Жить в роскоши

Что я могу? Да ничего я не могу.

Я не могу уберечь никого из вас ни от чего. Ни действием, потому что каких-либо серьёзных возможностей у меня нет. Ни советом, потому что каждый из вас считает, что он сам с усам и я «конечно, жизнь прожила, опыт и всё такое, но старики такие несовременные, что они понимают про наше время» — так, словно я и сама не живу в этой современности, а вот только что выгрузилась из машины времени, пришедшей из позапозапрошлого века. Ни убеждением — по этим же причинам. Ни насильно — ибо вы будете сопротивляться причинению добра. И я вполне могу вас в последнем понять. О да, вот это могу, да.

Ещё я могу вас уберечь от необходимости вспоминать про меня, да, это могу. Не звонить, не писать, не приходить, всё равно я знаю, что вы меня не ждёте и не особо рады, в вашей жизни «лишним» и «бесполезным» места не отведено. Могу. Но не всегда. Потому что иногда всплывает «надо», чаще — мне, но оно всё равно — «надо». И я иду (или звоню), стискивая зубы и продумывая максимальную чёткость и непродолжительность визита ли, звонка ли. Я вижу, что вас это вполне устраивает: чем короче, тем лучше. Потому что — ужин готовить надо. Или повязать. Или «Вести недели» через пятнадцать минут. Или очередная серия очередного сериала. Или — а вы и сами не знаете что. Но чем быстрее — тем лучше. И вот тут я постараться — могу. Да, это я могу. Но в целом я могу жить автономно, обращаясь к вам лишь изредка. И я уже могу позволить себе не любить людей, в ответ на их нелюбовь. Хотя и в любви уже перестала нуждаться.

А ещё я могу подставить свою шею захребетникам: дать то, сделать то, выручить там, купить им на мои пива, а пока они будут его пить, выгулять их собаку. Это я могу, и даже не отказывала раньше. Но теперь — не хочу, надоело. И быть дойной коровой надоело, да и доить-то из меня теперь уже, собственно, нечего, ни денег, ни сил, ни здоровья, сколько можно тягать меня за пустое вымя. Так что — нет, могу, но уже не могу.

Что я ещё могу? Вести себя приветливо и дружелюбно, независимо от истинных моих чувств; не говорить правду в лицо, ради вашего душевного комфорта, не быть умнее вас, дабы вы не чувствовали себя неуютно. Впрочем, если попадётесь под горячую руку... ничего обещать не могу. Ничего не обещать я теперь тоже могу, научилась.

Я могу думать, своей головой, не вашими. А ещё я могу считывать ваши мысли — по вашим глазам, по лицу, по жестам, по вашему голосу, по вашим словам. Но я могу не рассказывать вам об этом. И могу не отчитываться вам, какие чувства ваши мысли во мне вызывают. Что я обычно и делаю.

И! если и когда мне захочется, я могу отбросить всяческие «могу» и «не могу» и позволить себе не лгать; и свои мысли — высказывать; и себя — показывать. Иногда, не всегда — не вижу смысла впустую тратить энергию. Я не стыжусь. Я не боюсь. А есть ли в наше время роскошь больше этой? О да, я могу себе позволить жить в роскоши. Когда посчитаю нужным.