Боевые кошки. Притча
В осажденном Ленинграде по разным, порой трагическим, причинам не осталось кошек. Этим воспользовались крысы. Их стало во много раз больше, чем людей. Они наглели с каждым днём. Разоряли склады с продовольствием, разбойничали на улицах, нападали на детей и стариков. Это был террор крыс. Крысиный террор. Казалось, Ленинград становится добычей этих прожорливых хищников. Яды и капканы не помогали. Крысы — умные, хитрые твари. Они умеют накапливать опыт. Отдельные стаи стали объединяться и помогать друг другу. На улицах можно было увидеть марширующих в строю боевых крыс. Они уже праздновали победу.
В ответ по всему востоку России был объявлен сбор кошек и котов для отправки в северную столицу.
Кот Василий валялся в осенней траве. Большой, сильный, голубоглазый, в светло-серой барской шубе с пышной горжеткой и черным пятнышком на груди, он любил наблюдать и размышлять, лежа на животе, скрестив передние мощные лапы. Он перевернулся на спину и смотрел в небо, где летали разные птицы и даже летучие мыши, которых он ловил на лету, но брезговал есть. Он любил суровую полуголодную жизнь среди суровых полуголодных людей. Его хозяин, Ерема, тощий мужичонка лет пятидесяти, был сурового нрава со своими понятиями о справедливости и требованиями к каждому члену общества, будь то человек или скотина. По специальности электрик, он поддерживал жизнь свою и кота Василия охотой. Сегодня его трофеем оказался заяц. Ерема свежевал его тут же у крыльца. А кот Василий посматривал на него и ждал угощения. Когда Ерема разводил огонь в печи, Василий посчитал, что ливер, который Ерема складывал в отдельную миску, предназначен ему и достал заячью печень лапой и утащил под крыльцо и ел, мурлыча довольно.
Ерема разгневался, выругался. Не дал доесть. Схватил кота за загривок, и стегал его, беспомощно висящего, ивовым прутиком. И приговаривал.
—Это за воровство!.. (Бил) Это за лень! (Бил) А это за всё вместе! (И снова бил)
Когда устал. Швырнул кота в траву. И закурил.
Василий понимал справедливость по-своему. Он принимал наказание, если оно было заслуженным. А главное, по его кошачьему разумению, наказание должно было соответствовать вине. Перебор считал подлостью и объявлением войны.
Он не ушел, как обычно зализывать раны и обиды, а вцепился Ереме в руку, ту, что била его ивовым прутиком. Тут и когти пошли в ход и клыки. Ерема с трудом оторвал его от себя и заточил в мешок.
—Вот она, благодарность кошачья! Ты забыл, что я подобрал тебя, когда хозяйка твоя, училка старая, вдова офицерская, отдала душу Богу. Ты замерзал в пустой избе! Я! Я приютил тебя, котёнка.! Я делил с тобой еду и питьё! Неблагодарная скотина! Пойду на речку и утоплю тебя!
-Посмотрим, как это у тебя получится, - подумал кот Василий и приготовился к побегу.
Он нашел в мешке дыру, проделанную мышами, но она была слишком мала. Василий терпеливо грыз мешковину и разрывал темно коричневые нити когтями.
Он не думал о Ереме. Он не вспоминал, как спас его от сердечного приступа, случившегося от перепоя. Он не вспоминал, как разбудил его, когда тот заснул с непогашенной цигаркой. И много другого хорошего не вспомнил. Кошки вообще выгодно отличаются от людей. Они делают добро и забывают о сделанном. И никогда не жалеют об этом. Даже когда их наказывают несправедливо.,
Ерема оделся потеплее, потому как предзимье уже пришло в их края.
Народу на улице было немного - всё бабы да дети. Толпились у магазина сельпо. Читали листовку, приколоченную к стене.
Товарищ!
Для выполнения важного государственного задания требуются кошки и коты!
Порода не имеет значения!
Нужны молодые и сильные экземпляры, не разучившиеся охотиться на крыс и мышей
и способные размножаться.
Чёрный раструб радио вещал:
-От Советского Информбюро…
Ветер трепал листовку. Разрывал торжественные интонации Левитана.
-...Наши войска вели тяжёлые оборонительные бои… Фашисты потеряли два танка... Пятьсот солдат и офицеров…
Ерема увидел автобус. Из него выходили люди с клетками. В клетках сидели коты и кошки. Идея овладевала массами.
Ерема почесал затылок и пошел со всеми к станции, где стояли четыре старых товарных вагона. Там принимали котов и кошек.
Очередь. Трогательные прощанья. Слёзы. На каждой клетке — имя кошки или кота. Больше всего Машек, Мурок, Васек, Стёпок, Пушков… В клетках мисочки и блюдца. Тарелочки с песком. Шерстяные подстилочки и платочки. Клетки эти предназначены были не для кошек, а для птиц, белок и других пленников живой природы, украшавших прежнюю мирную жизнь.
Ерема дождался своей очереди и мрачно сказал:
-Я… это… кота принёс… Но без клетки…
-Давай, - ответил приемщик. - Тут одна котяра сбежала. Так мы твово, да в её клетку… Вместо неё…
-Ты что слепой! - обиделся Ерема. - Протри зенки свои. Он кот, мужчина натуральный. Если назначат кошкой, заставят котят рожать, а он к этому не приспособлен.
-А звать-то как?
-Василий.
-Смотри! - сказал приёмщик, кивнув на клетку. -Тут написано «Ася». Пририсуем «В», и будет Вася. И никаких тебе котят.
Приёмщик выдавил из тюбика краску и старательно нарисовал большую букву «В».
-Прощай, Василий. «Не поминай лихом», —сказал Ерема и прослезился, и даже готов был простить его.
Протянул руку, чтобы удержать, но было поздно, клетку с «ВАсей» унесли вглубь вагона.
Прощальный гудок паровоза. Вагоны дёрнулись и заскользили по рельсам.
На Запад!
Для выполнения важного боевого задания…
Правда, они сами не знали ещё, что они боевые. Им ещё предстояло узнать.
Кошки волновались. Они чувствовали, что происходит нечто очень важное, значительное, страшное, что тихая провинциальная мирная жизнь кончилась. И никто не знает, что их ждёт завтра,. Военная тайна. Только скупые намёки сопровождающих. Одно слово — война.
Товарные вагоны отстукивали время. Теперь на их боках вместо привычных «сорок человек восемь лошадей» красовалось - «Один человек пятьсот кошек». После тихого домашнего уюта - клетки и перестук колес. Гулкий и неспокойный ход состава. В вагоне «о трех осях» тряска и качка.
Лучше И.Бунина не скажешь. Потому цитата из «Жизни Арсеньева»: «Вагон был старый, высокий, на трех парах колес; на бегу, на морозе, он весь гремел и всё падал, валился куда-то, скрипел дверями и стенками, замерзшие стекла его играли серыми алмазами…»
Кошки волновались. Кошки ловили запахи и звуки внешнего мира. Они привыкли к мирной жизни. Они были охотниками. Им предстояло стать воинами.
Разбуженные паровозными гудками из тайги выходили лоси, олени, косули., волки. Смотрели на диковинный мяукающий состав. Медведи махали лапами им вслед.
-Мяу! Мяу! Мяу! Мяуау! Миуа! Ха! Хххх…
Как это по-русски?
-Куда это нас везут?
-Нас предали?
-За какие грехи?
И вдруг среди этих жалобных воплей вкрадчивый шепот:
-Как тебя зовут, крошка?
-Ты разве не умеешь читать? На клетке написано. Люди называют меня Музой? МУ-ЗА. Но ты зови меня просто - «мурр». А тебя как величать, красавчик? Ты случайно не швед?
У неё были недоверчивые зелёные глаза и черепаховый рисунок на лёгкой шубке. Несколько кривоватые передние лапки были очаровательны и пленяли своим вызовом каноническим представлениям о красоте.
-Кто знает, у нас всё так перемешано! Меня зовут Василий. А для тебя я - Вася… Васенька… Ты мне нравишься. Правда, мне нравятся все кошки. Но ты больше всех. Ты случайно не француженка? Ты так нежно грассируешь. У тебя такое нежное «мурррлямуррр»...
-Вась, а ты знаешь, куда нас везут?
-Разное говорят. Но что бы ни было... Если мы встретились, мы будем счастливы...
Всевышний смотрел сверху на Россию. Видел горящие города. Идущих в атаку солдат. Десятки тысяч трупов на осенней черной земле.
Среди всего этого эпического действа Он видел и небольшой состав, что двигался на запад к линии фронта.
Четыре вагона - «Один человек — пятьсот кошек».
Кошки и коты завыли истошно.
Их охватила тоска по прежней жизни, по тем запахам и звукам, по тем оставшимся по ту сторону жизни привязанностям. По строгим своим хозяевам. И прежние наказания, и даже убийства (за лень, воровство и неопрятность, за дикость и нежелание подчиняться придуманным людьми правилам жизни) не казались им теперь такими ужасными и несправедливыми. Они тосковали по той жизни, которая никогда не повторится.
Жуткие вопли не утихали, покуда усталость не повергла их в равнодушие и сон.
Их было две тысячи, а может быть и больше, кошек и котов, брошенных в пекло войны.
Василий не кричал. Он наблюдал и размышлял. Он не любил, он ненавидел клетку, в которую его запихнули и теперь везли неведома куда. Он ненавидел замки и запоры. Он хотел в клетку Музы. Но свободу Василий любил больше всего на свете.
Когда, устав от истерики, кошки заснули, он стал готовиться к побегу.
Пробуя лапами металлические прутья клетки, он старался понять, как она открывается. Следил за руками охранника, запоминал их движения, когда тот открывал и закрывал клетки.
Некоторые умственно отсталые кошки считают руки людей отдельными существами. Причём правой руки боятся и ненавидят её, а левую презирают за инертность и неумелость.
Но кот Василий был продвинутый, он знал - руки человека растут оттуда же, откуда ноги и голова. Как и у котов и у любой живой твари. И если тебя наказывают руки или ноги, виноваты не они, а голова.
Василий просунул правую лапу меж прутьями. Нащупал засов. Отодвинул его. Открыл дверцу. Затаился. И, когда охранник вышел на полустанке за водой, бежал.
-Ты куда? - закричала вслед ему Муза
Он не ответил. Муза нравилась ему, но он слишком любил свободу.
Когда охранник вернулся и увидел пустую клетку, он нехорошо выругался и закричал:
-Васька, чёрт, где ты? Не шути так со мной. Хвост оторву!
А сам думал, как оправдаться перед начальством за потерю живой единицы? Какую легенду придумать?
Василий не ответил, потому что был уже на крыше вагона.
Гудок паровоза. Толчки. Разгон. Состав снова мчался на запад.
Охранников набирали среди инвалидов или не очень сообразительных граждан, не годных для отправки на передовую.
