Фертилитас

*Fertilitas  — (лат. Плодородие, плодородность, способность к деторождению)

Ночь вообще штука мистическая. Чего только не придет в голову ночью. Звуки, ощущения как–то по–особенному обострены и по–особенному чувствуются. Так лежишь и прислушиваешься к себе, что происходит?  Особенно, если твой мозг сверлит одна и та же мысль — что со мной? Вот уже третий день тошнит. Ничего не болит, а нет-нет и затошнит, хоть беги, пугай унитаз. В голову разные глупости лезут. А что если у меня какая–нить болезнь? И начинаешь себе рисовать картины одну страшнее другой. Вот ночью это самое время. Тут и родственников перебираешь, кто от чего помер. Дед Иван, тот точно от старости, а вот двое дядек, кажется, от рака. А больше всего Тайке страшно признаться. Вон она, лежит рядом, сопит. А скажешь ей — погонит по врачам, обследования, анализы… И не сказать, вроде, неправильно. Оттого мужики и живут меньше, что терпят. Молчат, боятся  жене признаться. А у бабы чуть кольнет где — шмыг в больницу и вся округа уже знает, что у неё и чем лечится, а мы, мужики, все думаем, обойдётся. А потом, когда припечёт — уже поздно.  Первый день ещё думал, съел чего, но сейчас–то понятно, не в питании дело. Никогда ведь такого не было.
Утром опять затошнило, только к завтраку притронулся.
— Ты чего не ешь? — Тайка уставилась и изучает, а меня ещё больше тошнить начинает, — Твои ж любимые сырники сделала, а ты нос воротишь, будто жаба на тарелке.
Тут грохнул Лексей Лексеич, сынок. Тринадцать ещё, а басок уже проявился. А за ним и мелкая захихикала. Я сначала воздуху побольше набрал, думал, пройдёт, но пришлось в туалет бежать.
— Да что с тобой? — строго спросила Тая.
Ой, как не хотел я этого разговора, а некуда деться. А она смотрит пытливо и вид такой тревожный. А мне страшно сказать.
— Да… ничего. Съел вчера… пирожок у метро, — соврал я, — Тошнит, что–то.
— С дуба рухнул?! — поменялась в лице Тая, — Пирожок?! У метро?! Решил с собой покончить?! А детей на кого?! Тебя дома, что ли, не кормят?!
Про пирожок это я конечно зря ляпнул. Сейчас начнётся… И про то, что пашет, как вол на кухне и что тащит сумки, что старается правильно кормить, а мы только на унитаз работаем. А тут ещё и пирожок.
— Не начинай! Не пирожок это… Три дня, как тошнит.
— Та–ак, — задумалась  супруга, — был бы ты Светкой, я бы сказала, что это может быть токсикоз. Но ты не Светка, да и позновато тебе.
— В смысле, позновато? — не понял я.
— Старородящий  уже. Риск есть.
— Да ну тебя… Вот не хотел же говорить!
— А вот ты теперь подумай, каково нам?! Представь: девять месяцев с тобой творится что–то невообразимое, то тошнит, то в туалет хочется, то что–то ворочается внутри, то страх, что какая–то патология. Вся на нервах. А мужик что? Три дня тошнит и уже аллес капут!
Ну да, какая женщина не мечтает, чтобы мужик хотя бы один раз испытал всё то, что испытывает она: беременность, роды, кормление. И в этом она почему–то видит вершину справедливости. «Если бы хоть кто–¬то из вас родил, тогда бы вы поняли», — вскидывает она руки к небу. Будто у мужика не жизнь, а мёд и патока. Да, легко! Троих бы, не моргнув. Но не судьба. Нет, сейчас есть какие–то ненормальные, не пойми их кто, но это разве мужики? Бабы переделанные. А чтоб так вот… Ну не дано нам. Что тут поделать?
— Значит, звони на работу и иди к врачу.
— Пройдёт, Тай…, — с мольбой смотрю на неё, в надежде, что передумает.
— Лёша! Я сказала, к врачу, значит, к врачу.
Если Тая сказала, то это уже даже Верховный суд вряд ли отменит. Я позвонил на работу, что приду позже и записался на прием к гастроэнтерологу.  Врач была в возрасте, что вселяло уверенность в её опыте и точном диагнозе. Она прощупала живот, расспросила мои ощущения и предложила сделать УЗИ. Её добродушный, если не сказать, благостный вид полностью развеял мыли о раке и я лежал, размышляя: пойти ли на работу или выпить пива. Врач долго водила по моему животу «серой мышкой» и напряженно вглядывалась в экран, что я даже немного стал нервничать, так как уже все–таки решил пойти на пиво и хотелось,  чтобы она быстрее выписала какую–нибудь микстуру и отпустила меня на все четыре стороны. К тому же тошноты уже никакой не было. Так бывает, когда приходишь к врачу, думаешь, зачем я пришёл, уже всё прошло. Хворь, словно остаётся за порогом кабинета.
— Ну что там, доктор? Жить буду? — решил я заполнить затянувшуюся паузу.
Врач посмотрела на меня странным беспокойным взглядом и тревога мгновенно передалась мне.
— Что–то не так? — спросил я упавшим голосом.
— Боюсь… это не мой профиль.
Меня бросило в жар, затем обдало холодным потом, а во рту образовалась такая сушь, что пустыня Атакама покажется самым влажным на Земле местом.
— В смысле? А чей? — еле слышно я провернул присохшим языком.
Врач встала, ещё раз посмотрела на меня, но не просто, а прошла медленно снизу вверх и назад, будто сканером. Я напряженно ждал ответа, а она как назло шарила глазами по сторонам и молчала.
— У меня рак? — не  выдержал я.
— Нет… нет. Я даже не могу вам сформулировать…
— В смысле?
— Будь вы женщина…, — она опять провела по мне взглядом.
Сговорились вы что ли? Тайка сегодня, про подругу свою Светку вспомнила, теперь эта.
— В смысле?!
Врачиха продолжала загадочно блуждать глазами по кабинету.
— Вы пол… никогда не меняли? — очень тихо и робко спросила она.
