Осенние перемены

Это была серьезная проверка.
Два дотошных контролера докопались до сущности.
Никто им не перечил. Выделили отдельный кабинет. И если случайный путник забредал в коридор, куда выходили двери камеры, то ступал на цыпочках и старался не дышать.
Два обыкновенных гражданина, но когда вызвали на допрос, то я сгорбился и прикрылся  ладонями. Отшатнулся к стене, она была обита железом, заусеницы больно вонзились.
Различил сквозь неплотно сжатые пальцы.
- От нас ничего не скрыть, - предупредил  следователь.
Допрашивают инквизиторы, безошибочно определил я.
Мать моя из караимов, у нее была знатная девичья фамилия.
В свое время ее однофамилец, а может быть, и дальний родственник, числился послом от нескольких латиноамериканских стран.
Даже предотвратил локальную войну, и, может быть, спас мир от всеобщего побоища.
Кроме этого  увлекался историей инквизиции, и написал книгу, которая до сих пор является настольным пособием у  специалистов.
Только гораздо позднее власть осторожно сообщила об основном его занятии.
Был нашим разведчиком,  его методы и подходы наверняка изучают на курсах по повышению квалификации.
Конечно, я проштудировал замечательную  книгу.
И под маской различил истинную сущность дознавателей.
Почудилось, что палач  развел огонь, клещи, щипцы и другие слесарные инструменты  раскалились докрасна.
Запахло паленым мясом.
На стенах не ржавчина, но засохшие пятна крови.
Следователь укрылся плащом, а на лицо надвинул такой же черный капюшон.
Но когда обвинил, выглянул из укрытия.
Словно очковая змея, укус ее смертелен.
Я зажмурился, будто так можно уберечься от поругания.
- Наверное, он не придавал этому значения, - вмешался добрый следователь.
Это не камера, попытался уговорить себя. Обычная комната, и никому не придет в голову разводить здесь огонь.
Стены, естественно, не обиты железом, свои изделия испытываем мы на полигоне.
И проверяющие не запугивают, а пытаются разобраться.
Не плащи с капюшоном, а цивильная одежда.
Не плаха, а письменный стол, и давно уже перевелись палачи.
Я обреченно уронил руки.
Змей не напал, но негодующе посмотрел на своего напарника.
Будто не сидел, а стоял на плацу, расправил узенькие плечи и вздернул голову. Выпростал длинный, раздвоенный на конце язык.
Второй  следователь был похож на большую, взъерошенную птицу.
В перьях, кажется, копошились паразиты.
- У него не такое уж и подозрительное происхождение, - заявила эта птица.
Будто прокаркал, но я разобрал слова.
- Не в этом дело, - не согласился змей.
Еще выше вздернул голову. Готов был напасть и уничтожить.
- А в чем? – спросил ворон.
- Обманул государство! – обвинил змей.
-Прежде всего проглядели главный кадровик и начальник отдела, - пожалел меня ворон.
Но нацелился крепким клювом.
Если до того держал руки на коленях, то теперь выложил  на стол.  Если притупится клюв, разорвет железными когтями.
- Они проглядели, - согласился я.
Поставили перед расстрельной ямой и ткнули пальцем, обвинив в непотребстве.
Спастись можно, только выдав  других преступников.
Начальник отдела и главный кадровик, настолько важные персоны, что им не страшны наветы. В худшем случае погрозят им укоризненным пальцем.
Секретная организация, куда случайно занесло меня.
Сначала  начальник отдела долго выяснял и принюхивался.
Неприметный гражданин, наверное, поэтому назначили его. Враг не догадается.
Прокашлялся, прежде чем сказать.
Важное сообщение, поэтому долго и мучительно подбирал слова.
И кабинетик  у него крошечный.
Посторонним сюда не попасть, незачем пыжиться и казаться.
Но старательно проинструктировал.
- Мы идем узкой тропинкой, - заявил он.
Голос неожиданно густой и значительный.
-Она проложена через минное поле, шаг в сторону грозит неминуемой гибелью!
Я представил, как  с предосторожностями люди передвигаются по улице. Долго целятся, прежде чем поставить ногу.
Многочисленные трещины на асфальте. Как силки, настороженные на двуногую дичь. Погибнешь, если заденешь.
Некоторым удается преодолеть простреливаемое пространство.
Другие далекой стороной обходят опасное место.
Или пристраиваются за лидером и марионеткой повторяют его движения.
Каждый спасается по мере своего воображения.
Начальник изобразил.
Несколько раз шагнул, высоко задирая ноги. Наткнулся на стену, и по стене вернулся к  столу.
Убедил наглядным примером.
Когда вышагивал, то привычно поддергивал брюки.
Ноги заросли черным волосом.
- Сапер ошибается единожды, а мы тем более не имеем права на ошибку, - запыхавшись, предупредил  начальник.
Видимо, некогда мечтал о театральной карьере, изобразил взрыв: надул щеки и резко выдохнул.
Кислый запах гари выдавил слезы.
-Когда начнется война, - посуровел он мужественным лицом, -  и на нас попрет вражеская армада, то ты обязан опросить каждый подозрительный объект.
Умные боеголовки покоятся в подземных убежищах, в дальнейшем выяснил я. И напряженно прислушиваются. В случае объявления чрезвычайного положения надо  опросить механизмы, попавшие в зону ответственности.
Сначала снаряды лишь слегка присыпали землей, из-под палой листвы выглядывали  усики.
Стоит их задеть, как взвоет сирена.
Полигон огорожен тремя рядами колючей проволоки.
И все равно настырные старушки в поисках грибов прорывались за ограждение.
Пришлось глубже закапывать.
