Матушка

Полина уже полчаса шла в Князево по обочине дороги. Было довольно жарко, солнце остро посверкивало между облаками. Белый храм, словно дразня, то прятался за деревьями, то, как маяк, засияв куполом, снова показывался.

Старший сын Полины был слабовидящим. Он не играл в спортивные игры, чувствовал себя беспомощным в темноте, с трудом читал. Операцию предстояло сделать через несколько лет — к тому времени мальчик мог ослепнуть.

Полина начинала жалеть, что отправилась в Князево одна. Как человек невоцерковлённый, она слабо представляла себе, чем может помочь разговор с незнакомым священником. Тётя Рита не могла долго ходить пешком, а больше пойти было не с кем.

Когда солнце опять скрылось за облаком, Полина остановилась, выпила воды сняла и стала обмахиваться концом своего розового палантина. Соломенную шляпу, в которой было бы удобней, она оставила дома, посчитав, что в храме уместней платок. Теперь она ругала себя за этот предрассудок.

Сзади послышался шум. Полина успела поднять руку, но водитель серебристой «нивы», видимо, её не заметил и пронёсся мимо. Полина пошла дальше медленней. Через полтора километра дорога повернула направо, и впереди показались дома.

Несмотря на неудобное по современным понятиям расположение Князево ещё не растеряло жителей. Большинство домов радовали глаз ухоженностью. В огородах стояли теплицы, бани, у заборов — дорогие машины. По дороге к церкви Полина встретила мужчину, красившего голубой краской забор, двух стариков и семью с детьми, которые, судя по по всему, шли купаться. Все прохожие поздоровались с ней.

Никольская церковь стояла на крутом южном склоне невысокого холма. Храм представлял собой белый, квадратный четверик. Среднее прясло было выше боковых, отчего храм был схож с пирамидой. Над четырьмя сероватыми куполами возвышался пятый, сияя, как солнце, позолотой. У северной стороны храма раскинулся песчаный пустырь, где, должно быть, больше ста лет назад прихожане оставляли лошадей и повозки. С восточной и западной стороны в траве прятались старые надгробия. Кроны высоких деревьев закрывали небо, будто бы усопшие нуждались в тени. У границы кладбища стояло несколько стульев. Ближе к дороге был установлен новый обелиск с именами погибших на войне сельчан. Там же на солнцепёке стояли три скамьи.

Полина подивилась, как в селе много народу. На первой скамейке сидел старик, опираясь обеими руками на палку. На другой скамье расположились маленькая аккуратная бабушка в шляпке и молодой человек в льняном костюме свободного кроя. На пустыре стояла серебристая «нива».

Полина не стала садиться на скамейку. Она обошла церковь, желая полюбоваться видом с холма. Внизу сверкало широкое озеро с косматыми берегами. Почти посередине водоёма торчал островок с кустом и осинкой. К нему кролем плыли два мальчика. Родители следили за ними с деревянного помоста. За озером рыжело поле, дальше темнел мохнатый еловый лес. Полина представила себе, как спустившись, окажется в медовом, звенящем воздухе. Снизу верхушки елей покажутся пиками забора. Село, приподнятое холмом, должно быть, выглядело оттуда живописно: разноцветные точки домов, затем высокие кладбищенские деревья, храм с золотой точкой купола, и опять деревья, низкие дома.

Сюда бы приехать с мужем детьми. Старший Гриша смотрел бы вдаль. Муж и младший сын Ваня смогли бы порыбачить. А Полина учила бы дочку Леру плавать.
— Вы кого-то искали? — голос сзади.
Полина оглянулась. У церковной стены стояла невысокая тонкая женщина в длинном тёмно-синем платье в мелкий розовый цветочек и с коричневой косынкой на голове. Дама устало улыбалась бледными губами, в руках она держала охапку полевых трав.
— Здравствуйте… Я жду отца Иакова.
— Я поняла, — ответила женщина. — Неужели вы шли пешком?
— До поворота я на автобусе доехала, а там пешком.
— Автобус здесь будет в половине третьего у магазина. Потом в шесть последний. Если не успеете на дневной рейс, можете подождать у нас дома. Не хотите воды или компота?
— Спасибо.