Странная какая, сказала бы сразу, что ей нужно ремонт сделать, а то какими–то намёками говорит. А ещё, говорят,  у нас медицина бесплатная. Вон, даже тётенька с видом добродетельной монахини и той нужно как–то в этом мире жить. А меня ещё упрекали, что я слишком дорого беру за ремонт. А ты поползай по полу, повозись в растворах, подыши цементной пылью или вон, тонну мусора с пятнадцатого этажа спусти без лифта.
— Так бы сразу и сказали. Дома или в кабинете?
— Что? — не поняла она.
— Ну, в смысле, пол поменять вы, где хотите?
— Я не хочу! — отпрянула она.
— Я с вас недорого возьму и выбрать помогу. Вы что хотите, линолиум, ламинат?
— Вы понимаете, у вас… эмбрион.
И вытаращилась на меня, будто я должен знать, что это такое.
— Доктор, я простой человек, на стройке работаю, вы мне по–простому скажите, а ещё лучше выпишите таблетку какую–нибудь. А пол поменять… Ну не хотите, как хотите.
— У вас зародыш человека!
— В смысле? — начал перебирать в голове, чем это может мне грозить.
— Я полагаю, вам нужно обратиться к врачу по профилю, понимаете?
— Не очень…
— Я не хочу делать никаких поспешных выводов, но у вас очень необычный случай. Я боюсь, уникальный.
— Ну, в смысле… с этим жить можно?
— В принципе, да. С этим многие живут…
— Ну так и… чо теперь?
— Найдите гинеколога, может быть, он вам как–то это объяснит.
— В смысле?
— У вас, возможно, будет…, — она сглотнула, — ребёнок…
Я даже не смог сказать любимое «в смысле». Меня словно парализовало. Я смотрел в одну точку и хлопал глазами, пытаясь понять, как она через меня определила, что Тайка беременна?  Ну, наука сейчас не такие чудеса делает. Другое не понятно, как Тайка залетела, если мы с ней предохраняемся? Даже мысли дурные появились, вдруг это не мой ребенок. Вон она почти месяц у родителей была, кто там ей надзор? Может любовь свою первую встретила, Витьку этого,  долговязого. Ну, приду я домой… Я ей устрою очную ставку с пристрастием.
На работу я не пошёл, выпил пива с пацанами, послушал их мнение. Я, конечно, не стал говорить, что Тайку подозреваю, но так намёками, спросил, как бы они себя повели в подобной ситуации. Мнения сводились к одному: распустились бабы, мужика уже не бояться, отсюда весь этот бардак и идёт. В общем, домой я попал подготовленный и решительный.
Очень хотелось прямо с порога ошарашить, но потом подумал, момент поймать надо, когда она не ожидает. А так–то Тайка и приложить может, если с наскока. У неё рука тяжёлая. Сел, поел. И не тошнит, вроде.
— Ну что тебе врач сказал? Выписал чего?
— Сказала, не её это профиль.
— В смысле?
— А в таком! Сказала, к гинекологу идти надо.
— Кому? — Тайка растеряно захлопала ресницами.
Вот! Вот этот момент! Почуяла кошка, что тут сейчас вскроется, аж покраснела. Ну ничего, Таечка, сейчас я тебя выведу на чистую воду.
— Залетела ты. От Витьки? Снюхались?!  Ну, расскажи, как вы там кувыркались?!
— Дурак, что ли? Какой Витька? Макаров, ты чо, мозги совсем забетонировал  на своей стройке? Витька помер давно. Спился и помер.
— Тогда, от кого ребёнок?!
— В смысле?! У кого? Какой ребёнок?
— Врачиха сказала, что надо к гинекологу пойти, проверить.
— Макаров! — приподнялась Таисия и смотрит на меня, что прожечь может, — Ты ничо не путаешь?! Может, к венерологу?! Если, ты кобель… если ты… если ты заразу в дом притащил… Макаров… Пока я с детьми к своим ездила… С кем?! Со Светкой?!
Я вскочил и увеличил дистанцию. Тая — женщина эмоциональная, иногда сначала делает, потом думает.
— Ты… эта… Какая Светка? Зачем мне Светка? Помоложе нет, что ли?
— А-а-а… помоложе нашёл?!
Это я не подумавши брякнул. Светка конечно баба видная, но зачем мне этот геморрой? Она же всё потом бы Тайке разболтала. И виноват был бы я, а не Светка.
— Да при чём тут Светка?! При чём тут кто–то?! Ребёнок у нас будет?! Так врачиха сказала! Говорит, этот…как его, э–эмбрион, зародыш человека.
Таисию, словно окотили холодной водой.
— Ребёнок?
Она сникла, опустилась на табурет и, закрыв лицо ладонями, беззвучно заплакала.
— Ты чего, Тай?
— Лучше бы ты, Макаров, триппером пять раз заразился… Это дело такое… А ребёнок… Кто она? И не думай, что я на алименты не подам. Без трусов к ней пойдёшь. Вон… форму свою армейскую напялишь и чеши! Это всё, что твоё в доме!
— В смысле, алименты? Ты, чо на развод хочешь подать?
— А ты как себе представлял, когда бабе ребенка делал?! Вместе что ли жить будем, кобелина?!
— С дуба рухнула?! Какой бабе ребёнка делал?!
— Ты же сам сказал!
— Я сказал, у нас с тобой будет ребёнок!
— Совсем, что ли! — покрутила у виска Тая, — Откуда он возьмется?! Ты что ль родишь? Ты меня сюда не впутывай.
— Ну как же, — растерялся я, — врач сказала, что… она же на этом… на аппарате видела…
— Что видела?
— Ну… ребёнка… зародыш, говорит…
— У кого видела?
— В смысле? — задумался я и у меня начались закрадываться сомнения во всесильности науки, когда через мужа на расстоянии можно определить беременность жены, — Я думал у тебя…
— У меня всё в порядке, а тебе нужно чердак проверить. Совсем уже мозги пропил. Бред какой-то несёшь. В магазин, лучше, сходи.