В нашем вагоне начальником был Эдик, парень лет двадцати пяти. Он кормил кошек американской тушенкой и поддерживал чистоту. Невысокого роста. Большеголовый. Коротконогий. С кавказскими большими глазами. А на губах
улыбка. То ли торжествующая, то ли он собрался рассказать смешной анекдот.
До войны Эдик работал, куда пошлют.
Ему никогда не приходилось быть начальником. Но хотелось. И вот мечта сбылась.
Пусть не люди подо мной, а скотина, мяукающая... - думал он. – Хорошо быть начальником! Прикрикну, умолкают. Улыбнусь, в глаза смотрят, подлизываются.
Он старался.
Товарищи! Решим вопрос. Кто «за»? Кто «против»? Единогласно!
Куда нас везут? - кричали кошки.
Военная тайна! - Эдик, загадочно улыбаясь, поднимал указательный палец.
Коту Василию, беглецу, было неплохо на крыше. Перед его глазами проносились леса и поля, поселки и города, ещё не тронутые войной. Густая шерсть защищала его от холодного ветра. Он не голодал, Он был прирожденным охотником. Притворялся дохлым котом и ловил слишком любопытных птиц.
Он вернулся к своим собратьям, потому что там, в забитом клетками вонючем вагоне, нашел свою любовь, кошку тигровой расцветки с зелеными недоверчивыми глазами.. Она тосковала без него.
-Мяу! Мяу! Мяу! Я умру без тебя, Васенька! Вернись!
Он не мог не вернуться.
Он открыл дверцу её клетки и лег рядом с ней.
Муза жадно вдыхала воздух свободы, приправленный запахом паровозного дыма. Она лизнула его щеку и запела кошачью песню радости. Он присоединился к ней. И другие коты и кошки пели и мурлыкали под стук колёс. И будущее уже не казалось таким непонятным и страшным.
Эдик не стал разлучать Василия и Музу. И наказывать их ему не хотелось.
Кошки тихо пели свои кошачьи песни.
Эдику было хорошо на душе, и он тоже запел.
Выйду на улицу, выйду на село,
Девки гуляют, а мне веселО!
Рядом с клеткой Музы Кот Степан — белый, гладкошерстный, большеголовый боевой кот. Ему тоже нравится Муза. Он чувствует её призывный запах.
Под клеткой Василия Астра. Изящная кошечка-подросток. Ещё немного времени, и она достигнет зенита своей красоты. Многоцветная. Бесконтрольная. Любопытная. Когда удивляется, встаёт на задние лапы. Кошка — Арлекин.
Было начало зимы. Ночами подмораживало. Эдик выпускал кошек из клеток,
и они спали вместе с ним на полу теплушек, на подстилке из сена, сохраняя
звериное и человечье тепло.
Прилетел «Юнкерс». Покружил над составом. Лётчик обстрелял вагоны из пулемёта. Три кота и одна кошка погибли. А в потолке вагона образовались дыры.
Эдик завернул тела погибших в рогожку и решил предать их земле при первой возможности.
Поезд остановился среди диких полей. Вдали темнел хвойный лес.
Эдик долбил ломом землю. Потом вход пошла лопата.
Кот Василий открыл клетку и тоже выскочил из вагона.
Они стояли рядом на ветру - человек и кот. Человек всё долбил и долбил промёрзшую глину, смешанную с песком и золой. А кот смотрел на него.
Эдик закопал скорбный свёрток. Вздохнул. Перекрестился. И пошел к вагону. Он поскользнулся на железнодорожной насыпи и наступил на хвост Василию. Кот взревел от боли и вонзил свои когти в ногу невольного обидчика. Эдик оттолкнул его. Поддал ногой и ещё ударил, как футболист по мячу. Это было уже слишком. Это было чрезмерно. Кошки и люди очень тонко чувствуют эту соразмерность. И не прощают тем, кто её нарушает.
Кот Василий кинулся сначала в сторону леса. А потом остановился и побежал к своему вагону. Он успел рассказать о произошедшем Музе, и скоро весь состав знал о конфликте между Эдиком и котом Василием.
Когда Эдик влез с насыпи в вагон, кошки отвернулись от него.
-Кто «за»? Кто «против»? Единогласно!
Но они не смотрели ему в глаза, как прежде. Не подлизывались. Не мурлыкали дружелюбно. Они молчали.
Кошки не забывают обид. Кошки не прощают несправедливости.
Эдик почувствовал страх и раскаяние, но не знал, как и что нужно делать. У него не было опыта раскаяния. Не видел в своей прошлой жизни примеров и потому закрылся, посуровел. И на отчуждение кошек отвечал грубостью. Теперь он чувствовал себя отнюдь не начальником, а надсмотрщиком, что и было на самом деле.
Кошки молчали.
Он не выдержал и закричал, как кричали на него самого не раз в жизни.
-Кретины! Дебилы! Недоноски! Дерьмо собачье!
Эти последние слова были особенно обидны кошкам. Примирения стало невозможным.
Кошачий поезд бежал дальше на запад, подпрыгивая н на рельсовых стыках. И были уже слышны раскаты рукотворного грома.
-.-
У паровозной топки два машиниста и четверо охранников собрались охранники. Грелись. Пили чай. Вели разговоры.
-Никогда не наступай коту на хвост! - Поучал Эдика старик из первого вагона. — Это хуже, чем, если бы ты его собакой обозвал.
-Да, я ведь не нарочно, - оправдывался Эдик. - Так вышло.
-Теперь уж ничего не поправишь.
-Куда мы их везём, этих кошек?.. — Спросил Эдик. - Я слышал, что в Ленинград.
-Военная тайна.
-Но всё же.
-Да. В Ленинград.
-Зачем? Лучше бы кроликов.
-В Ленинграде не стало кошек, - старик замолчал, поднял к небу указательный палец. - Исчезли кошки и расплодились крысы. Крыс стало больше, чем людей. … Ни отрава, ни ловушки… Ничего не помогает. Одна надежда на котов и кошек…
Пошел снег. И вокруг всё стало белым и праздничным. И посёлки, и города. Как будто не было войны.
Они добрались до Ладоги. Озеро за неделю до того покрылось льдом. И Дорога Жизни ожила.
Клетки с кошками погрузили на полуторки.
Дорога Жизни была смертельно опасна. Её не даром называли Дорогой Смерти. Лёд под одной из машин не выдержал, и она стала медленно погружаться в воду. Большая часть кошек спаслась благодаря Эдику. Он первым бросился на помощь. Забыв об опасности, он выбрасывал из- под тента клетки на лед озера. Он стоял уже по колено в воде.
Так жалко выглядят мокрые кошки! Но их вылизали и высушили те, что остались сухими.
Никто не заметил, как Эдик ушел вместе с машиной в чёрную глубь озера. Только кот Василий подошел к полынье, и они встретились взглядами. Эдик исчез в черной холодной воде всё с той же своей дурашливой улыбкой, будто хотел напоследок рассказать грустный анекдот о своей жизни. О том, как он всё же был однажды начальником. Не над людьми, над кошками. Но какая разница, над кем. Важно, что и от него как бы что-то зависело в этой жизни.
-Эдик, салют! Ты все ещё улыбаешься?
–--- . –---
Три основных звучания сопровождали жизнь Ленинграда — стук метронома, голос диктора и разрывы снарядов. И музыка. Но музыка была в Питере всегда.
Очередь желающих взять кота или кошку растянулась на два квартала. И народ всё прибывал. Кошек раздавали под расписку. Не каждому. Только заслуживающим доверия гражданам. Смотрели на вид. И читали характеристику с места работы или от домкома. «Ни в чём предосудительном замечен не был».
-Зачем берешь кошку, товарищ? Подпиши бумагу, что будешь беречь её и помогать в борьбе с крысами.
Коту или кошке полагался паёк на три - четыре дня. А дальше — лови мышей, лови крыс и ешь на здоровье.
Коты неисправимые индивидуалисты. И всё же симпатия и антипатия во многом определяют комфорт их жизни. Василий, Муза, Степан и Астра хотели бы жить поблизости, чтобы общаться. Но кота Василия и ещё десятка полтора сильных красивых котов увезли люди из Эрмитажа. Кот Василий был создан для жизни во дворце. Такова была, казалось, его судьба. Он шипел и царапался, рвался к Музе. Но их разлучили силой.
Муза кричала ему вслед:
-Не забывай меня…
А он ей:
-Я люблю тебя!..
Что он кричал ещё, она не слышала, потому что клетку с Василием погрузили
на сани вместе с другими придворными котами, накрыли рогожей. И увезли.
Очередь у клеток с кошками медленно продвигалась.
Музе, Степану и Астре повезло, они попали в одну коммунальную квартиру.
Кота Степана выбрала пожилая пара — Серафим Михайлович и Тамара Яковлевна. Серафим Михайлович, или как все его называли С. М., по причине своего пожилого возраста и болезненности не был взят даже в ополчение, но работал вместе с женой по расчистке улицы после вражеских обстрелов...
Кот Степан приглянулся им своей большой хитрой мордой. Серафиму Михайловичу показалось, что Степан не сводит с него глаз и как бы просит взять его к себе. Он открыл клетку и погладил Степана. Тот ударил его лапой несильно и без когтей, как бы показывая, что время дружбы ещё не наступило, и что даже потом, когда они подружатся, уважение и соблюдение этикета будет непременным условием их общения.
Серафим Михайлович нес кота домой в клетке. Тамара Яковлевна шла рядом. Когда С.М. устал и остановился, она решительно взяла клетку с котом Степаном и некоторое время несла одна, а потом они решили, что лучше это делать вдвоём.
Степан рассматривал дома и улицы и скульптуры, встречавшиеся им на пути, сквозь прутья решетки.
Он отметил для себя, что в этом сказочно красивом городе много крыс. Значит, придётся работать. А он любил мирно валяться возле миски с едой и облизывать себя, восхищаясь своими достоинствами.
Крысы же, видя кота в клетке, бурно радовались и смеялись, и кричали ему непристойности на своём крысином.
-Посмотрите, кот в клетке! Кот в клетке! Кот в клетке! Да погибнут наши враги —люди и кошки! Да сбудется трехсотлетние проклятье царицы Евдокии, и Петербург опустеет и обезлюдеет. И станет крысиной столицей мира! Смотрите, кот в клетке! Смотрите!
Степан сначала обижался, шипел и показывал клыки, а потом отвернулся и прикрыл глаза лапой.
Тамара Яковлевна отгоняла крыс палкой.
Они услышали военный марш, исполненный сотней крысиных голосов, похожих на звуки флейты. Увидели колону крыс-боевиков. Они маршировали странным образом. Через десять шагов остановка, и сотни крысиных лапок устремлялись к небу в приветствии, очень похожем на нацистское. И снова десять шагов. И снова лапки вверх.
Серафим Михайлович и Тамара Яковлевна забежали в ближайший подъезд и наблюдали демонстрацию через стекло парадной двери.
Крысы разбежались. По улице прошла колона из четырех танков.
