Как бабу Валю хоронили

                В одном, из моих алтайских отпусков, произошло печальное событие. Ушла, в мир иной, матушка моего родственника. И случай то, вроде бы, совсем не тот, чтобы помнить о нем почти четыре десятка лет, а вот и  нет. Втемяшились, в головушку мою, несколько моментов из тех скорбных дней, и держу их в памяти своей, сам не знаю для чего.

             Ну, а коль я человек не жадный, попробую, всё по порядку, и вам поведать. Страшного в рассказе ничего не будет, так что смело, можете его читать. На дворе, вот же закон подлости, стояло тогда жаркое, алтайское лето, одного из годов, середины восьмидесятых.  Как громом, среди этого ясного, летнего неба, и прозвучало известие о смерти Валентины Петровны.

           Известие, в которое не хотелось верить. Как-то уж совсем неожиданно для всех, ушла в мир иной, Валентина Петровна. Для всех, а для себя, так в самую первую очередь. Как будто вдруг решила, что достаточно пожила на белом свете, пора мол, и честь знать.

            Добрейшей души женщина была, вроде и помирать то не думала совсем, легла в больницу совсем с пустяковой болячкой. И вот, нате вам, пожалуйста. В одночасье, остался один одинёшенек, дед Петро в своей крохотной избушке. Нет, были, конечно, у стариков  дети. Сын, он, правда,  в другом селе проживал. А дочь старшая, та, с семьей, в городе.

          Жилище, где проживали Валентина Петровна и Петр Васильевич, представляло собой, старенькую избушку, до такой степени маленькая она была, что диву даешься, как же здесь умудрялись жить хозяева, да еще с двумя детьми. Когда добрую половину избушки занимала русская печь, а на второй половине старая, допотопная кровать, стол, несколько табуреток. Короче, незатейливая мебель и домашняя утварь. Не помню, был ли шифоньер в избушке.

       Привезли из морга, что  в районном центре, тётю Валю домой, чтобы по заведенному обычаю, последнюю ночь покойница дома ночь провела. Может, какие-то действия, чтение молитв, отпевание ли, проводить у гроба требуются. Не знаю, не ведаю.

        Но вот ведь закавыка, какая, получилась. Не проходит никак домовина в дверь, что с улицы в сенки ведет, слишком узкий дверной проём оказался. Надо отметить, что тетя Валя, была при жизни, полной, грузной женщиной, посему и домовину изладили достаточно широкой.

      Догадливые в деревне мужики, быстро выпилили ножовкой кусок косяка в дверном проёме. И вот уже гроб стоит на двух табуретках посреди избы.

          На другой день, с самого утра, стали подходить к избушке многочисленные сельчане. Уважали в селе Валентину Петровну с Петром Васильевичем, многие посчитали своим долгом прийти и попрощаться с бабой Валей.

        Зашел в избушку и я, заглянул, через головы стоящих старушек и стариков, на покойную. Прямо скажу, смерть не люблю, я такие вот процедуры, но здесь внимание моё привлек один момент. Почему-то, к большому пальцу руки покойной, был примотан достаточно толстый, медный провод, который выходил через окно на улицу.

      Кино и немцы! Любопытство взяло своё, не приходилось мне доселе видеть такое, как я наивно полагал, общение с потусторонним миром. Иначе, для чего, думал я, антенну вывели на улицу. Неужто, среди этих стариков и старушек, есть  еще такие дремучие, кто искренне верит, что таким способом, можно разговаривать с миром загробным.

        Вот же, я, дурень! Весь умный такой! Как же я мог такое про стариков наших подумать. Выйдя на улицу, подошел к окну, там и ждало меня фиаско полное, но некоторые вопросы всё же  остались.

      Провод шел не вверх, а вниз. И конец его заканчивался металлическим штырем, который был воткнут в землю. Как бывший радиолюбитель, догадался, что это, не что иное, как элементарное заземление. Ну, а каким боком заземление влияло на нашу усопшую старушку, спросить у сведущих людей как-то постеснялся. Хотя догадки в голове имелись.

