Е. В. Д. Глава 14

Глава 14.

Слева от меня стоит Варварьинская церковь. Напротив неё – военный госпиталь. Вслед ним – выкрашенное в нежно-бирюзовый цвет здание Высших женских курсов.
Оставив по левую руку поперечную безымянную улицу, я увидел справа от себя здание Коммерческого училища. Купцы Яков Шамов и Василий Карякин давали деньги на его строительство. Удивительно, но здание таких больших размеров возвели всего за год. Три этажа, не считая выступающего над землей подвального, в более чем сорок окон по горизонтали. С самым меньшим количеством окон – три выступающие части здания. Эти части напоминали башни средневековых крепостных стен. В этом здании расположилось элитное учебное заведение, в котором обучались дети купцов и чиновников.
Напротив этого здания (по левую руку от меня) – здание другого училища – Соединенного промышленного. Оно тоже в три этажа и той же длины, но менее монументально. Напоминает чем-то здание в Англии середины 19 века. Теперь – жёлтый цвет и памятник известному своему выпускнику – Кострикову, убийство которого положило начало сталинским репрессиям.
Сразу за зданием промышленного училища – красивейшее на этой улице здание, а, может быть, и во всём городе. Двухэтажная художественная школа. Внешне напоминает русский терем с шлемовидным куполом посередине.

Западная часть этого здания выходит на следующую поперечную улицу – Институтская, точнее – в Одностороннюю Арского поля, которая продолжает Институтскую на юг. А сама дорога после пересечения этих улиц идёт вперёд по улице, которая заканчивается на этом пересечении – по улице Грузинская.       
Первое здание справа на этой улице – двухэтажное, иногда на солнце становящееся нежнее из-за своего розового цвета. Особняк – иначе говоря частный жилой дом, принадлежавший некому С.М.Марко. Балкон, выходящий на угол Грузинской и Институтской. Это особенность этого здания – словно отрицание простого угла. Часть, выходящую на угол двух улиц, украшает купол. Балкон по центру здания, фасадом смотрящего на Грузинскую – на втором этаже. А всего – три этажа. Четыре колонночки обрамляют по отдельности каждое окно. Всего на Грузинскую выглядывают девять этажей.
При долгом взгляде и на этот особняк, и на Коммерческое училище понимаешь, что их стиль одинаков. В том же духе построен одноэтажный флигель, о котором я не сказал в момент встречи с ним и который уютно расположился между великаном-училищем и высокой колокольней Варварьинской церкви. О промышленном училище говорили, что он построен в стиле эклектики, а художественная школа – в псевдорусском.
Ещё один стиль – неоклассицизм. В нём уже построен следующий за домом Марко особняк, тоже в нежном, но в белом цвете. Принадлежал он сначала вдове купца Александровой, а потом – некой Шуравиной. Особое внимание в этом здании привлекают боковые балконы. Тоже девять окон фасада, но проще – без обрамлений колоннами.
Приближаясь к следующей поперечной улице – Комиссариатской, я встретил по левую руку здание гораздо красивее – дом другого купца Александрова, внука той вдовы. Ещё в этом здании квартировалось правление фирмы «Наследники И.В.Александрова». Оно уже в три этажа и также в девять окон по Грузинской. Верхняя часть здания обрамлена выступами. Оно выкрашено в тёмный кирпичный цвет.

Напротив этого здания со стороны Комиссариатской – здание ещё величественнее. Оно чем-то похоже на замок. Бежевый цвет. Два купола с каждого края – так похожих на купол художественной школы. В два этажа – вдоль Грузинской. Три трубы на первой, выходящей вперёд части здания, пять окон у центральной второй части, и башня в три окна – третья часть. Дом был построен специально для командующего военным округом. Через год после постройки в здание вселился генерал Сандецкий, проживший впоследствии в нём пять лет, по истечении которых расстрелян большевиками. Удобное расположение особняка – вблизи Арского поля, где, в основном, проходили военные учения. После революции здесь открыли туберкулёзный диспансер, ибо на окраине города – свежий воздух, а он так нужен больным.
Если особняк генерала – по левую руку, то по правую – строго напротив особняка – чистой воды деревенский дом. Конечно, первозданный вид не известен мне теперь, но ему точно не хватает на окнах ставен. Одноэтажный с подвалом, половина которого расположена над землёй. Семь окон вдоль Грузинской. Верх дома имеет болотный цвет, основная часть – коричневый. Дом, принадлежащий некой Апехтиной. Известен он тем, что в нём жила жена испанского художника-сюрреалиста, одна из картин которого врезалась в мою память – на ней растекались циферблаты часов.
Не только нет первозданного вида всех этих красивых зданий, но нет и улицы, которая жила рядом с ними. Теперь она не усеяна телеграфными столбами, по ней не проходят рельсы трамвая. Через неё могла пробежать случайная собака или встать как вкопанная посередине проезжей части и не боялась при этом позировать фотографу и быть раздавленной стремительным движением автомобилей, автобусов и троллейбусов.
После дома Апехтиной – красивый уютный особнячок в пять окон. Одноэтажный, выкрашенный в ярко-кирпичный цвет с полуподвалом. Принадлежал товарищу прокурора (то есть заместителю) по фамилии Сапожников.
Напротив него – уже двухэтажное, без изысков, совсем как дом Шуравиной, в восемь окон здание. Цвет – тот же, что и у усадьбы генерала – бежевый. В отличие от дома Шуравиной – первый этаж совсем низкий.