Сигнал ослаб, и уже трудно было разобраться в этой какофонии.
До этого я работал по гражданским заказам. На опытном заводе  сотрудников снабдили опознавательными жетонами. Запретили их снимать под страхом сурового наказания, но можно было любыми средствами противодействовать прохождению сигнала.
Испытатели постарались. Наполняли  ванну водой, ныряли и дышали через трубочку,  укрывались в лесу и в подвале.
А я  совершенствовал свою аппаратуру и все же улавливал отклик.
Когда захотел опубликовать результаты, и в редакции попытались разузнать обо мне, то начальство на всякий случай отреклось от чересчур прыткого работника.
Уволили  в несколько часов, даже выдали какие-то деньги, чтобы изгнанник не погиб от голода.
Народ у нас душевный и жалостливый.
Не сразу удалось устроиться на службу.
Жена  несколько недель кормила бездельника.
Предприятие, где она работала, обанкротилось за год до этого, устроилась надзирателем в фитнес-клуб.
Однажды, когда я зашел за ней, то увидел, как тренируется чемпион. Помощники придавили его тяжелой штангой. А он вместо того, чтобы погибнуть, приподнял чудовищный груз. На груди и на животе рельефно выступили  мышцы. Жилы веревками оплели тело.  Капли пота скатились на подстилку.
- Пойдем отсюда! – разозлилась жена. – Гора мышц и крошечная головка! – охарактеризовала чемпиона.
Почему-то испугалась ночью. Так крепко прижалась, что ее груди расплющились о мою грудь.
А я вместо того, чтобы утешить ее, не откликнулся на  неожиданную ласку.
Что-то сонно пробормотал в ответ.
Так давно вместе, что близость наша стала  редким ритуалом.
- Тебе что, детей с ним крестить? – вспомнил о спортсмене.
- Зря ты так, - ослабила она хватку.
- У нас тоже есть одна, - проговорился я.
Некая проверка на совместимость.
Если супруги терпимо относятся к возможным  изменам, то пора  расставаться, вычитал в одной книге.
Интересно, автор на себе испытал этот рецепт?
Или жил в замке, и после развода мог предоставить бывшей жене такие же апартаменты.
А как безболезненно разделить крошечную квартиру?
Дом наш был построен еще до революции, квартиры предназначались для бедных холостых чиновников.
Даже старожилы забыли об их существовании.
Некогда одна из клетушек досталась моим родителям.
Две проходные комнатки и кухня без окон более похожая на чулан.
Горячей воды не было, уже нам удалось поставить электрический нагреватель и выгородить площадку для душевой кабинки.
Сын подрос и переехал к своей подруге, и видимо  был так увлечен своей самостоятельной взрослой жизнью, что почти никогда не навещал родителей.
Остались одни, и когда жена презрительно отозвалась о неком спортсмене, я тоже вспомнил о сотруднице.
Устоявшаяся, размеренная жизнь, как заболоченное озеро с черной, застывшей водой.
И надо швырнуть камень, чтобы потревожить  мертвый покой.
- Загадочная -  баба, - охарактеризовал я сотрудницу.
Раньше других приходила в лабораторию, и когда я осторожно пробирался к своему столу – будто в детстве не наигрался в войну, и боялся потревожить изготовившегося стрелять снайпера, - неохотно отрывалась от своих занятий.
Но тут же забывала о досадной помехе.
Словно отмахивалась от мухи, и я пытался не досаждать ей назойливым жужжанием.
Обрабатывала поступившие сигналы, оружие, которым мы владели, должно  бить без осечки.
Иногда, устав сражаться с врагом,  предавался я волшебным грезам.
Как сладко и замечательно попасть на очередные испытания нашей системы. В начале лета, в запретной зоне, на песчаном берегу озера. Все свои, можно раздеть догола и войти в воду. Наверное, еще плавают льдины, вода обжигает, члены ужимаются от холода.
И когда выскакиваешь на берег, то бегаешь по песку, чтобы согреться.
Необитаемые острова, на песке остаются следы первопроходцев.
- Скорее бы попасть туда! – пригласил я суровую сотрудницу.
А она, не ответила на наглое предложение; отвернулась от соблазнителя, подхватила какие-то папки и направилась в другую лабораторию.
Современная амазонка, когда шла, казалось, что на ногах не туфли, а армейские сапоги. Половицы скрипели и прогибались под победными ее шагами.  Волосы по-мальчишески коротко подстрижены. Широкие скулы и тяжелый подбородок.
И грудь почти не просматривается, амазонки вырезали ее, чтобы сподручнее было натягивать тетиву.
И мужика своего, как поведали досужие сплетники – интересно, подглядывали  в щелочку или опрашивали соседей? – то ли выгнала после совокупления, то ли сожрала на манер самки богомола.
Если выгнала, то умчался с такой скоростью, что дымились подметки, а если уничтожила, то кости выбросила на помойку.
Или никто не позарился на мужеподобное это создание.
Наоборот, когда замечали ее, то укрывались по подворотням и подъездам.
А ребенка навеяло ветром.
Описаны случаи непорочного зачатия.
Если обнаженной раскинуться на берегу океана… И отдаться на волю стихии…
Она, наверное, раскинулась и отдалась.
Без мужского участия родиться могут только девочки.
Девочка родилась.
Мать воспитала ее в армейском послушании. Заставила вызубрить многочисленные уставы.
Будто зубрежка может уберечь в непорочности.
Дочка в семнадцать лет ушла из дома.
А через несколько месяцев принесла в подоле, но за помощью не обратилась к суровой наставнице.
Может быть, та помогала девчонке, через подставных лиц подкидывала ей деньги  и продукты.