Да, подумать на свежем воздухе сейчас то, что нужно. Если Тайка не беременна, о чём она может не догадываться, конечно,  но и с её опытом… действительно, бред выходит. Если прибор не может определить,  беременна Тайка или нет, без её присутствия, то выходит, что–то не так у меня? И зачем она послала меня к гинекологу. Тут мне вспомнилось, как мы все ржали, когда дядю Пашу направили к мамологу.  Поржать мы поржали, но тема была не очень смешной. У него заподозрили рак. Тогда,  слава Богу, всё обошлось. Может и тут так.  Ведь есть какие–то области, когда приходится прибегать к специалистам по чисто женским проблемам. Вот как с дядей Пашей. Что–то на что–то наложилось,  убеждал я себя, отгоняя мысли об онкологии.
В конце концов, я решил пойти к гинекологу. Конечно, об этом не должна знать ни одна живая душа, а то не ходить мне больше на работу,  да и вообще, как детям потом в глаза смотреть. Гинеколог должен быть мужик. Это не обсуждается. В свою поликлинику, естественно, лучше с такой темой не соваться. Жаль, что врачиха в курсе, но она сама толком не поняла, что со мной, может ничего и не взболтнёт. После нескольких звонков по частным клиникам, мой выбор упал на одну  на другом конце Москвы. Клиника нашлась быстро, Александр Павлович меня уже ждал. Было неловко как–то заходить мне, мужику  в кабинет с надписью «гинеколог», особенно когда под дверью сидит куча баб и пялят на тебя свои зенки, словно я в их туалет ломлюсь.
— Проходите, — несколько удивлённо пригласил доктор, — а где же ваша...
— Понимаете, доктор…
— Погодите, уважаемый, я не делаю на стороне никаких осмотров, приводите в клинику свою… даму и тут мы всё решим. Понимаете? Если вы опасаетесь за свою репутацию, можете вообще не регистрироваться или сделать это под чужим именем. Но я всё буду делать только тут.
— Тут вот какое дело, доктор, — перешёл я на шёпот, поглядывая на медсестричку с шустрыми сорочьими глазками, которая вытянула шейку и пыталась уловить любой звук.
— Я вам сказал, что не буду участвовать ни в каких сомнительных осмотрах.
— Да нет же… Не нужно никуда ехать… Как вам сказать… Нужно посмотреть меня.
Доктор посмотрел поверх очков и вроде бы это не вызвало у него удивления.
— Репродукция немного не мой профиль, но… скажу по опыту, что всё равно нужно смотреть обоих супругов. Как долго вы не можете зачать?
— В смысле?
— Как долго у вас не получается сделать ребёнка?
— Не, у меня с этим всё нормально, двоих сделали, ну и так… Таисия у меня… на этот счёт… хе… Как говорят,  трусы мужские на верёвке увидит и уже того, но мы сейчас строго. Следим.
— Так чего же вы хотите? Что смотреть? Зачем вы пришли?
— Как бы вам сказать…
И тут я рассказал Александру Павловичу всё, что я понял, что говорила мне докторша. Он слушал внимательно, несколько раз снимая очки и протирая стёкла. Еще внимательней слушала Ирочка, медсестра. Доктор недоверчиво провёл по мне таким же сканирующим взглядом, как это делала докторша, это, наверное, у них профессиональное и предложил мне сесть в кресло. Кресло в кабинете гинеколога, естественно, было гинекологическое. Ирочка пристально следила за моими попытками устроится на этой пыточной машине с видом человека, встретившего Йетти на своей кухне.
— Даже не знаю, с чего начать, — доктор смотрел в область моих семейных бикини, которые я постеснялся снять, — Вы делали операцию по смене пола?
— Нет, — замотал я головой.
— То есть там, — показал он на трусы, — всё мужское?
Я инстинктивно оттянул резинку и заглянул внутрь. Все было на месте.
— В смысле? А какое же ещё?
— Так, — озадаченно скривил рот доктор, — тогда начнем с УЗИ.
Он жирно намазал меня гелем и стал водить датчиком по моему мохнатому пузу. Я лежал, разглядывая потолок и думал, что сейчас он посмотрит и закончится эта глупая история, которая началась из–за бестолковой врачихи, которую я, почему–то считал компетентной и опытной. Из–за которой чуть не развёлся с Тайкой, заподозрил её в измене. Кому рассказать — не поверят. Ну надо же такую дичь придумать.
— Когда последний раз были месячные? — неожиданно прервал мои мысли Александр Павлович.
— В смысле? У кого?
— Э–э–э… Нет–нет, это я автоматически…
Доктор встал, растерянно стал шарить глазами по кабинету в поисках какой–нибудь подсказки или того, с помощью чего он смог бы найти ответ. Мне стало тревожно. Такой же растерянный и озабоченный вид был у врачихи из поликлиники.
— Ирочка… э–э–э…
Доктор заходил взад–вперёд по кабинету, засунув руки в карманы халата и что–то шепча себе под нос. Затем он опять сел на место и посмотрел в монитор.
— Нет… этого не может быть… две недели… Фертилитас! Потентия конципиэнди! Это не вероятно!
Судя по тому, что доктор заговорил на латыни, моё дело совсем швах. Это они специально делают для того, чтобы простой смертный, такой как Макаров Алексей Николаевич, ни бельмеса не понял. Фертилитас… блин… Аж сердце ускакало куда–то вниз.
— Что там, доктор?!
— Пока ещё трудно что–либо говорить определённо, но похоже, что вы… Как бы это вам сказать… У вас есть способность к деторождению.
— Я это и так знал, двоих вон заделал. Мальчик — Лёшка и девочка — Дашка… А что не так?
— Это не то. Как это вам объяснить…  Вы беременны…
Я вскочил с кресла, опрокинул какие–то железяки, которые звонко разлетелись по кафельному полу, Ирочка вскрикнула, а доктор отскочил к окну.
— В смысле?! — навис я над ним, — Как это?!
— Я ещё сам не могу это объяснить, нужны более глубокие исследования, это уникальный случай. Я готов вас вести до конца.
— До какого конца?! А что я на работе мужикам скажу, жене?! Не… подождите…
Я схватил доктора за рукав и с мольбой заглянул в глаза.
  — Может, всё–таки рак?
— Какой ещё рак?! Придумали… Самая настоящая… гравидитас!
