И мне всё это надо?

   А было так. Окно моей комнаты выходит в проулок и на то время, а это середина девяностых, как сейчас помню, было слеплено из стекла и деревянной допотопной рассохшейся рамы – что смог достать при строительстве в 1986 году. И выходило на проулок шестиметровой ширины, к которой добавлялись три метра моего двора от окна до калитки. А за проулком – Наташкин дом, к уже начавшим невеститься дочкам которой каждый вечер приходило пол посёлка одолеваемых гормонами молодых дебилов мужского пола – женихаться.
   Само по себе это приемлемо. Но женихались они очень уж громко – с петардами и ракетами. Тем самым очень мне докучая заниматься своими делами, не терпящими посторонних шумов, трудно уже сказать, какими именно – всё-таки долгие годы прошли.
   И всё бы ещё ничего, но окно моё по неведомым мне причинам работало как резонатор. Вот правда: все звуки, издаваемые юной толпой с петардами, усиливались им, словно микрофоном.
Долго ли, коротко ли продолжался сей беспредел, но однажды меня осенило: какого беса эта гоп-компания выносит мне мозг бесплатно?
   И я поехал в Одессу на Привоз – затариваться петардами да ракетами. Как раз под Новый год, чтобы подороже купить – это мой коммерческий принцип, и я ни разу не отступал от него ни на йоту, чтобы не терять лицо.
   Затарился на славу, забив ими багажник и салон, как тот смертник- одиночка. Правда, нас было трое: я ещё не умел водить и за рулём был тот, кто эту развалюху мне сосватал. А третьим на хвост нам упал бывший хозяин этой развалюхи. О том, что всю ночь поездки лил дождь, рассказывать смысла нет: всегда, когда меня брали на рыбалку, шёл дождь (говорят, что при нём рыба лучше ловится, если так, то меня для этого, наверное, и брали: я-то не рыбак); всегда, когда я куда-то выезжал по делам «бизнеса» – то же самое. Иногда моросящий, но чаще – ливень. Один раз даже в аварию попали - всё благодаря погодке. Но то было ещё раньше.
   По приезду раздал почти всю партию знакомым коммерсам на реализацию, оставив всё-таки ящик самых дешёвых и малошумных для тех пацанов, что за окном. Дома стало значительно тише. Заодно и копейки капали за каждый квёлый ба-бах.
   Сам испробовал ракеты. Очень понравилось, но после пуска первой же, сходу завалившейся набок и улетевшей прямо в зияющее чёрное окно уже нежилой двухэтажки (умная!), остальные пуски предусмотрительно производил со стартовой площадки, роль которой исполняло пустое ведро, и ракеты летели преимущественно вверх. Не знаю, нам, взрослым, сорокалетним дебилам, было очень весело.
   Однажды за новой партией аккумуляторов ко мне приехал хозяин магазина из другого города, который незадолго до того взял у меня на реализацию немного ракет. И попросил ещё. Но то, что он рассказал, дико хохоча, повергло меня в маленький шок! Я ведь предупреждал всех с рук эти дьявольские штуковины не запускать! А он, вроде бы, по-русски понимал. И тем не менее, дал одну запустить своему водиле. Не предупредив об опасности возгорания при запуске с руки. Тот и запустил…
   Директор приехал один. За рулём. Водила… Нет, ничего особенного, форменные пустяки: немножко поджарился. Больше обиделся и уволился по собственному желанию.
   А я понял, что пора завязывать. В конце концов, я не подписывался на торговлю оружием массового поражения. Это была случайность, вызванная нахлынувшей из-за пацанов злостью, помутившей мозг и толкнувшей меня на путь неправедный.
   Деревянная летняя кухня у ближайших соседей сгорела много позже и от ракеты, к которой я не имел абсолютно никакого отношения. Даже уже не было в живых того одного из её хозяев, которого мне пришлось разок остановить, когда он, пьяный и решительный, с топором направлялся разбираться со стреляющими петардами пацанами. Зная его, я понимал, что топор он прихватил для устрашения и самообороны в случае чего, а больше – для самоуспокоения, но беды всё равно мог наделать. А корнем зла признали бы меня… И мне оно надо было?