По крупицам собирал я эти сведения, так нищий на паперти выпрашивает копейки, и, наверное, никогда  подаяния не сложатся в значительную сумму.
По-разному удавалось выведать.
Однажды раньше пришел на работу, чтобы проверить.  Так же звонко и тяжело печатает шаги в пустой комнате?
Она меня не заметила, прошаркала до середины помещения.
Увидела, и уже поздно притворяться,  ударила по половицам гневной ногой.
А о беглом муже узнал от старейшего из сотрудников.
Тяжело на войне, даже начальство понимает это, можно сойти с ума, если работать без продыха.
Поэтому иногда позволяли  отвлечься.
Бригада наша занимала отдельное помещение, дверь закрывалась на кодовый замок, посторонние редко заглядывали.
И тем более не тревожили по пустякам.
Никакая война не может помешать. Потенциальные враги – почти все так называемые цивилизованные страны – тоже нуждаются в отдыхе.
Ветеран, когда мы уже достаточно приняли, ухватил за пуговицу и утащил в уголок.
Когда-то был летчикам и вроде бы – во всяком случае так утверждал – общался с космонавтами.
В соседнем полку с одним из них начинал  летную карьеру.
Потом, когда сосед прославился, снова пересеклись их пути.
Он попытался сбить спесь с чересчур возгордившегося героя.
Шепнул ему на банкете.
- Наверняка, когда мы были молодыми и служили рядом, ходили к одним и тем же девочкам, - через много лет повторил ту фразу.
Я отшатнулся и огляделся.
Женщины сбились в кружок, обсуждая свое, женское, и наверняка не слушали друг друга, Мария  нахохлилась одинокой птицей.
Напрасно надеется,  редко кому удается выжить в одиночестве.
Попытался оторваться от ветерана, но он цепко держал за пуговицу.
Со скрежетом облизал губы, они заалели двумя кровавыми полосками.
- Как вы смеете! – возмутился ветеран.
Так вошел в роль, что вообразил себя тем космонавтом.
- Такой был говнистый человек, - тут же опомнился он.   
И губы у него не разодраны, просто кровь прилила к лицу, не только губы, но и щеки побагровели.
Я вырвался, но не убежал.
- Сошлась с  космонавтом или с его другом, - указал на Марию багровый обвинитель.
Я желал, как можно больше узнать о ее жизни, присовокупил еще одно обвинение.
Предполагал, что рано или поздно унизит меня.
Иногда перехватывал ее взгляды.
Так глядят на отвратительную козявку или на случайную помеху, иногда казалось мне.
Или ненавидят, наверное, было за что.
Но прежде всего страдала жена.
Настолько  привычный человек, что в мгновения близости все чаще приходилось вспоминать былое, чтобы не опозориться.
Сошлись мы в походе, последний курс, диплом уже написан, до защиты еще несколько недель.
Случайно встретились около института, ненароком уговорил ее.
В старших классах увлекался туризмом и облазил весь Карельский перешеек.
А ночью – такой был звездопад, что невозможно удержаться – по- хозяйски положил руку ей на грудь.
Она не оттолкнула ее – замерзла холодной ночью, - прижалась всем телом.
- Сам раздень, я не умею, - едва разобрал ее шепот.
Наверное, предки ее были дворянами, слуги помогали им разоблачаться.
Я не слуга, поэтому безжалостно содрал одежду.
Она не вскрикнула, но так закусила губу, что выступила кровь.
А потом, когда свободный полет завершился острым, неотличимым от боли наслаждением, вспомнил, что избранницу надо поцеловать.
Слизнул кровь с губ и с лица, измазался в крови – теперь уже никогда не отмыться, - и только после этого удивленно и ошарашено спросил.
- Ты еще… девочка… в таком позднем возрасте?
- Была, - призналась она.
- Была такой бедненькой, - согласился  с ней.
Это как признание в любви.
- Зато теперь богатая. – Не оттолкнула она претендента.
Некоторые семейные пара долго остаются бездетными.
Врачи глубокомысленно изучают результаты многочисленных анализов и пытаются обнадежить.
А у нас получилось с первого раза.
Может быть, узнав о беременности, предложил я пожениться.
Так давно было, что подзабыл подробности.
Родители мои настаивали – сначала надо уверенно встать на ноги, - а она наотрез отказалась от аборта.
- Это как убийство. – Услышала где-то.
Я не смог  переубедить.
Отец ее,  крупный армейский начальник в элитном подразделении каким-то чудом  пробил нам комнату в коммунальной квартире.
Мы вырастили ребенка.
Родители мои не дожили до того времени, когда он повзрослел и тоже отправился в поход, мы с женой переехали в опустевшую их квартиру.
Сын со своей подругой перебрался в нашу комнату.
Но когда я исподволь попытался выяснить у него, рассмеялся мне в лицо.
- Теперь другие времена, - вразумил меня.
На это нечего  возразить, времена всегда другие.
- Раньше тридцати лет никаких детей, - безапелляционно заявил он.
- Или сорока. -  Еще выше поднял планку.
Я задрал голову. Старинный дом, высокие потолки, былые строители не скупились.
- Что ж…, - поздравил его с этим решением.
Вдвоем остались с женой, и вдруг оказалось, что говорить нам почти не о чем.
Когда она поведала о чемпионе, представил его в карикатурном виде. Мускулистый и плечистый громила с крошечной головой. А под черепной коробкой не извилины, а шестеренки примитивного механизма. И когда приходится думать – слава Богу, такое случается не часто, - слышно, как они проворачиваются со скрипом.
Увидел его, но не изменил своего мнения.
Впрочем, ненамного лучше относилась и она к моей работе.
Однажды я проговорился.
После очередных посиделок с нашей секретной бригадой.