Я прошептал вслед за доктором незнакомое слово и оно вызвало больший ужас, чем в русском варианте. Это уже какой–то медицинский приговор. Окончательный и безапелляционный.
— Так что же делать? Может, аборт? — с надеждой спросил я.
— Нет–нет! — замахал руками Александр Павлович. — Ни в коем случае! Это не возможно! Такой  шанс нельзя упустить! Это научная сенсация! Вы понимаете?!
— Да, блин, на хрена она мне?! Сделайте что–нибудь! Как это вообще возможно?!
Доктор забегал по кабинету, а Ирочка что–то писала в телефоне, периодически поглядывая на меня.
— Вы успокойтесь и скажите, может у вас были какие–то ммм… нестандартные сексуальные связи, секс с мужчинами?
— В смысле?! Да я не посмотрю, что на вас халат! Что вы такое говорите?! У меня с этим жестко! Морду быстро набью.
— Я пытаюсь понять причину. Каким–то образом у вас образовалась женская яйцеклетка… Вы не принимали гормоны? Нет, это просто невероятно…
— Не принимаю я ничего. И никогда не принимал.
— Давайте договоримся так, вы покажетесь мне через два дня, а я всё обдумаю, может быть, приглашу коллег, соберём консилиум, обсудим ваш случай. Вы не расстраивайтесь, вы, может, ещё не понимаете значения этого события. Вы обязательно оставьте ваши контакты.
Странная эта штука —жизнь. Сколько женщин не могут зачать ребёнка, цепляются за малейшую возможность, годами лечатся, готовы на всё, на договор с дьяволом, лишь бы родить, а тут… вопреки природе, как травинка посреди асфальта прорастает и никакая сила ей помешать не может. Если бы с кем–то случилось подобное, мне бы самому было интересно. Но это произошло со мной! Я не понимал, что можно сделать и куда  и к кому ещё обратиться, шёл бесцельно, куда глаза глядят. Домой возвращаться не хотел. Да и что дома? Рассказать Тайке, что я, блин, беременный? Скажет, лучше бы ты со Светкой у нас в постели кувыркался, чем такой позор. Я машинально мял свой живот и мне казалось, что я чувствую, как он растёт и что–то в нём есть то, чего раньше не было. Тошнило. И я уже не понимал, может это от нервов, голода или… токсикоз, будь он неладен. Уже начало темнеть, а я даже ни на полшажка не продвинулся в решении своей проблемы. Было только одно желание: каким–то образом вырезать этот зародыш и закопать в лесу. Наверное, так же себя чувствует женщина, которой, как снег на голову сваливается нежелательная беременность. Не просто нежелательная, а совершенно невозможная. Но там проще. Сделала аборт и вот ты свободна, а тут? Искать подпольного акушера или хирурга? Но тут проснулся телефон. Я сказал себе, что если это будет Тайка, скажу, что отрабатываю в ночную, а сам на стройку пойду, там у гастеров перекантуюсь, может что надумаю. Но звонил незнакомый номер.
— Привет! — весело поздоровался незнакомец, — Ты Алексей Макаров?
— А ты кто?
— Я Стас Стар, знаешь меня?
— А должен?
— Меня вся Москва знает. Ты не смотришь Ютюб?
— Смотрю… Бокс, военную технику, всяких умельцев, которые из обычного УАЗика монстров делают, а что?
— Ладно, забей. Есть тема, ты даёшь мне интервью, а я башляю кило баксов.
— Какое ещё интервью? Откуда у тебя мой номер? Ты ошибся, мужик.
Я отключил телефон, но через несколько секунд он позвонил опять.
— Старик, я понимаю, что для тебя это ситуация необычная, но пойми, у меня более трёх миллионов фолловеров, раскрученный контент, реклама, я топовый инфлюенсер в рунете, если запустить эту тему, взорвется интернет! Ты станешь популярнее Моргенштерна.
Стас строчил, словно из пулемёта, половины слов я не понимал, хотя слышал прекрасно. Единственным вопросом было: что он от меня хочет?
— Какую тему? Что тебе надо? Я не понимаю?
— Смотри, мы встречаемся, я с тобой разговариваю полчаса, ты получаешь два «Ка»…
— Ка–ка… Два «Ка», чего?
— Две… тысячи… долларов, — сказал Стас с расстановкой, чтобы уже не возникало никаких вопросов.
— В смысле? За что?— удивился я такой щедрости не понятно за что.
— Ни за что. Ну, так как? Ты сейчас свободен? Подтягивайся на Мясницкую в коворкинг.
— Куда?
— Я тебе скину геолокацию. Жду!
В ушах ещё звучал голос непонятного Стаса, а я мысленно перебирал ответы на вопрос «зачем я ему и за что он собирается платить?». Но две тысячи долларов развеют любые сомнения, тем более я был уверен в своих силах, если придется объяснить, что он не прав. По присланной геолокации, место было людное, центр да и время можно было убить, чтобы не идти на стройку. 
Через час я стоял перед дверью с надписью на английском или чёрт его маму знает, каком. Я вообще не робкого десятка и в таких передрягах по молодости побывал, мама не горюй,  а тут чего–то замандражировал. Пафосное какое–то местечко. Я в таких не бываю никогда. Всё–таки нужно было соточку накатить, хоть и не лезло после всех этих известий. Ну да ладно, за этой дверью меня должны ждать две тысячи баксов. 
За дверью оказалось просторное помещение, непонятного назначения. Большие диваны вдоль стены, мягкие бесформенные кресла, огромные столы с настольными лампами. Полупрозрачные мальчики и девочки, словно их вырастили методом гидропоники без солнечного света, были заняты примерно одним — сидели уткнувшись в планшет или смартфон. Одеты они были тоже примерно одинаково: в майках, коротких джинсах или штанах и кроссовках. Складывалось впечатление, что это какая–то группа продлённого дня. Словно родители опаздывают с работы, и их чад собрали в одном месте, дабы не разбрелись по улицам, дали компьютеры или телефоны, как–то их занять. Я присел на край дивана и чувствовал себя, как в детском саду, когда приходил за детьми. Кто из них был Стас, хрен его знает. Да и туда ли я попал? Я набрал последний номер. Он ответил сразу.
