ДУРА

               



    Дура! - так все ее и звали,  и  никто не знал ее настоящего имени,  никто не знал, откуда и как  она попала в наше забытое богом место. Как мамка ее назвала  и какое у нее имя в паспорте,   мы так и не узнали.
   А  появилась Дура в нашем поселке вдруг.   Только Дашка -продавщица ясно помнила и часто вспоминала тот день, когда однажды, поздней осенью, уже  перед  самым закрытием , к ней в  магазин влетел Васька-толстяк и  , еле переводя дыхание и брызжа слюной, попросил  дать ему  бутылку водки и что –нибудь поесть. И если можно , поскорее.
- А что, что именно-то? – спросила сдержанно его Даша, готовая уже покинуть магазин. Васька растерянно обвел взглядом прилавок, витрину и что-то невнятно промямлил. Даша  вытащила из-под прилавка две бутылки Русской и Столичной-выбирай!- и демонстративно звонко поставила их на прилавок перед Васькой.
- Что поесть-то дать?- уже грубо переспросила она , брезгливо оттирая тряпкой  его слюну с прилавка.
- Сало она не ест, значит и колбасу тоже.. –тихо про себя сказал он, и уже громче – может, сыр или … - и он так  посмотрел на Дашу, словно только она знала ответ.
   И вот тут ее сердце дрогнуло: его беспомощный , по-детски  растерянный взгляд растопил ее женское сердце. Сразу вспомнилось, как несколько  лет   назад на Василия свалились одно за другим несчастья. Сначала умер отец от  инсульта, потом через месяц в неизвестном направлении скрылась  молодая жена с ребеночком, а чуть позже  умерла и мать - то ли от неизвестной болезни, то ли от всяких дум о своем непутевом сыне. Вот также он тогда влетел в магазин , чуть не сбил  в дверях натруженного продуктами  дядь Сашу-электрика и грузно своим огромным телом опустился на прилавок перед Дашой. Чуть отдышался и встал перед ней, жалкий, несчастный, не в силах что-то промолвить, а в его больших голубых глазах застыла, словно  скованная  тонким холодным настом,   безмерная   тоска.
- Мать повесилась,- только и смог прошептать Васька.
   Дядя Саша  быстро перетащил убитого горем  Василия на сложенные в углу пустые коробки из-под вина: держись, сынок! - а сам  вытащил из своего баула бутылку водки, зубами сорвал с нее  пробку-бескозырку  и  протянул  Василию: пей!
   Васька никогда не пил этого зелья. Как-то раз в школе попробовал с пацанами и чуть не умер, не пошла она ему - эта султыга. С тех пор ни разу её в рот не брал. Он скорчил морду и  отвернулся от электрика.
- Пей!- приказал дядь Саша  и силой влил Ваське в рот шальную. 
   С первыми же глотками  тело Василия размякло , душа его освободилась от сковавшей её тяжести. Он выхватил бутылку у электрика, громко, смачно выдохнул и стал жадно глотать из нее когда-то не принятую  его организмом горечь.
-Э, эй! Все, полно, вставай, пошли!  - дядя Саша вырвал у Васи бутылку  и  помог ему  встать.
- Где мать?-тихо спросил электрик.
- Кто?- не понял уже охмелевший толстяк.
- Никитична, мамка твоя…
- В сарае, висит на…
- Все, - прервал его дядь Саша, - понял.
И уже в дверях крикнул Даше:
- Беги за мужиками. Надо помочь .
   Никитичну сняли, похоронили её рядом с мужем , через неделю все перестали вить догадки  о случившемся, утихли злые языки и  забыли про Ваську.   Жизнь в нашем далеком глухом поселке вернулась в  свой прежний скучный ритм.
   И вот теперь , как тогда , стоял перед Дарьей  возбужденный растерянный Васька ,  безумными глазами   шарил   по витринам  в поисках нужного продукта,  а Дарья, уже в пальто и перевязанная шерстяным платком, нервно постукивала  пальцами по прилавку.
- Ну, все, Вась, поторопись, время уже, мне еще до дому чапать  в этой темени, -  она нервно  схватила кусок костромского сыра и шмякнула его перед толстяком. – Завтра расплатишься! Давай, выходь!
   Вдруг глаза у Васьки загорелись , он оглянулся вокруг, нет ли кого, и почти щепотом ей рассказал:
- Понимаешь, я иду домой, смотрю, а она , как мышка , спряталась  в кустах , почти раздетая, в каком-то легком пальтишке, трясется, вся синяя от холода. Худющая, а глазища большие, черные, светятся в темноте, как у кошки,- рассмеялся Вася, - наверное, со страху. Я ей: эй, че делаешь тут? А она вскочила и от холода ли от страха  запнулась  об первый же сучок. Я взял ее за руку и повел в дом. Она и не противилась!
   Так у Васьки – толстяка поселилась Дура . И звал он ее не иначе как Дура , моя Дура! Кто она и откуда, никто не знал , да и не видел ее толком никто: не выходила она из дому за ворота.