Кое-как добрался до дома.
Когда мимо проехала патрульная машина, то изобразил из себя бравого вояку. Вытянулся в струнку, свел ноги и даже прищелкнул каблуками.
Высший шик, дополнение к самому суровому уставу.
Поэтому меня не забрали,  но так разволновался, что более не мог сдерживаться.
- Враг не пройдет! – утешил жену.
Вообще-то, когда делишься с посторонними секретными сведениями – все – посторонние, - то надо избавиться от прослушки. Забетонировать вентиляционную   шахту. А также законопатить окна, и заткнуть  щели.
Но даже при этом соблюдать осторожность.
Если не можешь молчать, то надо иносказательно намекнуть о своей профессии.
Так научил меня главный кадровик на заключительной беседе при приеме на работу.
- Штафирка, - пренебрежительно поздоровался он со мной.
Наверняка, бывший сотрудник, других не назначали на столь ответственный пост.
Бывший полковник, которому не позволили дослужиться до генерала, и поэтому был он зол на весь мир.
А особенно на гражданских специалистов.
В оные времена военные так издевательски называли  чиновников.
Видимо, инженеров отнес он к этой категории.
Такой большой и широкий человек, что местные умельцы вместо ножек приделали к креслу грубо обтесанные поленья.
И все равно те прогнулись под непомерной тяжестью.
А когда локтями оперся на письменный стол, столешница жалобно заскрипела.
Наверное, из-за непомерной толщины не присвоили ему генеральское звание. Не одно ателье не взялось пошить необъятную мешковину.
Зато теперь на высокой  должности мог он вдоволь поиздеваться над гражданским населением.
Я не посмел возразить ему.
В свое время на каждого школьника в военкомате завели досье.
В институте  вызвали для сверки сведений.
Сам я не догадался, предложила секретарша.
Тогда еще не существовало всеобщей компьютеризации.
- Это не сложно, можно изменить  национальную принадлежность твоей матушки. Тем более фамилия у нее вполне благозвучная. Григулевич, - словно ощупывая каждую букву, по слогам произнесла она.
Замарала человека, я отрицательно дернул головой.
Вроде бы отказался, тогда она попробовала по-другому.
- Розетка не работает, ты, кажется, учишься на электрика?
- На связиста, - поправил я.
- Один хрен. – Отмахнулась она.
Вкусила горький  плод и плотоядно облизала губы.
Я не  перечил.
Впереди выходные дни, хватит времени заменить  проводку.
Уполз воскресным вечером, когда она  обессилела и угомонилась.
Я тоже иссяк.
Привалился к двери и напоследок оглянулся. На кровати среди смятых изодранных простыней забылась немолодая и потрепанная жизнью женщина. На столе громоздилась грязная посуда.
Под дождем за окном почернели голые ветви деревьев.
Когда выбрался на улицу, то поставил сложенные ковшиком ладони под  струйку дождя.
Не утолил жажду и печаль.
  Больше мы не встречались, наверное, изгнали ее с хлебного места, но  успела подчистить мое личное дело.
Когда меня принимали на работу в секретную бригаду, кадровик не заметил подвоха.
Обозвал меня гадким прозвищем, я не посмел возразить, опасаясь, что  распознает фальшивку.
Вместо этого он прочел краткую лекцию.
- Изучаем мать твою природу, - сказал он.
- Мать твою, - повторил навязчивые слова.
Оказывается, некоторые осторожно ловят рыбок, узнал я.
Шелковые ласковые сети, чтобы не повредить. Каждую рыбку тщательно изучают, прежде чем выбросить.
Наверное, хотят  добыть сказочную, золотую, вообразил я, и старательно трут чешую, чтобы не проглядеть ценный металл.
Еще бы, многие мечтают разбогатеть.
Другие специализируются на птичках и бабочках.
С сачком гоняются за ними по лугам. Если удается отловить, то осторожно сжимают в  кулаке хрупкое тельце.
- Однажды диверсант посмел раздавить! – приобщил командир к местным сказаниям.
Сложил пальцы в замок и с хрустом сжал ладони.
Я содрогнулся.
- В одну небольшую коробку собрали его останки, - напугал он.
Или предупредил, наверное, его тоже наказали за потерю бдительности.
Уронил тяжелые ладони на стол, столешница прогнулась.
Вспомнил о той промашке, и так расстроился, что более не мог наставлять новичка.
Глаза помутнели, так мутнеет море в непогоду.
Еще бы, два палача наперегонки стегают его по пышной заднице, представил я.  Розгами, смоченными в соленой воде.  Прутья, как в масло входят в истерзанную податливую плоть.
Наверняка, я в родстве с тем историком  инквизиции, наизусть выучил его книгу.
Иногда палачи пытали меня, но доставалось и  недругам.
Столько недоброжелателей, что всех не перепороть, работали в две смены и без перекуров.
Поэтому кадровик не успел рассказать, как я должен отлавливать мелкую лесную живность.
Я и сам догадался: надо насторожить капканы и выкопать ловчие ямы.
Насторожил и выкопал, более не мог прятаться, однажды выложил жене.
После того, как ветеран оболгал сотрудницу.
Дружеские посиделки, ухватил за пуговицу, на изношенном его лице  различил я каждую пору и морщинку.
Поры похожи на глубокие воронки. Словно ударили из крупнокалиберного пулемета, испоганили землю, ямы постепенно заполнила болотная жижа. А морщины как канавы, что остаются после весеннего половодья. Они тоже заросли осокой и сорными травами.
Тем более отравило смрадное дыхание.
Запах дешевой сивухи и гниющих отходов.
Поэтому толком не разобрал его обличительных откровений.