— Да, я тут. Проходи в кафе.
Тут ещё есть кафе? Я вспомнил, что только завтракал, а потом вообще мозг отбило этой «консультацией». А вот сейчас почувствовал, что проголодался и пожрал бы чего –нибудь. 
— Хай! — крикнул мне худой сутулый парень лет двадцати пяти с зеленой челкой и такой же полупрозрачный, как и здешние обитатели.
Я несколько притормозил. Я конечно видел эту публику, но так чтоб общаться… Ну, думаю, ладно, посмотрим. Пусть только пошутил про две штуки. Я таких, как этот дрыщ десяток уложу с одного удара. Я подошёл и нехотя протянул руку. Стас вложил мне свою кисть, больше похожую на кусок сырого мяса: вялую и холодную. Почему–то сразу захотелось вытереть руку.
— Присядем. Тут вайбово. Значит, ты Алексей? Ок! Рад, что ты согласился, — Стас развалился на мягком кресле, закинув ногу на ногу и затряс розовым кроссовком, — мы устроим хайповый стрим, на пятнадцать – двадцать минут. Может, это будет твой хайлайт. Понимаешь?
Я отрицательно замотал головой.  Стас несколько задумался.
— Э–э–э… Челендж такой. Мы пишем ролик, ты расскажешь, как это с тобой произошло и всё — ты самый популярный человек в нете. Ты будешь в топе по запросам…
— Зачем?
Стас завис. Либо он ещё не понимал сам для чего, либо удивился, что этого не понимаю я.
— Как? Это же круто!
— Короче, расскажи мне по–русски, что тебе надо и покажи для начала бабки.
— Ок. Ноу проблем, — он вытащил пачку долларов с таким пренебрежительным видом, будто это были старые носки, — я не какой–нибудь снич, я работаю честно. Ну что, эщкере?
— В смысле?
Стас снисходительно усмехнулся.
— Начнём? А ты сасный. Такой брутал, даже не скажешь, что транс. Ок. Скажи, кто твой партнёр? Как всё произошло? Это случайно или залёт?
— Ещё раз. Что ты хочешь? Кто ты такой и откуда у тебя мой номер? И ещё, тут есть что пожрать?
— О, да! Бариста Кирилл делает хороший  раф и макиато, можно с маршмелоу. Или можно смузи…
— Нет, мне… пожрать.
— Есть… соевые митболлы.
— А простой жратвы нет? Мяса с картошкой?
— Это же веганское кафе. Тут мяса нет.
— А пиво? Пиво с сухариками, есть?
Стас пожал плечами, что означало: «Чувак, какое пиво?». Ну и чёрт с ним, подумал, сейчас выйду,  возьму две шаурмы и пусть Тайка только пикнет.
— Ну, так всё–таки, я чёт не догоню, что ты хочешь и откуда номер?
— Ну, я же сказал, я бьюти–блогер Стар, мне написала одна подписчица в Инстаграм, что к ним на приём пришёл беременный мужчина. Это же сенсация! Для квир –комьюнити это лучший пруф, чтобы заткнуть рты всем этим гомофобам и абьюзерам. Это будет твой каминг–аут и тут нет ничего кринжевого.
— В смысле? — стало доходить до меня, зачем так лихорадочно строчила Ирочка  в телефоне. Я поднялся и меня накрыла волна ярости.
— Вот же овца… А ты дрыщара… Хочешь чтоб об этом весь интернет узнал? Да я тебя…
— Не надо агрится, — вжался в кресло Стас, — ок, бумер, ок!
Я схватил Стаса за тонкую и худую шею, словно куриную, и хотел уже ударить, но растерянный, жалкий и  испуганный вид бьюти–блогера растрогал ту часть моей души,  которая за мир во всём мире и решил что будет достаточно объяснить на словах, что я от него хочу.
— Что ты разокался, чупа–чупс недососаный? Если ты, сука, что–то выложишь, блохер недоделанный, я тебе яйца оторву и заставлю сожрать, ты понял?!
— Да, — еле слышно прохрипел Стас и сильно зажмурился. Я отпустил его и пошёл к выходу.
— Какой ты душный, — донеслось сзади, — ты мог стать миллионером.
Я остановился и обернулся.
— Я понял, понял…
Шаурма была на редкость вкусной и желанной, будто я не ел три дня. Но теперь к самой проблеме добавилось то, что об этом знаю не только я и врач, а так же может знать хренова туча пользователей сети. И сдержит ли слово этот Стас и не растрындит ли об этом Ирочка всему интернету? Тогда я ещё не знал, что она уже это сделала и первые признаки появились сразу, как только я прикончил вторую шаурму. Зазвонил телефон. Я уже решил, что пойду домой и ответил не глядя. На том конце быстро защебетала  девушка про какое–то интервью. Как только я её послал, раздался ещё звонок, ещё и ещё. Я отключил сначала звук, но телефон беспрерывно вибрировал в кармане и я отключил его совсем. Дико хотелось куда¬–нибудь провалиться. Можно было бы напиться до чёртиков, но я знал, это не решит проблему. Я поехал домой.
Тайка встретила встревоженная и расстроенная.
— Ты где шатался? Телефон потерял? Я звонила… Это правда?
— Что, правда?
Таисия ловила мой взгляд и, судя по её, необычному в таких случаях,  тихому и испуганному голосу  у меня появились худшие предчувствия, что вся эта  история с походом к гинекологу каким–то образом уже дошла и до Тайки.
— Па, это правда? — раздался басок Лексей Лексеича.
Сомнения теперь рассеялись полностью. Но я не сдавался.
— Что, правда? — пошёл я в наступление, — Интернетам всяким верите, а родной отец вам так себе, погулять вышел?! Уроки лучше делай! — крикнул я в сторону детской.
— Лёш…, — ещё больше упал голос Тайки, — как это? Лексеич сказал, не поверила, думала твои с работы разыгрывают… Это ты что же… ты с мужиками теперь?
— С ума сошла?! Что ты говоришь такое?! Как ты вообще могла подумать?!