Сразу за домом Сапожникова особенное в один этаж и восемь окон здание. Без надстроенного этажа и полуподвала, выступающего над землёй – поэтому оно кажется ниже своего такого же одноэтажного соседа. Известно, что этот низкий дом принадлежал вдове казанского купца – Марии Челышевой. Дама эта владела ещё и кирпичным сараем в деревне, сегодня входящей в состав нашего города. Наличие такого сарая в собственности означало действующее производство кирпича. Существовала также лавка, в которой торговали этим кирпичом. По мнению некоторых людей, если на кирпиче, который с прочими составляет стену здания, обнаружится клеймо «МЧ», то он – из кирпичного сарая вдовы купца.
Это здание стоит на пересечении Грузинской и следующей поперечной с ней улицы – Поперечно-Лядской. Напротив дома по этой улице и дальше по направлению Грузинской стоит двухэтажное здание, выкрашенное в светло-зелёный цвет. Это флигель, принадлежавший купцу Оконишникову. В семь окон, причём одно из них над массивной дверью.
Сразу за ним – великолепный особняк того же купца. Одиннадцать окон в два этажа. Три окна по центру обрамлены колоннами. На крыше в длину этих окон ещё одна надстройка – как будто чердачное окно. По бокам особняка – такие же балконы, что и в особняке Шуравиной.
Напротив дома Оконишникова по Грузинской – здание, построенное как и у Апехтиной на деревенский манер. Только оно – двухэтажное и, по всей видимости, сильное видоизменённое – второй этаж перестроен, а единый на два этажа голубой цвет, может быть, не соответствует естественному цвету кирпичной стены и ворот, которые ещё стоят дальше по улице. Известны два собственника этого дома. Первый – помещик Дротоевский. После революции дом перешёл в собственность семьи Молотковых, сначала – самому купцу Иосифу, а после его смерти – его сыну и дочери. Семья эта и жила, и торговала в этом доме. Самые ходовые товары – вино, овёс и пшеничная мука. Личность архитектора этого непышного в отличие от собратьев по улице на вид дома – достаточно известна. Губернский архитектор Фома Петонди, отец которого – выходец из итальянской Швейцарии.
Именно Фома Петонди составил второй по счёту проект регулярного плана застройки, который был утверждён впоследствии императором Николаем Первым. Первый такой проект составлялся архитектором Василием Кафтыревым, а утверждался императрицей Екатериной Второй.

После утверждения плана застройки от Петонди на улицах нашего города появились масляные фонари, хотя существовало мнение о том, что вместо масла в них – смесь спирта со скипидаром. Такие фонари обслуживала мёртвая на сегодня профессия – фонарщики. За каждым из них закреплялось по 15 фонарей. А 34 года спустя после утверждения плана Петонди уже при императоре Александре Втором как на Грузинской, так и на других улицах города горели фонари нового поколения. Теперь свет ночному городу давал газ, производимый компанией Башмакова и Баранова в Суконной слободе.
Через два года после появления масляных фонарей под руководством того же Петонди началось мощение улиц булыжниками и шашками – торцами из дерева. По всей видимости, задумка в вымощении такими плитками заключалась в том, что дерево скрадывает звук, не разбивает лошадиных ног и колёс экипажей. Но такой материал имел один минус – он разбухал от воды.
Мой путь продолжался дальше по улице Грузинской, и по правую сторону я увидел двухэтажный дом в семь окон с подвалом, еле торчащим из земли. Тёмно-кирпичный цвет – такой же, как у дома торговой фирмы Александровых, но внешний вид – менее красив. Особенно его неизысканность видна в сравнении с соседом - особняком Оконишниковых. Фасад также разделён на три части – два-три-два окна. Эти части отделены толстыми белыми элементами – так, что даже может показаться, что три здания пристроены друг к другу. Такой же белый цвет имеет околооконное пространство. У боковых частей также наверху в части крыши – надстройки, похожие на чердачные окна. Но у этого тёмно-красного дома нет колонн между окнами и нет балконов. Оно в отличие от усадьбы купца не имеет изящности.
Следом за ним – ещё менее изящный дом. Он выкрашен в жёлтый цвет и имеет также два этажа, но уже в девять окон у каждого. Они не разделены на три части – между окнами простые украшения, похожие на колонны, но очень отдалённо напоминающие. Одноэтажные пристройки без никаких украшений только добавляют обычности в этот дом.
Архитектор двух этих зданий – отличник академии художеств северной столицы нашей страны. Он известен тем, что внедрял в архитектуру города античные каноны.

