговорил маленький хозяин, отчего щенок навострил уши. – Они похожи на пшено, которое мама перебирает от всякой шелухи, перед тем, как сварить на завтрак молочную кашу. Ах, глупенький, ты, наверное, и не знаешь, что пшено, это пшено. И как оно выглядит.
Клык еще глубже зарылся в шаль, накинутую на Ронни, выказывая ему свою преданность и любовь. Возможно, он и не понимал, о чем толкует его двуногий лучший друг, но Клыку было достаточно того, что он сейчас рядом. Что они вместе…
Вдруг одна звездочка, не очень яркая, вспыхнула на мгновение, и вновь поутихла, как колеблется пламя свечи на легком сквозняке. Затем качнулась влево и стала опускаться ниже, легко и плавно, подобно летящему по воздуху тополиному пуху.
– Папа, гляди! – с восторгом и оживлением вскричал Ронни и, резво вскочив на ноги, ткнул пальчиком вверх. – Падающая звезда! Там!
Отец вновь обернулся. Желтый мигающий кружок уже приближался к полоске далекого горизонта, и вскоре скрылся из виду. А может просто потух, как угасает огонь в камине на прогоревшей до углей головешке. Ронни рассеянно уставился на отца, и тот понял, о чем хочет спросить сын.
– Кажется, в этот момент родился новый человек на Земле, – пояснил мужчина и натянул вожжи. – Вот мы и приехали домой.

– Вернер, милый! – женский голос тихо звучал во тьме и тут же растворялся звенящей мелодией. Затем он прозвучал снова. – Вернер, где же ты?
Постепенно черное пространство, откуда доносился зов, приобретало сияющие бледно-фиолетовым цветом очертания живого. Из ниоткуда появлялась искрящаяся субстанция, которая подобно пламени костра, то разгоралась, то угасала. Наконец, она вспыхнула еще раз с новой силой, образовав светящийся сгусток парящей в невесомости прозрачной оболочки и застыла, слегка колыхаясь, будто обдуваемая легким ветром.
В этот момент рядом с ней стало формироваться еще одно такое же призрачное пятнышко, которое быстро росло и, наконец, засияло сиреневым цветом, повиснув среди темноты.
– Я здесь, Джулия! – сказало оно мужским шелестящим голосом. – Сегодня мы проснулись раньше остальных, видишь?
Вернер описал сиреневую дугу вокруг себя искрящейся рукой. Джулия сделала полный оборот в пространстве, как будто в танце, и вновь зависла напротив своего друга.
– Да, ты прав, мы первые… Но, погляди, наш мир уже оживает! Как это прекрасно!
Повсюду зажигались новые цветные звезды. Одни светили ярче, другие были более тусклые. Маленькие и большие пятнышки света загорались и парили в темноте, словно светлячки в ночи. Некоторые были одиноки, другие же, наоборот, тянулись друг к другу, как Вернер и Джулия. Где-то вдали послышались приглушенные голоса. Черная пустота больше не казалась Джулии пустынной и холодной, как мгновение назад.
– Признаться, я никак не могу привыкнуть к пробуждению, милый мой Вернер, – печально проговорила Джулия. – Каждый раз, когда заканчиваются мои сны, и я не могу найти тебя во тьме, мне становится страшно и одиноко. Вот как сейчас. То есть, уже все прошло, конечно, но еще недавно было жутко тоскливо, как будто я одна в нашей вселенной.
– Этого никогда не будет, – ласково прошептал он. – Я всегда буду ждать тебя здесь, где бы ты ни была… Моя любовь к тебе намного сильнее желания Земной жизни. Ведь я гораздо старше тебя, и прожил немало человеческих лет. Я буду терпелив к твоим естественным слабостям. Я всегда буду ждать тебя здесь, – повторил он.
– Какие трогательные слова, мой дорогой Вернер, – воскликнула она, вспыхнув своей оболочкой с новой силой. Затем трепетно задрожала и придвинулась ближе, касаясь его своими фиолетовыми руками-искорками. И добавила, словно извиняясь перед ним: – Эти сны, понимаешь, когда я вижу их, желание прожить новую жизнь на Земле во мне становится просто невыносимым. Ты помнишь этих прекрасных созданий с чудными гривами на головах? Лошадей! Как они мчат, а ветер так приятно обдувает и холодит кожу в знойный летний день. Ты будто летишь вперед, расправив крылья, навстречу неизведанным просторам. А жемчужные быстрые реки? Зеленеющие бескрайние поля? Чистое лазурное небо над головой? Ну это ли не чудо, Вернер?