— Как же это вообще возможно?! — всплеснула руками Таисия.
— Ещё ничего не известно, — решил я всё–таки не идти в полный отказ, а как–то успокоить, — Наука не всесильна, многого объяснить пока не может. Вот как НЛО, они летают, а поймать, изучить… ещё нет.
— Лёш… При чём тут НЛО? — жалобно посмотрела на меня Тая, — какая неделя–то?
Отпираться было бессмысленно. Уж кто–кто, а Тайка меня знает, как облупленного. Могу соврать по мелочи, но тут… не тот случай. Я опустился на тумбочку в прихожей и потянулся за сигаретой.
— Третья, сказал…
— Не кури, Лёш, не кури. Теперь тебе нужно не только о себе думать.
Тайка села рядом.
— Да неизвестно ещё ничего! Чего ты сразу…
— Что неизвестно, Лёш? Всё известно. Всё всем известно… Ума не приложу, как я на улицу выйду, как людям в глаза–то посмотрю… 
— Может… а давай уедем? К твоим или к моим. Лучше к моим.
— Чем лучше? Чтоб твою мать паралич хватил, от таких–то новостей? Да и… а жить на что? Это же девять месяцев, без малого.  А дети, школа? Эх… угораздило тебя… По пьяни наверное. Бухаешь там, на своей стройке,  с кем ни попадя, вот тебе и награда.
— Да что ты… В самом деле… Не было там этого, я всё помню. И мужики все свои, они на такое…
— Да половина зеков там! Друзья твои, забулдыги. Знаю я, как они там, в тюрягах своих…
— Таисия! Не провоцируй!
— Откуда тогда? Как–то оно вот это к тебе попало?!
Откуда, откуда… Если бы я смог ответить. Так ведь и доктор не знает ни черта. А Тайка может и права, вдруг, падла какая–то, когда я после Костиной днюхи  спать остался в вагончике. Там же эти были ещё… двое…  Один из них точно недавно откинулся. Но как?
— Лёш? А как же ты родишь, если у тебя… нету там ничего?
— Ну что ты меня пытаешь?! Что ты понимаешь?!
— Это я–то, что понимаю?! Двоих вон выносила! У меня–то опыта поболе твоего будет!
— Всё ты перекрутишь! Я имел в виду… Да ну тебя… Может…  кесарево? Ну откуда я знаю?!
— Говорила тебе, пива пей меньше.
— Пиво–то тут при чём?!
— При том! Я слыхала по телевизору, что в пиве много женских гормонов, а ты его сосёшь каждый день по полторухе. Вот и допился.
— А, — махнул я, — скажешь тоже…
— А кормить как? — Тайка посмотрела на мою грудь и протянула руку пощупать, — Не набухла?
Я вскочил, как ужаленный.
— Да что ты, как… откуда я знаю! Доктор сказал, случай уникальный. Говорю, может,  давайте аборт сделаем, а он — нет, говорит, наука нам этого не простит. Сам не знаю, что делать, завтра ещё на работу…  А ты говоришь, что люди скажут. Хоть сквозь землю провались!
— И то верно. Ты как себя чувствуешь?
— Паршиво…
— Мутит?
— Нет. Голова раскалывается.
— Вот… А теперь представь, как я? А ты… Тай, давай! Обижался ещё.
— Да при чём тут это? Я ума не приложу, что делать, от этого и раскалывается. Тут  ещё какой–то дрыщ позвонил, блогер, Стас Стар…
— Стас Стар?! — раздался голос Лексей Лексеича из детской, — Это же самый крутой блогер!
— Ты чего уши развесил, когда взрослые разговаривают?! — рявкнула Таисия, — И что? — спросила она шёпотом.
— Предлагал две тыщи за интервью.
— Нашёл дураков… За две тыщи рублей…
— Долларов…
— Да ты что?! —  схватила она меня за рукав с радостью и жаждой  в глазах, — Согласился?
— Послал его, хотел морду набить.
— Вот ты дурак… Так хоть денег бы заработал. Лексеичу обувку надо, нога–то растёт, да и Дашке справили бы куртку. А ты, что?  Слава на весь свет, а денег — ни шиша.
— Прекрати, Таисия! Думать надо, что теперь делать. Как я на стройку покажусь… Блин…
— Стой! Светка рассказывала, знакомая ейная ходила к знахарю. Семь лет не могла забеременеть, а пошла к нему и точно в срок родила. Может и тебе сходить?
— В смысле? Чтобы в срок родил? Ага, спасибо! Эта знакомая от знахаря, чтоль, залетела? А мне он двойню сделает?
— Ну и дурак же ты, Макаров! Ну, если он заговор знает, как зачать, может, знает заговор, как избавить от ребёночка?
Не люблю я эту публику. Развод сплошной. Привороты, заговоры, травки-муравки… Колдовство, одним словом. Ведьмы с Лешим. Подкупало, что знахарь — мужик, а сомнения возникли, что через Светку. Этой, если на язык попало — всё, хуже интернета, всем разнесёт. Но куда деваться? Наказал строго–настрого, чтобы обо мне даже намёка не было.  Тут же позвонили Светке. Полчаса Тайка пыталась убедить ту, что не для себя спрашивает, а для родственницы. Вроде убедила. Обещала найти адрес. Ну а когда она его найдёт, одному Богу известно, а на работу нужно завтра. Больничного–то  нет. Решил я отгулы взять. Степаныч, наш мастер, мужик хоть и вредный, но если с подходом — должен отпустить.
Иду на стройку, а на душе кошки скребут. Что если все знают уже? Решил, подождать, пока всех на работы распределят, а Степаныч один останется. Захожу я к нему, а он с порога:
— Макаров?! Это что, правда?!
И вытаращился на меня, будто у меня рога торчат. Делаю вид, что не понимаю ничего, а у самого, вроде как, душу кто в кулак взял и что силы сжал.
— В смысле? Ты о чём, Степаныч?
— Да мужики говорили… залетел ты. Ты что теперь, в декрет пойдёшь?!
— В смысле? — продолжаю играть удивление, — Вот же балбесы… Как только такое в голову прийти может?