Жёлтый дом был выстроен для Вячеслава Манасеина – майора, который, выйдя в отставку, женился и решил обосноваться в нашем городе. После него этот дом перешёл его младшему сыну – Сергею, который дослужился до председателя съезда мировых судей. А первый – дом кирпичного цвета принадлежал второму из трёх сыновей майора – тоже Вячеславу. Он тоже пошёл по карьере военного и вышел в отставку штаб-офицером для особых поручений в звании полковника.
В жёлтом доме функционировал и сам съезд мировых судей – по всей видимости, по принципу «где живёт председатель, там и проводим съезды».
В этом же доме жили и другие люди – квартиросъёмщики. Большинство из них – врачи. Самый известный из них – основатель школы акушерства в нашем городе – Викторин Груздев. Он принимал посетителей каждый день с 9 до 11 утра. 
Жили в этом доме и наборщики типографии – получается, небедные люди по тем временам. Ещё в истории этого дома обозначились и школа рукоделия, и булочно-кондитерская.
Чуть наискосок лицом к лицу к жёлтому дома Манасеиных (по левую руку от меня) – такое же без особых архитектурных украшений двухэтажное здание в восемь окон. Теперь его выкрасили в светло-бежевый цвет. Сразу за ним – дом, уже выходящий на следующую поперечную Грузинской улицу – так и названную: Поперечно-Грузинская. Этот дом принадлежал некоему Грачёву. Этот дом в три этажа и девять окон. Третьи окна от начала здания выделены элементами, похожими на колонны – на втором и третьем этажах окна в этом вертикальном ряду отделены балкончиками.
Напротив этого дома по Грузинской, по правую сторону моего движения, с выходом на Поперечно-Грузинскую расположено четырёхэтажное здание. Оно такое же протяжённое, как и здания коммерческого и промышленного училищ. 20 окон. Здесь тоже располагалось учебное заведение – ветеринарный институт. Здание принадлежало некоему Щербакову.
Напротив этого здания, уже по Поперечно-Грузинской, скромно расположилось одноэтажное здание в пять окон. Его выкрасили в песочный цвет. На нём висит табличка, которая гласит, что здание возведено при Екатерине Второй уже знакомым мне архитектором Василием Кафтыревым. Почти 250 лет назад.

Ещё эта табличка поведает о том, что в этом здании располагалась гимназия. Но это утверждение может быть и неистинным, потому что первая мужская гимназия располагалась в доме Пушкова. А этот дом, будучи деревянным, сгорел в пожаре, случившемся после войны с Пугачёвым.
Взгляд задержался на крыше одноэтажного здания – по всему периметру она окружена оградой, напоминающей своим столбиками ограды балконов. Во время Первой мировой войны здесь располагался склад пожертвований для Красного креста.
Всё же этот дом особенен тем, что он старше всех своих собратьев на Грузинской. Оно первым построено после введения в то время новых правил застройки. Своей посадкой относительно улицы оно стало примером для последующих строений.
Основное из этих новых правил гласило о следующем: возводить дома предписывалось возводить прямо по линии улицы. Запрещалось огораживаться забором и строить основные здания в глубине усадьбы. Линии улицы закрепляли границы застройки и получили название красных.
Зажиточные горожане стали противиться этим правилам, и государство в лице людей власти закрепляло это правило своими зданиями – казёнными. А чтобы легче было выявлять нарушителей красных линий, новые казённые здания ставились на углах улиц и кварталов. Таким зданием и стала гимназия, закрепившая угол 50-го квартала.
Кроме красных линий, установивших к тому же и ширину улиц, новые правила закрепляли этажность строений, делили весь город на деревянные и каменные зоны застройки. Интересное дело – одно маленькое, неприметное здание столько в себе несло и стало в смысле связанной с собой истории родоначальником улицы Грузинская.
Напротив гимназии вдоль этой улицы (по левую руку от меня) – трёхэтажный в одиннадцать окон дом. Он занимал угол 49-го квартала. Сразу за ним – маленькое двухэтажное здание в пять окон.
Путь мой шёл дальше, и за гимназией справа от себя я увидел голубой двухэтажный дом в одиннадцать окон. В нём отсутствовала оригинальность, которая восторгала при виде художественной школы, или дома Марко, или усадьбы Сандецкого, или особняка Оконишниковых. Окна, разделение этажей – ни балконов, ни колонночек, ни выступов в чердачной части. Собственником этого здания был профессор Ге.