Наступила пауза. Полину смущало такое желание угодить. Женщина смотрела на неё, ожидая продолжения разговора. Полина спросила:
— Вы живёте в Князево?
— Да, меня зовут Елена, я супруга отца Иакова, — представилась женщина и тут же поднесла к лицу полынь, вдохнула её аромат, посмотрев в сторону озера.
В воду с визгом прыгнул маленький мальчик, затем девочка.
Полина отметила, что у жены священника красивая форма лица, очень светлые чистые глаза.
— Я Полина… Очень приятно.
— Полина, отец Иаков будет через полчаса: он в город ушёл. Лучше подождите там, — она указала налево, где под тенью старой липы стоял маленький деревянный стол и несколько чурок для сидения.

Полина последовала её совету. Матушка Елена тоже подошла и положила на стол полынь.
— Я тут повожусь немного, — сказала она.
«Наверное, поговорить хочет», — подумала Полина. Она стеснялась снять при матушке палантин, его тонкая ткань неприятно плавилась на горячих плечах. На низкой чурке было неудобно сидеть.
— Неужели ваш муж пешком ходит в город?
— Ходит в посёлок, тот, что с другой стороны от шоссе. Шесть километров всего. Это посёлок городского типа, мы его часто зовём городом.

Матушка принялась раскладывать траву на пучки.
— Много у вас здесь людей живёт, — сказала Полина, чтобы не молчать.
— Это дачников много. Места у нас благодатные: леса, воздух, озеро, Святое называется. Тут живут постоянно несколько многодетных семей. Чадам здесь расти — одна радость.

Внизу послышался смех маленькой девчушки: папа плескал на неё воду. Матушка Елена наблюдала за ними, потом, оставив работу, села на одну из чурок, поднесла стебелёк полыни к лицу, чихнула. От самой неё пахло ладаном и мёдом. Матушка смотрелась бы отлично в своём широком шелковистом платье, если бы на голове была косынка другого цвета. Полина не могла определить возраст Елены: тридцать? сорок? Матушка сидела, сильно согнувшись, и казалась совсем маленькой.
— Полина, а вам кто посоветовал обратиться к отцу Иакову?
— Подруга моей мамы. Я приехала к ней в гости.

Елена помолчала, теребя тонкими пальцами стебелёк. Тень отступала от стола. Полина чувствовала себя неуютно. Она встала, поправила сарафан, опять села.
— Вы не знаете, сегодня к отцу Иакову много народу придёт?
— Трудно сказать. Если стариков много будет, можете передать просьбу через меня. Яша помолится.
— Видите ли, сын может ослепнуть. У него с детского сада зрение плохое.
Елена посмотрела на неё долгим взглядом, спросила:
— Болящий, значит. Как зовут сына?
— Григорий.
— А ещё дети есть?
— Ещё один сын и дочь.

Матушка улыбнулась как-то вяло. Полине это что-то напомнило.
— Трое — редкость сейчас, — сказала Елена тихо.
Она слабо улыбнулась, и Полина вспомнила своего дядю. В последние годы он с трудом ходил и говорил. У дяди была такая же улыбка, когда он провожал гостей. Не в силах долго стоять, пока все одеваются, он садился в прихожей на маленький стульчик. Трудно было понять по его лицу: не то дядя грустит, что все уходят, не то он устал от визитов и еле держится, чтобы не упасть.
— И вы работаете? — спросила Елена.
— Сейчас нет. Отсидела третий декрет и уволилась.

Елена молчала, глядя на озеро, на поле, на лес вдалеке. В её светлых глазах появилась отрешённость и грусть. Полину тяготило это молчание. Она не знала, о чём спросить матушку, поэтому заговорила о себе:
— Думаю, вернуться через год на полставки.
И добавила, желая подчеркнуть полезность своей работы:
— Я была инструктором по лечебной физкультуре в санатории.
Елена посмотрела на неё.
— Значит, больше детей не хотите? — в её словах не было и тени упрёка.