Джулия забавно раскачивалась из стороны в сторону и уже не казалась такой печальной. Напротив, она излучала безграничную радость, вспоминая годы, проведенные на Земле. В такие моменты Вернер был готов столетия ждать ее возвращения, лишь бы та была счастлива.
– Что же тебе виделось в этот раз, милая? – поинтересовался он.
– О, мне снилась прошлая жизнь, и она была самой удивительной из всех, – Джулия трепетала и благоухала подобно цветку розы в прекрасном саду. – В детстве я была славной темноволосой девчушкой с именем Джинни. Лазурные глазки, бардовые бантики из бархата в волосах… И у меня была сестра Кейт. Мы близняшки, и как две капли воды с ней похожи. Она носила банты желтого цвета. Так нас могли различать, к примеру, соседи, не боясь перепутать. Мы жили с родителями в большом белом доме с широкими окнами и красной черепичной крышей. На заднем дворе у нас росла высокая яблоня с множеством сочных красных плодов. И к одному из ее толстых сучьев папа подвесил двухместные качели, которые сделал для нас сам. Мы обожали на них раскачиваться взад-вперед. Мы смеялись от восторга и болтали ножками в воздухе. Даже когда я и Кейт подросли, то не упускали возможности провести время под старой яблоней, делясь своими девичьими секретами друг с дружкой. А потом, представляешь, мы без памяти влюбились в двух братьев. Они тоже близнецы! Да, да, близнецы! Ой, прости, милый Вернер, – она виновато осеклась, силясь подавить в себе возбуждение сладостных воспоминаний.
– Все в порядке, – Вернер поспешил успокоить ее, хоть и было видно, что он слегка потускнел, а голос прозвучал чуть тише. – Живя в человеческом теле, мы не помним кем являемся на самом деле, пока не возвращаемся на наше небо. Рассказывай дальше, я хочу услышать эту историю до самого конца, дорогая моя Джулия.
От этих слов та в миг вспыхнула своими фиолетовыми огоньками и заиграла ими ярче.
– Моего мужа звали Мартин, а Кейт вышла замуж за Роберта. Мы решили пожениться в один день и устроить большую свадьбу. Мы рука об руку шли под венец и давали клятву, возложив ладони на Библию. Нас венчал пожилой священник. Было много гостей, друзей и близких. Деревянные столы, вынесенные прямо во двор, на которых красовались в фарфоровой посуде различные блюда и вина в звенящих бокалах. Не могу правда вспомнить их вкус, – она на мгновение умолкла, собираясь с мыслями, затем продолжила: – А после были прогулки на самых красивых созданиях во всей вселенной – лошадях! У Мартина и Роберта были вороные жеребцы, мощные и быстрые. А у нас с Кейт – белоснежные лошадки, прелестные и грациозные, с длинными мягкими гривами! Мы катались до позднего вечера на близлежащих равнинах. Это был незабываемый день!
Она вновь замолчала, и Вернер не посмел тревожить ее. Он понимал ее волшебные чувства, кипящие в ней благодаря памяти. Он помнил все свои прожитые жизни. Долгие и те, что окончились смертью раньше, чем он постарел… Годы в тяжелые времена и годы, прожитые в благополучии и любви. Иногда ему хотелось вновь упасть вниз, но страх потерять Джулию из виду навсегда был сильнее его порывов открыть еще одну страницу своей истории на Земле.
– Вернер, – горячо проговорила она, – я помню своих детей. И детей Роберта и Кейт. Малышами они все были такими чудесными и забавными… Это ни с чем не сравнимое чувство, когда твой ребенок говорит первое слово, делает первые шаги навстречу твоим объятиям… Смотрит на тебя глазками, чистыми, как горный хрусталь, в которых нет злобы, зависти и ненависти. Лишь любовь в них есть, понимаешь? Самая искренняя в мире людей любовь.
– Я знаю это чувство, – ответил Вернер и дотронулся своими искорками ее оболочки. Ведь так и делают люди, когда хотят поддержать другого или проявить нежность, касаясь своей рукой его плеча. – Что было дальше?