Вслед за этим зданием такой же непримечательный дом, но в жёлтом цвете и в девять окон, хотя и также в два этажа. Он даже кажется ниже благодаря не сильно выступающему над землёй подвальному этажу. Первый хозяин дома – директор первой мужской гимназии Галкин, а последний – чиновник Ильинский.
А уже сразу за неприметностью двух зданий великолепие особняка в девять окон на втором этаже. Как и у усадьбы Оконишниковых фасад его делится на три части. Но если у купцов полуколонны расположены вдоль каждого окна в центральной части, но у этого особняка – полуколонны по краям боковых частей. Особенность этого здания и в широких воротах вместо окон на первом этаже в левой части.
Первый собственник этого здания – чиновник Левшин. Впоследствии этим домом владели и сёстры Соболевы – Екатерина и Александра, и дворянка Мария Хмеленская. Как и у Манасеиных в этом доме много комнат снималось. Здесь располагалась и сапожная мастерская, и окружное учреждение путей сообщения, и палата государственных имуществ, и частная обычная школа, и снова школа рукоделия.
Напротив особняка некогда располагалось культовое здание грузин города. Благодаря именно этому зданию улица и получила своё название.
Впереди себя я уже видел площадь, а слева – обыкновенное двухэтажное здание в пять окон. Сразу за ним – той же этажности, но более оригинальное здание серого цвета в семь окон. Первый его владелец – некий Бусыгин. Теперь здание известно тем, что здесь располагалась шахматная школа и тем, что здесь жил профессор городского университета Казем-Бек.
Это здание – угловое и в пять окон другой части выходит на улицу Пушкина. На эту же улицу смотрят окна величественного здания, которое по Грузинской расположилось сразу за домом Левшина.
Если на Грузинскую это здание смотрит семью окнами в два этажа, то на Пушкина – пятнадцатью окнами на первом, втором этажах и – девятью на третьем. На Пушкина же выходит и главная особенность этого здания – подъезд с тремя арками. И с этого здания, и с дома Бусыгина начиналась Грузинская улица.

С самого начала по проекту, представленному местным архитектором, в этом здании с подъездом должно было располагаться Дворянское собрание. Проект не утвердили. Дали его доработать ещё одному архитектору, но из северной столицы нашей страны. По переделанному проекту будущее здание отказалось от стиля классицизма, в котором было построено большинство зданий по Грузинской, и приобрело новый – стиль итальянского палаццо. Классицизм, по мнению столичного архитектора, своей повторяемостью в городских зданиях грозил красоте конкретного этого – нового. Строительство закончилось 17 лет спустя после представления первого проекта.
Дворяне получили свой городской дом. Здесь проводились балы, концерты, маскарады. Один из балов посетил император Александр Второй. Выступали перед благородным собранием и прославленные композиторы. После революции в этом здании располагался Дом офицеров. Теперь в нём проводит заседания городская дума.
Раньше дом дворян своими окнами как глазищами смотрел на иную площадь – Театральную. Взирал бы и я, встав как вкопанный, но автобус на считанные секунды даёт увидеть мне то, что теперь стало площадью. Мысленный же взор позволит окинуть эту площадь и увидеть её такой, какой она была сто лет назад.
Итак, стоя спиной к Дворянскому собранию, справа я увидел бы городской театр. Однажды он сгорел навсегда. Он горел множество раз, огонь преследовал его как проклятие с самого момента открытия.
Своё первое здание он обрёл на месте слева от меня – теперь он и стоит там. Правда, теперь он – оперный. Сто лет назад на этом месте сидел каменный поэт. Тот самый, который написал оду на царствование Екатерины Второй. А позади изваяния поэта был разбит сад, названый в честь этого литератора – Державинский. В этом саду публика могла гулять за отдельную плату.
Поэт, даже сидя, возводил руку к небу. В театре же шли драмы, которые разоряли антрепренёров, и оперетты, обогащавшие их. А в самом начале – более двухсот лет назад – городской театр даже не имел своего здания и был под началом актёра Бобровского. В качестве же первого здания – деревянной постройки на том самом месте слева от меня театр был детищем одного человека – Павла Есипова, растратившего на него всё свое состояние. Геростратом же театра как здания справа стал осветитель, узнавший, что всё освещение в храме Мельпомены будет на газу, а значит, услуги осветителя упраздняются.
На занавесе, открывавшем сцену театра для зрителя, красовался кот из Лукоморья.

А за театром находилось здание Главной почтовой конторы, в котором даже останавливались люди по пути в ссылку. Теперь оно перестроено для института. За изваянием поэта – трёхэтажное белое здание в девять окон. Этим зданием владел майор Неялов, а после него – купцы Пермяковы.
С этой площади можно увидеть стены кремля. Именно здесь во времена Ивана Грозного заканчивалось Арское поле. Именно здесь войско царя для более прицельного обстрела осаждённого города соорудило высокую башню. Именно здесь стояли самые крайние ворота города, и они открывали путь в землю аров – так называли вотяков.
 Город, об основании которого существует легенда. Люди, с которых и начался город, жили там же, что и вотяке, но вотяками не были. Правитель этого народа звался ханом. Он послал двух своих вельмож и своего сына к холму, на котором хотел заложить новое поселение. Вручил вельможам и сыну приказ, открыть который обязал на том самом холме.
Прибыв на холм, с которого открывались виды на широкую реку, посланцы распечатали приказ. Согласно нему надо было бросить жребий. На кого падёт – того заживо зарыть в том месте, на котором будет заложен первый камень нового поселения. Жребий показал на ханского сына. Но вельможи пожалели его и зарыли на месте первого камня собаку.
Началась стройка, и вскоре на неё приехал сам хан. Узнав от вельмож, на кого пал жребий, правитель опечалился. Но сановники тут же сказали правду. Хан опечалился ещё больше и сказал, что если город стоит на том месте, где под его закладку зарыта собака, то этот город рано или поздно падёт под ударами тех, кто является врагом вере жителей города.
Так и случилось. Завоеватели сослали оставшихся в живых жителей за черту города. От стен кремля до театральной площади расположилась Глядкова слобода, а на территории Грузинской – Красная. Потомки завоевателей – купцы, чиновники, военные, профессора построили себе дома в классическом стиле на территории бывшей слободы. Но кто виноват в том, что город пал? Возможно, правители этих жителей: они часто бегали к будущим завоевателям, чтобы те помогли победить соперников этих правителей.
А мой путь повернул налево и продолжился по улице Пушкина. Бывшая почтовая контора и особняк Пермяковых остались справа, а дом Казим-бека – слева. Сразу за этим зданием – дом некоего Крестовникова. Двухэтажный, в девять окон на втором этаже.