Кажется, обманом возжелала она заполучить то ли космонавта, то ли высокого функционера.
Тот – мужчины слабы и падки на лесть – снизошел до претендентки.
Когда она сообщила о своем интересном положении, естественно навел справки.
Приказал, и «шестерки» устремились по следу.
Оказывается, у нее был постоянный вздыхатель.
Когда намекнул ей об этом, она выставила его.
- Глупая и нерасчетлива женщина, - сказал ветеран.
Ямы и канавы на лице рассказчика источали яд.
- Отрицательный резус-фактор, - кажется, сказал он. – Больше может не быть детей, пришлось оставить.
Утащил меня в угол комнаты и там пытал. Даже войдя в раж, не утратил осторожность. Кроме меня никто не разобрал шелестящий  змеиный шепот.
Мария догадалась. Достаточно приглядеться к багровому искореженному и искаженному лицу.
Или услышала напряженным слухом.
Боковым зрением различил, как направилась к двери.
Почудилось, что проволокли поверженное тело
Остались  черные полосы.
Может быть, удастся найти, если последовать по  следам.
Поэтому попытался вырваться из смертельных объятий.
Из ям и канав выплеснула и обволокла  слизь.
- Ваш ненадежный участок обороны! – Оторвал от кожи присосавшихся гадов.
Столько выхлебали сил и крови, что кружилась голова.
- Враг бы давно прорвался, если бы  не подстраховали! – обвинил самоуверенного и незадачливого работника.
Женщины услышали и насторожились. Давно  научились укрываться и обороняться. Заткнули уши, чтобы в дальнейшем сослаться на привычную глухоту, и зажмурились, тем более не различить во мраке.
Но никто не повязал меня.
Некуда бежать, задержат на ближайшем пропускном пункте.
Если все же удастся прорваться за кордон, то  там не поверят перебежчику. Будут проверять до скончания века.
Или обыкновенный нервный срыв, решит начальство.
Может случиться с каждым, надо подлечить больного товарища, и опять будет как новенький. Занести его в особый список, около фамилии поставить жирную галочку.
Галка эта когда-нибудь обернется птицей- падальщиком.
Но тогда никто меня не задержал.
В проходной дежурила военизированная охрана. Насторожился молодой неопытный боец.
- Пускай убирается, - урезонил его старший товарищ. – Так называемые ученые! – выругался он. – Выпьют каплю, а буянят на бутылку!
- Штафирки! – повторил за главным кадровиком.
Привычное слово могло обозначать и любовь и ненависть.
Не за что меня любить, и пока еще не решались ненавидеть.
Прохожие затоптали ее следы, напрасно я метался, надеясь найти хоть какую-то зацепку.
Если ветеран не обманывает, а он, конечно, наговаривает, то функционер тот пережил все бури и невзгоды смутного времени. И наверняка поднялся на высшие ступени власти.
Поэтому искать надо там, где заседают правители.
Не настолько бессердечный человек, чтобы начисто забыть о приблудной дочке.
Наверняка, та незримо присутствует в его жизни.
Если допросить с пристрастием…
Каким-то образом добрался до правительственного дома, обнесенного высокой оградой.
К острым кольям крепилась железная решетка. Вгляделся из-под ладони, чтобы лучше различить.
Увидел в дымке воображения.
На каждый кол была насажена голова.
Одни  так давно пребывали на жуткой выставке, что от них осталась черепные коробки, лицевые кости и оскаленные челюсти. Другие еще окончательно не разложились. Свисали обрывки плоти.
Страшная выставка, даже воронье не решалось приступить к трапезе.
С отчаянными криками кружило надо мной.
Несколько кольев оставались пустыми.
Не только воронье, но и горожане предпочитали далекой стороной обходить гиблые  места.
Однако несколько человек пренебрегли опасностью.
Один из них сложил пальцы колечком и посмотрел сквозь отверстие.
Измерил с точностью до сантиметра.
Какова окружность шеи, и как  голова будет смотреться.
- Так себе, - решил он.
- Хоть бы попалось что-нибудь стоящеее! – пожалел себя.
Я осторожно отступил от хищного  взгляда.
Удачно избежал гибели в судный  день.
Сначала не растерзали возмущенные сотрудники. Еще бы, посмел усомниться в их профессиональной пригодности. И посчитал, что хитрый и коварный враг может пролететь, проплыть, проползти через наши заграждения.
Поспешно выскочил в коридор, запер их, дважды провернув в замочной скважине тяжелый кованый ключ.
Потом запросто мог погибнуть в проходной. Охрану строго проинструктировали. Задержать пьяницу и наркомана. Может проговориться в пьяном или наркотическом бреду.
Были вооружены прибором, что дистанционно изучает  человека.
Но  сломался или забыли включить. И не обладали изощренным слухом и зрением. А может быть, лень было ловить и доказывать.
Голову мою в назидание другим не водрузили  на кол. Наверное, не подошла по параметрам.
И даже не затащили  в патрульную машину.
Поэтому решился поведать жене.
- Если кто-нибудь покусится…, - предупредил ее.
Раньше, когда на заре наших отношений усталый и подавленный приходил с работы, то как-то пыталась утешить меня. Хотя бы крепким  и горьким  чаем.
На этот раз даже не присела. Отступила к двери и вгляделась. Сложила пальцы колечком, чтобы лучше различить.
Как тот наблюдатель около смертного частокола.
Я ощупал шею и затылок.
Голова, кажется, была на месте.
- Не смей так смотреть! – не сдержался я.
- На меня  покусились, - переиначила мои слова.
Я вгляделся.
- Ты стала другой, - урезонил ее.
Лучший способ огорошить женщину. Сказал наудачу, как угодно можно истолковать мои слова.