– Они быстро выросли, женились и покинули наш домик. После часто навещали нас, привозили внуков. Я думаю, эта жизнь была такая единственная, в которой не происходило ничего дурного. Как в детских сказках о добре, что я читала своим крошкам перед сном. А еще у нас был свой пруд. Там мы устраивали пикники, пускали камешки по воде, ловили сачком желтых и синих бабочек. Одно время у нас даже жило лохматое существо, самое преданное на всей Земле. Это собака, мы ее звали Солнце. У нее был очень светлый рыжий окрас, почти желтый. Мы все ее любили, а она любила нас. Она прожила достаточно долго. И ее последним пристанищем стала земляная колыбель под нашей яблоней…
– Это так печально, когда мы возвращаемся сюда, – тихо сказал Вернер. – Но человеческий организм не вечен в отличие от нас… Что же было дальше, Джулия?
– Счастливая старость, Вернер, что же еще? Последнее, пожалуй, что я помню, я сидела одна на изношенных временем отцовских качелях и болтала босыми ногами в воздухе, как в детстве. Кейт и Роберт сразу после завтрака отправились на прогулку, а Мартин подравнивал розовые кусты в нашем саду ножницами. Я размышляла о том, что приготовить на ужин. И вдруг у меня страшно закружилась голова. Я хотела позвать мужа, но у меня перехватило дыхание. Я привалилась к деревянной спинке. Внутри меня словно разожгли костер. Меня окутала темнота и вскоре я услышала бархатистый мужской голос, кто-то звал Джулию. А спустя мгновение я полностью вернулась к тебе, Вернер. Это ведь ты звал меня, мой милый друг…
– Да, и я был несказанно рад, дождавшись, наконец, твоего перерождения, – ласково проговорил тот. – Я так тосковал о тебе все это время. К счастью, время здесь бежит гораздо быстрее, чем там, внизу.
– Мне так жаль, Вернер. Мне жаль, что тебе приходится страдать, – прошептала Джулия, прильнув всей своей светящейся фиолетовым пламенем оболочкой к нему. – Но мне так хочется познать в полной мере человеческую сущность, увидеть то, что не видно нам отсюда. Это желание сильнее всех чувств, что есть во мне. Нет сил видеть эти сны, наполненные разноцветными красками, и просыпаться в темноте. Вернер, любимый, отпустишь ли ты меня впредь? Ты так скучал все эти годы, и я не имею права просить тебя об этом, но…
– Если бы я только мог отправиться вслед за тобой, но, увы, встретиться там, один шанс на миллион. Да и как мы узнаем друг друга? Внутри человека, мы словно зрители в кинотеатре. Не ведомо начало нашей истории, не ведом и конец, пока не окажемся на небе вновь.
– Значит, ты отпускаешь меня? – радостно воскликнула Джулия.
– Я буду ждать тебя вечно, – шепнул он на прощание.
Джулия с новой силой вспыхнула искрящимся пламенем. Затем стала плавно опускаться вниз, отдаляясь от Вернера. За ней тянулась легкая клубящаяся думка. Вскоре Джулия исчезла, и оставленный ею фиолетовый туман растворился во тьме.

– Ронни, поцелуй меня, – прошептала Эмма и придвинулась к юноше, поднеся к его лицу свои пухлые губы. Затем, с укором посмотрев на него, добавила: – Тебе уже двадцать девять лет, а ты каждый раз краснеешь, как юный мальчишка. Да ну тебя, – она отвернулась и сделала вид, что обиделась.
– Когда ты рядом, ты меня волнуешь, это правда, – страстно проговорил Ронни и, обняв ее за плечи, зарылся лицом в пахнущие лавандой густые каштановые волосы.
– Ты испортишь мне прическу, – с деланным возмущением воскликнула Эмма и попыталась отстраниться от юноши, но тот держал ее крепкими объятиями. – Ну все, хватит уже. В конце концов, ты будешь целовать меня или нет? – на последних словах она невольно рассмеялась, потому что Ронни начал щекотать губами ее изящную шею, игриво покусывая надетое на нее ожерелье, собранное из красивых морских ракушек.
Влюбленная пара устроилась на большом отрыве льняной ткани под сенью раскидистого могучего вяза. Сквозь его узловатые ветви проникал белый свет почти полной луны, повисшей ярким пятном на темно-синем звездном небе. Теплый июньский ветер слегка гладил макушки колосящейся ржи на поле, что пролегало серебристым покрывалом совсем близко. Повсюду слышался монотонный стрекот кузнечиков, прячущихся в густой высокой траве.