С.М. и Тамара Яковлевна добрались, наконец, до своего дома. Он стоял рядом
с другими такими же красивыми домами в ленинградской Коломне. Они вошли в подъезд и поднялись по стертым каменным ступеням на третий этаж.
Остановились перед массивной дверью с медной табличкой «Серафимъ Михайловичъ Кананюкъ. РЕПЕТИТОРЪ». Табличка сохранилась с дореволюционных времен и содержала твёрдые знаки… Когда-то, до революции вся эта квартира принадлежала Серафиму Михайловичу, а теперь, кроме него, здесь жили — девочка Маша, инвалид Фёдор Стрельцов, а теперь ещё и боевые кошки — Муза, Степан и Астра...
Комната, в которой жил Серафим Михайлович, была стара, как хозяин, как мебель, и картины на стенах. И старый рояль в глубине комнаты. В красном углу -иконы. На столе — большой самовар.
Степан, как и полагается коту, обследовал своё новое жилище, пометил углы и дыры в полу.
Рояль завален был лекарствами - порошки, таблетки, облатки и пузырьки. Сигнатурки на бутылочках были похожи на плащи.
Степан прыгнул на рояль и обнюхивал эти сокровища, запасенные хозяином ещё в мирное время.
Степан обиделся, когда С.М. согнал его на пол мухобойкой.
На письменном столе стояла большая копилка в виде кота с прорезью на спине для монет.
Степан остолбенел, увидев копилку. Принял боевую стойку, выгнул спину. И зашипел.
-Не бойся, - сказал С.М. — Это моя детская копилка. - Когда я был маленьким, я мечтал купить велосипед, но цены росли и я не успевал за ними. А потом пошел работать. И заработал. А копилку сохранил, как память.
Степан осторожно подошел к копилке и тронул «кота» лапой. Кот-копилка не шелохнулся.
Степан посмотрел на хозяина. Копилка понравилась ему. Он подошел к ней и потерся серой щекой об её щёку. Теперь она была как бы и его вещью.
----- . -----
Девочка Маша была бледная и худенькая. Ей в мае только исполнилось двенадцать. Но на вид не больше десяти. Глаза её светились радостью. Ей было тепло. Это тепло передавалось ей от кошки Музы, которую она несла за пазухой. А кошку, Астру, Маша несла в клетке. Астру она взяла для соседа, инвалида, Фёдора Стрельцова.
Дорогу им перебегали крысы. Принюхивались, чтобы определить, что это она прячет по шубейке. Готовы были отнять.
Музе было уютно и спокойно на груди у Маши. Ей хотелось спать после долгой трудной дороги, но любопытство заставляло её высовывать мордочку и разглядывать диковинный город, в котором ей предстояло отныне жить. Когда Муза увидела наглую крысу, вставшую у них на пути, она с неожиданной быстротой вырвалась из рук Маши, и убила её. Она бежала перед Машей и убивала крыс. Оглядывалась на новую хозяйку и, получив поощрение, гордо подняла хвост морковкой…
Астра кричала и билась в клетке, просилась на волю. Она тоже хотела драться с крысами. Маша открыла клетку, и Астра присоединилась к Музе, и убивала крыс. Кошки оглядывались на Машу и, видя её молчаливое восхищение их храбростью, старались вовсю.
Маша поднялась на второй этаж. Остановилась перед дверью со знакомой табличкой «Серафимъ Михайловичъ Кананюкъ. РЕПЕТИТОРЪ». Достала ключ и открыла дверь.
Комната была скромная, но опрятная.
Муза обнюхала своё новое жилище, придушила несколько мышей. И стала умываться. Приводить себя в порядок. Она наводила марафет. Чистила свою шерстку. Очищала зубами коготки. Её песни успокаивали Машу, как гудение огня в печке-времянке. Маша покормила её и Астру. И Муза подошла к ней протянула лапку и поклонилась в знак благодарности. Так научили её прежние её хозяева...
Маша погладила Музу и сказала:
-Муза! Теперь я буду твоей мамой. А ты моей дочкой. Слушайся меня. Я научу тебя, и ты станешь артисткой. Мы будем выступать вместе и нас будут кормить.
Маша достала обруч и понукала Музу прыгать через неё. Муза не хотела, а Астре, наоборот, понравилась эта игра. Она весело прыгала через обруч, а Муза сидела насупившись, потому что Маша назвала её тупой и ленивой.
—Вот отнесу тебя дяде Федору, а Астру оставлю себе!
Муза огорчилась, опустила голову, и Маше стало жалко её.
-Не плачь, я пошутила. Я тебя никому не отдам.
Астру Маша отнесла соседу, Федору Стрельцову.
Большой, грузный, скупой на улыбки, он починял свои протезы. Ноги свои натуральные он потерял в боях с белофиннами. Федор был художник-самоучка, примитивист. Его комната была увешана холстами. На холстах цветы — розы, ромашки, васильки. Рядом с холстами — пробитая пулей каска. Армейские фотографии Федора. На столе краски в тюбиках, кисти, мастихин, нож и большой баян.
-Привыкай, будем жить вместе, —сказал Федор Астре. - Всё пополам. Сейчас зима, цветов нет. А я не могу не рисовать. Буду рисовать тебя. Ты похожа не на астру, а на какой-то другой, диковинный цветок. Особенно, когда лежишь, свернувшись… Будешь моей натурщицей… Приучайся замирать и сидеть, не меняя позы...
За окном из репродуктора вырвались булькающие звуки, и удары метронома зачастили.
Астра удивлённо задвигала ушами и посмотрела на Федора.
-Воздушная тревога, - объяснил Федор. - Надо предупредить соседей. Он потянулся к баяну и заиграл «Врагу не сдаётся наш гордый Варяг».
Марш перекрывал звуки метронома и сирены. И голос диктора был тише на фоне музыки и не так страшен. Под этот марш жильцы дома стали спускаться в бомбоубежище.
Только Федор оставался в своей комнате. Он играл вопреки опасности. Он играл, пока не кончался обстрел. Пока не кончался налёт. Астра сидела перед ним и слушала.
Федор отложил баян и стал рисовать Астру. На стене среди цветов теперь красовались её портреты, написанные без академического умения, но с большой любовью.
—Вот так и будем жить, - сказал Федор. - Так и будем жить. Вопреки всем невзгодам. Никаких бомбоубежищ! Мне туда не спуститься. Будем охранять дом. Я, ты и баян… Астра, если бы ты знала, как болят мои ноги. А их ведь нет!
------.------
Быстро наступили зимние сумерки, а за ними ночь. В окна врывались световые заряды, и гром сотрясал дом. Степан ещё с трудом отличал звуки грозы от грохота разрывающихся мин и снарядов. Но грозы зимой были в то время большой редкостью.
Потом - тишина. Только звук метронома. И глухая темень.
Степан услышал удары кресала о кремень. Увидел вспышки искр. Лицо своего нового хозяина, Серафима Михайловича, который за неимением спичек, добывал огонь таким старинным способом. Заалел фитиль. Вспыхнула сухая ветошь. И загорелась небольшая лучинка. Комната приобрела совсем другой, сказочный, вид.
Серафим Михайлович и Тамара Яковлевна сидели при свете маленькой самодельной лучинки. И смотрели друг на друга. Любящим людям даже в самые холодные дни тепло и хорошо, когда они ласкают друг друга, хотя бы глазами. Да, они смотрели друг на друга, а кот смотрел на них. И они поселялись в его сердце.
Серафим Михайлович накапал в мензурку валериановых капель, выпил, лег под ватное одеяло, обнял жену, поцеловал её и затих. Дыхание его стало глубоким и сопровождалось лёгким похрапыванием.
Степану стало скучно. Он снова прыгнул на рояль и отыскал пузырёк с валерьянкой. При этом он задел клавиши, раздалась музыка и С.М. проснулся. Согнал кота со стола веником. Спрятал валерьянку в шкаф.
Степан сморщил нос и зашипел.
Тамара Яковлевна беззвучно смеялась.
С.М. закрыл голову одеялом и попытался заснуть.
Но не тут-то было. Кот стал скрести пол, готовясь совершить вечерний ритуал освобождения.
С.М. предложил ему миску с песком. Но Степан настойчиво просил выпустить его на лестницу.
С.М. выпустил его и снова попытался заснуть.
Он увидел во сне Большой зал Филармонии и себя в партере среди других таких же пожилых питерцев, для которых Филармония заменяла в те годы церковь. Большая черная ворона играла вторую сонату Шопена. Всё было хорошо в этом сне, но скрежет и скрипы заглушали музыку, будто медведь царапал сухое дерево сцены.
С.М. проснулся и понял, что Степан просится назад.
С.М. впустил его, но кот снова стал проситься на улицу.
Так продолжалось полночи.
С.М. бегал за Степаном вокруг стола, чтобы поймать его и посадить в клетку.
Коту было весело бегать, он был молодой, а С.М. - старый. Он давно не бегал. Но он был хитрым стариком и поймал кота сачком для ловли бабочек. И запер его в туалете.
Девочка Маша выглянула из своей комнаты. Посмотрела и закрыла дверь. Муза настороженно прислушивалась.
Кот затих. И эта тишина не давала Серафиму Михайловичу покоя. Он ворочался и не мог заснуть. Его мучила совесть.
Он подошел к туалету и прислушался.
-Эй, кот, ты жив?
Из-двери раздался тихое жалобное котячье «Мяу».
-Ну ладно, ладно. Поиграли, и будет.
С.М. выпустил Степана из туалета и открыл американскую банку с кошачьей едой. Кот ел внимательно, будто читал книгу. С.М. тоже был голоден. Но кот не предложил ему разделить с ним ужин. Это не принято у котов. Кошки другое дело. Я видел в нашем сельском домике, как моя кошка приводила своих дружков, голодных бродячих котов и кормила их из своей миски.
С.М. отломал веточку от засохшего кустика розы и стал грызть её. Отвернулся от Степана, чтобы не завидовать.
Он лег в постель, обнял жену и закрыл глаза. В полусне он почувствовал, что к ним прыгнул кот и примостился с левой стороны, возле сердца. И запел. И это было прекрасно, как в детстве.
С.М. улыбался, засыпая.
Тамара Яковлевна любовалась своим старым другом...
С.М. видел себя во сне маленьким мальчиком, которому подарили котенка. Он снова сидел в зале Филармонии, прятал котёнка под курткой и слушал Шопена, но теперь это была соната №3.
Лицо старика молодело и становилось красивым, потому что нас уродуют и старят зависть, злоба и забвение, а вовсе не время, прожитое нами...
Звуки музыки шли из уличного черного репродуктора, укрепленного на стене их дома…
Когда домик в Коломне заснул, Муза и Астра вышли из своих комнат. Они устроились на общей кухне, чтобы обменяться впечатлениями о новом городе и новых хозяевах. Вскоре к ним присоединился Степан. Они говорили тихо. Но ссора вспыхнула внезапно. Астра приревновала Степана к Музе. Они поцапались, но вскоре помирились.