Или расцвела  бабьим летом, или уже заметны признаки увядания.
- Да! – согласилась она.
-  И мужчины вновь обращают внимание, - подыграл ей.
Будто из-за этого стоит психовать и расстраиваться. Так давно вместе, что почти сестра.
И можно  порадоваться за сестру.
- Есть что выпить? – спросил у нее. Каждое слово  раздирало и царапало пересохшее горло.
- Не только обращают! – вздернула она голову.
Шея  тонкая,  может обломиться.
Утешил, чтобы выстояла.
- У нас самая совершенная оборона, не бойся, я уберегу от всех происков.
- Есть надежный защитник, - Толком не разобрала мои слова.
- Разве женщины годятся для такой работы? -  пожаловался я.
Не только вздернула голову, но расправила плечи, поджала живот, и грудь, почудилось мне, обрела былую упругость.
Как у той разлучницы, из-за которой поссорился с ветераном, он мастер выдумывать небылицы, ославит меня перед всеми.
Включил воду и припал к тугой струе, боль не отступила.
И волосы стрижет коротко, мне нравится мальчишеская ее прическа, и такими широкоскулыми были, наверное, мои славянские предки.
Не напился, но мокрая рубашка прилипла к груди.
- Она готова убить предателя, я не предам, - поклялся я.
- С ним  просто и понятно, - сказала женщина.
- Уходи, если надоел, -  очнулся и услышал я.
- Уже ушла.
Каждое слово ее было  увесистой оплеухой, щеки пылали и кровоточили.
- Это я ушел. – Выстоял в этом бою.
Или под ударами боксера: снизу в подбородок, а потом в солнечное сплетение.
Еще не признал поражение.
- Связалась со мной, чтобы уехать за бугор, моя мать была  выездной! – придумал я. – А я отказал тебе.
- И уже не вернусь! – не ведала она пощады.
Не бокс, но уличная драка.  Когда упал, ударила ногой.
- И мечтала разбогатеть, а я не оправдал твои надежды!
Почудилось, что попал в ущелье,  когда закричал, эхо многократно отразилось от стен.
Ей наплевать на тебя! Надрывалось эхо.
Чтобы не оглохнуть отступил в маленькую комнату.
А там повалился на старый продавленный диван, пружины безжалостно вонзились. Благословил несерьезную эту боль.
Сам выбрал планету изгнания.
Не знаю, где ошибся и почему заподозрили меня.
Может быть, приметили на очередных дружеских посиделках.
В секретной конторе ежегодно проверяют  работников.  Но не верят даже показаниям приборов. Ушлый народ запросто обманет  совершенную электронику.
Поэтому  задают наводящие вопросы.
Но только наивные простаки могут усомниться в совершенстве  системы.
Давно перевелись простаки, отвечают правильно и патриотично.
Еще приветствуются внеслужебные отношения.
Если один из любовников провинится, то другой несомненно сообщит надзорным органам.
Так издавна повелось. Бежали наперегонки, чтобы добежать первым, может быть, тогда удастся выжить.
Тем более поощряется  застолье.
Специально для этого выдают спирт.
Выпивка развязывает языки, так проще всего выявить врага.
Ветеран наверняка успел нажаловаться. А в проходной, согласно указаниям свыше, не задержали, но тоже зафиксировали.
Тем более пригляделись около Дома Правительства, еще несколько кольев оставались свободными.
И не подобрала патрульная  машина.
Жену принудили спросить, но она почти ничего не выведала.
Пусть  отселила в соседнюю комнату, если до этого спали в одной кровати, то старались не прикасаться друг к другу. Она вжималась в стену, а я откатывался на край, будто нависал над пропастью.
Но этот раз не разбился, но когда утром отправился на работу, то постарался избавиться от соглядатаев.
Для этого вышел  пораньше. Если не установили круглосуточное наблюдение, то удастся прорваться.
Бесшумно собрался, чтобы не потревожить жену.
Во дворе запасной выход из ресторана, узенькая железная дверь была приоткрыта. Вскарабкался крутыми железными ступеньками, дверь предательски заскрипела.
Около нее громоздились  коробки,  спрятался за ними.
Дверь снова заскрипела, лязгнула щеколда.
Коробки с отходами, отравил запах гнили, зажал нос, чтобы не задохнуться.
Когда закрывали дверь, то коробки качнулись, несколько зловонных капель попало на одежду.
Все же пометили, теперь еще сложнее  оторваться от преследователей.
Бесполезно прятаться и скрываться, бесстрашно выбрался из  укрытия, вступил на эшафот; курица бежит и с отрубленной головой, скатился с лестницы.
Обманул преследователей,  укрылся в ресторане,  они наверняка поджидают около парадного входа,  я осторожно выглянул из подворотни.
Ничего подозрительного,  дворник старательно подметает тротуар.
Забыл, на каком языке говорят в его стране, впрочем, там много диалектов и наречий, даже специалист запутается, поэтому не спросил его.
Напрасно, если будут пытать свидетелей, то он, может быть, опишет внешность беглеца, а так бы сконцентрировался  на ответе.
Однофамилец моей матери, опытный разведчик и наверняка  родственник не растерялся бы на моем месте, мне тоже придется научиться.
Еще одна уловка, сел не в ту маршрутку.
Но вышел на следующей остановке, такой запах, что пассажиры должны были хотя бы поморщиться, но они не скривились.
Так поступают преследователи, когда боятся привлечь внимание. Но ведут себя насколько неестественно, что любой догадается.
Поэтому пришлось добираться пешком.
Идти недалеко, мудрые наставники и здесь постарались.
В основном приглашали тех, что живут рядом.