Из поселения Ридан, где жили Ронни и Эмма, расположенном невдалеке, доносился беззаботный гвалт и смех. Народ плясал у большого костра, который сиял и дергался оранжевым рваным пятном, словно танцевал вместе с людьми. Одни с разбегу прыгали через жгучее пламя, другие пели песни и пили молодое вино, завершая трудовую неделю таким вот всеобщим веселым празднеством.
– Как бы я хотела гулять наравне со всеми, – Эмма вздохнула, не отводя взгляда от глаз Ронни, ловя звуки ушами. Затем медленно провела рукой по своей пышной груди и остановила ладонь на круглом животе под свободным домотканым платьем. Ее мимолетную грусть вмиг сменило другое чувство, наполнив живые глаза безграничным счастьем. – Восемь месяцев… Скоро у нас будет малыш, ты рад этому, Ронни?
– Я на седьмом небе, дорогая, – искренне ответил тот, взяв девушку за руки. – Это будет самый главный момент в нашей жизни.
– Даже важнее того дня, когда мы поженились, – добавила девушка с волнением.
– Да, гораздо важнее.
Праздные крики потихоньку смолкали, пока не затихли совсем, а Ронни и Эмма все сидели, наслаждаясь друг другом, наслаждаясь своими надеждами и сменившей тихий вечер волшебной ночью. Ветер тоже поспешил отправиться на покой, и теперь кругом царил штиль и звенящая в ушах тишина.
– Взгляни на звезды, дорогая, – вдруг прошептал Ронни. – Что ты видишь в них?
– Я вижу яркие далекие огоньки, – не задумываясь ответила Эмма. – Я слышала, если соединить некоторые из них прямой линией, получаются фигуры, кажется, созвездия. К сожалению, я не умею читать по звездам… А ты?
– В детстве мы с папой часто говорили о них. Я верю, что каждая звезда на небе является частичкой нас. И они живут внутри каждого до тех пор, пока мы не покинем этот мир.
– Но как это? – удивленно спросила Эмма, разглядывая усыпанный множеством блистающих точек небосвод.
– Когда появляется новый человек, – начал объяснять Ронни, вспоминая вечерние разговоры с отцом, – одна из звезд покидает свое место там, наверху, и зарождается искоркой глубоко внутри него. Эта искра, называемая душой, остается с нами до конца наших дней.
– Как это удивительно и загадочно! – воскликнула Эмма, обратив взор на возлюбленного. – Значит, когда у нас родится малыш…
– Да, милая, – продолжил за нее юноша, – одна из самых ярких и красивых звезд упадет на крышу нашего дома и после, всю жизнь станет оберегать наше дитя от бед. Ведь они сольются в одно целое!
– Ах, Ронни, пусть история эта так коротка, но она самая романтичная из всех, что я слышала! – она еще теснее прижалась к нему своим нежным плечом. – Но почему ты никогда не рассказывал об этом?
– Я берег эти слова для такой ночи, как сегодня…

Внезапно черную пустоту, наполненную живыми искрящимися повсюду пятнами, разрезал долгий печальный стон. Он возник откуда-то издалека и постепенно становился громче, пока не перешел на вой. Произошла мимолетная вспышка, и Вернер увидел перед собой Джулию.
– Ты вернулась, милая! – радостным тоном воскликнул он. – Тебя не было двадцать три года… Но… Почему так мало? – его голос стал тише и горестнее. Он парил рядом со своей Джулией, но сияние ее теперь стало боле тусклым, чем раньше. Цвета оболочки уже не были такими насыщенными, а искорки колебались вяло, словно уменьшающееся пламя у догорающей свечи.
– Ах, Вернер! – ее голос был преисполнен печалью. И если бы она могла пролить слезы, то непременно бы рыдала. – Я жила убийцей! Это так ужасно! Эта новая жизнь стала для меня жутким кошмаром наяву! А мои руки! Они часто были в крови невинных. Я убивала из любопытства, желая заглянуть в глаза тем, кто покидал человеческий мир. Я хотела узреть хоть что-то, что прольет свет на жизнь после смерти. Я верила в их святейшего Бога, верила во всевластное Зло, живущее по ту сторону Божьей обители. Я стала зависимой от своих безумных желаний обрести непостижимое. Откуда я могла знать, кто я, находясь в полной власти той глупой девчонки? – Джулия всеми силами пыталась успокоить себя оправданиями, но распалялась только больше. – Я до сих пор чувствую на себе затягивающуюся тесным кольцом веревку, которую палач надел на шею перед толпящимися зеваками. Этот вкус предсмертной горечи во рту, выстрел ужасной боли в хрустнувших позвонках… Почему это произошло со мной? Я больше не хочу всего этого, Вернер!