- До нас тут жили кошки, - сказала Муза, принюхавшись. - Много поколений. И крысы, и мыши...
------.------
Крысы не знают чувства восхищения, не умеют любоваться. Тем более картинами великих мастеров. Для них это просто еда. В отличие от крыс, кошки похожи на людей. Они могут любоваться своим отражением в зеркале.
Василий сидел, затаив дыхание, и ждал, когда с живописного полотна взлетит голубь.
В Эрмитаже мало живописных полотен с кошками. Их со средних веков считали опасными животными из-за сообразительности, предчувствий и способности произносить разумно и к месту слова людей. Правда, с очень сильным кошачьим акцентом. Инквизиция приравняла их к еретикам и колдунам и сжигала на кострах. Позже Папа Римский Франциск извинился перед казненными людьми. А перед кошками извиниться забыли.
Но в Древнем мире кошек обожествляли, особенно египтяне и греки.
Битвы кошек и крыс в Эрмитаже происходили на лестницах. В подвалах. В залах, где на стенах висели роскошные рамы без полотен. Всё наиболее ценное было вывезено или спрятано. Но оставалось много картин, которые могли погибнуть. Оставались обессиленные голодом смотрители и люди, которые прятались в подвалах Эрмитажа.
Когда на Дворцовой площади разрывалась бомба, Зимний и все дома в округе качались, как лодки на воде. Сквозь разбитые венецианские стёкла ветер гнал снег. И каждая взрывная волна проносилась по дворцу ураганом…
Боевые коты выбивали крыс из дворца.
Василия послали, обойти укрепление крыс с правого фланга, а он потерял ориентацию, запутался в заснеженных комнатах.
Он попал в небольшую темную каморку. Может быть, в мирное время, здесь был архив бухгалтерии. Гроссбух, подшивки бумаг. Весь пол был завален бумагами. В углу комнаты в старой фетровой шляпе было что-то живое. Оттуда исходило тепло. Василий осторожно приблизился, и увидел в шляпе маленьких крысят. Он завороженно смотрел на них. Он должен был их убить. Он должен бы их съесть. Но не убил. Не смог. Хотя был голоден. Какая-то сила мешала ему. Он выбежал из этой комнатушки и вскоре был в рядах боевых котов, которые вытесняли крыс из Зимнего…
------.------
Серафим и Тамара закончили работу по уборке улицы и возвращались домой.
Открыли дверь. Сели за стол.
Чокаются бокалами с водой. Закусывают корочкой хлеба. Смеются.
Тамара Яковлевна привязала к нитке бумажный бантик. Играла с котом. Потом крутила ручку граммофона. Поставила пластинку. Звуки «семь сорок». Она танцевала. А кот бегал вокруг неё. Она двигалась всё быстрее и быстрее. И, наконец, рухнула в изнеможении на кровать, на спину, раскинув руки.
-Серафим, я так давно не была на море, - прошептала она с жалкой улыбкой.
-Да, Бог с тобой, - улыбнулся Серафим Михайлович. - В прошлом году мы были с тобой в Ялте…
Она будто не слышала его.
-Я так давно не была на тёплом море. На солёном море. Этот год — вечность… Серафим, я ведь южанка. Серафим, у меня ведь южная кровь Я тоскую по теплу, Серафим. Серафим! Ты понимаешь меня?
-Понимаю. Но зачем так жалобно?
-Прости. Меня, Прости. Я весёлая.
Она поднялась. Стала играть с котом. Поставила другую пластинку... Шаляпин. Дубинушка. Иголка попадала в зазубринки, и из щелчков заигранного истёртого чёрного диска, возник звук метронома. Он убыстрялся на фоне дикторского голоса
-Воздушная тревога! Воздушная тревога!..
Безногий Федор заиграл Варяга.
Жильцы дома торопливо спускались в бомбоубежище. А с ними - Серафим и Мария со Степаном. И девочка Маша с Музой.
---.---
…Варвара была сотрудницей Эрмитажа. Техничка с высшим образованием. Она любила живопись и поэзию. Любимым её поэтом был Рильке. Непонятно, сколько было ей лет. Между двадцатью восьми и сорока пяти. Она была худа и энергична. Такой прикольный рыжий очкарик. Донашивала вещи погибшего на передовой мужа. Но рыжие до плеч волосы не позволяли ей быть похожей на мужчину. У Варвары было два пятилетних сына - близнецы Сеня и Саня. Тоже рыжие и энергичные. Сеня заболел. Он тосковал по коту, которого звали Граф. Портрет Графа украшал стену их небольшой комнаты. Чёрный длинношерстный кот с белым бантиком на груди. А глаза голубые. На него вдруг нашло безумие. Он всё звал какую-то Мавру. А потом пропал. Варвара увидела кота Василия среди других эрмитажных котов, она подумала, что это их Граф, но перекрашенный под блондина. Или сильно поседевший от душевных переживаний и трудной блокадной жизни. Она закричала:
-Граф! Граф! Так вот ты где, негодник!
Василий обернулся. Столько отчаянья и радости, и надежды было в этом крике.
Варвара сочла реакцию кота хорошим знаком. И попросила начальство разрешения взять кота к себе домой, чтобы утешить больного ребенка.
Из заснеженных залов Зимнего Василий перебрался в маленькую комнатушку в доме на Английской набережной. Она предупредила мальчиков, что кот поседел от испытаний, выпавших на его долю во время странствий в поисках Мавры.
Сеня и Саня встретили Василия бурным восторгом.
-Ура! Граф не погиб! Граф вернулся!
Сеня даже сбросил одеяло. Из-за жутких морозов, стоявших в ту зиму, они спали в одной большой постели.
-Граф, так граф, - подумал Василий и поднял свой пышный хвост в знак приветствия и смотрел доброжелательно своими большими голубыми глазами. - Граф! Почему бы нет? Недаром все думают, что я аристократ, притворяющийся простолюдином. Так безопаснее...
Василий был тайным кошачьим целителем. Он сразу определил, кому нужна его помощь и прыгнул к больному мальчику, к Севе. Чуть выпустил когти и выполнил свой кошачий лечебный массаж. И кошачью акупунктуру.
Варвара была счастлива. Она снова видела, как сын улыбается.
Кот Василий привязался к Севе. Он развлекал его, играя с пойманными мышами. Он пел ему песни.
Саня ревновал. Он развлекался, придумывая разные каверзы, чтобы посмеяться над Василием. Привязывал к его хвосту бумажки. Шипел на него. И издевательски мяукал. А потом разыскал в стенном шкафу новогодние игрушки, а среди них маску собаки. Он лаял на кота. В итоге - царапины, кровь и плач Сани.
Саня вносил диссонанс в идиллию этого периода жизни кота Василия. Но вскоре мальчиков отправили на Большую землю, и в комнате остались только Варвара и Василий. Жизнь стала спокойной, но не такой интересной. Варвара уходила на целый день в Эрмитаж, а Василий ловил крыс и складывал их у постели хозяйки.
Однажды Варвара сказала:
-Вася, если бы ты был мужчиной, я бы влюбилась в тебя!
Василий понимал, что это невозможно, но ему было приятно. Он выпустил коготки и запел тихо песню о счастливой мирной жизни.
А сам думал при этом:
-Если бы ты была кошкой, дорогая Варвара… Но я люблю Музу!
Однажды они услыхали, что кто-то скребётся к ним снаружи и мяучит, требует, чтобы его пустили в дом.
Варвара открыла дверь. На пороге стоял Василий. Василий не Василий, но разительно похожий на него. При этом не светлый, а чёрный. Это был кот Граф, который жил у них до Василия, а потому куда-то пропал. А теперь он вернулся.
Варвара оглянулась. Настоящий Василий привстал на постели. Принял боевую позу и зашипел на своего негативного двойника. А у Графа тоже шерсть поднялась дыбом и морщинки бороздили нос. Они подрались.
И дрались до тех пор, пока Варвара не заперла одного в кладовке, в другого в клетке, в которой в мирное время жили канарейки.
В Эрмитаже попросили вернуть кота. Варвара отнесла Графа. Она утешала себя, и оправдывала себя, тем, что Граф покинул их в такое трудное время. И ещё говорила:
-Я ошиблась. Я по ошибке отнесла Графа, думала, что это Васька.
Люди очень любят оправдывать себя.
А кот Василий затосковал по Музе и убежал.
И Варвара осталась одна.
______. _____
Мария Яковлевна на фотографии. В кожаной куртке. Красная косынка. Она подпоясана ремнем Ручка нагана в кадре... Красная красавица. Много лет тому.
-Молодая я красивая была, - сказала Тамара Яковлевна. - Ты ведь помнишь, Серафим, как нам было хорошо, когда мы были молодые...
-Ты и сейчас хороша, моя красивая. Нам и теперь хорошо.
Сегодня день твоего рождения, Серафим. Ты забыл. А я придумала такое блюдо! Нечто фантастическое! Мы сварим… Мы сварим… Я приготовлю обед из моей кожанки на первое, а из кобуры моего нагана второе. Всех пригласим. Машу. Федора.
Она ломает деревянные полки, стулья. Разводит огонь на коммунальной кухне. Бросает в огонь шкатулки, разломанные стулья. И свой портрет.
______. ______
Василий искал Музу в большом заледенелом незнакомом городе. Он писал ей письма на колесах военных машин, на колесах конных упряжек. На обуви проходивших людей. «О, Муза, откликнись! Я ищу тебя! Я не могу жить без тебя!» Но ответа не было.
Ночами он искал её следы. Следы её запахов. Днём прятался на чердаке старинного дома.
В ту памятную ночь был налет немецких самолетов. На чердак пришли люди молодые и старые, и даже подростки. Они тушили зажигалки, бросали их в ящики с песком и бочки с водой. Они были бесстрашны. А когда налет кончился, повалились прямо на пол чердака от усталости. Засыпали под замедляющийся звук метронома. Лежали неподвижно, будто неживые.
Василий бежал в страхе.
Его преследовали крысы. Они загнали кота Василия на Шпиль Адмиралтейства.
Кот Василий добрался до кораблика на острие шпиля и увидел оттуда границы города и линии противостояния наших и немецких войск. Видел разрывы снарядов. Дымы от горящих домов. На юге всходило багровое солнце. У Василия закружилась голова. Кошки привыкли смотреть не более чем на три десятка метров. А тут такая не кошачья перспектива. Ветер усилился. Ему стало холодно. Но Василий продолжал смотреть на город. И пытался понять, что это происходит с людьми, которых кошки считают полубогами, если Ленинград — рукотворное чудо, сотворённое гениями архитектуры вкупе с десятками, а может быть сотнями тысяч простых людей, положивших свои жизни, чтобы мы радовались, глядя на это чудо… И этот город может стать достоянием крыс...
Прилетел немецкий самолёт.