Дорога пошла на спуск, и слева от себя я увидел здание, которое выходило на поперечную улицу – Малая Лядская. Эта улица слева направо для меня – через Пушкина переходит в Черноозёрскую Правую.
Это здание делится на две части. Первая часть – в три этажа и в семь окон на двух последних этажах. Вторая часть – в два этажа и девять окон. На угол Пушкина и Малой Лядской со второго этажа выходит балкон.
Владельцем этого дома был купец Никифоров, а потом тоже купец Парамонов, который уже сдавал в наём помещения. Поэтому вскоре на первом этаже здания расположились мастерская, конторы, магазин, редакция популярной газеты. Редактором последне й являлся зять купца. Ещё здесь располагалась публичная библиотека, в которой к экзаменам готовился студент, впоследствии ставший вождём мирового пролетариата.
Малая Лядская улица, к слову, уходила в левую сторону от меня, переходила в Большую Лядскую и вела к Лецкому саду, теперь ставшему Лядским, и взяла своё название от фамилии поручика, встретившего в своём доме императора Павла. А Черноозёрская Правая шла вдоль большого сквера – Николаевского.
Рядом с ним располагалась Николаевская площадь, сумевшая собой переломить судьбу этого места. Некогда здесь располагалась другая площадь – Кузнечная. Посередине неё находилось зловонное озеро, а остальную часть занимали кузницы и постройки приказа общественного призрения. Эта площадь благодаря своей грязи становилась очагом пыли, которая летом могла царствовать в городе, нарушая комфортное существование горожан.
Но другая беда города – частые пожары – сгубили кузницы и постройки. Озеро высушили. Площадь облагородили. На ней уже стали проводить плац-парады, промышленные выставки, для которых возвели новое здание. Эти выставки привели к тому, что разбили Николаевский сквер, украшением которого стал фонтан, который я и теперь мог увидеть за зданием, которое возникло передо мной справа.
Оно – в два этажа. Построено по решению губернского дворянского собрания. В разное время здесь находились служебные помещения предводителя дворянств и жилые квартиры, а теперь его фасад украшен словом «Консерватория».

Улица Пушкина не удивляет красивыми зданиями так же, как Грузинская. Двухэтажные дома без колонночек, без парных балконов. Да, эти здания всё равно изящнее и эстетичнее нынешних, но повторямость убивает даже красивое. Красота может исчезнуть для насытившихся глаз. Но она не отменялась, потому что дома, которые стали строить потом, вовсе лишились её. Особенно жилые дома, названные по фамилии генсека родом из Украины.
Следующее здание, которое я увидел с левой стороны - одноэтажное с выступающим высоко над землёй подвалом, выкрашенное в жёлтый цвет, в пять окон. В нём жил учитель Сбоев, потом – некто Стадлер. Василий Сбоев – учитель семинарии, отличавшийся красноречием и ставший благодаря этому качеству профессором университета.
Следующий за ним особняк уже стоит на точке, где сходятся четыре улицы – Пушкина, её продолжение – Рыбнорядская, Университетская, уходящая в правую сторону, и её продолжение в ещё одну гору слева от меня – Большая Лядская. Эта гора называлась Нестеровским бугром.
Здание имеет двенадцать окон и три этажа. При этом центральная часть его выступает вперёд перед остальными, имеет ещё и четвёртый этаж. А второй этаж этой части выделен балконом. Особняк выкрашен в голубой цвет.
Первая собственница дома – некая Крейден. После в списке владельцев значились мещанка Кукаркина, купец Беренс, а последний из них – сарапульский купец Ажгихин. Он и привёл здание в тот самый вид, который я и наблюдал сейчас.
Как и для большинства жилых домов на этой улице владельцы определили для него судьбу доходного. Жили здесь профессора медицины: были и по внутренним, и по женским болезням. Голубой цвет этого здания смотрится эффектно, как и три угловых окна на фоне уходящей в гору Большой Лядской.
На этой точке спуск становится круче. На другой правой стороне – уже Рыбнорядской улицы я увидел неприметное здание в два этажа и десять окон.
Следующее здание – уже слева. Двухэтажный в пять окон. Теперь он известен тем, что в нём жил тот самый выпускник, которому поставили памятник перед промышленным училищем – Костриков.