— Да я тоже им так сказал. Думаю, если ты в декрет уйдёшь, где же я такого плиточника найду? Вот же юмористы… А ты чего не переоделся?
— Так, это… Мне отгул нужен, Степаныч. Я чего и пришёл. К своим съездить надо…
— Ты чего, Макаров?! У меня график! Вчера прогулял и ещё просишь? Отгул за прогул? Погоди…  так твои же на Урале? Это ж сколько тебе отгулов? Ты мне весь график к чертям поломаешь! Не… 
— Да… Степаныч, мне туда–назад, за два дня обернусь, а потом  в две смены нагоним. Очень надо.
Мастер почесал лысину, покряхтел для важности, но отпустил. А через время и Светка адрес нашла.
Жил знахарь не близко. По Калужской трассе верст семьдесят в какой–то Богом забытой деревне. Я как узнал, вообще  ехать не хотел. Ну что он там может мне сказать, если тут медицина с новейшими технологиями и оборудованием  разводит руками, а то какой–то дедок в деревне. Я ж говорю,  у меня эти колдуны с чародеями только смех вызывают. Это, вон, Тайка со Светкой млеют… «гадалка нагадала» и несутся со всех ног исполнять, что та скажет. Я человек конкретный. Во все эти «чуфыр–муфыр» не верю, а тем более трястись на край света непонятно к кому. Был бы телефон, так хоть спросить можно, что почём? Там, приворот — тыща, отворот — две. А тут на деревню дедушке… Но Тайка — женщина убедительная,  сказала, как отрезала. Больше из–за неё поехал. Для себя решил: если живот начнёт расти и всё такое, с этим связанное, наложу руки, ей Богу. Ну, посудите сами, это только представить, что ты забеременел — уже страшно, а тут, вроде, так и есть. Это я сейчас спокойно рассказываю, а тогда… Тайка собрала в дорогу, как в экспедицию. Котлет нажарила, вещи тёплые положила,  иконку зачем–то, говорит, положено. Кем положено, зачем положено? Но я спорить не стал. Так и поехал.
Деревню эту, Николаевку, нашёл с горем пополам. Да и деревня — одно название: полтора двора, да один сортир. Спросил про знахаря. На меня посмотрели, как на придурка и сказали, что таких в деревне не водится. Последняя бабка, что немного этим промышляла, померла лет пятнадцать назад. Мне даже легче стало. Вроде и Тайку уважил, и на ерунду не дал себя развести. А потом, думаю, спрошу, где дед Иван Фролов живёт, так знахаря вроде звали. Про деда, говорят, тоже не слыхали, а есть Иван Фролов, но тому и сорока нет. Какой он дед? В общем, показали дом, только сказали, что, скорее всего, раз в деревне тихо, то спит он, пьяный. Ну, думаю, Светка — балаболка, посоветовала знахаря. Да таких знахарей у ларька каждый второй, потому что каждый первый — экстрасенс. В такую даль попёрся… Делать нечего, поплёлся я назад, домой. Только за деревню вышел, слышу мотоцикл сзади. Гляжу, мужик в тельняшке, сам еле держится и на меня несётся. Я отскочил. Он остановился и смотрит.
— Ты, что ль, меня искал?
— Фролова Ивана я искал, знахаря. А ты мне и даром не нужен!
— А ты кто?
— Лёха я, Макаров, а тебе–то чего? Ехай, куда ехал!
— Макаров?! — обрадовался мужик, — Лёха?!
— Ну?
— 98–я Гвардейская?! Черёха – 2001?! Ну!
— Никак нет… Мулино – 2003… 288-я артиллерийская…
У мужика упала голова, будто держалась только одной надеждой, что я — это его сослуживец. Он скорчил такую трагическую рожу, словно у него погибли все родственники сразу.
— Жаль…, — со вселенской тоской протянул мужик, — а я думал… А приезжал–то к кому?
Я не знал, что ответить, пожал плечами. Да и мужик спрашивал не столько из любопытства, сколько в надежде, что составлю ему компанию.
— Знахаря искал… Ивана  Фролова.
Мужик оживился, глаз заблестел надеждой.
— Так… это же я!
— Ты? — переспросил я с недоверием, — Лечишь?
— А то! Садись! — махнул он рукой и крутнул ручку газа. Мотоцикл взревел. Но садиться я как–то не решался. Что–то мне не внушала его пьяная физиономия. Хоть я знахарей только в кино видел, но всё равно какое–то представление имею. А тут красномордый лысоватый мужик с наколками ВДВ да ещё с таким делом. Мол, беременный я, может, поможешь? Не поймёт ведь. Ещё угробит.
— Не, — замотал я головой, — я домой поеду.
Мужик с обидой заглушил мотоцикл.
— Был у меня друг,  Лёха Макаров… Думал он мужик, а он — баба.
— Ты за языком–то следи! — задело меня. Нет, ну какой–то пьяный мотоциклист, мне предъявляет.
— А то чо? — набычился «знахарь» и встал с мотоцикла.
Комплекция у него была хоть и потяжелей моей, да и ВДВ за спиной, но пьяный, ведь. На ногах еле держится. Отобьюсь. Два раза ему хорошо залепил, но он удержался. Один сам пропустил,  на излёте. А мужика словно подменили, радость такая на лице, будто не бью его, а пивом угощаю. Ещё два раза приложил. А он улыбается. Довольный. А потом остановился, как заорёт во всю глотку:
— Хорошо! А–а–а! Хорошо!
— В смысле? — спрашиваю.
А он заладил одно, руки раскинул и повторяет:
— Хорошо! Хорошо!
Мне как–то даже неловко стало. Не буду же я его в полную силу бить, чтоб ему плохо стало, я бы мог, но зачем? Что он мне такого сделал. Может он и вправду знахарь. Ведь не спроста бабой меня обозвал,  может, видит по–особому, но  пока не всё. Да и пьяный он.
— Вот теперь узнаю Лёху!
— Да не тот я Лёха! Другой!
— А это не важно! Главное, бьёшь, как мой Лёха. Будто с другом повидался.
Мужик обнял меня и похлопал по спине. Ну, я тоже не стал стоять истуканом. Обнялись.