Летчик увидел кота Василия и стал стрелять в него. И смеялся, видя ужас кота. Пули пролетали совсем рядом. Сбивали позолоту шпиля
Но Василию повезло — все мимо...
______. ______
...Кот Василий шел по Сашкиному скверу. Мимо дорогих сердцу каждого ленинградца, домов. Он бежал по безлюдным улицам. Преодолел обледенелый
Поцелуев мост. Увы, там давно уже никто не целовался. Было снежно и безлюдно. И учащённое биение метронома говорило о том, что десятки снарядов и мин летят на город, как упыри, и через несколько секунд вгрызутся в его тело, оставляя дыры в изысканном порядке «проспектов» и «линий». Он видел, как обрушился один из красивейших домов Ленинграда известный под именем Дома Сказки. Когда обстрел затихал и стук метронома замедлялся, из
подвалов и коллекторов вылезали крысы. Они нападали на людей, пытались запугать и сломить их дух своими укусами и мерзким визгом.
Видя одинокого кота, крысы бросались на него. Но мощные лапы и клыки Василия не давали им шанса выжить.
В одной из таких стычек Василий неожиданно обрёл друга - тщедушного рыжего кота, вмешавшегося в драку. Естественно, его звали Рыжик. Небольшого роста, поджарый и гладкошерстный, он производил впечатление взрослеющего кота-подростка. Но был ловок и применял приёмы восточных единоборств.
Рыжик одичал от долгого вынужденного одиночества и обрадовался встрече с котом Василием.
Крысы бежали.
А коты, как полагается, стали выяснять отношения, кто дескать старше и сильнее. Сначала они немного покричали друг на друга, потом стукнулись лбами и надавали друг другу пощечин. И уже сцепились, было, и клочья шерсти полетели на мостовую. Но закончить поединок им помешал танк. Коты едва не попали под его гусеницы. В ужасе они спрятались под парадным крыльцом старинного особняка. Они вбежали туда с разных сторон и очень удивились, когда снова столкнулись носами. Но драться им больше не хотелось, тем более что Василий был почти в два раза больше Рыжика.
Гонор столичного жителя не позволил Рыжику молча признать первенство Василия.
-Кто ты такой?! - кричал Рыжик. — Это моя территории?! Откуда ты взялся?! Сразу видно — чужак. У тебя и произношение не питерское. И шубы такие у нас с семнадцатого года никто не носит. Может ты немецкий шпион?!
-Подожди, брат. Не горячись! Я не шпион, - спокойно ответил Василий. - Я сибирский кот. У нас там такие морозы, что без шубы никак. А вот у тебя произношение какое-то странное. Ты что ли немец?
-Я не немец, я заика. Собаки в детстве испугали.
-А понятно. Нас привезли к вам…
-Так ты из этих двух тысяч отважных?! - уважительно мяукнул Рыжик. - Но всё же… На засыпку… Расскажи, о твоём городе и о твоих родителей, чтобы я поверил тебе.
-Посёлок наш в тайге, на берегу реки. Так и называется — Таёжный. Жили мирно, не то, чтобы зажиточно, но не голодали.
-А родители?
-По мужской линии я потомок Кота в сапогах, а по женской... Египетской богини, Баст, —с гордостью сказал кот Василий...
Рыжик задней левой лапой почесал затылок.
-Ты что ли родственник наших сфинксов?
-Возможно, - не стал спорить Василий и продолжал: - А ты откуда? Ты сам-то кто?
-Я… - мяукнул Рыжик. - Я из тех ворот, откуда и весь народ. Из тех мест, откуда и ты лез… Я просто свободный питерский кот.
-Кто твой хозяин? Где твой дом?
-Я бродяга бездомный. Мой хозяин погиб, а соседям показалось, что я похож на кролика, хотя уши мои короче, а хвост гораздо длиннее кроличьего. Вот я и убежал оттуда, и стал бродягой. Ни кола ни двора. Но я не даю себе опуститься. Каждый день делаю зарядку и умываюсь, и чищу зубы… Охочусь на мышей. Иногда ворую…
Они коснулись щеками. Что-то вроде нашего ритуала дружбы и согласия.
Они осторожно вышли с разных сторон крыльца. Было тихо, только звук метронома из черного рупора на стене дома.
-А ты куда путь держишь? - спросил Рыжик.
-Я ищу мою любовь, зеленоглазую кошку Музу, - ответил Василий. - Меня определили охранять Зимний Дворец. А её не могу забыть… Не знаю, кому досталась она. Не знаю, где она. Я не могу жить без неё. Я должен её найти.
—Это болезнь, которую люди называют любовью, - поставил свой диагноз Рыжик.
Василий кивнул и отвернулся.
-Как тебя угораздило заразиться? Ты ведь кот, а не человек!
-Не человек, но душа страдает, - мяукнул Василий.
-Безумный! Влюбиться в такое время! Но ты мне чем-то нравишься. - сочувственно муркнул Рыжик. - Я чувствую — тебе можно доверять. Тебе можно верить. Это так ценно. Это так редко. Позволь мне сопровождать тебя в твоих поисках. Я пригожусь тебе. Не пожалеешь. Я ведь знаю город. Все улицы и переулки. И подземный Петербург, куда не рискует спуститься никто, кроме призраков.
-Что ж, отлично! Ты достойный спутник. - решил Василий. - Пошли.
Рыжик мяукнул от радости и крутанул сальто, и прошелся по тротуару сначала на задних, потом на передних лапах.
-Ну, ты даёшь! - Восхитился Василий. - Ты что ли в цирке работал?
-Нет, не в цирке. Но мой хозяин, он был акробатом. И путешественником. Он всё знал и всё умел. Он многому научил меня.
-Тогда в дорогу!
Они прислушивались. Принюхивались И, только убедившись в отсутствии опасности, продолжили путь. Впереди кот Василий, а Рыжик, на пол корпуса отставая от него.
-Постой. - Остановил его Рыжик. - Ты знаешь адрес этой твоей Музы?
-Нет, - ответил Василий. - Обойдём все улицы и найдём.
-Чтобы обойти все улицы Ленинграда не хватит всей твоей кошачьей жизни.
-Что же нам делать?
-Придумаю что-нибудь, - пытался успокоить его Рыжик.
_______. ______
...Серафим Михайлович сидел в кресле и смотрел невидящими глазами куда-то
в другое время. Он был один. Тамары Яковлевн не было рядом с ним.
Кот Степан мяукнул, чтобы привлечь внимание. Спрашивал.
-Что случилось? Где женщина?
Хозяин будто не слышал.
Кот убежал и вернулся с задушенной мышью. Положил её у ног хозяин. А тот даже не взглянул на подарок. Закрыл лицо ладонями.
Степан заволновался. Он видел, что человеку плохо, но не знал, чем помочь ему. А потом решился. Мяукнул коротко. Прыгнул к нему на колени. Из-под ладоней слеза. Обнюхал. Боднул серой головой. Но старый репетитор сидел неподвижно, только крепче прижимал ладони к щекам.
Кот в отчаянье стал лапами отрывать его ладони от лица. Наконец, ему удалось оторвать сначала одну ладонь. Потом другую. Серафим Михайлович. сначала оттолкнул кота. Отстранился. А потом нащупал голову Степана и погладил его. Услышал в ответ кошачий гимн «мурррррмкрмуррррр», что в переводе на наш человечий язык означает: «Мясо жизни горько на вкус. Но пока ты жив, рви его и благодари судьбу… И помни - ты воин!»
-Как ты не понимаешь, кот! Я люблю её, - Серафим замолчал, поперхнулся. - А её больше нет. И не будет никогда… Степан! Она ушла. Она улетела. В тёплые края. На свою прародину. Где солёные моря. Где тепло. Где пальмы. Бананы и финики. Где всегда тепло. Степан, она ушла. Душа её улетела.
-Она есть! Она не умерла! Вы ещё встретитесь. Она придёт. Вы ведь боги! - закричал Степан. - Не плачь!
-Боги тоже плачут, добрый кот, - ответил человек и отвернулся.
Но на душе у него немного полегчало. Тяжкий груз улетел в глубины души, стало светлее, будто день наш зимний северный, питерский чуть прибавился.
Серафим Михайлович пытался понять, что с ним происходит. В голове у него возникали и гасли прозрения, которых он с детства боялся, и сам гасил их, потому что они мешали нормальному распорядку реальной жизни и засоряли память. А память его была забита до отказа формулами и цифрами, ведь он был не учёным, а рядовым репетитором и зарабатывал на хлеб частным обучением не очень разумных детей ещё с времен царя Николая. Но если немного упорядочить микс его размышлений, то, вероятно, он выглядел бы так.
Одиночество и непонимание заполняют жизнь каждого человека, жизнь каждого зверя, каждой птицы, каждой скотины домашней. Мы ищем тех, кто поймёт нас и откликнется. Когда теряем их, тоскуем и снова погружаемся в непонимание и одиночество и мышиную суету. Но иногда вдруг ниоткуда, неожиданно и, казалось бы, беспричинно, мы ловим чей-то взгляд и ощущаем тихий свет понимания и участия. И без слов. Без писем. Бескорыстно. По любви, живущей в нас. Мы вдруг начинаем понимать друг друга. И принимать без предварительных условий. И неважно, кто откликнется, человек или собака, или кот. А может быть маленький мышонок или ворона, которая запомнила тебя не только потому, что ты когда-то бросил её кусочек сыра. Или птушечка за окном... Что это? Атавизм? Воспоминание о потерянном рае? Или сигналы из будущего?
-Не знаю. Не знаю! - бормотал он. - Но это благодать. Когда она уходит, мы
снова погружаемся в суету, съедающую девяносто процентов времени нашей жизни. Мы, конечно, победим в этой войне. Мы обязательно победим. Но сохраним ли мы солидарность и человечность, в хорошем смысле этого слова?! Спасибо тебе, кот Степан. Спасибо тебе, друг мой. Спасибо тебе, брат мой, за надежду.
Его мысли снова пришли в беспорядок и он стал догадываться, что мир конечно можно выразить в цифрах и формулах, но есть ещё образы, загадочные и неоднозначные метафоры, и если не побояться нарушить общепринятые объяснения и размышлять без опасений оказаться в психушке, то окажется, что человечество отражает в себе всё многообразие животного мира и под личиной человека нас окружают волки, овцы, медведи, львы, жирафы и даже черепахи. А сам ты маленький сурикат.
Послышался шорох.
Кот сел рядом с копилкой и замер.
Вылезла крыса- разведчик. Принюхивалась. Присматривалась. Пискнула. И вылезли ещё две крысы.
Степан прыгнул и придушил сначала одну, затем другую крысу. А третья убежала.
Серафим Михайлович стоял с палкой в руках. Он готов был к бою. Он готов был сражаться с крысами… Он был не один.
________._______
Василий и Рыжик почувствовали запах пищи и пошли, принюхиваясь. И этот пленительный запах привел их на пустырь, где было много народу.