Словно чёрные прорехи в зубном ряду вдоль улицы зияют места, на которых теперь не увидишь зданий столетней давности. Следующее здание по правой стороне далеко впереди – двухэтажное в восемь окон, выкрашенное в светло-бежевый цвет.
Напротив него дом побольше. Одна особенность выделяет его среди остальных зданий. Как и у некоторых, фасад его поделился на три части, но только левая часть имеет три этажа при девяти окнах на каждом, а правая – два при пяти. А центральная часть вместо первых двух этажей зияет аркой, над третьим этажом выглядывает дополнительный – по высоте в два раза меньше. Дом выкрашен в тёмно-бежевый цвет.
Это здание было выкуплено городским купечеством для организации в нём клуба общества приказчиков – людей, которые помогали купцам в их торговых делах. В этом клубе приказчики проводили заседания, на которых решали вопроса сбора денег для помощи членам клуба, книг для читального зала, работавшего в этом же здании каждый день с девяти вечера.
Правая боковая часть здания выходит на неприметную улочку, поперечную Рыбнорядской. Улочка уходит вверх и носит название Старой Горшечной. Миновав её, я увидел по той же левой стороне ещё одно большое здание. Оно принадлежало в разное время неким Степанцову и Муллину. Это здание имеет три этажа и семь окон без каких-либо приятных глазу особенностей.
Вслед за ним - дом, весь укрытый широкой тканью. На ней нарисованы окна. Судя по ним, это здание имеет три этажа и девять окон. Построено оно было купцом Лисицыным, а впоследствии принадлежало Василию Емелину. Здесь же вёл торговлю яйцами купец Латыфов. Известен этот дом тем, что в его флигеле родился оперный певец, который прославился на весь мир. Неизвестно, каким этот дом будет после реконструкции: совершенно другим – с перестроенным первым этажом или целыми частями по фасаду или восстановленным в прежнем виде.
Напротив него раньше стояло здание, в котором останавливался поэт – «солнце русской поэзии». Дом, который принадлежал Эрнесту Перцеву.

В этом месте спуск закончился, а через несколько десятков метров я попал в подобие кольца, к которому как будто лесенки в амфитеатре сходились четыре улицы и два переулка. Это кольцо называлось площадью – Рыбнорядская. А улицы и переулки – если по часовой стрелке – Рыбнорядская улица, переулки Собачий и Щербаковский, снова улицы – Георгиевская, Большая Проломная и Малая Проломная. При этом Малая Проломная заканчивалась, пересекая Рыбнорядскую и переходила в Щербаковский переулок, как Большая Проломная – в Георгиевскую. Собачий переулок начинается с точки пересения Рыбнорядской, Малой Проломной и Щербаковского переулка, уходит в гору по диагонали в сторону Нестеровского бугра. Теперь никакой площади нет, а есть дорога с выходами из подземелья.
Совсем раньше на этом месте располагалось озеро Грузеево. Его засыпали – появился рыбный базар. Торговые ряды шли дальше этой площади и могли выйти даже к Николаевскому саду. Рынок менялся и вскоре стал мясным.
Расположение этого базара в низине, к которой сходились улицы и переулки, было удобным для подвоза товара. На базар приезжали деревенские жители со своим съестным товаром. Они и заселяли всю Рыбнорядскую улицу. Тот самый клуб приказчиков был напрямую связан с базаром – именно здесь располагались ряды, принадлежавшие купцам.
Площадь, которую первую в городе замостили камнем, даже будучи каменной не спасалась от весенней грязи и вездесущей летней пыли. Виновато было всё то же её расположение: дождевые и талые воды текли именно сюда.
На этой же площади рядом с торговыми рядами толпились извозчики. Их собрание называли биржей. Вскоре в этом месте организовали ремесленные мастерские, трактиры, питейные заведения.
Потом через эту площадь протянули одну из двух городских линий конки – транспорта, при котором лошади тянут за собой вагоны по рельсам. Прогресс не остановился на этом, и через 24 года после того, как первые вагоны, запряжённые лошадьми, тронулись по городским улицам, эти же вагоны покатились сами, ухватившись появившимися рогами за провода. Так, питаясь электричеством, трамваи ходят и сегодня.
Исчезли и продуктовые лавки, и трактиры, и мастерские – вместо них на Рыбнорядской площади появилось рельсовое кольцо, по которому трамваи разворачивались и начинали свой маршрут заново. А теперь нет и этого кольца, как нет и трамвайных линий – здесь проходит широкая дорога для автомобилей.