Израненная безумными событиями, Джулия заметалась из стороны в сторону, будто спасалась бегством от стаи голодных волков. Ближайшие звезды застыли, разделяя с ней горькие чувства. Вернер тяжело вздохнул, если это можно было назвать вздохом. Скорее выдавил из себя звук похожий на шум кузнечных мехов, выпускающих воздух.
– Оставь позади свои гонения, Джулия, – он всеми силами хотел ее успокоить. И она послушалась, застыв подле него. – Многим попадается тяжелая судьба. Поверь мне, я не раз возвращался в наш мир звезд слишком скоро. Я жил во времена стихийных бедствий, унесших тысячи людей давным-давно. А великая война Трех Континентов шестьсот лет назад за право власти над Четвертым независимым отправила в последний путь куда больше. Я прошел это кровавое безумие до конца, слепо веря в лживые обещания своего правителя, жаждущего отхватить жирный кусок земли. Да, иногда я жил целый век, но было и такое, что уходил с земли через жалких десять лет после появления. Я познал радость, любовь и тревогу. Каждый опыт, что я забрал с собой наверх делает меня счастливее. Ведь в этом и есть смысл нашего существования. Возможно когда-то настанет момент и все живое исчезнет из нашей вселенной. Останемся только мы, и наши знания и воспоминания дадут нам сил ждать зарождения новой жизни столько, сколько потребуется. Ты молода, и у тебя впереди еще много неоткрытых страниц истории.
– Мне кажется, я больше никогда не найду в себе силы вернуться обратно. Страшно испробовать на себе еще раз ту жуть, через которую мне пришлось пройти, но… ты только взгляни на меня… я такая тусклая, – ее голос вновь пронзила печаль. – А какой я была! Ты помнишь, милый Вернер? Я блистала яркими фиолетовыми искрами и готова была своим сиянием расплавить все вокруг! – она сделала оборот кругом, словно девчушка, любующаяся своим новым платьем, сшитым на ее день рождения мамиными руками. Затем уверенно добавила: – Я должна сиять, как раньше. Небольшой отдых, конечно, мне пойдет только на пользу. Я приведу себя в порядок и вскоре сделаю еще один шаг навстречу к рождению.
И в течении трех недель, пролетевших для Вернера и Джулии как несколько дней, они пробуждались и долго болтали, кружились и тянули друг к другу свои теплые сияющие руки. Вскоре настало время, и, попрощавшись в который раз с Вернером, Джулия стала опускаться вниз. В сторону маленького городка с названием Ридан…

Прошло почти три года с тех пор, когда Ронни и Эмма говорили о звездах под луной. Через месяц у них родилась прекрасная малышка, которая успела подрасти за это время и стала златокудрой красавицей с большими глазками. По началу радужная оболочка ее глаз имела светлый каштановый оттенок, но потом приобрела постоянный ирисовый цвет. Ее назвали Джилли, ласково от Джоули. Характер у нее был озорной, зачастую несносный, но все ее детские проделки как правило прощались.
В очередной ее день рождения Эмма испекла чудесный яблочный пирог и выставила на стол. По дому разносился сладкий аромат свежей выпечки. С минуты на минуту должен был вернуться Ронни. Он занимался хозяйством - чистил их единственную лошадь в стойле. Маленькая Джилли играла со своей любимой куклой в соседней комнатке, из-за стены доносился ее тоненький тихий голосок.
Эмма бросила в котел с кипящей водой чайные травы. Затем расставила тарелки и разложила столовые деревянные приборы. Вскоре к запаху пирога добавился аромат ромашки, малины и мяты.
– Ронни, дорогой! – позвала она из приоткрытого окошка мужа. – Ты закончил чистить Гельду? Пирог готов, пора к столу!
– Еще пару минут, Эмма! – тут же откликнулся Ронни и зашуршал щеткой с удвоенной энергией.
Эмма прикрыла окошко и сняла с огня котелок.
– Дать настояться несколько минут отвару, и чай будет готов, – тихонько сказала она сама себе, затем проговорила чуть громче: – Джилли, радость моя, садись скорее за стол!
