Не утомляя наших глаз...
Из Москвы везли всё то, чего не было в маленьких городах. Вплоть до туалетной бумаги белого цвета. Каждую осень мама умудрялась одеть и обуть не только нашу семью, но и согласно спискам – семьи заводских друзей и родных из другого города. А уж про финики, гречку, сыры и ветчину, горошек и оливки, апельсины и бананы что и говорить! Ещё мама привозила книги, это был любимый и самый тяжёлый чемодан, который отец с радостью нёс с вокзала домой. Стоило его открыть, как наружу вырывался запах приключений, аромат любви, шахматные гамбиты детективов, и не перебивал эти запахи даже марокканский апельсиновый дух. Рассевшись по-турецки на ковре вокруг чемодана, мы рассматривали каждую книгу, намечая, кто и какую возьмёт читать первым. Библиотека пополнялась, а у меня было задание от отца: добавить в картотеку своевременную запись.
Но та осень была явно не книжной. Помню, как мама, подобно факиру, колдовала над большой коробкой, осторожно снимала упаковку и заговорщицки шептала:
- Ребята, это нечто! Это сказка, это мечта!
С той минуты, согласно маминому взгляду на мир, мы должны были любоваться и бережно относиться к чехословацкому напольному торшеру. Он занял своё место между кресел, величаво поглядывая на нас светящимся трёхглавым стражем.
Не дай бог коснуться его влажной тряпкой во время мытья пола!
- Золото потемнеет! – мама была настороже.
- Настоящему золоту - ворчал отец, — вода не страшна.
Уход за позолоченным торшером с тремя абажурами в форме старинных фонарей, обтянутых какой-то немыслимой по тем временам королевской тканью, возложили на меня. Очевидно, я с детства была обязательной в этом вопросе, так казалось моей маме. Хотя, чего греха таить, помню, как торопливо протирала его позолоченный блин, выполненный в виде ступенчатого перехода с меньшего диаметра на больший, влажной половой тряпкой.
- Если ты золотой, так выдерживай все требования 11-й группы шестого периода! - хмыкала я на буржуазию, вспоминая таблицу Менделеева, но тут же вспомнила и маму, которая работала мастером ОТК на концевых операциях. Уж она-то обязательно заметит разводы. И я натирала основание сухой тряпочкой, переходя к позолоченной ноге, декорированной тёмным деревом, и таким же креплениям для абажуров.
Давно уже нет родителей. Торшер пережил их. Я, как и мама, отдала немалую часть своей жизни работе в ОТК, иногда слыша: "И в кого ты такая вредная, отэкашка?!" - если что-то делали не так, как было в моём представлении. После смерти мамы забрала этот раритет к себе в дом как одну из самых дорогих для меня вещей. Сегодня, бережно протирая позолоченный круг, вдруг вспомнился мамин голос: "Ребята, это нечто! Это сказка, это мечта!"
Ему больше сорока лет. Та немыслимая королевская ткань, сохраняя свою стать, по-прежнему рассеивает неяркий свет и не утомляет наших глаз. Форма плафонов в виде благородных фонарей создаёт сферическую тень, напоминающую сказочный мост. Золото ничуть не потемнело! Жалко, что мама этого не увидит и не узнает, что папа был прав...
Свидетельство о публикации №221112000968
Читал и улыбался, потому что вспомнил бабушкин торшер. Он стоял между двух кресел в зале и создавал необычайный уют. Золота не помню, но оно точно было. Золото ушедших дней. Цем!
Женя Наварин 27.11.2021 18:02 Заявить о нарушении
Я как раз сейчас под этим старинным красавцем с ноутом на коленях)
Лора Шол 27.11.2021 18:06 Заявить о нарушении