А справа от себя я увидел четырёхэтажное здание в пятнадцать окон. После домов на Рыбнорядской размеры этого здания воспринимались непривычно. Здесь располагалась гостиница или «Коммерческие номера», а также ресторан некоего Колесникова. Окна на первых двух этажах венчаются арками, а каждые три окна разделяются фигурами. Красивый голубой цвет перемежёвывается с белым. Над третьим этажом так же, как и у усадьбы Оконишниковых надстройка.
Всё здание имеет изогнутый вид относительно бывшей площади и напоминает собой бравого молодца, выпятившего грудь.
Проехав перекресток Большой Проломной и Георгиевской (они теперь пешеходные), я оказался перед Вознесенской улицей. Дальше путь вышел на мост, под которым река Булак перетекает в озеро Кабан.
На этом месте давным-давно, задолго до завоевания располагалась Кураишева слобода. За ней – Сенная деревня, а за деревней – Царев луг.
Мост, связующий речку и озеро, был деревянным и назывался Татарским. Этот мост – первый из шести, перекинутых через Булак, если ехать в другом направлении – в сторону Кремля. Все эти мосты связывали Право-Булачную и Лево-Булачную набережные.
Булак – изначально оборонный канал, соединяющий озеро и другую реку – Казанку. Дно этого канала выстилали дубовыми досками. Назван в честь мастера по имени Буляк. Под его началом проводились работы по прокладке канала. Но существовали люди, которые считали, что «Булак» - это перевод выражения «небольшая протока».
Кабан – очевидно, что название озеру дали те, кто бегал по его берегам.
На Татарском мосту Рыбнорядская улица закончилась, и уже дальше я поехал по улице Евангелистов. Название связано с церковью которая стояла тут же по мою левую сторону ближе к озеру Кабан. Вдоль этого озера расположилась слобода, в которой жили потомки тех, кто был завоёван.
Эту слободу и отделяла улица Евангелистов. В сравнении с другими улицами, по которым я спустился к ней, она заметно шире. Раньше она выступала границей города, и по её центру должны были вырыть глубокий ров. Ради одного – ради обороны города.

Проехав чуть дальше, я увидел справа от себя трёхэтажное здание в шесть этажей. В нём собирался «Восточный клуб», организованный татарской интеллигенцией больше ста лет назад. Время создания клуба определялось эпохой расцвета театра и литературы татар. На втором этаже этого здания имелся зрительный зал на 150 человек с просторной сценой.
Вслед за этим домом некогда располагалась гостиница «Булгар». За ней улица Евангелистов пересекает улицу Московскую. Справа я увидел, как по этой улице на стороне, противоположной «Булгар», расположилась белая мечеть – некогда Сенная, теперь – Нурулла.
На пересечении Евангелистов и Московской располагался ещё и татарский базар. Татары любили торговать – благодаря этому увлечению среди них появлялись зажиточные купцы. На деньги одного из таких купцов – Губайдуллы Юнусова – его сыновья Ибрагим и Исхак и построили Сенную мечеть. Сам купец часто беспокоился о торговцах, не находивших время для обязательной молитвы и купил прямо около базара земельный участок для будущего храма. Говорят, эта мечеть напоминает древние храмы города Булгар, бывшего столицей страны, которую тоже завоевали, но задолго до второго завоевания. Особенность этого храма в том, что купол её в виде шлема.
Дорога моя шла дальше, и слева от себя я увидел двухэтажное здание в пять окон. Вскоре дорога повернула направо и продолжилась по улице Тихвинская. Сразу же эта улица пересекла улицу Сенную, и слева от себя увидел ещё одну мечеть – тоже белую. Но в ней я заметил двойственность. Первые два этажа – этажи обычного жилого здания, какое я видел на Грузинской и Пушкина – в шестнадцать окон по улице Сенной. Только минарет в центре здания говорит о том, что это храм для молитв.
Эту мечеть построили на средства Мусы бая или Мусы Мамяша больше двухсот лет назад. А сто лет назад её отреставрировал некто Мухаметзян Галеев. Его сын – Галимджан Галеев (потом он взял фамилию Баруди) стал руководителем общины этой мечети. Сегодня её название – Галеевская.

Напротив этого храма – на другой стороне Тихвинской и также на пересечении с Сенной – красуется двухэтажное здание. На Сенную смотрят шесть окон. Два боковых окна на этой стороне заключены в ризалиты, как сказали бы архитекторы, то есть части здания с этими окнами выходят чуть вперёд, чем остальные части. Угол, выходящий на точку пересечения двух улиц, как будто срезан и имеет одно окно. Благодаря этой срезанности, две части здания по обеим улицам напоминают крылья. По Тихвинской часть здания, протянувшейся от перекрёстка, выглядела так же, как и по Сенной – шесть окон с боковыми ризалитами, но дальше – нечто, похожее на пристрой – уже в три этажа и шесть окон, с двумя гранёными куполами, похожими на купола художественной школы.
Здание построено купцом второй гильдии Яушевым. Потом принадлежало миллионеру Апанаеву. Ещё позже – здание выкуплено братьями Каримовыми для размещения в нём типографии. Четыре брата – Шарифзян, Мухаметзян, Хасан и Гильман. Они – первые, кто открыл первую частную типографию для печатания книг на татарском языке. За семнадцать лет из этой типографии вышло 20 миллионов экземпляров 1700 книг. Сыновья Каримовых продолжили издательское дело. Самым известным из них стал Фатыйх Карим. Братья, имея хорошую доходность своего дела, организовали торговый дом, который спонсировал газету «Кояш» («Солнце»). В этой газете работал тоже небызвестный публицист и писатель Фатыйх Амирхан.
Следующее здание по левой стороне Тихвинской – в девять окон и два этажа. Ничего особенного или изысканного во внешнем виде. Никакого высокохудожественного уровня мастерства. Построено на деньги того же Мухаметзяна Галеева – архитектором Романовым. Этот же архитектор возвёл более красивое здание братьев Каримовых. Цвет у здания – кирпичный.
Сразу за ним – здание медресе «Мухаммадия». Источник денег для строительства – не только Галеев, но и купцы первой гильдии Сайдашев, Утямышев и Хусаинов. Само учебное заведение основано сыном Галеева – Галимджаном, известным по фамилии Баруди,  и стало крупнейшим в области религиозного образования. Здесь учился цвет татарской литературы, музыки и живописи – и уже упомянутый Фатыйх Амирхан, и Наки Исанбет, и Галиаскагар Камал, и Салих Сайдашев, и Карим Тинчурин, и Баки Урманче.