– Да, мама! – услышала она в ответ.
Девушка села на краешек деревянной скамьи у входной двери и прикрыла глаза. Она немного устала за утро, занимаясь домашними хлопотами. Она слышала, как Ронни закончил чистку и отправился мыть руки из большой бадьи во дворе. Хлюпанье воды, легкий шум ветра, треск углей в печи…
– Джилли! – вновь позвала она дочь, но та не откликнулась.
Эмма вновь взглянула в окно. Ронни в этот момент беседовал с пожилым мужчиной у калитки, опершись локтями на частокол.
– Опять этот пьяница Ригл пришел просить монетку, и это в день-то рождения нашей чудесной малышки, – развела руками девушка и поспешила в комнату к дочери.
Та сидела на своей кроватке и держала на коленях… обезглавленную куклу! Из тряпочного тела торчал клок старой соломы. Голова игрушки лежала на полу у ног Джилли. В руках та сжимала острые ножницы матери, блистающие гладкой сталью в свете дня, проникающем через небольшое оконце внутрь.
– Где ты взяла мои ножницы? – с порога ахнула Эмма. От неожиданного варварства у нее на мгновение перехватило дыхание. – И зачем ты сделала это со своей куклой?
Она старалась говорить с ней ласково, но твердо, чтобы случайно не напугать Джилли. Сделав шаг навстречу к ней, Эмма протянула вперед ладонь.
– Пожалуйста, отдай мне ножницы. Ты можешь пораниться!
Девочка вздрогнула, как будто только сейчас ощутила присутствие матери рядом. Кукла скатилась вниз и шлепнулась рядом с тряпичной улыбающейся головой. Джилли повернулась к матери и еще крепче сжала ручками блестящий предмет.
– Джоули, отдай мне это, – на этот раз Эмма придала своему голосу немного строгости.
Внезапно Джилли гортанно хохоча резво спрыгнула с кроватки. Ее глаза вспыхнули тусклым фиолетовым сиянием, и в них промелькнуло что-то таинственное и незнакомое. Ловким движением она полоснула ножницами по протянутой руке матери, вскрыв вену на запястье. Та вскрикнула от боли. Кровь обильно полилась на пол, окрашивая половицы багровым цветом. Второй удар пришелся под колено с силой, не принадлежавшей маленькому ребенку, заставивший припасть девушку на четвереньки.
– Нет, Джилли, нет! – простонала Эмма, глядя в бушующие пламенем чужие глаза ребенка. – Хватит! Перестань! Что ты делаешь?
Та замахнулась в третий раз, и Эмма в ужасе закрыла лицо руками…
Со двора Ронни услышал крики жены, но не придал значения. Дочь часто устраивала беспорядок, уронив посуду или разбросав одежду. Вот и сейчас он подумал, что Эмма борется с разыгравшемся озорством любимой дочери. Постояв еще несколько минут с Риглом, Ронни любезно распрощался с ним и отправился в дом, праздновать день рождения Джилли.
Улыбка вмиг сползла с его лица, когда он раскрыл дверь. Ронни словно онемел, закованный в ледяную глыбу, а его взгляд наполнился ужасом.
Он видел Эмму, лежащую ногами в комнатке дочери, а телом в кухне, в нескольких шагах от него на полу. Глаза безжизненно закатились, демонстрируя под широко распахнутыми веками пустые белки. Из раны в запястье еще сочилась кровь, тонкой струйкой стекая по ладони. В правом боку почти по самые кольца-держатели застряли ножницы.
Слезы внезапным потоком хлынули по его скулам, противно щекоча кожу. Тошнота подступила к горлу и готова была выплеснуться наружу поздним утренним завтраком. Его затрясло, стало жарко и холодно одновременно. Кружилась голова и темнело в глазах, взгляд которых и без того стало трудно фокусировать из-за застилающих их слез. В доме царила гробовая тишина, если не считать тихого чавканья за столом. Ронни с трудом повернул голову в ту сторону, откуда доносился противный звук.
На высоком детском стульчике, как ни в чем не бывало, сидела Джилли и смотрела на него фиолетовыми глазками. Маленькие ладошки были запачканы кровью. Вокруг ее тарелки были разбросаны кусочки яблок и мучные крошки. Она доедала последний ломтик маминого пирога.
– Я все съела! – радостно воскликнула она и расхохоталась, стуча пятками по ножкам стула.