    Любопытствующие поначалу  крутились у дома Василия, все пытались что-то разнюхать, да так ничего особенного и не приметили: маленькая, худенькая, то ли женщина, то ли подросток, вечно укутанная в платки, то копается на огороде, то зайдет в сарай и часами возится под навесом  с птицей и скотиной.   
-  Участок большой, особенно и не углядишь, да и стоит он как-то в стороне, на окраине поселка. – сетовали особенно назойливые. 
   Васька и сам ничего о ней толком не знал, спросил её раз, два, а она ему : потом расскажу! - так и отстал.  Привел домой, обогрел, а она в знак благодарности стала ему служить , помогать по дому, по хозяйству.
    А сам Васька уже со временем стал не Васька, а Василий, а то и Василий Петрович, и не рыхлый  толстяк , а высокий подтянутый  красавец с большими голубыми глазами, всегда чистенький, причесанный, в джинсах и непременно в  красном  свитере, из ворота которого выглядывала свежая белая рубашка. Чудеса, да и только - преобразился наш Васька! И говорить-то стал как-то не по-нашему, а все правильно, по-книжному. Исправлял всех и, подняв к небу указательный палец, с важным видом  добавлял: русский язык-велик и могуч и  относиться  к нему надо с уважением!  А если, кто спрашивал о его сожительнице, все отмахивался: да, ну её, дура она и есть Дура!  Так все ее и стали звать между собой  Васькина  Дура.
   Все, да не все! Бабы постарше  между собой называли ее ведьмой. А то как бы иначе Васька так исхудал, так изменился, похорошел, не пьет, не курит, дом привел в порядок, постепенно  обзавелся хозяйством – огород, скотина, птица,  стал читать книги. Надька – библиотекарша не успевала выписывать для него из райцентра новые книги, журналы. 
- Ох, ведьма она, точно, ведьма, - не успокаивались  они, глядя Ваське вослед, когда он возвращался по базарным дням с центра довольный, счастливый после сбыта излишек своего хозяйства.
     А однажды, ближе  к вечеру, к дому Василия подкатили две машины - Жигули и Волга. Из Жигулей вышли Василий и шофер,  неказистый на вид малый. Степановна, соседка напротив, копалась в огороде и, приметив их, затаилась , стала следить за ходом событий. Василий с малым быстро вышли из машины и юрким движением скрылись за новыми воротами дома. Через полчаса водитель Жигулей  вышел , шустро шмыгнул  в Волгу , и машина тут же  тронулась с места, быстро свернула за угол и скрылась.    Жигули так и простояли  у ворот дома  до самой темноты. Васька несколько раз выглядывал из калитки дома, цыкал на детей, облепивших машину, пару раз по-хозяйски   обходил её ,   садился за руль, крутил его, как дитя малое,  и довольный возвращался обратно в дом.
    А напротив, из окна дома Степановны, три пары  глаз зорко следили за ним, попивая чай.
- Ох, ведьма она, - не унимались  Стапановна и еще две соседки, срочно вызванные ею по этому случаю, - точно ведьма! – сказала Степановна , хлебнув из чашки уже подостывший чай.
- Ведьма, ведьма!- поддакивали ей соседки, покусывая белый рафинад, - вон  уже и Жигуль , кажись, купил Васька, хоть и не новый, а все ж на колесах и свой, собственный! 
   Вдруг из калитки напротив уже  в темноту вышла маленькая фигура , села за руль Жигулей, раздался шум мотора , машина медленно  тронулась,  слегка дала ход  назад и плавно въехала в раскрытые ворота, которые придерживал Василий с фонарем в руке.
   И пошла гулять - гудеть по поселку новая стоустая молва : Васькина  Дура-то – вовсе  не дура, а ведьма, совсем прибрала мужика к рукам, так заговорила его, что  он с утра до вечера пашет в доме, а она, сама за рулем, по два раза в неделю ездит на шабаш, на сборища нечистой силы. Уезжает в темноте и приезжает в темноту! Вот для чего Васька приобрел машину!
- Тьфу ты! -  мимо  бабских посиделок    проходил Люха хромой, - уймитесь вы уже, наконец, сороки!- видно, не на шутку рассердился бывший одноклассник Василия, - нормальная она баба, был я у Васьки, - и тут же поправил себя,- у Василия Петровича сколько раз был, просил помочь по хозяйству.   Нормальная она баба, скажу я вам. Только маленькая   и худая очень. Голову  не поднимает, все в пол глаза.  Быстро накрывает нам на стол, все культурно,   как в санатории, обязательно поставит передо мной графинчик с водкой, салфеточки, вилки, ножи. Накроет и сама шмыг в свою комнату.  И в доме у них все прибрано, чисто , даже пахнет как-то по особенному,  как в магазине парфюма. – Сказал и захромал дальше . Вдруг остановился и с улыбкой добавил:
- Беременна она, - так сказал Василий ,  вот и ездит в райцентр . А шабаш, скорее, вы тут устраиваете! – оглядел всех и добавил нарочито сердито и  громко : И хватит меня звать Люхой! Илья я, ясно? Илья Лыткин!