     Когда появились в ограде несколько новых мужиков, я вдруг узнаю, что сегодня в обед вынос тела и похороны, а эти местные “могилланы”, то бишь копатели этой самой могилы, совсем еще и “ни ухом, и ни рылом”, то есть и не приступали даже к своей работе.

      Руководил этой троицей мужик, с которым я имел честь быть знакомым, еще лет, этак, двадцать назад, в пору нашей молодости. Уже тогда он отличался своим, не по годам, воинственным, буйным, нравом. Нормальный, вообще то, мужик, но драчун, матерщинник, баламут и шалопай несусветный.

      - Епона мать! Сколько лет, сколько зим! Точно, лет двадцать мы с тобой не виделись. Ты чего это так распереживался?  Могила, видишь ли, не выкопана! Два часа нашей работы – и всё будет абгемахт! Поехали с нами, на месте увидишь, какая у нас там земля податливая. Любо-дорого копать.

      Да, удивляют земляки, с теми же, похоронами своими. У нас, начинают копать могилу, сразу, в первый же день после кончины, и неизвестно, управишься ли ты за день, а то и два и три дня может потребоваться. А вот, что отказался с ними ехать, наверное, зря. Впечатлений бы точно прибавилось, не знаю даже, насколько, больше.

        Действительно, переживания мои были напрасными. Копатели вернулись уже часа через три, веселые и довольные. Повод для хорошего настроения у них имелся весомый. И работу сделали, и  гонец вовремя доставил им на кладбище гостинец.  Было чем, и перекусить, и запить. Скорей всего, было наоборот. Выпили и закусили.

        - Эх, землячок, зря ты отказался с нами поехать. Мог бы такое там увидеть! До конца своих дней не забыл бы.

        - Ну, конечно! Яму, глубиной, под два метра, и хари ваши довольные.

       - Ну, не скажи! Не скажи! Мы уже заканчивали, как вдруг, под ноги мои, выкатился, откуда ни возьмись, череп. Небольшой, такой, женский. А женский потому, как был он с двумя косичками. А в косички, не поверишь, были  вплетены красные тряпочки.

      - Врёшь, не дорого возьмешь! Знаю, тебе соврать, как полтора пальца об… асфальт.

        Обиделся даже мой рассказчик немного, хоть и подшофе был. Да и другие участники наперебой поддакивали, что истинно так и было. Оказывается, торец гроба старого, попался под лопату, вот череп и оказался под ногами у мужика.

      - Ну, и?

      - Ну, и. Засунул его обратно. Мы же не антихристы, какие.

      А почему, собственно и нет? Селу уже два столетия, кладбище одно. Крестов на первых, да и не только, захоронениях, давно в помине нет. Так что и удивляться нечему. Только и осталось посетовать, про себя, конечно, что косичек этих, из прошлых веков, мне не пришлось увидеть.

      Подошло время к кладбищу выдвигаться. Слышу, среди собравшихся прошелестело, заминка мол, получается, музыка еще не приехала, где-то задерживается. Я уже на этих похоронах поумнел, лишних вопросов не задаю, хотя в голове вертится, ну какая музыка может быть в это время. Духовые оркестры, похоронные, сами уже давно канули в лету.

          И тут земляки удивили меня еще разок. К собравшимся людям, лихо подкатывает новенький УАЗик, формы необычной, вроде как автобус небольшой, с окнами большими и надписью по бокам – АВТОКЛУБ. Да, и самое главное, с большим громкоговорителем на крыше, этаким, блестящим рупором.

         Пристроился УАЗик за первой машиной  и… тут грянул похоронный марш! Да такой силы, что провожающие, от неожиданности, особенно богобоязненные старушки, в платочках черных, своих, чуть в обмороки не попадали.