Когда люди с пересадками добираются до работы, то частенько успевают перезнакомиться на долгом этом пути.
Что тоже чревато непредсказуемыми последствиями.
Я знаю, где живет Мария.
Только однажды решился подобраться к смертной ограде, но часто прогуливался около ее дома.
Район наш старый, зелени почти не осталась, а ее дом торцом выходит на небольшой сквер.
Когда-то там стоял памятник отцу-основателю, комиссия по культурному наследию поспешила избавиться от него. Напрасно жаловались окрестные жители, нераспечатанные письма Власть выбрасывала в мусорную корзину.
Остался трехметровый пьедестал,  многие отметились на граните.
Ранним утром в сквере расположился лишь один наблюдатель. Удачно замаскировался: с бутылкой устроился на скамейке.
Я укрылся за постаментом и всмотрелся.
Когда он отпил из горлышка, сглотнул густую слюну.
И едва не проглядел, специально отвлекли мое внимание.
Постарался, чтобы женщина не заметила преследователя.
Когда она возвращалась домой после работы, то запиралась в своей крепости.
И так называемые единомышленники напрасно пытались достучаться. Но могли ее перехватить  по пути на работу.
Если договорятся,  мне не выстоять.
Мужик опорожнил  и отшвырнул бутылку. Наверное, ночевал на скамейке, свернул армейское одеяло и перекинул скатку через плечо.
Порыв ветра донес затхлый  запах.
Облизал палец и определил направление ветра.
Ветер дул в лицо, Мария, может быть, не учует.
Опять на несколько секунд потерял ее из виду, за  это время могли сговориться.
Прохожие расступались перед ней, а мне  приходилось то прижиматься к стене дома, то выскакивать на проезжую часть.
Поэтому не смог догнать и повиниться.
И запах мой почти выветрился, вернее растворился в более значимом. Пахло выжженной землей и раскаленным металлом.
Почти догнал ее, она не обернулась.
Разумнее всего было отступить и укрыться.
Наверное, еще остались неосвоенные острова, уехать на один из них, слиться с природой, стать деревом, веткой на дереве, листиком на ветке.
Пришла осень, первые листья упали на асфальт, их безжалостно растоптали.
Привычно толкнулся в вертушку, та скрипуче провернулась.
Но когда дернулся обратно, охранник в сторожевой будке заклинил механизм.
Я послушно побрел в пыточную камеру.
Палачи, наверное, заждались.
Один  был похож на гремучую змею, нацелился раздвоенный язык.
У стервятника на затылке встопорщились перья, выставил руки с железными когтями.
Схлестнулись в бесполезном споре.
Такой древний народ, что уже не определить его принадлежность.
- Караимы – это евреи! – заявил змей.
- Хазары, - не согласился ворон.
- Мой двоюродный дядя…, - вспомнил я ученого, дипломата и разведчика.
Они отмахнулись от  моих слов.
- Пустое, - сказал один. – Но обманул Власть, не будет ему прощения!
- И пощады! – добавил другой.
- Мой дед…, - прибегнул я к последнему аргументу.
В пылу полемики они не услышали.
Во время войны тысячи солдат попали в котел под Киевом. Немцы выявляли и расстреливали пленных с ярко выраженной хазарской внешностью.
Деда, тогда еще молодого парня, пожалела украинская дивчина.
Три года прятала  в погребе.
А после войны они официально оформили свои отношения.
Их дочка после школы приехала учиться в наш город.
Близко познакомилась с однокурсником и осталась в городе.
Я согласился, когда в военкомате предложили изменить ее девичью фамилию.
Неудачная шутка, попытался объяснить въедливым дознавателям, напрасная попытка.
Наверняка отыскали ту секретаршу, и она дала исчерпывающие показания.
Желая подорвать могущество… Испытывая ненависть к существующему строю… Внедрился и тщательно замаскировался…, написала  в объяснительной записке.
Наверное, попыталась как встарь завлечь следователя.
Потекла батарея, отклеились обои, засорилась раковина.
Но значительно изменилась с того раза. Лицо измялось и поблекло, волосы поредели, голос осип.
Теперь самой придется латать прореху, клеить обои, прочищать засор.
- Чтоб тебя обвинили! – попрощалась с бесчувственным мужчиной.
Теперь другие времена, и не все мужики западают на баб.
- Где вы найдете подобного специалиста! – воззвал к их здравому смыслу.
- Не только знать и уметь, но ощущать каждой клеточкой, - попытался объяснить.
Нас собрали с бору по сосенке, и каждый, как мне казалось, ощущал.
Иногда по наитию можно создать совершенную конструкцию.
Даже ветерану порой удавалось.
И тогда снаряды и ракеты, что устремлялись на нас,  не могли найти цель.
Теряли ориентиры и напрасно рыскали по небу.
Но иногда, несмотря на наши старания, ракеты и самолеты долетали до цели или до аэродрома.
Поэтому всполошились надзорные органы.
Есть такая игра: ведущий определяет в команде слабое звено.
Надзиратели, кажется, нашли.
Долго и тщательно изучали родословную и советовались со специалистами.
Обнаружили фальшивку, и требовалось наказать обманщика.
Я не смог их переубедить.
Давно сгинули хазары и ассимилировались местные евреи. 
У каждого сотрудника в нашей бригаде был свой скелет в  шкафу.
Ветеран почему-то недолюбливал космонавтов, и  чем яростнее обличал их, тем лучше справлялся со своим заданием.
Софа болезненно воспринимал любое прикосновение. Тело ее покрывалось  сыпью, но ни один подводный пловец  или корабль не могли незамеченными попасть в нашу гавань.