Толкучка! Немногие из живущих ныне помнят это слово. А ведь толкучка была предвестницей нынешней системы. Место, где можно купить всё! Мясо. Молоко. Рисунки Леонардо Да Винчи. Гвозди. Продуктовые карточки. Бриллианты… Всё!
Коты были голодны, они ждали, когда кто-нибудь уронит вдруг чего-нибудь вкусненького. Но никто ничего не уронил.
Они увидели, что мужчина вырвал у женщины сверток. И пытался бежать. Его преследовали. Но и у вора, и у преследователей не было сил. Скоро бег превратился в ходьбу. Вор незаметно выбросил пакет на лестницу, ведущую к воде канала. Он шел всё медленнее, и, наконец, сел на камни набережной и готов был принять любое наказание, даже смерть, лишь бы немного передохнуть.
Преследователи тоже смертельно устали. Они сидели в нескольких метрах вора и тяжело дышали. И не было ненависти меж ними.
Кот Василий поспешил вернуться к лестнице, чтобы посмотреть, что за пакет выбросил вор.
Там уже хлопотали две крысы. Они разрывали клеенку. Там было мясо. Василий убил крыс и поволок добычу в подворотню. К нему подбежал Рыжик.
-Какой ты умный! - восхитился Рыжик.
А Василий ответил:
-Чтобы своровать, большого ума не надо. Нужны быстрота соображения и скорость ног! Умных и среди людей мало, так же как среди кошек. А хитрюг слишком много развелось...
И Рыжик дивился его мудрости.
-Да, ты прав, - согласился он, а сам, осторожно протянул свою рыжую лапу к мясу, и потянул его к себе.
Василий спокойно вернул мясо на прежнее, место, но, когда Рыжик повторил свой дерзкий маневр, Василий ударил его и зашипел.
Рыжик смирился и терпеливо ждал, пока Василий насытится и позволит ему тоже поесть. Он зевал от волнения.
Наконец, Василий, закончил трапезу и пошел к воде, чтобы утолить жажду. Он пил из проруби, пил, пил, и обернулся, услышав шум, и увидел, что Рыжика окружили крысы, много крыс. Они повисли на Рыжике, стремясь прижать его к земле и перегрызть горло. Василия бросился на помощь, но крыс становилось всё больше и больше. Они вылезали из подвала. Бесстрашно бросались в бой...
Коты бежали, а мясо досталось крысам...
Крысы преследовали их.
Спасаясь, Василий и Рыжик забрались на спину сфинкса.
Они сидели на спине сфинкса, который тоже был кошкой, но только большой и древней.
Крысы прыгали, пытаясь достать их. Но скользили. Падали и снова бросались в атаку.
Наконец, они догадались сделать живую лестницу — крыса на крысу, а сверху ещё одна, и ещё, и ещё. Они почти достигли цели, но Сфинксу надоело эта наглость, и он смахнул их хвостом на булыжник мостовой. И поднял тяжёлую лапу...
Василий прыгнул на лёд канала. За ним Рыжик.
Оглянувшись, они увидели, как отряд боевых котов напал на крыс и обратил их в бегство.
—Это ваши? - спросил Рыжик.
-Наши, - с гордостью подтвердил Василий. - Мы своенравны и драчливы, но, когда прижмет, забываем обиды и ссоры. И… И побеждаем. - Он замолчал и с мукой взглянул в глаза приятелю. - Ты сказал, что нам не хватит жизни, чтобы обойти все улицы и дома этого города. Что же мне делать? Как найти мне мою любимую Музу?
-Мой хозяин много путешествовал и научился у вас в Сибири видеть закрыв глаза и слышать, закрыв уши.
-Он был шаманом?
-Не скажу, что был. Но умел. И меня научил.
-Ну, давай! Давай. Спроси у неба, где живёт самая, красивая, самая
необыкновенная, самая… самая… моя Муза.
-Короче! Я всё понял, - остановил его излияния Рыжик. - Я попробую.
Он откинулся на спину, стал трясти всеми четырьмя лапами. И рычал, и мяукал разными страшными голосами.
Когда успокоился, долго лежал неподвижно, как неживой.
Василий тронул его лапой.
-Эй! Ты жив, товарищ?
Рыжик открыл глаза. Вскочил на ноги.
-Нам туда! - сказал он, и протянул лапу в темноту ночи.
Они затрусили по улице Росси мимо Александрийского театра и остановились перед зданием Публичной библиотеки.
------.------
Проникли в библиотеку через дымоход.
Тишина. Высокие потолки. Стеллажи с книгами и рукописями. Ряды столов с погасшими светильниками. Пустые буфеты. Портреты всемирно известных ученых. И никого.
-Стой! Кто идёт? Лапы вверх! - услышали они окрик, естественно не на нашем, а на кошачьем языке.
Их окружили суровые коты-охранники, стражи Публички.
Пришлось поднять лапы.
-Мы свои, мы наши, - дрожащим голосом оправдывался Рыжик. — Это Василий. Он из Сибири, один из «двух тысяч отважных» ... А я Рыжик, питерский бродяга.
-Что надо вам здесь?
-Мы просили небо помочь нам найти самую красивую, самую мудрую, самую, самую необычную кошку. И небо привело нас сюда.
-Мы доложим о вашем визите, и, если госпожа соизволит принять вас, проведем к ней. Но если не примет, вам придётся убраться по добру – по здорову.
Начальник кошачьей стражи разрешил Василию и Рыжику опустить лапы и удалился.
Он вернулся с отказом.
-Госпожа слишком занята. Она приносит свои извинения и просит вас удалиться.
Василий и Рыжик направились было к дымоходу, чтобы вернуться тем же путём, что пришли, но начальник стражи остановил их.
-Велено выпустить вас через парадный подъезд.
Всем знакомый вход в Публичку был пуст и тёмен. Охранник с автоматом на коленях спал за столиком.
И тут Рыжик заметил движение у входных дверей. Крысы успели прогрызть дыру и бесшумно готовились к атаке. А наших было только три боевых кота, Василий, Рыжик и начальник кошачьей охраны.
-Атанда, ливер! - закричал Рыжик.
Крысы набросились на котов и завязался неравный бой.
Василий был обвешан крысами.
Его шуба, конечно, защищала от крысиных зубов, но и давала возможность врагам крепко держаться на нём.
Василий увидел, как упал начальник кошачьей стражи и бросился к нему на выручку. Он оглушал крыс мощной лапой и довершал дело клыками
А в дыру лезли всё новые крысы.
Охранник проснулся от шума и стал стрелять из автомата.
Крысиный штурм был отбит.
Начальник кошачьей стражи обнял Василия, потом Рыжика.
-Вы, настоящие бойцы. Вы спасли мне жизнь.
Василий пожал плечами, мол, ничего особенного, а как же иначе!
А Рыжик просто кивнул.
Наши направились к дыре, чтобы выйти на улицу, но начальник кошачьей стражи остановил их.
-Нет. Вам нельзя выходить сейчас отсюда. Крысы убьют вас. Я поговорю с госпожой, чтобы она разрешила вам остаться здесь хотя бы до утра.
Он исчез, но вскоре вернулся.
Он кивнул, приглашая Василия и Рыжика следовать за ним.
Миновав несколько узких коридоров, они очутились в большой темной комнате.
Сначала они увидели два больших светящихся зелёных глаза. И много светящихся глаз поменьше размером. Потом различили возлежащую на большом диване кошку. Необычно крупную, не меньше рыси.
-Кто ты?
-Я Рыжик, кот-бродяга.
-А ты?
-Я кот Василий, по мужской линии, потомок Кота в сапогах, а по женской... египетской богини Баст.
— Это всё ты сам придумал и поверил в это, - ласково сказала Пифа. - Но я не
осуждаю тебя. Кто не помнит своих предков должен их придумать. Мы все не просто случайные сочетания атомов и молекул, но побочные дети божественных существ, может быть правильнее - сущностей… Вера в славных предков помогает нам жить достойно и не опускаться до низшего уровня...
-Что привело вас ко мне? —Спросила она.
Василий рассказал ей свою историю.
... Девочка Маша милым детским голосом пела популярную в то время песню «Синенький скромный платочек». Дело было в госпитале. Её слушали раненые красноармейцы. Потом она танцевала, а кошка Муза прыгала через обруч. Ходила на задних лапах. Кувыркалась. Она вызывал всеобщий восторг и смех. Их принимали тепло. Но, когда в конце номера Маша кланялась, и Муза тоже кланялась, публика от души смеялась и награждала маленьких артистов не только аплодисментами, но и едой...
______ . ______
Василий и Рыжик пробыли в Публичке два дня и две ночи. Время между боями с крысами было заполнено беседами с госпожой Пифой.
Закадровый голос.
Она родилась в Публичной библиотеке и прожила здесь всю свою долгую жизнь. Ей повезло. Она ещё котёнком вызывала доверие и сочувствие людей. Публичка в то время была людным местом. Приходилось стоять в очереди, чтобы обрести место в зале, сесть за столик и отдаться чтению. Любители книг — особый народ. Один чудак, студент, научил Пифу читать и считать. Она была умна от природы, но книги и умные люди способствовали её поразительному развитию. Тем более, что не только студенты, но и почтенные академики любили репетировать предо мной свои выступления на конференциях и форумах. Они ценили её многозначительную молчаливость и умные глаза. Им казалось, что выражения её морды (Нет! Конечно, лица!) изменялось в зависимости от силы и слабости их аргументов. Теперь она со своим небольшим отрядом защищала от крыс книги и рукописи - память, без которой человек не человек, а странное, нелепое и весьма уязвимое существо, а страна не страна, а беззаконная стихия.
Этот текст пойдёт на рисунках и небольших клипах истории жизни Пифы. На её портретах. На изображении рукописей и редких книг.
На прощанье она рассказала Василию и Рыжику
-Я хочу предостеречь вас. В нашей войне с крысами не всё так просто и обычно. Это умные и хитрые твари. Я много лет наблюдаю их жизнь. Сейчас максимум их эволюции. У них начинает складываться сложная социальная структура. Рождаются свои философы и герои. Крысы разделены на касты. Не сказать, что, как в Индии, но социально изолированные группы, с возможностью лифта. Просто крысы. Крысы с Большой Буквы, заслужившие своими подвигами и самоотверженностью признание Самого Большого Крыса. И крысы с Очень-Очень Большой Буквы и полужирным шрифтом. Основа идеологии крыс — выживание и вера в то, что, когда люди перебьют друг друга в жестоких войнах, они, крысы, возьмут власть над миром в свои руки и создадут империю крыс. Все другие виды и подвиды рыб, птиц, животных, и тем более homo sapiens будут подчинены или истреблены, если не подчинятся им. Но больше всего крыс возмущает в людях идея Любви и Сострадания. Крысы считают, что эта идея разрушает естественный и суровый закон - «Сильный поедает слабого! Убей, раньше, чем убьют тебя! Съешь, прежде чем съедят тебя! Обмани, прежде чем обманут тебя!» Крысы размножаются быстро и быстро пополняют ряды воинов…
-Крысы перестали бояться нас, - с грустью добавила Пифа. - Мне страшно, иногда мне кажется, что это конец... Я люблю всю Божью тварь, но некоторых больше, а есть и такие, хоть бы я их не видела. Это крысы.