Полина сначала кивнула, затем пожала плечами. Её третья беременность была незапланированной, зато как они потом с мужем, родители двух сыновей, радовались дочке. Лёша много работал, чтобы прокормить семью. Полина тоже уставала. Ваня был ещё маленький, а очень дальнозоркий Гриша хотел, но мало чем мог помочь по хозяйству. Это желание и невозможность ребёнка быть полезным мучило мать больше всего.

Два раза в год Полина уезжала отвлечься от домашних забот. Сейчас она гостила у тёти Риты в старом городе со множеством тенистых скверов и с пёстрыми улочками, где всегда встретишь большого равнодушного пса или художника. Тётя Рита давно жила одна и радовалась гостям. Вчера во время прогулки Полина призналась ей, что счастлива, вот только Гриша…
— А у вас сколько детей? — спросила она Елену.
— У меня нет детей.
Она не сказала «у нас», а именно «у меня».
— Нет?
— Мы с отцом Иаковом так решили.

Полина посмотрела на неё с удивлением. Матушка опять улыбнулась той беспомощной дядюшкиной улыбкой.
— Он мне это предложил перед венчанием.
Полина была сбита с толку, но у неё сложилось впечатление, что матушка хочет об этом поговорить.
— А разве так можно?
— Вы меня не совсем поняли, — продолжая улыбаться, сказала матушка. — Мы живём, как брат с сестрой.

Полина перевела взгляд на пейзаж, губы её слегка сжались. Елену разочарование гостьи укололо, хотя она не хотела себе в этом признаться. В то же время она не желала и восхитить своим признанием Полину, в чём тоже неохотно призналась себе.
Они помолчали, прислушиваясь к плеску воды и голосам на озере. Полина скользила взглядом по верхушкам елей, по глади озера, будто читая какое-то неприятное письмо. Елена растрепала стебелёк полыни, посмотрела на свои позеленевшие пальцы, вытерла их, перекрестилась.
— Почему же отец Иаков не постригся? — спросила наконец Полина.
— Он и хотел, — ответила матушка. — Мечтал служить в селе: восстановить какой-нибудь заброшенный храм и жизнь сельскую возродить. Ему Князево и посоветовали. Мама его была тогда больная, нельзя её было в городе оставлять, вот я и согласилась за ней ухаживать.

Она вздохнула, выпрямилась и перекрестилась.
— Два года назад взял её Господь.
Полине не могла чего-то понять и сердилась из-за этого.
— Вы могли бы выйти замуж за другого, — сказала она.
Матушка пожала плечами.
— Я тогда молодая была, в девятнадцать лет себя не знаешь. Теперь крест несу. Ну и что? Если детей нет, можно и о других заботиться.
«У тебя и мужа нет. И себя самой нет», — мысленно добавила Полина.
— Матушка Елена, простите, а сколько вам лет?
— Тридцать два.

Полине было тридцать четыре. Елену не обидел ни вопрос, ни то, как гостья подняла брови, услышав ответ. Ей эта женщина, такая скованная вначале, сейчас казалась очень сильной.

Подул ветерок. Полина встала, сняла палантин и держала его на ветру. Елена  развязала на голове косынку, сидела, согнувшись. Она вообще выпрямлялась только для того, чтобы совершить крёстное знамение.
— Яша дома редко бывает, — говорила она, — служит каждый день, храм ещё подновить надо. Долго он этого добивался, ездил по всей области. Купола новые только в прошлом году поставили, а теперь наш храм видно даже из города… Я за матушкой ходила, другой родни у меня нет — ездить не к кому. Дом, огород на мне. Паломников кормлю.

Она перечислила всё старательно, как слова молитвы, не то жалуясь, не то уговаривая саму себя. Елена и хотела, чтобы её поняли двояко, выслушали. Не могла же она выразиться прямо, понимала Полина и старалась придать своему лицу смесь одобрения и сочувствия. Однако ей хотелось прояснить ещё кое-что.
— Неужели вам совсем не к кому уехать? — спросила она.
— Можно ненадолго. Я выросла в приюте при монастыре. Все мои подруги оттуда. Разъехались кто куда — я с тех пор только один раз за пределы области уезжала.
Елены вспомнила что-то, лицо её посветлело. Она повернулась у гостье всем телом, глаза её стали синими.