Заразная болезнь, когда я случайно задел ее плечом, то тоже занемог, лишь через несколько дней  выздоровел.
Недуг этот мог разойтись по всему миру.
Эмма следила за самолетами. Но требовалось взбодриться, чтобы обострилось восприятие.
Заряжала порошком свернутую кульком бумажку и поочередно втягивала каждой ноздрей. И все чаще приходилось применять лекарство.
Все больше становилось последователей.
Но предпочитали колоться, использованные одноразовые шприцы валялись в каждой подворотне.
Ада баловалась подметными письмами.
С развитием интернета каждый мог отличиться.
Она и отличалась, то представлялась миллионершей, и публиковала снимки голливудских красавиц, то воображала себя  секс  символом.
Не знала отбоя от почитателей.
Переписывалась с ними, и из мутного этого источника выуживала самые секретные сведения.
Каждый из сотрудников был болен, мою болезнь определили, как самую заразную.
Только Мария была здорова.
И лишь рядом с ней можно излечиться.
Или, закрывшись в своей крепости, копила силу для разрушительного удара.
Тогда  надо было спасти ее.
Вышвырнули и за спиной захлопнули ворота.
Мало того, изуродовали лоб обличительным  знаком. Стилизованный двуглавый  орел, перечеркнутый двумя жирными линиями. И пусть птица скорее всего похожа на ощипанную курицу, но кислота проела кожу.
Бесполезно прикрываться козырьком, наиболее зоркие горожане замечали отметину.
Впрочем, особенно не заморочивались, такая нынче мода. Некоторые разрисовывают не только лицо, но и тело. И ходят в рваной одежде, чтобы все  приобщились.
Я, наверное, не отличаюсь от этих безумцев.
Но многие  работают с секретными материалами, их не обманешь.
Когда замечали знак, то готовы были  растерзать.
Укрылся от них в проходных дворах.
Такие глухие места, что редко кто решался  сюда сунуться.
Два мужика печально пересчитали наличность,  увидев меня,  поманили пальцем.
Те же инквизиторы в ином обличье, в соседнем дворе наверняка запалили костер и достали  слесарные инструменты.
Убежал от них, задыхаясь и изнемогая, снова оказался на улице.
Попал в облаву, заскочил в книжный магазин, скорее всего загонщики не умеют читать, может быть, удастся отсидеться.
На стене над полками с книгами был установлен большой экран, полицейский начальник привычно запугивал зрителей.
В вагоне метро трое пришлых пассажиров напали на местного жителя.
Повалили и били ногами.
Никто не остановил их. Одни зажмурились и заткнули уши, чтобы не знать и не видеть, другие выскочили из вагона на ближайшей остановке.
Рядом с экраном висела карта города.
Я различил внутренним, самым верным зрением.
На зеленой линии метро рядом со станцией сначала поблекла, потом почернела краска.
Другие происшествия в городе, не угомонился начальник.
Два автомобилиста не поделили дорогу, один с битой выскочил из машины, другой достал травматический пистолет.
Обоих  доставили в больницу.
Почернела улица, дороги и тротуары, дома в этом районе и жители.
И если  повесить карту мира, мысленно я увидел такую карту, кромешная тьма окутает большинство стран.
В том числе и наш страну.
Вместе со случайными соратниками я тоже принимал участие в этом очернении.
Когда вырвался из заколдованного круга, в мире не стало светлее.
Нашли других добровольцев.
Но если мы верили и надеялись, то нынешние давно отказались от устаревших понятий.
Еще не все умеют, но на все готовы.
И в одиночку мне не справиться.
Никому не справиться.
Не заметил, как пришел к заветному дому.
Памятник еще не установили, но с постамента стерли обличительные надписи.
Голуби раньше гадили на голову идола, но теперь, лишенные приметного ориентира, испражнялись на  прохожих.
Только мужик, что с бутылкой устроился  в скверике на скамейке, не обращал внимания на мелкие  неудобства.
Иногда лениво отмахивался.
Я тоже отмахнулся, и сгорбился, и ладонями прикрыл затылок.
Каторжный знак въелся еще глубже.
Два сросшихся ощипанных цыпленка.
Но больно клюются, отмахиваясь от них и одновременно прикрывая затылок, попытался одолеть крутые ступени.
Раньше защитники отталкивали штормовые лестницы и лили кипящий вар на голову врага, но женщина, если неправильно отвечу, могла ударить современным оружием.
- Нельзя так жить, - ответил ей.
Ракета застыла на стартовой площадке, оператор изготовился.
- Человеку не победить в одиночку, - ответил я.
Палец оператора потянулся к пусковой кнопке.
- Только вместе.
Одолел первый пролет.
Сапоги мои так грохотали по истертым ступеням, что жильцы насторожились. Одни попрятались по ваннам и уборным, другие нахлобучили на голову подушку.
- Вместе, может быть, удастся.
Второй пролет одолел с меньшими потерями. Уже не приходилось обеими руками переставлять каждую ногу. И не лопались сухожилия и напряженные мускулы.
- И наш город не затянет мраком.
Вроде бы выжили, и осторожно выползали из своих убежищ. Но исцарапали эмаль и вспороли подушки.
- Мы одолеем, - позвал женщину.
Черная волна нависла над островом.
Одному не удержать. Но если вместе подставим руки…
Разобрал ее воспаленное дыхание. За дверью, за черной волной, в другом мире.
- В нашем мире, - позвал ее.
Не палец оператора, но неуверенные ее руки.
- Мы  справимся? – спросил у женщины.
- Справимся. – Разобрал ее шепот.
Волна не накрыла, город не потонул во мраке, мир выстоял.
Дверь распахнулась.

…………….
Г.В. Ноябрь 2021.