В отличие от других домов здание медресе не расположено строго по линии улицы, как предписывал регулярный план застройки, а буквой «Г», словно нос корабля должен был разрезать Тихвинскую улицу. У длинного основания – десять окон, у малого – два. Между ними ещё есть выступ – он в одно окно. Есть ещё вторая часть здания – перпендикулярно к улице. Она в четыре этажа. Все части – в три этажа. Цвет здания – светло-кирпичный. С улицы медресе полностью увидеть невозможно – часть его закрывает постройка салатового цвета в шесть окон и один этаж.
Напротив учебного заведения и сразу после типографии Каримовых обычный, деревенский по виду одноэтажный дом в три окна с треугольной крышей. После каменных зданий со своими стилями этот дом кажется здесь чужаком. Вслед за ним я увидел двухэтажное здание белого цвета. Изысканный стиль сохранил лишь второй этаж в семь окон. Центральное окно выступает вперёд, и это, похоже, ризалит. Прямо над ним чердачное окно.
Напротив этого здания, то есть справа от себя, я увидел дом кирпичного цвета – в два этажа. На первом этаже – три, на втором – семь окон. Сразу за этим домом здание такого же цвета в столько же этажей. Также семь окон на втором этаже, но пять окон на первом. Эти два дома принадлежали купцу второй гильдии – Галиму Галееву. В них он и проживал.
Вслед за ними я встретил большое здание песочного цвета, которое по-настоящему среди зданий на этой улице поразило меня. Оно начиналось с квадратной башни, которую венчал треугольный купол. Башня возвышалась над остальными частями здания ровно на один этаж. Само здание делится на две части и имеет два этажа. Первая часть состоит из семи окон на втором этаже. Под двумя последними из них (по направлению моего пути) – дверь и арка соответственно. Предпоследнее окно ещё и с балконом.
Первая часть этого здания удивила именно стилем. Конечно, всё дело в этой квадратной башне. С ней здание как будто вынырнуло из средневековой Европы. В этом неподражаемость стиля этого здания, как и у стиля художественной школы на Грузинской.
Вторая часть здания более привычна – классический стиль – окна без особых изысков. Тринадцать на втором этаже, десять – на первом. При этом на первом этаже окна симметрично разделены между собой дверью и аркой.
Здание было построено по заказу Шакирзяна Шамсутдинова, мещанина. Известно, что он сделал успешную карьеру военного, поэтому к этому дому прилепилось своё название - «Усадьба Шакир-солдата». Доходный дом, то есть с помещениями в найм.

Вслед за усадьбой Шакира снова углом к улице расположилось двухэтажное здание. Оно было выкрашено в нежный зелёный цвет. Первый этаж имел восемь больших окон, а второй – восемь пар окошек. Впереди здания вторая часть – семигранный дом, который вырастает в башню, венчаемую куполом с полумесяцем на самом верху. Башня эта – минарет, и расположилась она на углу Тихвинской и Фуксовой, новой поперечной улицей. Именно по Фуксовой улице проходила граница татарской части города.
Эта мечеть выстроена на средства купца второй гильдии Зиганши Усманова на 28 лет раньше, чем усадьба Шакир-солдата. Архитектор – некий Аникин. Открытие храма случилось на год позже запланированной даты, потому что против открытия был местный архиерей.
Сам Усманов – выходец из крестьянской семьи. Не забывал помогать отцу, когда торговля, которой Зиганши занимался, набрала обороты. Известен он стал не только своим богатством, но и тем, что тратил все свои силы на укрепление религии в губернии. Умер купец два года спустя после открытия храма. Теперь его называют и мечетью Зиганши, и Усмановской мечетью. А третье название – Султан – по имени сына Зиганши. Султан взял на попечение приход этого храма после смерти отца.
Проехав Фуксовую, мой автобус остановился напротив «Муравейника». Этого торгового центра не было в помине ни тогда, ни даже десять лет назад.