Ловец заблудших душ. Часть двадцать вторая

Они ехали вдоль реки, возвращаясь к стоянке шамана.
- Это слишком даже для меня, - думал геолог. - Перескочить с конца девятнадцатого века в почти пещерную первобытность!!! Девушка в состоянии экстаза от близости с идолом! Как она ловко вскочила на его каменное "достоинство"! Бррррр! Честно говоря, я уже не рад, что предложил ей руку и сердце. После такой грязи хочется вернуться в нормальное общество, где женщины скромны, благочестивы и...
- Вот, вот! - насмешливо поддел его внутренний голос. - Тебе уже понадобились бабы, от которых не ожидают ненужных "сюрпризов". А совсем недавно ты восхищался искренностью Оллейи, её природной силой! Выходит, что ты врал самому себе! Ещё не поздно отказаться от соития, чтобы не осквернить свой член. Он у тебя, наверняка, окроплённый святой водой в семи церквях. Чистоплюй хренов!!!
От такого раздрая Вострикова и впрямь перекосило. Правый глаз задёргался, плечо задралось, словно невидимый груз оттягивал левую сторону тела вниз. Олень, на котором он ехал, тревожно захоркал. Оллейя, не поворачивая головы, лениво спросила:
- С собой борешься?
- Как ты догадалась? - удивился Геннадий.
- Твоё дыхание стало похоже на дым от костра, в который бросили труху, - едкий, чадящий, не дающий живого тепла. Боишься меня - вот и сомневаешься в самом себе. Дед верно гуторил, что белый человек быстр в желаниях, да решения его медленные, словно у барсука перед спячкой. Сейчас ты раздвоился, но не стал светом и тенью. Они не дерутся между собой.
- Прости меня, Оленька, - повинился геолог. - Мысли о тебе допустил дурные. Ох, стыдоба-то какая!
Внучка шамана промолчала. Олени бежали быстро, и через два часа они вновь гоняли чаи.
- Пока дед не вернулся, мы с тобой по тайге погуляем, - неторопливо сказала Оллейя.
- Опять?
- В нашем роду так умеют - странствовать, оставаясь дома, - замысловато ответила Оллейя.
Она поставила на горячие угли в очаге плошку с высушенными ядовитыми грибами. Дымок пополз над полом, не поднимаясь кверху.
- Снимай одёжу! - сказала женщина и первая начала раздеваться.
Смущаясь, Геннадий совлёк с себя рубашку и брюки, согнулся, прикрывая ими пах. Обнажённая Оллейя подошла к нему, забрала одежду, уложила её на ворох лисьих шкур и поманила мужчину к огню.
- Садись напротив меня и смотри в глаза, - прошептала она.
Востриков уставился в тёмно-карие глаза, чей узкий разрез напомнил ему японские гравюры, которыми увлекались в то время многие. Женщина запела, вводя геолога в состояние небытия. Теперь он ощущал лишь то, что испытывала внучка шамана. Их тела замерли на меховых одеялах, а души вошли в самку рыси, обнюхивающую следы на звериной тропе. Сладко и терпко пахло кабаргой, остро воняло лисовином, горьковато несло зайцем. Кисточки на ушах рыси встрепенулись, и она быстро вскарабкалась на могучую ель, распласталась на широкой ветке и застыла. Волки, уже начавшие сбиваться в стаю, размашисто бежали между деревьями, поскуливая от охотничьего нетерпения. Покрутились под елью и рванули дальше за запахом мускуса.
Ресницы вздрогнули.
Хариус, прорвав мутно-зелёную толщу воды, взлетел над рекой, сверкнул чешуёй на солнце, обжёг распяленные жабры воздухом, задохнулся от восторга и рухнул обратно, чтобы обирать с течения пузырьки, лопающиеся от ударов о камни и оседающие на прибрежных растениях.
Ресницы вздрогнули.
Зелёная гусеница, выпустив из брюшка нить, рывками падала-спускалась с папоротника, раскидавшего в стороны "перья" с вкраплениями осенней усталости и желтизны, сорвалась и плюхнулась в бочажину, недовольно задёргалась, растопырив "шерстинки", и забралась на кленовый лист, застрявший в коряге.
Ресницы вздрогнули.
Послышался звон ботала. Смеющаяся женщина, верхом на олене, поёт обо всём, что видит вокруг: о своём муже, выпившем лишнего в гостях, о младенце, притороченном в коробе к боку оленя, о себе, получившей стеклянные бусы вместе с крестиком, о земле, богатой и щедрой. Ребёнок, узкоглазо пялившийся на мир, захныкал, и мать тут же выдернула его из короба, обнажила смуглую грудь и сунула коричневый сосок ему в рот. Младенец зачмокал, пуская пузыри, а женщина хлопнула себя по лбу, прибив назойливого комара.. Муж, пьяно заёрзал на оленьем хребте, но прочные ремни удержали его от падения на землю.
Ресницы вздрогнули.
Два стерха парят над лесом, попирая журавлиной сутью мнение людей о вражде между чёрным и белым. Осталось пустое гнездо до следующей весны и до брачных танцев, заставляющих сердце человека тосковать о небе.
Ресницы вздрогнули.
Болото закончилось. Валуны, поросшие лишайниками, выперли из земли. Сине-зелёная глина втиснулась между ними, спрессованная веками. Опавшие мягкие иглы лиственниц припорошили её. Поверхность камней скользкая, в трещинах поблёскивает слюда. Медведица, разорившая муравейник и пожравшая его обитателей, пробрела мимо, потёрлась покусанной мордой о ствол сосны и неслышно скрылась в тайге. Зелёные камушки проявились на отпечатках здоровенных лап.
Ресницы вздрогнули. Востриков смотрел в лицо Оллейе, а она улыбалась, расслабив живот и гладя мужчину по ладони.
- Это же были демантоиды - зелёные гранаты! - воскликнул геолог. - Значит, и алмазная россыпь рядышком. Я был прав!
- Иди ко мне, глупый, - притянула его к себе внучка шамана. - Наше странствие ещё не завершилось.
Она не стала его целовать, как сделала бы белая женщина. Провела ладонью по его члену, чтобы убедиться в наличии эрекции, встала на четвереньки, подобно зверице, опустила голову на согнутые руки, отчего её зад задрался вверх, открывая промежность. Оллейя качнулась вперёд-назад, показывая свою готовность, и развела ноги пошире. Мужчина тут же ввёл фаллос, продавливая узкий "лаз", пробивая вход в "штольню". Он рычал, забираясь всё глубже, требуя большего, а перед глазами мелькали алмазы и пятнистая рысь, жадно хлебающая дымящуюся кровь из порванного горла собаки, отбившейся от хозяина.