Его и  в самом деле звали Иваном Фроловым. Жил он небогато,  но мужик был рукастый, все в ладу. И дом с умом и банька, да и двор не как у забулдыги.  Жена и детвора имеются. Ну что, обманчиво первое–то впечатление. И хозяин он хлебосольный — всё на стол. Каким боком его адрес знала Светка, я так и не понял, сколько не спрашивал, говорит, не давал никому, да и жена всегда дома, даже если бы хотел. Душевно, так, сидели. «форловку» его, настоянную на рябине с морошкой, с груздочками кушали. А когда дело до бани дошло, тут и я свои премудрости  применил. Для меня это не просто помыться. Сидим мы с Иваном, за жизнь разговариваем. Тут он меня и спрашивает, что, мол, хотел, зачем ехал в такую даль? У меня язык и развязался. Рассказал ему свою беду, даже не знаю, стоило ли, но уж больно душевно было. Давно так ни с кем не сидел. Иван сначала ничего не понял.
— В смысле?
И смотрит на меня, как на прокажённого. А меня бесит, когда, кто–то говорит «в смысле».
— На коромысле, блин!
Завёлся я, одним словом. Говорю, пошли выйдем. Пошли, говорит. Зря, конечно, психнул. Мы ж с ним почти литру его «фроловки» оприходовали.  Он–то привычный, натренированный, а меня, конечно, заштормило. Что дальше было, не помню. Помню лечу я куда–то, а потом, вроде на какой–то кровати лежу. Кругом все белое–белое и слышу, как Александр Павлович говорит: «Тужься! Тужься!» . А что же тужиться, так кроме карбонового следа ничего не выйдет. Смотрю, Ирочка, медсестра его, хоть и в маске, но я её сорочьи глазки сразу узнал. Всё что–то в телефон пишет. А потом рожа, этого Стаса. Я ему: «Ты какого тут?!» А он, говорит, стрим, какой–то снимаю. Я хотел за шею его куриную хватить, когда меня ледяной водой обдало. Глаза открыл. Смотрю, а передо мной Иванова рожа, улыбается.
— Очухался… Ты, брат, прости, не рассчитал я. Подлечу сейчас, фирменной.
И протягивает треть стакана «фроловки», только уже на травах.
В общем, домой я попал дня через три. Тайка кинулась на шею, словно я живой с войны вернулся.
— Ну что?! Нашёл знахаря?!
— Да, как бы, да… только…
— Что, только? — насторожилась Тайка.
— Да ничего он не знает.
— А где же тебя тогда три дня носило? Весь помятый… а несёт–то чем от тебя?!
И смотрю, как руки Тайкины к талии поднимаются. А это плохой знак. Если Таисия подбоченилась, то плевать, что ты Майк Тайсон и на каком глазу у тебя наколка.
— Бухал? С кем?
Пришлось рассказать, всё как было. От неё не утаишь. Да и покаянную голову не рубят. Сидели мы на кухне и думали, что же со всем этим делать. Решили, пойду я к Александру Павловичу, как–никак официальная медицина, может, что и посоветует, консилиум всё–таки, доктора–профессора. И Стасу, Тайка, говорит, позвонить надо.
— Сам думал. На работу я теперь всё, отходился. Скажу, что на меньше трёх штук не согласен.
— Десять! — отрезала она.
Если Тайка сказала, хрен ты её с этого сдвинешь. Посидели, потолковали, куда деньги потратим. Тайка даже про зубы моего бати вспомнила. Всё распределила. Хозяйка, за что и ценю. А чего. Вроде ничего не забыли. А тут, как на ловца и зверь — Александр Павлович звонит, приглашает на консилиум. Говорит, даже из Германии доктор будет, светила. Раз судьба так распорядилась, чего же  бегать от неё? Согласился. Да ещё и этому дрыщу, Стасу, позвонил, сказал, что согласен, но только за десять штук. А он, сволочь,  на удивление быстро согласился, что я даже пожалел, что больше не сказал.
На следующий день, привёл я себя в порядок. Костюм надел, галстук, туфли свадебные ещё, так и не носил их. И поехал.
Слава Богу под кабинетом не было никаких посетительниц. Кроме Александра Павловича и Ирочки в кабинете были три мужика. Двое примерно моих лет, а один седенький такой, дедулька. Немец, наверное. К нему все с почтением. Разволновался я что–то, вроде и готов был морально, а кресло увидел и разволновался.
— Прошу, — показал Александр Павлович на кресло.
А, думаю, чего я трясусь. Не сейчас же рожать.  Лёг или сел, в общем, не важно. Дедулка всё внимательно обшарил, живот пощупал и что–то головешкой своей замотал. Найн, говорит. А что найн–то? Александр Павлович  чего–то засуетился, намазал мне пузо гелем и водит датчиком, а мужики вчетвером уставились в экран и смотрят напряжённо.
— Найн, — опять дедулька головешкой завертел.
Что ты заладил, найн, найн. Делать–то что, предлагай. Тут и Александр Павлович, расстроенный какой–то, тычет дедульке  моим старым снимком. А дедулька на своём: «Найн» и всё.
— В смысле, найн? Было же ведь, сам чувствовал.
— Извините, наверное, произошла какая–то дегенерация, но сейчас у вас ничего нет. Наука с таким явлением пока не сталкивалась. Мне очень жаль, — раздосадовано развёл руками Александр Павлович. Даже Ирочка столбиком замерла и ничего не набирала в телефоне.
— Да как же так?! Я уже и за зубы бате договорился?!
Вот так вот. «Дегенерация» какая–то. Может всё дело во «фроловке»?  Вымыло всё, продезинфицировало. Знать, знахарь Иван. Да и сколько таких Николаевок по Руси, а ещё больше Иванов Фроловых и у каждого свой рецепт «лекарства».
С одной стороны, жаль конечно, денег я не получу, Тайка расстроится, да и бате зубы не вставлю, а с другой — и не могло быть по–другому.  Не естественно это, не дано природой. А что не дано природой,  оборачивается иногда большой бедой.
А зубы бате я вставлю. Вот объект сдадим, премия будет. Со стройки–то я не ушёл.

ноябрь, 2021г.