Кот Василий, как завороженный, смотрел на неё. Он не знал, что сказать, как выказать ей своё восхищение. Обаяние, ум, непривычные подходы и умение точно и просто выражать мысли лишало его воли. Ему хотелось слушать и слушать Пифу. Хотелось смотреть на неё. Хотелось прижаться к ней и петь ей песни. И слизывать пылинки с её мантии.
-Ваша светлость! Ваша мудрость! Ваша зубастость! Ваша когтистость! Ваша пушистость! Ваша глазастость! - Начал он, запинаясь, пытаясь упорядочить свои чувства. И не мог совладать с волнением. - Ваши достоинства заводят и возбуждают меня. Я теряю голову. Вы покорили меня. Я забываю всё и всех. И только вы, ваша светлость… - Незаметно он перешёл на «ты». - Только ты… Твоя сила и твоё совершенство волнует меня. Я впервые вижу такую кошку… -Он задумался, подыскивая слово. - Такую сверхкошку... Суперкошку. Я хочу остаться здесь, с тобой. Служить тебе. Я хочу слушать тебя дни и ночи. Я буду защищать тебя… - И видя в глазах её иронию, в отчаянии добавил: - Давай… ну, хотя бы дружить.
-Ты хочешь остаться здесь? - переспросила она задумчиво. - Но ты ведь любишь другую. Ты тоскуешь по ней…
-Мы коты, - возразил он. - Нам позволительно любить многих. Я ведь вижу, ты делаешься молодой и красивой, когда смотришь на меня. Я нравлюсь тебе.
-Да, конечно. Ты милый котёнок, - улыбнулась она. - Но мне шестнадцать лет! А тебе только три года. Время моей любви прошло, а твоё только начинается. У тебя ещё будут кошки, которым ты будешь петь песни лямур. Прощай, Василий! Прощай, Рыжик! Приём окончен. Мне нужно работать.
-А что ты делаешь на работе, когда не дерешься с крысами? - спросил Рыжик.
-Я думаю, - ответила Пифа.
-Первый раз в жизни слышу, что думать — это работа, - удивился Рыжик.
—Это самая важная работа, - сказала Пифа. - Прощайте, коты! Мне, правда, нужно о многом подумать...
-Ну, тогда хоть скажи, что пожелаешь нам на прощанье… - Попросил Василий. - Скажи мне, мудрая Пифа, как мне правильно жить в этом мире, мне, рожденному хищником?
Пифа сверкнула зелеными глазами.
-Не убивай больше, чем можешь съесть! Не пей валерьянку! Не бойся смерти… И ещё. В обществе собак не мяукай! И никогда! Никогда не верь крысам!
-Прощай, прекрасная Пифа.
-Прощайте, боевые коты.
Василий и Рыжик выскочили на улицу, но Василий тотчас вернулся.
-Прости, Пифа. Ещё одну минуточку удели мне. Только тебе признаюсь я в двух своих грехах, понять которые я не могу до сих пор. Память о них тревожит меня.
-Говори.
-В то далёкое мирное время, когда я жил в маленьком таёжном посёлке, я однажды увидел мышонка, который лакал из моей миски молоко. Он смотрел на меня без страха. И продолжал лакать. Мордочка у него была смешная… Сначала мне стало жалко молока. И я хотел съесть его. Потом мне стало жалко мышонка. Я смотрел, как он смешно лакает молоко. Не так, как мы, коты…
— Это всё? - спросила Пифа.
-Нет, ещё один странный случай произошел со мной Зимнем дворце, в Эрмитаже. Во время битвы с крысами, я заблудился. В какой-то комнатушке я увидел фетровую шляпу, а в ней крысиное гнездо. Мои лапы были в крови. Я был в запале боя. А там были крысята, которые вырастут в и пополнят армию моих врагов. Я уже приготовился убить их, но что-то внутри меня произошло. Я не мог. Я убежал, не причинив им вреда. Прикрыл их какими- то тряпками и бумагами… Скажи мне, мудрая Пифа, это большой проступок? Это измена? Помоги мне разобраться. Что это было? Может, во мне проснулось что-то? Может моя бабушка была крысой?
— Это трудный вопрос, Василий. Это один из проклятых вопросов жизни. Я не знаю, что ответить тебе. Если скажу, что ты поступил плохо, буду не права. И если похвалю тебя, тоже буду не права. Не терзайся. Но и не гордись. Это выше нашего разумения. Это выше нас.
-Может я превращаюсь в крысу?
-Возможно, ты становишься человеком…
-Человеком?! - в ужасе закричал кот Василий. - Но посмотри, что творят люди, которых некоторые кошки считают богами! Посмотри на этих, которые напади на нашу страну и осадили этот прекрасный город!
—Это не люди, Василий! Они только приняли облик людей. Это крысы! И ты должен помнить, какого бы совершенства ты не достиг, для них ты будешь всегда домашней скотиной. Таковы законы жизни.
Рыжик ждал его на улице. Там уже голубел снег. Утренние сумерки наполняли воздух тихим светом. Метроном — этот пульс осаждённого города - отстукивал спокойный ритм.
Пифа смотрела в окно. Видела, как удаляются два кота — один большой в барской шубе. Другой — худощавый гладкошерстный, рыжий, неопрятный, но симпатичный. На душе у Пифы было спокойно, как бывает вдруг, когда слушаешь африканца, или японца, или кого-то другого, представителя другой расы, другой цивилизации с любовью и пониманием поющего Аве Мария Моцарта.
Красивое женское лицо проступало сквозь шерсть.
-Эй, - закричала она. - Василий, вернись! Если так уж хочешь, -добавила она шепотом. - Останься со мной! Живи у меня.
Но когда он пришёл и ласково смотрел не в глаза, а по-кошачьи чуть в сторону, она приняла строгий вид и сказала:
-Василий, ты не кот Вася! Ты больше, чем кот. Тебе не подходит больше это имя. Оно слишком простое для такого существа, как ты. И я даю тебе новое имя. Отныне ты не Василий, а Ланселот!
-Кто? –удивился Василий.
-Ланселот дю Лак или сэр Ланселот. Он был сыном короля Бена Бенвика и королевы Элейн. Он был Первым Рыцарем Круглого Стола. Ступай дерись с крысами. Докажи, что ты достоин этого имени. Ланселот!
Василий кивнул. Но подумал.
-Надо же! Ланселот! Слишком длинно. Я Василий, Вася… И никакой я не Ланселот!
Коты бежали по Невскому. Застывшие трамваи. Танки. Снег. Наледь.
Василий остановился.
-Я не упрекаю тебя. Я не упрекаю небо. Но почему там, - он поднял лапу к холодной серой шали, укрывшей город. - Но почему нам дали неверный адрес?
-Ты просил, чтобы небо привело нас к самой необыкновенной кошке. И мы увидели её и говорили с ней. Разве это мало?
Василий озадаченно почесал за ухом.
-Я думал, что Муза самая необыкновенная!
-Счастье приносят просто кошки, способные любить, - сказал Рыжик. - А необыкновенные сами не знают счастья. И не могут дать его...
-Тихо! - прошептал Василий. - Я слышу её запах. Вперед! Мы найдём её!
_____ . ____
Василий и Рыжик не сразу разыскали дом, в котором жила Муза.
Они прятались при обстрелах в подвалах. Дрались с крысами. Девочка Маша то исчезала, то возникала перед ними. Наконец, они очутились перед её домом. Вошли в подъезд. Поднялись по истертым каменным ступеням на третий этаж. И остановились перед темной узорной дверью, за которой жила Маша.
Они ждал, когда кто-нибудь откроет им эту тяжелую тёмную дверь. Но люди проходили мимо. Поднимались на четвертый этаж, или спускались по лестнице, чтобы выйти из дома. Какой-то старик хотел погладить Василия, но он зашипел, сморщил нос и показал зубы. Какая -то женщина хотела взять его, но он поцарапал ей руку.
Василий стал скрести когтями дверь, чтобы отворили ему. Он почувствовал там, за дверью тепло любимой кошки. И закричал.:
-Мммузза! Открой дверь! Это яаааа!
Муза побежала к Маше и почти по человечьи попросила:
-Открой дверь!
Маша открыла и влюблённые обнюхивали и облизывали друг друга.
А Рыжик и Маша от умиления утирали слёзы.
Маша достала из буфета неприкосновенный запас — последнюю банку кошачьей еды, присланной из-за океана в осажденный город. Она наложила немного в кошачью миску и поставила перед Василием. Василий было склонился над миской. Но поднял глаза на Музу и осторожно подвинул миску к её лапам.
Муза протянула лапу, но не дотронулась до пищи, подтолкнула миску к Василию. Так они некоторое время оказывали друг другу знаки внимания и любви, пока Муза не догадалась предложить еду Рыжику. Тот быстро всё съел и дочиста вылизал миску.
Рыжик отвёл Василия за ширму. Он был разочарован. Он спросил Василия:
—Это и есть твоя совершенная Муза? Она, конечно, хорошая и добрая. Но в ней
нет ничего особенного. Кошка! И ноги кривые...
А Василий ответил ему словами Меджнуна, хотя и не читал Хамсе, не читал поэму о Лейле и Меджнуне:
-Друг мой, это не твой удел. Чтобы постичь красоту и совершенство Музы, нужно увидеть её моими глазами. Тебе не дано. Мне жаль тебя...
Они были счастливы всего пол дня. Муза, потеряв Василия, стала женой кота Степана, того белого большеголового боевого кота, у которого всегда чистые перчатки и грозный вид. И бантик чёрный на шее.
Степан вернулся после боя с крысами в соседнем доме. Он был разгорячён. И счёл милованья Василия и Музы подлостью и изменой.
Такие вопросы у котов, как и у людей в далёкие времена рыцарей, решаются в поединках.
Коты и кошки стояли поодаль, наблюдая дуэль. Муза, как принято у кошек, тоже смотрела, но не прямо, в упор, как мы, люди, а немного в сторону, но видела всё боковым зрением.
А из дыр в полу, из-под комода, наблюдали за поединком крысы. Они ждали, когда самые сильные коты истощат свои силы и тогда готовы были отомстить Степану за десятки убитых крыс.
Соперники молча стояли друг перед другом на задних лапах. Потом стали вопить, переходя от низких частот к высоким, понося друг друга и восхваляя себя и свою силу. Потом стукались лбами. Били друг друга хуками справа и слева. И наконец, сцепились в один истошно вопящий клубок.
Рыжик рвался помочь Василию, но его решительно оттеснили от ристалища боевые коты из эскадрона Степана.