     В другой раз бы взорвались смехом наши бабы, а тут не до смеха было, такая новость : Дура беременна! Так и застыли все , как в детской игре «морская фигура замри»! Не успели они  отойти от этой новости, а  тут из-за угла послышался рык мотоцикла , взвизгнули тормоза, и за облаком пыли раздался веселый голос участкового двух поселков – нашего  и соседнего в нескольких километрах отсюда:
- Чего митингуем, девчата?  Жалобы имеются?
   При слове девчата бабка Нюра и Савельевна тут же выпрямились, стали поправлять платки на головах, а бабы помоложе  облизывать губы, стряхивать подолы платьев, словно в них что-то собралось.
- Ясно ! Молчите, значит, нет жалоб! Если что, пишите, звоните! – участковый стал заводить свой мотоцикл, - И еще,  у Василия Петровича все законно!  И всем своим передайте, хватит писать мне письма!
  Не успели наши бабы переварить еще и эту новость, а его и след простыл! Только свояченица брата Степановны  Глаша успела крикнуть вослед взревевшему мотоциклу:
- А Дуру-то как зовут? - но разве ж что услышишь , когда мотоцикл срывается с места!
   Так и разошлись все по домам, разомлевшие от новостей и пересуд, каждая со своей думкой-догадкой. Ильинична и ее две сестры надумали  пойти к Дуре и попросить её воротить их мужей от пьянства, баба Нюра  грезила о внуках,  её единственная дочь  уже давно замужем, а все никак не заберемеет, надо бы сходить к Васькиной жене. Древняя старуха Сима, подруга Никитичной, еле переводя больные ноги, плелась до своей избы с улыбкой на кривом лице : и слава Богу, наконец, и непутевому Василию повезло! Вот бы порадовалась матушка его Никитична! Только Степановна  на всем пути до дому все нет-нет да повторяла тихо, в полголоса, словно пыталась убедить кого-то , а заодно и  себя : ведьма она, ведьма!
        И снова , казалось,  все догадки и сплетни вокруг Васькиной Дуры  улеглись, и жизнь в нашем местечке  пошла   своим привычным чередом ,  как  вдруг в конце октября, в субботу,  ранним утром над поселком гулом пронеслась сотрясающая всё и всех недобрая весть : Дура умерла!

   Умерла наша Дура! Только совсем не от родов!
   После ужина  все убрала, помыла посуду, огляделась вокруг- все ли сделала- и упала без сознания.  Так бездыханно и пролежала до первых петухов, потом  приоткрыла глаза,  еле слышно  произнесла: Прости!- и тихо отошла.      
 Не успел Васька услышать ее последний вдох и тихое прощальное Прости. Рядом с ней в этот ее последний миг сидела все та же соседка Степановна со смоченной ваткой в руке, а Васька в это время выходил из машины вместе с доктором из центра, взволнованный и потерянный от только что узнавшего диагноза своей Дуры- проклятый рак!
    До самых похорон Василия не узнать было: весь сгорбился, грудь как- то сразу впала, щеки бывалого весельчака обвисли, а в неухоженной шевелюре его вдруг обнаружились залысины. И замолк совсем наш Василий, не проронил ни слова,  глаза его смотрели все мимо людей,  чаще - в пол.  И только  на третий день, на похоронах, когда уже стали засыпать могилу, Василий вдруг выпрямился и что есть мочи громко по-звериному  заорал:
-  Дура! Обманула меня! И тут меня провела, дурака!
И со всей силы бросил в могилу зажатый в кулаке комок  промерзшей октябрьской земли, рукавом куртки смахнул накатившие слезы и  быстрым размашистым шагом  двинулся в сторону поселка. И больше мы его не видели.
    Приутих наш поселок в глубокой скорби , с затаенной в душе виной перед чистой хрупкой молодой женщиной , настоящее имя которой так и не узнал никто. Приутих ненадолго. Ветер перемен в стране  вихрем разметал наших посельчан по разным весям в поисках новой жизни.
       На трассе , откуда начиналась длинная в несколько  километров неухоженная дорога в сторону нашего поселка, теперь кто-то поставил самодельный указатель «Васькина Дура», и редко кто из проезжающих путешественников не реагирует на него. По хорошей погоде туда езды несколько минут.  Зато там  открывается удивительной неземной красоты место:  на открытом пространстве разбросаны островками заросшие густым ковылем зеленые курганы-развалины . И только  в том месте, где  Васька  встретил свою Дуру, возвышается  непривычный для этих мест куст, дважды цветущий в год розовыми мелкими цветочками, а вокруг него нежно колышутся  на ветру овсянница, серебристые метелки  пустоцвета и небесного цвета полевой василек.
     А если  сюда кого случаем заносило осенью, в конце октября, так тот  мог  услышать  надрывное «Дура!», которое гулким эхом разносилось  по всему долу вокруг.    
 
Москва,2020