             А из автомобильного рупора, на всё притихшее село, звучали траурные звуки мелодии, которые, почему-то, были хорошо знакомы всем собравшимся. Ё–моё! Так мы же, совсем недавно, всей страной, дорогого Леонида Ильича, под эту мелодию, в путь последний, провожали. Ну, земляки! Молодцы какие! Это ведь надо  додуматься, что и таким способом можно деньгу зарабатывать.

         А на кладбище долго пришлось идти. Несколько раз проигрывал и  вновь перематывал магнитофонную ленту, наш громкоголосый траурный вещатель, и снова, и снова играл.

        Наконец вдали показалось долгожданное кладбище. Но и здесь что-то необычное уловил мой, совсем не местный, глаз. Лишь подойдя поближе, я понял причину. Если бы все кресты и редкие памятники были бы огорожены только  могильными оградками, то картина была бы мне вполне привычной.

         Но почти в каждой оградке, на высоком шесте, висел скворечник! Десятки скворечников на кладбище! Вот такого я прежде нигде не видел и вряд ли когда еще увижу, что-нибудь подобное.

       Это кто же первый додумался до этого? Как случилось, что многие сельчане подхватили это начинание? Я всегда в детстве, когда жил на Алтае, делал скворечники. И до сих пор помню пение этих птиц.

       Но у меня пела всего лишь одна семья, на дереве, у своего скворечника. А какой же разноголосый хор должен раздаваться здесь, где их, этих птичьих домиков, вон сколько!  Десятки! Удивили еще раз, земляки! Здорово удивили!

       Даже сами могилы, и то, с непривычки, смотрелись необычно. Внутри оградок, кроме креста или памятника, скромно присутствовал только могильный, земляной холмик, любовно выложенный травяным дерном. Нет ни цветов, ни каких-либо, других украшений.

       Через сорок лет, может сейчас и изменилось всё, но тогда было всё именно так, как и пишу.

       Гроб медленно опускался в выкопанную яму, а я вдруг увидел на куче выброшенной земли, малюсенький лоскуток красной материи. Даже не бантик, а какой-то узелок из простой, полусгнившей материи.

       Я, как зачарованный, неотрывно смотрел на это красное пятнышко, на черной земле, которое копатели могильные, случайно выбросили наверх, вместе с землей. Силился представить себе, кем ты была, хозяйка кос, с вплетенными в них полосками материи, красного цвета.

        Совсем молодой, или не очень, ушла ты в мир иной? Как давно случилось это? Лет сто назад, а может еще раньше. Очнулся от своих дум, когда красного пятнышка уже не было. Потряс головой, может, почудилось мне всё это. Да, нет же. Видел я, явственно видел этот узелок. Выходит, что полежал он на солнышке какое-то время, и снова туда, во тьму кромешную. Теперь уже навсегда.

         Поминки, по усопшей бабе Вале, проходили широко и с размахом. В ограде, за сдвинутыми столами, сидела, по очереди, добрая половина взрослого населения села. Наливали каждому по половине стакана водки. Но не всем. Было на столах кое-что и покрепче.

         Я, к примеру, сподобился выпить полстакана спирта питьевого, водой не разбавленного. Причем, без всякого, на то, предупреждения, чего мне в стакан мой плеснули. Продавался, одно время, спирт этот в магазинах райцентра, правда, совсем недолго. Запамятовал, или по шесть с копейками, бутылка, или по восемь, с чем-то, рублей. Ну, никак не могли эти похороны, без каких-либо сюрпризов, для меня, обойтись. Иначе и запоминать было бы нечего.

       Давно уже нет в живых большинства участников этих похорон. Вскоре, за старушкой своей, ушел и дед Петро, друзья и соседи, следом. Умер и сын их и баламут Витька, что могилу копал. Я пока остался. Наверное, чтобы рассказать вам обо всем, об этом. Так и получилась, эта незатейливая история, о кончине доброй женщины, по имени Валентина Петровна.