— У дьякона и его жены шестеро детей, так я с ними вожусь, помогаю. Как свекровь умерла, то они у меня, то я у них по полдня сижу. Мультики смотрим, уроки делаем. Надя, их мама, мне как сестра.

Она была очень красива, когда рассказывала это. Прошло минут десять, солнце, вырвавшись из плена облаков, лишило женщин тени. Матушка предложила Полине подождать у дороги, сама она осталась перевязывать пучки травы.

Полина вышла на пустырь и увидела, что старик с палкой ушёл, бабушка в шляпке и водитель «нивы» в льняном костюме остались, два стула заняли вновь пришедшие. Это были молодые супруги с маленьким ребёнком. Рука женщины лежала на запястье мужа. Малыш спал, прислонившись к маме. Жена невесело смотрела по сторонам что-то тихо говорила мужу, он пожимал плечами.

Полине осталась стоять в стороне, она смотрела на мальчика и думала о своих детях, чувствуя как её тревога за них уходит глубоко внутрь и копошится там, словно готовя себе постель.

Отец Иаков вскоре явился. Это был высокий, крепкий мужчина с такими же большими и светлыми глазами, как у его жены. Густые волосы зачёсаны назад. Широкий лоб, нос с горбинкой, аккуратно подстриженная борода. Внешность эффектная. Батюшка был одет в серый подрясник, в руках держал чехол для бумаг. Он был бодр, дорога, видимо, его не утомила. Полина вспомнила своего мужа, который приходил с работы очень уставший, и ей захотелось домой.

Итак, батюшка пришёл, вопросительно посмотрел на гостей, остановился у поворота и больше не сходил с места. Молодая женщина убрала свою руку с запястья мужа и выпрямилась. Бабушка в шляпке первой двинулась к отцу Иакову, её опередил водитель «нивы». Он принял благословение и, жестикулируя, заговорил. Священник отвечал ему светлым неподвижным взглядом и улыбкой. Полина не могла понять выражения его лица: снисходительное или смиренное? Бабушка тихо стояла сзади. Молодые супруги смотрели на них, вытянув шеи.

Отец Иаков вынул из чехла бумаги, протянул их мужчине. Тот извинился перед женщиной, пошёл к машине и быстро уехал. Батюшка, не двигаясь с места, устремил на бабушку свой светлый взгляд. Полину он не заметил.

Появилась матушка Елена, огляделась и, не найдя чего-то, нахмурилась. Она подошла к мужу, что-то спросила, он виновато развёл руками. Елена отвернулась и пошла назад, маленькая, сутулая, озабоченная. Она зашла в храм и вышла оттуда со старой сумочкой в руках. На голове у неё был теперь белый шифоновый платок, более подходящий к её лицу платью. Проходя мимо Полины, матушка постаралась улыбнуться.
— Может быть, помолитесь пока в храме?

Полина закивала. Она чувствовала себя виноватой перед матушкой: что-то она не сказала Елене, чего-то не сделала. Но что бы это изменило?

Елена пошла в том направлении, откуда появился её муж. Она ничего ему не сказала, он, кажется, не заметил её ухода. Так и стоял, возвышаясь над женщиной в шляпке, и покачивался, как неваляшка.

«Надо бы зайти свечку поставить, а то что я скажу тёте Рите?», — подумала Полина, но зайти в храм с таким нехорошим чувством внутри не решилась. И не хотелось, чтобы отец Иаков застал её в церкви.

Ни на кого не глядя, она пошла к домам и отыскала колонку. Рычаг легко поддался. Полина сняла туфли, подставила под струю одну ногу, вторую, налила в бутылку свежей воды, слегка намочила палантин, накинула его на себя.

Часы показывали восемь минут третьего, значит она уедет на автобусе. Полине хотелось есть и было обидно за Гришеньку, но она была довольна, что побывала здесь. Послезавтра она будет дома, пора было покупать подарки: Лере пластилин, Ване книжку-игрушку, Грише самый большой местный пряник, потому что он любит со всеми делиться. Ещё Полина думала о том, что они с Алексеем не могут уезжать из дома вместе, даже в театр не могут выбраться вдвоём. Надо поехать всей семьёй на турбазу или в деревню, пока стоят такие яркие благодатные дни.

20.11.2021