Рыжик оглянулся и заметил крыс за ведром, за шваброй, за старым мешком. Крысы окружили нашу великолепную семёрку. На одного кота приходилось по три- четыре крысы.
Муза тоже заметила их. Едва уловимые шорохи, едва видимые тени в забитых всяким хламом углах комнаты...
С победоносным визгом крысы бросились на своих вековечных врагов. Завязалась драка. Коты дрались отчаянно. Крысы не уступали в храбрости. Но перелом наступил, когда кошка Муза применила своё грозное оружие, похожее на водомёт. Она ударила едкой струёй в морду самой агрессивной крысы, потом другой. В рядах, нападавших наступило замешательство, и они, ослеплённые и деморализованные, бежали, оставив на поле боя трупы убитых товарищей. Кошки притащили их к постелям своих владельцев. Таков был древний обычай — отчёт о проделанной работе...
Кот Степан уступил первенство коту Василию. Он также уступил ему кошку Музу с зелеными недоверчивыми глазами. Он утешился с кошкой Астрой. Она была молода. Красива. Резка. Они бурно ссорилась, дралась, и также бурно мирилась и любила…
______. _____
...Серафим Михайлович не сразу проснулся, когда кот Степан теребил его за плечо. А когда, наконец, открыл глаза и узнал Степана, сказал:
-Стёпушка, я вроде как умер, а ты меня с того света потянул. И теперь я ни здесь и не там. Нужно разобраться.
Он опять закрыл глаза, а кот закричал истошно, и на его крик прибежала девочка Маша. И пришли соседи по лестничной площадке. Те, что жили и могли двигаться.
Вызвали Скорую.
Серафима Михайловича вывели из комнаты и увезли в больницу.
И снова воздушная тревога. Фёдор заиграл на баяне. Начиналась бомбёжка.
Степан ходил по комнате. Доел вчерашний свой трофей, старую серую мышь.
В отличие от собак кошки не понимают смысла смерти. Их не шокирует смерть. Они принимают её как должное. Степан забрался на кровать хозяина, лег на спину и прикрыл глаза лапой. Он недолго лежал так. Его терзала обида.
- Конечно, - думал он, - Астра красивее и моложе Музы. Но я имею право и на эту, и на ту.
Ему было беспокойно на душе. Смерть Тамары Яковлевны. Болезнь Серафима Михайловича. Его исчезновение. Потеря Музы. Всё это не прошло бесследно.
Как жить дальше? На что надеяться?
Нужно чем-то перебить эту тяжесть, это беспокойство и тоску!
Он уловил едва слышный запах валерьянки, и воспоминание о первом кайфе - утешителе заставило его отправиться на поиски волшебного напитка.
Он обследовал «лекарственный» рояль, но не нашел там ничего интересного для себя. Манящий запах исходил из книжного шкафа. Он не сразу открыл дверцу шкафа. Но открыл. Нашел там заветную скляночку, но не знал, что с ней делать. Пытался отвинтить заглушечку и лапами и зубами. И наконец рассердился, и сбросил пузырёк на пол. Скляночка разбилась. И вожделенная влага вытекла на паркет. Он облизывал пол. Он валялся в этой лужице. А из темных углов комнаты смотрели на него трезвые серьезные звери, мечтающие отомстить ему за гибель десятков боевых товарищей. Крысы ждали, когда он совсем разомлеет. Они окружили его и, преодолевая отвращение трезвых к пьянице, приступили к пиршеству. Они отгрызли у него пол хвоста. И съели бы его, если бы не Астра. Она услыхала шум и прибежала на выручку. Она яростно сражалась и отбила у крыс полуживого Степана. Ей помог Федор. Он приполз из своей комнаты и бил грызунов чем попало. Во время этого боестолкновения разбился кот-копилка, и монеты покатились по полу. Царские медяки, и серебряные с портретом Николая Второго, и монеты тридцатых годов. И всё это богатство рассыпалось вдруг со звоном на полу опустевшей комнаты старого питерского репетитора. Только лица давно ушедшего времени ещё жили на стенах.
Девочка Маша перевязала Степану хвост и уложила его спать со своими куклами.
Муза ночами навещала его и утешала, несмотря на шипение Астры и молчаливое неодобрение Василия.
______. ______
Ночная битва котов и крыс... Писк крыс. И воинственные вопли котов. И метроном, который звучал, как сердце города все эти запредельно трудные годы. При налетах его ритм убыстрялся, при спокойной обстановке - замедлялся.
И вдруг тишина. Панорама улиц Ленинграда. Тишина, будто выключен звук.
Подземелье. Рождение крысят. Писк.
Уныние овладело крысами. Большие потери. Раздоры и междоусобицы между чёрными, серыми и белыми крысами.
Появились крысиные пророки, призывающие крыс к трезвой оценке их места среди обитателей нашей планеты.
Участились случаи расправы с воинственными вождями, приведшими крыс к катастрофе.
______, ______
Прошло ещё несколько месяцев.
В комнате безногого Федора, бедной по обстановке, но празднично украшенной картинами, на которых яркие цветы и портреты кошки Астры, собрались люди и коты. Ещё бы! Астра рожала. Это были первые её котята, а сама она - красавица многоцветная, облизывала их, своих детёнышей... Все коты и кошки и население коммуналки, и соседи по площадке любовались котятами. Смотрели, разглядывали. Выбирали для себя.
Один котёнок - копия кошки Астры. Другой вроде бы чем -то похож на Степана. А третий - рыжий. Четвёртый…. Пятый...
—Это мой!
-А это мой!
-А это мой!
И коты тоже любовались и пытались утвердить отцовство.
—Это мой!
-А это мой!
-А это мой!
За окном небо озарилось. Грохот. Налёт? Обстрел? Но не слышно звука метронома. Не слышно привычного «Воздушная тревога! Воздушная тревога!»
Федор заиграл на баяне «Врагу не сдаётся наш гордый Варяг». Но никто не испугался. Никто не поспешил в бомбоубежище.
Быстро наступало утро. Как по волшебству город освобождался от льда и снега. На улице ожили трамваи. Появились пешеходы. Вначале еле ноги волочили, а потом всё быстрее энергичнее...
И снова гром орудий.
Может быть это гроза?
Нет, это салют! Это Победа!
Быстро светает.
Сфинксы, задрали головы, смотрят на салют.
С Адмиралтейской иглы спадает защитные брезентовые ножны, и она снова сверкает над городом.
Титаны Зимнего срывают доски с Медного Всадника.
И Пётр Великий благословляет город и державу.
Улыбки на изможденных лицах.
На солнечной стороне у стены дома пробилась травка и первый робкий цветок выглянул.
Маша вернулась в свою комнату, подтащила табуретку к окну, залезла на
подоконник и стала отдирать бинты со стёкол.
О как ей надоели эти перебинтованные окна!
Потом она мыла стёкла, как мыли их её мать и бабушка.
Покончив со своим окном, она помыла окно Федора. Потом в комнате Серафима Михайловича. Она услыхала, как скрипнула дверь. И увидела на пороге Серафима Михайловича. Он вернулся из больницы.
Худой бледный, но живой.
Он сел в кресло и закрыл глаза.
Кто-то прыгнул к нему на колени и боднул в подбородок.
Это был кот Степан.
-Здравствуй, мой Кот! - сказал Серафим Михайлович, и вдруг увидел вместо горделивого хвоста короткий обрубок, который радостно дергался, пытаясь изобразить кошачью улыбку. Да, коты улыбаются не только глазами и пастью, но и хвостом.
-Где твой хвост, Степан? Неужто ты потерял его в боях с крысами.
Кот промолчал, сделал вид, что не расслышал вопроса.
Водопровод, который молчал почти три года зафыркал, забормотал что-то своё. Потекла вода. Загорелись лампочки.
Через оживающий Невский четыре обнажённых юноши ведут непокорных коней к Аничковом мосту. Застывают на своих привычных местах.
В пустых рамах Эрмитажа оживают картины великих мастеров.
И снова теперь уже дневное небо озарилось праздничным салютом.
-Ну вот, кончилась наша командировка, - с грустью и тоской сказал кот Степан. -Я слыхал, что нас собираются возвращать нашим прежним хозяевам.
Коты молчали. Коты раздумывали. Коты понимали, что кончается великий, эпический период их жизни. Они не знали, что ждёт их завтра. Первой застонали Муза. Потом тоскливо завыли остальные. Как тогда в теплушках.
Кот Василий поднял лапу, призывая к вниманию.
-Я никуда не уеду. Я останусь здесь.
-И я, - мяукнула Муза. - Я тоже остаюсь. С тобой.
-И я никуда не уеду! - прошептала красавица Астра.
-Я тоже. Я тоже остаюсь здесь. - зарычал кот Степан.
И другие коты не хотели уезжать.
-И я остаюсь в Ленинграде. Это мой город. Я защищал его от крыс!..
-Я помогал ленинградцам выжить.
-А я пометил тысячи домов, освобождённых нами от крыс! - гордо сказал Рыжик.
Девочка Маша смотрела в хмурое ленинградское небо.
И каждый, кто остался жив после той войны, смотрел в озаренное салютом небо. Его преобразил фейерверк салюта.
И наши герои - боевые коты и боевые кошки тоже смотрели на небо вместе с людьми.
И под шерстью угадывались уже не морды звериные — лица разумных существ, наших вековечных друзей и союзников, наших братьев меньших.
-Мы никуда не уедем отсюда! Это наш город!
Я не нарушу гармонии, если скажу, что часть кошек всё же вернулась к
своим прежним хозяевам, к провинциальному укладу жизни. И это совсем не плохо и не в укор им. У каждого свои привязанности и своя судьба, и своя любовь.
ЭПИЛОГ
Могли ли мы предполагать, что через несколько десятков лет перед кошачьим сообществом встанут совсем другие проблемы, и главная из них — нужны ли людям кошки? Кошки перестают быть нужными, как лошади, как почтовые голуби. Люди по старой памяти пускают кошку первой в новое жилище. Люди по-прежнему любят гладить их и успокаиваться, слушая кошачьи напевы. И всё. Живая теплая игрушка. Богачи строят своим хвостатым любимцам квартиры. Завещают громадные богатства. А других — их миллионы — выбрасывают на улицу, обрекая на бродяжничество, болезни и голодную смерть. Они умирают под нашими окнами и в приютах для животных. Они якобы не нужны человечеству больше. Мы издеваемся над природой, изменяя наследственный код кошек, чтобы добиться нужного оттенка цвета хвоста или ушей и теряем характер, который сам утверждает каноны красоты.
Дорогие красивые коты -игрушки состязаются на конкурсах красоты. Представьте себе льва или тигра или медведя — не просто победителя, а победителя конкурса красоты. А что дальше? Мы теряем героев, бойцов, отцов здоровых поколений. И только древние легенды и мифы сохранят нам память о былом могуществе и благородстве кошачьего племени.
конец
спб
14.08.18
Свидетельство о публикации №221112001770